Идеал в социально-историческом творчестве

Актуальность исследования. Соответствие понятия реальности есть истина. Соответствие реальности понятию есть идеал. Искусство развертывает идеал высотой, глубиной, изяществом. Наука — демонстративностью, достоверностью, обоснованностью. Стимуляция поведения, исканий в искусстве, науке — самовозвышение на базе приобщения к истинному, художественному, очистительному.

Рефлектируя чистый и практический разум, классическая философия от античности до Просвещения выстраивалась как «первая философия» — содержательная проработка идеалов, инициирующая их производство в жизни и искусстве. Просвещение подвело под этим черту, перешло на платформу «последней философии» — философии обмирщения, объективации идеалов. Осмыслить характер подобного сдвига пыталась немецкая философская классика, восстановившая традиционную схему примата «первой философии»: мир, жизнь являются ее воплощениями — воплощениями практического разума в форме свободы.

Отсутствие технологии задания потребного бытия в наличном, однако, подорвало значимость этой линии. Последующая фронтальная критика и преодоление немецкой классической философской точки зрения реставрировали просвещенческую методологию «идеальной терапии» существования. Реставрация новыми гранями высветила просвещенческий символизм, который, не рассматриваясь более в качестве особого типа интеллектуального (идеального) осуществления, превратился в штюрмерство, стал альфой и омегой политического практицизма, опорой «бури и натиска».

Человек — делатель мира, — такое в активистской парадигме спрягается с индивидом — садовником космои социогенеза, организатором коллективной судьбы. В подобной плоскости об артистизме как руководящем жизнеобеспечении размышляют создатели энигматических идеалов существования.

— Н. Федоров: «Наша жизнь есть акт эстетического творчества»;

— Ф. Сологуб, Вяч. Иванов, Евреинов: идея театрализации мира;

Скрябин: идея игрового мироотношения;

Гастев: идея перспективного достижения сверхколлективизма, превращающего человечество в невиданный социальный автомат;

Троцкий: идея революционно-бытового порядка борьбы за организацию нового контингентированного (ср. с бабувизмом) общества.

Одно дело трансформировать себя, другое — общество. Одно связано с согласованием идеалов с жизнью, другое — с согласованием жизни с идеалами. Одно нацелено на внутренний рост, другое — на миссионерскую деформацию.

Отдавая себе в этом отчет, Чаадаев заявляет приоритетность эстетической стороны миротворчества: «мысль разрушила бы нашу историю, кистью одной ее можно создать».1 Ему вторит Бакунин, выдавая индульгенцию на социально-историческую импровизацию: «Сравнивая народы, творящие собственную историю, с художниками, мы могли бы спросить: разве великие поэты ждали какого-нибудь открытия наукой законов поэтического творчества для создания своих шедевров».2 Метод полета мечты в искусстве навевает мотив исторической режиссуры: трактовку истории в качестве театрально-фарсового сочинительства.

Доктрина артистизма в истории вызывает самые решительные возражения. Озаботимся: чем руководствуется художник в создании шедевров? Чувством меры, гармонии, такта, пропорциональности, законами красоты, императивами высокого, глубокого, духоподъемного. Даже если последние в чем-то не соблюдены, при всех возможных издержках социальный эффект этого ввиду «отрешенного», недеятельиостного характера духовного производства мизерный.

Иная схема ситуации в случае истории, социума. Подрыв чувства меры, «пропорциональности», осмотрительности, склонность к импульсу, импрови.

1 Чаадаев П. Я. Статьи и письма. Л., 1989. С. 268.

•" У Бакунин М. А. Философия, социология, политика. М., 1989. С. 51. зации в действии чреваты насилием, истреблением, разрушением. От эстетического творчества тут можно прийти к боевому порядку трудовых армий и практике организации ревзаповедников.

Отчего так? От возможного разрыва эстетического с этическим, док-тринального с экзистенциальным в конструировании мира. Подобный разрыв уже трудно терпим в сфере духовного опыта, где вводятся ограничения, запреты на свободу «создания шедевров» (отповедь проповеди недостойного) — тем более нетерпим в сфере опыта социально-исторического.

