Славянофилы. 
Философия. В 2 т. Т.1

Своеобразным направлением в русской философии явилось славянофильство, яркими представителями которого были Алексей Степанович Хомяков (1804—1860) и Иван Васильевич Киреевский (1806—1856), оказавшие значительное воздействие на развитие русской мысли. В центре их внимания находились судьбы России и ее роль в мировом историческом процессе. В самобытности исторического прошлого России славянофилы видели залог ее всечеловеческого призвания (они поставили ряд важных социально-политических и философско-исторических проблем, связанных с крестьянской общиной, ее прошлым и будущим), тем более что западная культура, по их мнению, уже завершила круг своего развития и клонится к упадку, что выражается в порожденном ею чувстве «обманутой надежды» и «безотрадной пустоты». По словам В. С. Соловьева, славянофилы, представляя всю западную историю как плод человеческого злодейства, имели в этом ложном представлении достаточное основание для негодования и вражды. Но ожесточенно нападать на заведомые следствия естественной необходимости — хуже, чем бить камень, о который споткнулся. В критике ранней буржуазной цивилизации славянофилами были усмотрены негативные, нарушающие внутренний душевный лад, деморализующие факторы человеческого бытия. Отсюда славянофилы развивали основанное на религиозных представлениях учение о человеке и обществе, проявившееся, например, в учении об иерархической структуре души и о ее «центральных силах» (Хомяков) или о «внутреннем средоточии духа» (Киреевский). Достижение целостности человека и связанное с этим обновление общественной жизни славянофилы усматривали в идее общины, духовной основой которой является русская православная церковь. Первоначало всего сущего, согласно Хомякову, — «волящий разум», или Бог. Исторический прогресс человечества связан с отысканием «духовного смысла». Сущность мира, или «волящий разум», может быть познана лишь своеобразным синтезом всех духовных функций человека, так называемой «разумной зрячестью» или «живознанием», исходным началом которых является «народная вера», религия. На этих религиозных взглядах славянофилами строилась концепция русского исторического процесса.

Историческое значение славянофильства в том, что оно стало выражением идеологии русского либерализма, игравшего активную роль в подготовке крестьянской реформы 1861 г. Отстаивая реформы «сверху», славянофилы объективно были выразителями перехода России от феодально-крепостнического строя к буржуазной монархии.

Западники

Западничество — направление русской общественной и философской мысли 1830—1850-х гг. Наиболее заметными представителями западничества были литературные критики, философствующие публицисты, общественные деятели — В. Г. Белинский (1811 — 1848), Н. Г. Чернышевский (1828−1889), Н. А. Добролюбов (1836−1864), Д. И. Писарев (1840−1868), А. И. Герцен (1812—1870). Западники прошли поучительную школу немецкой классической философии и французского Просвещения. После глубокого увлечения гегельянством русские философы, не без влияния Л. Фейербаха, повернулись к материализму, стремясь, однако, сохранить диалектический метод Г. Гегеля^[1]. Они полагали, что сознание есть свойство не всей, а лишь высокоорганизованной материи — мозга^[2]. Среди западников в философском отношении особо выделяются Герцен и Чернышевский.

Николай Гаврилович Чернышевский, испытавший сильное влияние воззрений Л. Фейербаха, уделял большое внимание антропологической философии, дополняя ее социальными, этическими и, что очень важно, экономическими аспектами: для человека очень существенны реальные условия его бытия. В области этики Чернышевский проповедовал знаменитую идею «разумного эгоизма», и поныне рождающую споры. В области эстетики (о чем он написал свой труд «Об эстетическом отношении к действительности») Чернышевский рассматривал художественное творчество и категории прекрасного. Согласно Чернышевскому, «прекрасное — это жизнь». Поэтизация самого факта жизни во всем ее разнообразии — существенный аспект в философских воззрениях мыслителя. Чернышевский жестоко пострадал на каторге за свои политические убеждения и выступления.

