Влияние назначения уголовного судопроизводства на систему его принципов

Научный интерес к системе принципов уголовного судопроизводства на этапе его реформирования, как правило, обостряется в связи с тем, что указанная система принципов определяет принадлежность уголовного процесса данной страны к тому или иному историческому типу. Сегодня ни у кого не вызывает сомнений, что в конце XX- начале XXI в. в России произошла смена исторического типа уголовного процесса, хотя сущность этой смены в литературе понимается очень неоднозначно, как по-разному ученые сегодня понимают и тип советского уголовного процесса. И. Л. Петрухин утверждал, что российский уголовный процесс в ходе последней реформы «из „смешанного“ превращается в публично-исковой, состязательный»^[1]. А. С. Александров пишет, что в пореформенном уголовном процессе современной России «публичность утратила значение формообразующей идеи, каковую она имела для следственного процесса», что надо, по-видимому, понимать как смену следственного типа процесса каким-то другим, но каким — из авторского контекста не ясно^[2]. А. В. Смирнов предложил определение современного уголовного процесса России как постсостязательного, констатируя, что, по сути, к нему не подходят типообразующие черты ни одной из ранее известных «моделей» процесса^[3]. Попытка определить исторический тип пореформенного российского уголовного процесса обычно приводит к выводу о том, что к нему в полной мере не подходят никакие из ранее известных терминологических обозначений. Публично-исковой, состязательный уголовный процесс — это то, к чему стремились авторы теоретических основ судебной реформы XX в., но отнести его характеристики к нашему уголовному процессу едва ли возможно до тех пор, пока государственная власть в досудебном производстве реализуется одной из сторон. В этой части дореволюционный русский уголовный процесс благодаря фигуре судебного следователя был ближе к состязательному типу. На рубеже XX и XXI столетий в России произошла глобальная переориентация системы уголовного процесса с репрессивно-карательной на правозащитную функцию, что выразилось прежде всего в законодательном определении назначения уголовного судопроизводства в ст. 6 УПК РФ. Диаметрально противоположно относясь к этому обстоятельству, все авторы единодушны в признании факта его существования.

Отсутствие единства мнений характерно для понимания разными авторами системы принципов уголовного судопроизводства. Известно, что даже в советскую эпоху, когда императивное и аксиоматичное отнесение отечественного уголовного процесса к социалистическому типу не могло иметь альтернативы, вопрос о системе его принципов, о количественных и качественных характеристиках этой системы всегда был в числе наиболее дискуссионных. В литературе дискуссии такого рода часто оценивались как порожденные нечеткостью определения предмета спора, а потому перегруженные субъективизмом^[4].

При разработке нового законодательства стран СНГ в 1990;е гг. споры по поводу системы принципов уголовного процесса еще более оживились, заняли ведущее место в формировании концептуальных основ реформы отечественного судопроизводства. В этих исследованиях, как правило, прослеживались довольно схожие схемы авторских размышлений: констатировался уже обозначенный выше факт невероятного «плюрализма мнений» в определении фундаментальных основ уголовного процесса, подводилась некая черта под уже имеющимися дискуссиями о количественном и качественном составе системы принципов, предлагалась «новая» авторская система, ничуть не менее спорная, чем рассмотренные здесь.

Весьма полезная попытка С. Щербы и В. Тертышника в сравнительно-правовом аспекте рассмотреть системы принципов уголовного процесса Украины и России в преддверии второго чтения по проекту УПК РФ (первая половина 2001 г.) приводит авторов к выводу, что систему принципов уголовного процесса обоих постсоветских государств образует 31 правило, каждое из которых «имеет свою самостоятельную теоретическую, юридическую и практическую ценность, выступает первоисточником отдельных правовых институтов, синхронизируя все процессуальное производство. Все принципы, вместе взятые, определяют особенность процессуальной формы и составляют основу процессуальных гарантий истины, защиты прав и свобод человека»^[5]. Сказанное, надо полагать, в равной мере относилось ко всем трем десяткам положений, в числе которых нашлось специальное место для «реабилитации невиновных лиц», «гуманизма», «справедливости», «тайны совещания судей», «обязательности решений суда» и многого, многого другого, что большинством других авторов никогда не обозначалось именно как принципы уголовного процесса^[6]. В результате получилось, что принципами процесса в авторской системе стали чуть ли не все уголовно-процессуальные институты. Такой подход сам по себе не может не вызывать возражений, даже если принять все авторские аргументы относительно особой важности каждого из названных ими правил для национальной системы уголовного судопроизводства.

Есть основания утверждать, что именно такой подход реализован в УПК Украины 2012 г. В качестве «Общих принципов уголовного производства» в нем закреплено 22 положения, в числе которых нашлось место принципам публичности (ст. 25) и диспозитивности (ст. 26), наряду со всеми основными правами и свободами человека и принципом верховенства права (ст. 8) — «непосредственность исследования показаний, вещей и документов» (ст. 23), которая в любой стране относится только к судебному разбирательству и является его общим условием.

