Повесть о бражнике

Если главным объектом сатиры в «Калязинской челобитной» был процесс нравственной деградации монахов, то создатель «Повести о бражнике» подвергал критике основы христианского благочестия, изображая апостолов и святых великими грешниками. Им противопоставлен бражник, который «всяким ковшом» выпитого вина прославлял Бога. Он не нарушал заповедей: не прелюбодействовал, как царь Давид, и не поклонялся идолам, «оставя Бога жива», подобно царю Соломону. В отличие от апостолов Петра и Павла любитель «пития хмельного» никого не предавал и не убивал. Своим смирением он превзошел даже особо почитавшегося на Руси святого Николая Мирликийского, который на Вселенском соборе ударил еретика. Бражник свято верит в евангельскую заповедь «друг друга люби, а Бог всех любит», которая и открывает перед ним двери рая, где он занимает лучшее место.

Показывая нравственное превосходство пьяницы над праведниками, сатирическая «Повесть» заставляла сомневаться в правомерности культа святых, издревле почитаемых христианской церковью, вследствие чего уже в 1664 г. произведение попало в списки «отреченных книг». Однако идейная направленность «Повести» до сих пор вызывает споры среди ученых. Если М. Н. Покровский соотносил ее содержание с идеями «русской реформации», то другие исследователи отказывались видеть в ней призыв к пересмотру религиозно-обрядовой практики, сводя авторский замысел к отстаиванию нрав социально обездоленного человека. Тем не менее наличие в «Повести» как обличительного, так и позитивного начала несомненно: отрицая формальное благочестие, она утверждала гуманистическую идею равенства всех людей перед Богом.

" Повесть о бражнике" восходит к западноевропейскому средневековому сюжету, но русская версия значительно отличается от первоисточника: у дверей рая оказывается не крестьянин или мельник, а пьяница. Это мотивирует обращение древнерусского сатирика к традиции дидактических сочинений о вреде пьянства. В своеобразной диалогической форме он полемизирует с теми, кто утверждал, что пьяница — «к Богу нс молебник». Однако уже Ф. И. Буслаев отмечал неоднозначную трактовку образа пьяницы в русском фольклоре и в литературе, указывая на близость «Повести» к народным пословицам типа «Пей, да дело разумей» и древнерусским поучениям, гласившим: «Луче есть умна человека пьяна послушать, нежели безумна трезва» .

Реальной основой «Повести о бражнике», по мнению С. ?. Семячко, могла служить существовавшая на Руси как светская, так и церковная традиция «пить и Бога славить». Пьянство могло быть «благочестивым», поскольку во время торжеств пили чаши в честь Спасителя, Богоматери, святых, сопровождая это действие чтением тропарей. Число чаш легко было умножить, поднимая их за царя, царицу, царских детей, иерархов церкви и т. д. Против подобного обычая, распространенного в мирском и монастырском обиходе, были направлены многочисленные поучения. В одном из них, приписываемом Феодосию Печерскому, количество выпиваемого в праздники ограничивалось тремя чашами: в честь Спасителя, Богоматери и государя.

Исходя из содержания, «Повесть о бражнике» относят к жанру сакральной пародии (Д. С. Лихачев, И. П. Смирнов), с точки зрения внутренней организации текста она близка к новелле (А. М. Панченко). Произведение строится как цепь одинаковых ситуаций, где сменяется одно из действующих лиц: «толкающийся» в райские врата бражник вступает в словесный поединок то с библейскими царями, то с апостолами, то с христианскими святыми, причем в разных редакциях «Повести» число тех, с кем «спирается» пьяница, колеблется от трех до шести. Подобная организация сюжета и мотив «выведывания имени» того, кто находится в раю, позволяют исследователям видеть в «Повести о бражнике» преломление древней сказочномифологической традиции, а диалогическую основу произведения рассматривать не только как примету процесса фольклоризации литературы, но и как отражение барочной культуры с ее стремлением к «театрализации жизни» .

Авторская речь в «Повести» действительно напоминает ремарки драматического произведения. Сатирик в предельно лаконичной форме представляет главного героя — «н?ки бражникъ», который «з?ло много вина пилъ во вся дни живота своего», и определяет место действия — «у вратъ святаго рая Божия». Однотипными фразами писатель комментирует происходящее и связывает воедино части диалога («приде ко вратом», «вопроси», «отвещав»), лишь изредка вводя в повествование оценочные суждения: апостол «отиде прочь посрамленъ» , бражник «вниде в рай и с? лъ в лутчемъ м? сьте». В «Повести о бражнике» сталкиваются два стилевых пласта: высокая лексика, цитаты из Библии и житий святых соседствуют с образцами разговорной речи, при этом стихия живого языка явно преобладает над книжными формами. Видимо, это входило в замысел автора — показать мнимую недосягаемость церковных авторитетов, поставить их в один ряд с простым бражником.

Мнение исследователя

Архивные и текстологические разыскания последнего времени, возможно, потребуют пересмотра утвердившегося в науке представления о «Повести» как памятнике сатирической литературы XVII в. и отнесения ее к более раннему периоду — скорее всего, к концу XVI в. Согласно результатам исследования О. Н. Фокиной, традиция включения произведения в корпус памятников русской сатиры XVII в. ведет начало со следующего столетия. Подвергается сомнению, что «Повесть о бражнике» могла возникнуть только в демократической среде. При этом обращается внимание на широкий круг ее источников, куда входят тексты канонической библейской и апокрифической литературы, что свидетельствует о начитанности, хорошей образованности автора.