Макроэкономика XXI в.: смена научной парадигмы

В настоящее время альтернативой мейнстриму выступает разнообразный спектр экономических школ. А. Либман сводит их в две группы неортодоксии^[1].

Первую составляют направления, общей чертой которых является требование интеграции экономики с другими социальными науками, исследования предмета и метода экономической науки во взаимосвязи с другими науками, «социального конструирования» экономической реальности, исторической и национальной специфики, роли факторов культуры для человеческого поведения. К данной группе относятся, например, старый институционализм, теория экономических порядков, теория регуляции, социальная экономика, критическая политэкономия, экономика соглашений (постмодернизм в экономике).

Вторую группу неортодоксальных направлений формируют подходы, связанные с интеграцией социальных и естественных наук. К ним можно причислить эволюционную экономику, экологическую экономику, биоэкономику, поведенческую экономику и эконофизику. В принципе первые попытки интеграции в данном направлении наблюдались еще в конце XIX в., а некоторые естественно-научные концепции (скажем, теория эволюции) в реальности сформировались в социальных науках. Однако за последние десятилетия наблюдается бурный рост числа исследований в рамках данных направлений.

Информационная парадигма как основа современной макроэкономики (Дж. Стиглиц)

В преамбуле своей нобелевской речи Джозеф Стиглиц отмечает, что «информационная экономика представляет собой фундаментальное изменение парадигмы, господствующей в экономической науке»^[2]. Утверждение о том, что действия конкурентного рынка обеспечивают оптимальное распределение ресурсов, подвергается им суровому критическому разбору с позиций новой информационной парадигмы, т. е. учения об асимметрии информации для разных агентов рынка.

В книге «Ревущие девяностые» (2003) критика «рыночного фундаментализма» ведется Дж. Стиглицем на материалах так называемой новой экономики, основанной на новейших информационных и телекоммуникационных технологиях. В ведущих капиталистических странах, и прежде всего — в США, в 1990;е гг. имел место экономический бум, коренящийся в стремительном развитии высокотехнологичных отраслей. Бум сопровождался бурным ростом производительности труда и национального дохода, массовым созданием высокооплачиваемых рабочих мест, образованием новых деловых организаций и т. д. Однако новая экономика принесла с собой и новые острые проблемы. Главнейшая из них, по мнению Дж. Стиглица, заключается в асимметрии информации. В головокружительном мире мгновенных, массовых, многочисленных и многомиллиардных сделок преимущество в обладании информационными потоками приносит неслыханные прежде прибыли. Отсюда уже известные тенденции к сокрытию информации, социальные перекосы, в результате которых большая часть выигрыша от новой экономики притекает в руки сверхбогачей.

Для Стиглица за темой асимметрии информации встает и более общая тема — асимметрия собственности и экономической власти^[3].

По мнению Дж. Стиглица, всех этих отрицательных явлений можно было избежать, если бы круги, ответственные за экономическую политику, осторожнее подходили к практике дерегулирования экономики, которая не ослабляет, а существенно усиливает информационную асимметрию, а вслед за ней и общее социальное неравенство. В самом деле, ведь «…несовершенная информация дает некоторым людям возможность действовать способами, позволяющими наживаться за счет других, причем за счет именно тех лиц, которых они призваны обслуживать». Как свидетельствует опыт США 1990;х гг., дерегулирование авиационных перевозок, сферы телекоммуникационных услуг и особенно энергоснабжения способно привести к негативным результатам. Свидетельством тому стал Калифорнийский энергетический кризис, когда локальные монополии добивались семикратного роста тарифов на электроэнергию. Это вызвало серьезные перебои в ее подаче, многократный (до 47 млрд долл.) рост долга штата Калифорния — одного из богатейших регионов США. В итоге дерегулирование было отменено.

Нобелевская лекция Дж. Стиглица весьма обширна и содержит изложение множества проблем. Но главной он считает проблему безработицы. «Из всех провалов рынка, — пишет Дж. Стиглиц, — самыми серьезными являются длительные периоды недоиспользования ресурсов — в особенности человеческих ресурсов»^[4]. Дж. Стиглиц подчеркивает, что господствовавшая ранее неоклассическая парадигма рассматривала безработицу «как явление, в основном отражающее вмешательство в свободное функционирование рыночного механизма… Откуда напрашивался очевидный вывод: безработица будет ликвидирована, если сделать рынки более гибкими, т. е. устранить вмешательство государства и профсоюзов. С этой точки зрения, даже если заработная плата упала во время Великой депрессии на одну треть, ей следовало бы упасть еще ниже»^[5]. Современный высокоразвитый капитализм утратил возможность нажима на занятую рабочую силу путем снижения зарплаты.