Жизнь не рассчитана на вдохновенные, но гуманитарно не обсчитанные импровизации. Ей противопоказан резкий, суровый тон Златоуста. Но это и демонстрирует, что социально-историческое устроение не может направляться внепрагматичными идеальными принципами. К социально-политическому давно пора относиться не как к сакральному, а как к техническому ресурсу, нацеленному на достижение баланса интересов.

Содержание исторического процесса — не только лишь утверждение разума (ср. с гегелевским панлогизмом) — оно есть «самотворчество человека в мире». Последнее лишний раз следует подчеркнуть перед лицом бюрократизма и сциентизма, никогда не бывшими подлинной устроительной культурой.

Степень научно-теоретической разработанности проблемы. Платформа гуманитарно ориентированного устроения социальности противопоставляется многообразным вариациям, человеко-выхолощенных толкований общественно-исторического творчества: от фатализма, финализма, физика-лизма до панлогизма и волюнтаризма. Содержательное ядро рассуждений образуют выверенные установки.

— Толстого: «Если допускать, что жизнь человеческая может управляться разумом, то уничтожится возможность жизни"-3.

— Вебера: «.возрастающая интеллектуализация и рационализация не.

3 Толстой Л. Н. Цит. Соч. Т. 7. С. 250. означает роста знаний о жизненных условиях, в каких приходится существовать"-4.

— Гуссерля: «В нашей жизненной нужде. науке нечего нам сказать. Она. принципиально исключает те вопросы, которые являются жгучими для обесцененных людей в наше бездушное время судьбоносных переворотов: вопросы о смысле или бессмысленности всего нашего человеческого бытия. Только они касаются людей как свободно себя определяющих в своих отношениях к человеческому и вне человеческому миру, как свободных в своих возможностях. формировать себя и свой окружающий мир».3.

Автор разделяет творческое ядро представителей экзистенциализма, философии жизни, персонализма в том отношении, что кризис рациональной науки применительно к современности — не в самой по себе научности, а в гиперболизации значения науки для жизни. Со времен Коперника, Галилея, Декарта утвердилась монополия физикалистского, объективистского взгляда на природу вещей как соподчиненного действительности мира формул. Усиленный обильной риторикой Просвещения взгляд этот обрел плоть мощнейшей, влиятельнейшей инстуционально-бюрократической, социотехнической парадигмы production of order. Преобразования через манипуляцию, технологическую фабрикацию стали нормой социальной практики вплоть до выведения абсолютно конформного «нового человека» — идеального элемента идеально организованного общества.

От фиктивных жизневыхолощенных конструктов к идеальному «организованному» обществу, — таков закономерный путь от символического универсума ученых к «рациональному» универсуму политиков. В силу чего? В силу незнания, непонимания, игнорирования подчиненности науки, политики жизни.

Весьма вдохновляющие идеи относительно сказанного, которые актив.

4 Вебер М. Цит.Соч. С. 713.

5 Husserl Е. Husserliana 1950;19. Bcl.I. S. 4−5. но используются в работе, — в наследии Ж-П. Сартра, Б. Мондина, М. Хайдеггера, Г. Марселя, Э.Фромма. В ряду современных отечественных специалистов, разработки которых повлияли на содержательную трактовку предметной сферы, — А. Ахиезер, В. Ильин, Э. Ильенков, А. Панарин.

Гипотеза исследования. Автор руководствуется положением об относительной независимости логики жизнеустроения, непосредственно сферой идеальных моделей не оформляемой.

Объект исследования — регулятивная компонента социально-исторической деятельности.

Предмет исследования — ценностные (идеальные) детерминации социально-исторического творчества.

Цель и задачи исследования

Цель работы — подвергнуть рефлексии реальную роль идеалов в опыте социально-исторического устроительства.

Реализации поставленной цели способствовало решение множества системных задач:

— уточнить природу социального идеала;

— выявить ценностные основания социально-исторических действий;

— оценить роль исторического опыта в практических социально-устроительных технологиях.