Александр Иванович Герцен в своем мировоззрении прошел сложный и внутренне противоречивый путь. Общефилософские проблемы, занимавшие интересы Герцена, — это единство бытия и мышления, жизни и идеала, поиски метода, в котором гармонично сочетались бы эмпирический и рациональный приемы человеческого ума. Он стремился обосновать закономерность движения человечества по пути к свободному от антагонизмов обществу. По Герцену, грядущий мир есть царство разума, он как бы подытожит и воплотит разумные начала всей предшествующей истории: реалистическое преклонение перед природой и принципы суверенности личности, свободы духа, развитые в первоначальном христианстве. Он ратовал за снятие крайностей материализма и идеализма. В молодости он был глубоко верующим, впоследствии разделял идеи атеизма, говоря точнее, находился в поисках и колебаниях в этом вопросе. Герцен уделил особое внимание взаимоотношению личности и общества; он критиковал как буржуазный индивидуализм, так и уравнительные коммунистические утопии. Размышляя над проблемой свободы и необходимости, он стремился избежать крайностей и фатализма, и волюнтаризма, пытался осмыслить историю как «свободное и необходимое дело», развивал идею единства среды и личности, исторических обстоятельств и человеческой воли.

В области философии истории в фокусе его внимания была проблема сущности социальных законов, которые осмысливались как переплетение стихийного хода истории, т. е. бессознательного начала в историческом потоке, и сознательной деятельности индивидов и общества в целом в виде развития научного знания.

Последним словом социально-философских воззрений Герцена явились письма к М. А. Бакунину, направленные против крайностей его революционной теории. По мнению Герцена, для социального созидания необходимы «идеи построяющие», нужна сила, нужно народное сознание. «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри»^[3].

По мнению С. И. Булгакова, все сознаваемые страдания Герцена имели источником позитивизм и атеизм. Но при всех своих позитивно-атеистических воззрениях, Герцен был постоянно занят вопросами религиозного сознания: о смысле жизни, истории и т. д. карамазовскими вопросами. Но, как и Карамазову, Герцену суждено было испытать не радость положительного разрешения этих великих и страшных вопросов, а горечь сознания их неразрешимости. Он искал и не нашел; однако истинная религиозность состоит именно в искании. С всепобеждающей силой внутреннего переживания значение религии на русской почве было показано Ф. М. Достоевским, а позднее В. С. Соловьевым с помощью логической аргументации, опирающейся на философию идеализма. Поэтому можно сказать, что Герцен, хотя и кружным путем, более отрицательным, чем положительным, ведет к… Достоевскому и Соловьеву. В нем дорог нам не только народный трибун, герой освободительной борьбы, но и один из провозвестников грядущего религиозного возрождения^[4]. Отношение к христианству у Герцена было противоречиво-поисковым. К Евангелию он всегда сохранял необычайно теплое чувство^[5].

Влияние его личности на движение русской интеллигенции сказывалось десятки лет.

• [1] Считая Фейербаха «отцом новой философии», Чернышевский высоко ставил философию Гегеля за раскрытие им тех «общих форм, по которым двигался процесс развития». Необходимость сочетания диалектики Гегеля и материализма Фейербаха была, таким образом, осознана в русской философии еще до всякого влияния на нее со стороны марксизма.
• [2] Выдающаяся роль в исследовании функций мозга принадлежит русскому физиологу И. М. Сеченову (1829—1905), на труды которого опирался, в частности, Н. Г. Чернышевский.
• [3] Герцен, А. И. Собрание сочинений. — М. 1960. — Т. 20. — Кн. 2. — С. 590. См. также: Володин, А. И. Герцен. — М., 1970.
• [4] См.: Булгаков, С. Я. Сочинения: в 2 т. — М., 1993. — Т. 2. — С. 117; 130.
• [5] Герцен писал: «Евангелие я читал много и с любовью, по-славянски и в лютеранском переводе. Я читал без всякого руководства, не все понимал, но чувствовал искреннее и глубокое уважение к читаемому. В первой молодости я часто увлекался волюнтаризмом, любил иронию и насмешку, но не помню, чтоб когда-нибудь я взял в руки Евангелие с холодным чувством, это меня проводило через всю жизнь: во все возрасты, при разных событиях я возвращался к чтению Евангелия, и всякий раз его содержание низводило мир и кротость на душу» (см.: Герцен, А. Я. Собр. соч. — Т. VI. — С. 59; см. также: Булгаков, С. Я. Избранные статьи. — М., 1993. — Т. 2. — С. 97). Приведу еще одно признание Герцена. Своей будущей жене Наталье Захарьиной он писал из ссылки: «Нет, в груди горит вера, сильная, живая. Есть Провидение. Я читаю с восторгом Четьи Минеи — вот где божественные примеры» (см.: Герцен А. И. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. — М. 1993. — Т. 4. — С. 44).