С теоретических позиций о «провалах рынка» подходит Дж. Стиглиц к интерпретации современных международных экономических проблем, проблем стран с переходной экономикой. Сам этот переход от плана к рынку, или, как пишет он сам, — от коммунизма к рыночной экономике — Дж. Стиглиц оценивает как «провал» в России на фоне «успеха» в Китае^[6]. И все это потому, что ошибочной оказалась сама концепция Вашингтонского консенсуса, лежащая в основе предложений МВФ и Министерства торговли США. Дж. Стиглиц характеризует ее как «примитивную», замешанную на «грубом индивидуализме» консервативную идеологию, противоречащую большому числу эмпирических фактов и принимаемую исключительно на веру. По его мнению, рыночный фундаментализм «мог бы считаться обоснованным, если бы имели место совершенная информация, совершенная конкуренция, полный набор рынков и т. д.». Но подобных условий нигде не существует; они «не выполняются даже в наиболее передовых странах»^[7].

По всем этим причинам Дж. Стиглиц рекомендует изменить курс экономической политики. Не будучи сторонником социалистических идей, он причисляет себя к тем экономистам, «кому государство видится играющим важную, хотя и ограниченную роль, корректирующую провалы и ограниченность рынка, и обеспечивающим социальную справедливость». Вместе с тем Дж. Стиглиц осознает, что «в центре успехов американской экономики находится рыночный механизм»^[5]. Видение «демократического идеализма» Дж. Стиглица находится посредине, между концепцией государства, играющего доминирующую роль в экономике, и противоположными взглядами, отрицающими всякую пользу от государственного вмешательства. Дж. Стиглиц подчеркивает, что его проект «Демократического идеализма» исходит из наличия «законных областей» для государственной деятельности — от образования и содействия техническому прогрессу до социальной защиты престарелых и малоимущих. Утверждается, что без государственного вмешательства «рынок зачастую производит излишнее количество чего-либо — например, загрязнения — и слишком мало чего-либо другого — например, фундаментальных научных исследований»^[9]. Кроме охраны окружающей среды и финансирования фундаментальных научных разработок перечень областей и сфер, в которых государственное вмешательство представляется Дж. Стиглицу целесообразным, включает «макроэкономическое регулирование в целом», в особенности антициклическую политику, политику полной занятости, а также политику сокращения социального неравенства (в отношении большей доступности для выходцев из бедных слоев качественного образования и увеличения доходов для лиц с очень низкой зарплатой).

По всем этим причинам модель «демократического идеализма» Дж. Стиглица включает такие полезные для всех американцев общенациональные программы, как совершенствование системы социального страхования, охраны здоровья (для борьбы с онкологическими и сердечно-сосудистыми заболеваниями), программы развития новых технологий (Интернет и пр.), программы, облегчающие американцам покупку собственного жилья, и т. д.

Последнее, на что необходимо обратить внимание, касается призывов Дж. Стиглица выйти за пределы дихотомии «рынок — государство», с тем чтобы обратить взоры на негосударственные институты как гаранты демократического образа жизни и здорового коллективизма. Речь идет о негосударственных организациях в сфере здравоохранения и образования (например, частных университетах и школах, функционирующих на бесприбыльной основе), и особенно кооперативов. «Апологеты свободного рынка переоценивают роль рыночного механизма, недооценивают потенциал негосударственных форм, кооперативной деятельности точно так же, как и необходимость присутствия государства»^[10].

• [1] Либман А. Современная экономическая теория: основные тенденции // Вопросы экономики. 2007. № 3. С. 48−52.
• [2] Худокормов А. Г. Экономическая теория… С. 331−332.
• [3] Худокормов А. Г. Указ. соч. С. 335.
• [4] Там же. С. 325.
• [5] Там же.
• [6] Худокормов А. Г. Экономическая теория… С. 339.
• [7] Там же. С. 340.
• [8] Там же.
• [9] Худокормов А. Г. Указ. соч. С. 343.
• [10] Там же. С. 344.