Методологическая, концептуальная основа поиска детерминировалась особенностями предметно-тематической сферы, структурой исследования. Непосредственным эвристическим фундаментом освоения материала выступали принципиальные регулятивы историчности, объективности, конкретности, всесторонности рассмотрения, недопущения актуализма и презен-тизма. В работе использовались общенаучные методы анализа, синтеза, обобщения, индукции, дедукции, сравнения.

Теоретический остов изыскания составили труды отечественных и зарубежных авторов о сущности идеальной сферы в ее функции детерминации прогресса человеческой истории.

Достоверность исследования обеспечена соответствием избранной методологии целям и задачам работы, надлежащим логическим обоснованием полученных результатов, их опытным удостоверением.

Информационной базой диссертации послужили тексты классиков социальной философии, историологии, гносеологии, военной, гражданской истории.

Положения, выносимые на защиту.

1. Идеал самоценен постановкойрасполагается в плоскости не идеологии «прямого действия», а идеологии будирования.

2. Недооценка регулятивной природы идеала, некритическая его непосредственная онтологизация порождают опасную платформу социои техно-морфизма.

3. Отлаженность институциональных структур государства обусловливается их способностью не нарушать естественного жизнетока обмирщением скоропалительных реформаторских логиков, инициатив.

Научная новизна исследования состоит в следующих полученных автором результатах.

1. Уточнена природа социального идеала. Человек как существо самоутверждающееся вопрошает не о том, что есть, а о том, что может быть. По этой причине способом полагания бытия выступает преследование целей. Будучи «пограничным понятием» (Наторп), цель.

— концентрирует образы потребного, чаемого, вожделенного;

— играет роль регулятивного принципа;

— выражает требования безусловного;

— сообщает значимое априори содержанию деятельности.

Человекоразмерность сущего достигается инкорпорацией целей, заимствуемых не из телеологии (Лейбниц), а из жизни. Предельной питательной средой целей, смыслов, значимостей для человека выступает жизнь — мир ЬеЬепБхуек.

Генетически ценности отвлечены от целей. Операционально постановка, преследование целей осуществляется по ценностям. В силу своеобразного оборачивания складывается чувствительная органическая система «универсальных начал, объединяющих мысль и жизнь человечества» (В.Соловьев). Цели в блоке с ценностями организуют поведение, сообщая ему генеральные интенции, «связывая» свободу, предопределяя движение на достижитель-ность с позиций идеалологичности.

Бытие и мышление не тождественны. Должное и сущее не совпадают. Преодоление разобщенности одного и другого происходит в реальном преображении мира в актах позитивного жизнетворчества.

Ценности (идеалы) вторгаются не извне. Через мотивацию, стимуляцию, инициацию поведения, генерацию превентивных образов, антиципирующих схем — изнутри — они регулируют созидание сущего.

2. Выявлены ценностные основания социально исторических действий. Подразделяя базисные структуры социально-исторических действий на объективные (условия, тенденции) и субъективные (характер, стиль), автор предлагает своеобразную аксиометрию преобразовательного опыта. Основные функции аксиометрии — конституировать отношение предпочтения, вводить ранги удовлетворительности посредством развертывания преференциальных шкал, налаживающих ориентационно-поисковые акты, акты «принятия — отвержения».

Базовыми качественными показателями преференциальных шкал являются ценности, роль которых играют деонтологические предложения.

Базовыми количественными показателями преференциальных шкал являются величины, учитывающие множества людей, совершающих свободные и принудительные действия.

При наложении соответствующих рассчитываемых по данным формулам величин на показатели структурной гармонии и дисгармонии социальных систем, фундируемых числовой пропорциональностью общественных связей, возникает крайне испирирующая модель социально-исторических оп-тимумов (универсалий). В который раз убеждаешься, что ценности (в регуляризации обмена деятельностью) становятся действенными регулятивами весьма продолжительных, ответственных периодов человеческого самоутверждения.

3. Оценена роль исторического опыта в практических социально-устроительных технологиях. На фоне значительного эмпирического материала демонстрируется: российская идентичность и способы ее воспроизведения в проведении и отстаивании национальных интересов конституируются не панславизмом, не православием, не либерализмом, не консерватизмом, а государственностью, обеспечивающей фактическое выражение русской идеи как программы странового величия России.

Реальная геополитическая роль России в мировом сообществе неотделима от ее самодостаточности, самостоятельно-независимого положения, подкрепляемого силой. Цивилизационный колосс Россия не может быть ни поглощена, ни интегрирована в какую-либо национально-региональную структуру. Она — неотъемлемая, но автономная составляющая мирового сообщества.

Противостоять этническому сепаратизму, национализму, изоляционизму, стимулируя интеграционный процесс, государственность выступает гарантом целостности, внутренней устойчивости России. Россия — надэтниче-ское образование, опекающее менее продвинутые в цивилизационном плане малочисленные народы. Окраинные, рассыпанные по российской периферии этносы, национальные группы социально неконкурентоспособны. Последнее подтверждает исторический и современный опыт, высвечивающий тот примечательный факт, что всякое ослабление связей с Россией национальных окраин влечет их неминуемую деградацию (падение уровня жизни, вырождение культуры, самоистребление).

Переход от индустриализма к экологизму (природовосстановительный фазис производительной деятельности), немыслимый без усиления центрального планирования, ужесточения контроля над использованием ресурсов, ограничения рыночной саморегуляции (консервация угодий, запасов), налаживания природоохранительных мер, зиждется на активизации трезвых механизмов государственности.

Вынося расовое, этническое, конфессиональное за скобки и требуя самоопределения не по национальному, но по патриотическому признаку, государственность сплачивает. Примат идеи гражданства над идеей национальности — это то, что нам нужно. В условиях демонтажа имперских структур, демпфирующих эгоистически-этническое, во избежание этноцентризма, этнофобии (дискриминация национальных меньшинств, сепаратно-националистическая консолидация, межнациональные конфликты, монополизация этническими кланами кластеров народного хозяйства), противопоставления русских нерусским, достичь политической сбалансированности, социальной стабильности, противостоять националистически дезорганизующей автаркии способна лишь ответственная государственность. Не древнеязыче-ская абсолютистская, которая по Н. Бердяеву, перекочевала в Россию из второго Рима и тут развернулась с небывалой для новых времен силой, а народно-демократическая.

Всегда в нашей истории государство было всем. Абсолютистское, этатистское, отвлеченное, самодавлеющее начало отравляло кровь русского народа — все оказывалось дозволенным во имя государственного величия Рос-си, именно государственного, а не духовно-национальногонарод приносился в жертву империализму. Государство же должно быть надежно ограниченным, не абсолютным — частичным. Задача здравой дальновидной государственности — макрорегулирование с поощрением инициативы на микроуровне. Печальные гипертрофии российской государственности — унитаризм, бюрократизм, отмирание гражданских структур.

Преодоление этих гипертрофий — в обмирщении, огражданствлении государства, предполагающем новый регламент устроения жизни на базе.

— федерализма: властно-вертикальный тип связей с признанием за территориями — населенными людьми пространствами — права представительства разных способов производства и шире, больше, глубже — способов человеческой жизнедеятельности, которую недопустимо силой или ненасильственно сводить к единому основанию;

— юридизма: правовые гарантии достойного, либерально организованного существования.

В этом — залог поддержания мира в пределах Евразийского экзистенциального пространства, платформа заинтересованного межрегионального и межличностного взаимодействия без ложной дилеммы «империя — демократия».

Демистифицировать государство — означает лишить его инженерных функций: обслуживания целого безотносительно к личности. Мир покидает эпоху этатизма, показателем чего является выстраданное Россией убеждение, что не может быть суверенитета государства в отношении народной, человеческой идеи.

Теоретическая значимость работы заключается во всесторонней проработке сущности идеальной сферы в ее целеориентирующей функции относительно практико-преобразующей, социально устроительной деятельности. Анализ предпосылок, ценностных слагаемых общественно-исторического созидания важен выработкой адекватного взгляда на природу формирования человекоразмерной среды обитания.

Практическая значимость работы. Применение предложенных автором моделей, соображений, обобщений позволяет оптимизировать организацию управленческой деятельности. Результаты анализа могут найти использование в преподавании — подготовке, чтении специальных и общих курсов по социальной философии, политологии, теории управления.

Апробация работы. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры философии МГУПИ. Основные положения диссертации излагались научных конференциях, симпозиумах:

Результаты исследования нашли отражение в публикациях автора в центральной печати.

Структура и объем работы. Структура диссертации обусловлена целями, задачами, принятым способом исследования. Работа состоит из введения, 3 глав, заключения, списка использованных источников.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Некогда Колмогоров обосновывал необходимость двух курсов математики: строгого, нереалистичного, выполненного в языке интуиционизма, и нестрогого, реалистичного, выполненного в традиционном теоретико-множественном языке работающих математиков. В одном воплощается идеал, в другом — опыт. Возвращаясь к нашим баранам, логично констатировать, что на мельницу адекватного вершения истории льет воду ориентация на «жизнь», а не на «идеал жизни».

Стратегия «жизнь» своим идейным подспудьем имеет экзистенциально выверенную философию «моментализма», в качестве непреходящего, самоценного поднимающего на щит полноту, глубину, ненарушимость переживаемого мгновения. Моменталистский мир со стержнем «каждое поколение, каждый человек — цель сами для себя» (Герцен) — позитивен, ввиду чего крайне инертен. Стратегия «идеал жизни» не укоренена в жизнь, покидая реальность, преодолевает ее романтической экстраполяцией, мечтой. Напомним, что в поэтическом — вымышленном, мифическом — мире лица, ввиду своей бессмысленности, духовной тривиальности из идеальности выпадающие, попросту удаляются с авансцены. Таков, к слову сказать, несчастный Берлиоз, подлежащий беспощадной элиминации. (Заметьте: детоубийце Фриде даруют прощение, Берлиозу же — нет). Отталкивающая нелицеприятность конкретных моментов устраняется в мысли простым вытеснением. В жизни также есть место подобному вытеснению в случае, когда, говоря слогом Пастернака, «ампир царствований» оборачивается «вампиром революций». Превращение падких на перекройку действительности по идеалу неуемных властителей в отвратительных бандерлогов — хорошо известный эмпирический факт, обостряет проблему статуса идеала в жизни.

Откуда тенденция навязать мечту, заставить жить по идеалу? Скорее всего, имея корни антропогенетические (эффект подражания), она связана со стремлением выработать в ином желательное. Не в себе (что мучительно трудно), а в подобном себе воплотить совершенное — исправить природу в сознательном ее творчестве. Исправить природу посредством подгонки реалий под идеал безболезненно — такое доступно искусству. Что такое искусство? — вопрошает Кинэ: «Задумайтесь над содержанием этого слова. Среди всех обитателей Земли я встречаю одного человека, который сам создает скульптурные образы существ, поражающих его взор. Странное дело, эти образы не простая репродукция существующих форм. Он добавляет, он отнимает, он исправляет то, что есть. Как! Разве природа не кажется ему завершенной? Разве он задумал нечто высшее? Радость, безумие, гений, какое имя дам я этому побуждению? Переделывать самые законченные создания! Не хочет ли он продолжить труд природы? Да, это именно то, чего он хочет. Человек в нетерпении войти в будущее. Он заранее овладевает им в искусстве».

В искусстве. А в жизни? Перекройка природы в искусстве уместна, респектабельна, ибо не насильна. Перекройка природы в жизни преступна, множит экологические, экономические, социальные катастрофы. Прометеева устроительная гордыня несостоятельна в двух отношениях. В отношении вседозволенности: человек не бог. И в отношении рациональности: жизньявление, к рациональному несводимое. Задача искусства — конструировать реальность по идеалу. Если такую задачу вменить политике, возникает производство умышленных, нарочитых форм, несопряженных с реальностью в принципе. От богатства привнесенного в реальность содержания значительность искусства возрастает, политики — убывает. Креативизм в искусстве равноценен проявлению существа творческого как универсально-целостного, свободного. Креативизм в политике равноценен проявлению односторонности, зависимости существа некомпетентного, в жизни несведущего. Игра сил в своей собственной власти без рифмовки с событиями допустима в образной, понятийной сфере, но не в сфере жизненно-практической. События не сковывают искусства (свобода здесь реализуется непосредственно как способность самочинно давать начало событиям) и сковывают политику, решающую, как от идеи (идеалов) переходить к событиям.

Искусство не требует почитать свои творения за действительность: элемент условности, иллюзорности в них предзакладывается. В политике все творения действительности реальныимеющаяся условность подлежит экспертизе фронтальной. «Тоска по идеалу» в искусстве удовлетворяется прямо.

— актами творчествав политике косвенно — через логику жизни.

Искусство использует возможности, политика — действительности. Свободе, игре, фантазии искусства противостоит в политике сбалансированность, обстоятельность, осмотрительность.

Сопоставительные ряды оттеняют особенности творческих процедур в поэтической и политической сферах. Высшая смелость человека — смелость дерзания под водительством ума творческого. Но как разнится созидание в рассматриваемых случаях. В искусстве — изобретение, в политике — приобретение. Мир искусства — мир образов, мир политики — вещный, материальный мир. Средство искусства — исповедь, самообнажение, средство политикисдержанность. Почва искусства — личный опыт, претендующий на обобщение. Почва политики — коллективный опыт, ставший уделом лица. Искусство.

— царство «прекрасной видимости» (Шиллер). Политика — царство «неприглядной реальности». Механизм искусства — побудительность мечты. Механизм политики — цензура побудительного порыва.

Что подразумевал Блок, наделяя художника знанием жизни? Скорее всего сам дух творчества, высвечивающий полноту бытия в муках искания. Поэт знает высшую реальность по полету души, наитию. Такого рода знание ценно, однако не эффективно для вершения истории, фактического творения жизни. Парадиз творчества, вдохновение обусловливает прорыв к высокому, но этот прорыв возможно реализовать через жизнь — всесторонностью, глубиной постижения тока жизни. В этом случае поэтические модели «начал» и «концов» заменяются политическими моделями «ада» и «рая». Ад и райоппозиции, в границах которых свершается жизнь. Суть в том, что, преследуя частные цели, субъект истории формирует общие смыслы того, как, избегая ада, попасть в рай. В переносном и очень даже прямом значении слова.

От великого до смешного — один шаг. Как же не оступиться? Чем выверять деятельность? Не поэтическим, а кристаллизуемым жизнью политическим идеалом. Логика устроения жизни, отметая запах «гари, железа и крови» (Блок), самолично отлагает инвариантное, которое в качестве должного в дальнейшем детерминирует сущее. Социальные явления двойственны — натуральны и ценностны. Доказавшие мирскую натуральную состоятельность ценности в последующем приобретают статус императивов. В императиве важна гарантийность, жизнеутвержденность. Исторический процесс только потому прогресс, что подчинен гуманитарно оправданному императивному, обеспечивающему жизнь при общедоступности удобств жизни.

Идеал самоценен постановкой. Он располагается в плоскости не идеологии прямого действия, а идеологии будирования. «В то, что есть, не нужно верить, но то, во что верят, должно быть», — говорит Гегель. Что значит «должно»? Как именно? Наш ответ — не через действие, а его инициацию.

Как действовать от имени идеала — неведомо. Сверхзадача — ставить и ставить вопрос, побуждать. Нужно адресоваться к нему каждый день, каждый час, каждое мгновение. Нужно, чтобы он не давал покоя. Тогда мечта сбудется, намеченное достигнется. Иначе — не живопись, а «фабрикация украшений», не труд любви и правды, а практика исторических коновалов.

Непонимание регулятивной природы идеала, некритическая его онто-логизация породили чудовищную культуру горячечного социального трансформизма. Один и тот же удар по одному и тому же ранимому месту — удар по естественному самотеку народной жизни, — вот, что дала культура неуемного преобразовательства.

Теория объясняет, социально-историческое действие творит реальность. По сути своей оно есть борьба не за правду, а за упрочение. В этом обоюдоострость социального действия, задачи, призвание которого в практике представлены двумя линиями. Первая: молчаливое признание, что нельзя делать историю без любви к ближнему. Глас народа — глас божий. Главное в действии — сохранять, поддерживать, обеспечивать естественный тип вершения истории, воспроизводства жизни. Смотря на вещи слишком пристально, как Гораций в «Гамлете», политика обмирщает лишь тот курс, который санкционирует народ. Отсюда ставка на легитимацию, отсутствие которой сродни диктатуре. Когда из структуры бытия следует тлетворная политическая монополия? При подрыве демократии, когда обстоятельства способствуют, чтобы культура правителя сузилась до бесконечно малого, он мог превратиться в точку и заявить, что это есть его и единственно верная точка зрения. В такой ситуации смещаются понятия допустимых масштабов, границ целенаправленного воздействия на общество в особенности жесткими социальными технологиями, практикуется предвзятое (из априорных идеалов) тира-нотворчество. Логическое создание упрощенного типа человечества: усилия подвести под этот тип живого человекавмешательство правительственной власти во все отрасли общественных предприятийстеснение труда, торговли, пользования собственностьюналожение пут на семью и воспитание, на верования, нравы и обычаи, на самое чувствопринесение отдельной личности в жертву общине, всемогуществу государственной власти — именно в этом и состоит существо социальной диктатуры.247.

Вторая линия единит дизайнеров политического шока, усматривающих в народе не более, чем сборище периэков. «Где народ, должен быть стон» -кредо перешедших рубеж допустимого политиканов. Зловещ лозунг «нравст.

•>48 венно все, что служит коммунизму"." Проводя его в жизнь, не останавливались ни перед какой кровью.

Чем навеян небезобидный предрассудок дозволенности утверждать на массах политическую исключительность? Истоки понятия возможности, допустимости всемерно править обществом, культурой, жизнью — в механистической картине мира, использующей метафору «социум — заводимые часы с человеком-винтиком». Комплекс конструируемое&tradeреальности утверждался.

7 лн См.: Тэн И. Социализм как правительство. — Спб., 1884. С. 7. 248 См.: Ленин В. И. Поли. Собр. соч. Т.41. С. 311. в европейском духе при переходе от качественной космософии средневековья (идея несокрушимой общественной иерархии) к выпестованному Ренессансом взгляду на мир как полю приложения деятельности, предмету собственного творения. Согласно такой парадигме всякий фрагмент мира — объект для обсчета, производя который можно содержательно его исчерпать, знать о нем все желательное. «Измерить все, что измеримо, и сделать измеримым все, что неизмеримо», — на уровне методологической рефлексии итожил Галилей, придавая квантитативизму императивный статут. До Галилея, чисто эмпирически, в практике государственного строительства схожие идеологе-мы проводил Макиавелли, втискивавший державный опыт в узкую колею голого, строгого расчета. Рычаг социального созидания вычисление. Такой тактики держались вышедшие из механицистко-техницистского концептуализма авангарда Гитлер и Розенбергматериализующий инструментальный способ модернизации России через форсмажорную индустриализацию за счет крестьянства Сталинпроектировавшие по сакрализованным текстам коммунистическое общество в одной отдельно взятой отсталой стране маоисты и полпотовцы и прочие социальные инженеры.

Обществом должно не править, а управлять, на локальном уровне полагаясь на самоорганизацию, на страновом, региональном и глобальном уровнях — на действие циклов и мегатенденций (понимание истории — понимание ее ритмов).