Принятие и введение в действие нового (пореформенного) уголовно-процессуального закона (УПК РФ 2001 г.) создавало почву для наступления относительной стабильности в определении типических черт современного российского уголовного процесса, а значит и в системе его принципов: впервые в истории в УПК РФ появилась особая глава «Принципы уголовного судопроизводства» (гл. 2). По логике с этого момента принципом уголовного процесса можно считать только такое правило, которое прямо обозначено в этом качестве в гл. 2 УПК РФ, и, соответственно, все то, что названо в этой главе УПК РФ, есть принцип уголовного судопроизводства, а не что-то другое. На теоретическом, доктринальном уровне можно, конечно, не соглашаться с такой постановкой вопроса, руководствуясь традиционным для советской уголовно-процессуальной науки правилом о возможности выведения нормы-принципа из ряда других уголовно-процессуальных норм путем аналитико-синтетического их рассмотрения^[7]. Однако игнорировать новую законодательную реальность, обходить ее молчанием, как иногда как бы «по инерции» делают некоторые авторы, сегодня нельзя.

Ю. К. Якимович и Т. Д. Пан в 2005 г. включили в систему принципов уголовного процесса России публичность, «коллегиальность и единоначалие», «равенство граждан перед законом и судом», «независимость судей»^[8]. Столь же смело о принципе публичности уголовного процесса России в контексте исследования частного начала в нем пишет Е. А. Артамонова, не считая нужным оговориться по поводу отсутствия этого правила в гл. 2 УПК РФ^[9]. А. С. Александров такую оговорку делает, но вопрос о системе принципов уголовного процесса в учебнике 2003 г. издания излагает вне всякой связи с содержанием гл. 2 УПК РФ, а по ходу изложения формулирует аргументы в пользу идей, исчерпывающий и пронумерованный перечень которых, по мнению автора, составляет «систему принципов современного уголовного процесса: 1) публичность; 2) диспозитивность; 3) законность; 4) целесообразность; 5) презумпция невиновности; 6) обеспечение прав и свобод человека и гражданина, а также законных интересов юридического лица, ставших участниками уголовного процесса; 7) разделение процессуальных функций; 8) равенство прав стороны обвинения и защиты в деле; 9) судебная истина»^[10].

Разумеется, каждый автор имеет право на собственный взгляд на любую из проблем уголовного процесса, однако заметим, что речь идет не просто о каких-то отдельных процессуальных институтах, о легальных дефинициях некоторых правовых понятий, а о квинтэссенции целой правовой отрасли на данном этапе исторического развития национальной правовой системы. Столь широкое раздолье для разночтений и споров здесь едва ли оправдано, и обусловлено оно, как и раньше, скорее всего, банальной нечеткостью определения предмета спора.

Полагаем, что факт выделения в УПК РФ специальной главы, содержащей перечень принципов уголовного процесса, стоит оценить позитивно. И хотя автор этих строк (в числе многих других) неоднократно высказывал критические суждения относительно содержания гл. 2 УПК РФ^[11], главный смысл ее появления в законе видится в установлении законодательного препятствия для стремления исследователей «безгранично расширять круг положений, относимых к числу принципов»^[12]. Если в теоретических исследованиях любые разночтения в принципе способны приносить пользу, стимулируя развитие науки, то в учебной литературе такая ситуация просто вредна, ибо ориентирует обучающегося не на букву закона и даже не на его дух, а на собственное (а точнее — отраженное преподавательское) субъективное восприятие этого закона.

Разнобой в определении фундаментальных основ правосудия по уголовным делам удивительным образом сочетается в сегодняшней науке с завидным единодушием относительно критериев, которым должны отвечать эти фундаментальные основы. Такая ситуация выглядит искусственной и нуждающейся в разрешении, кардинальным способом которого является гл. 2 УПК РФ.

Споры по поводу принципов уголовного процесса стали настолько привычными, что ожидать их исчезновения с появлением гл. 2 УПК РФ не приходится. Возражения исследователей вызывает все: и присутствие среди принципов процесса каких-то положений, и отсутствие каких-то других, и использованные термины, и редакционные детали статей, вошедших в названную главу. Иногда делаются глобальные выводы не только по поводу самой системы принципов процесса, но и по существу тенденций и перспектив развития всей отечественной системы уголовного судопроизводства. Чаще других звучит вывод о том, что новый УПК РФ ограничивает возможности правоохранительных органов в борьбе с преступностью, хотя и упреков в недостаточном либерализме тоже немало. В большинстве дискуссий присутствует сравнение нового и старого уголовно-процессуальных законов. Анализ существа критических суждений о содержании гл. 2 УПК РФ, при всем уважении к любым авторским аргументам, позволяет выявить главную причину ее критики. Такой причиной стала именно текстуальная замкнутость системы принципов, т. е. сам факт того, что какие-то уголовно-процессуальные нормы названы принципами процесса, а какие-то, естественно, не названы. В УПК РСФСР такие акценты не были расставлены вовсе, поэтому и критиковать его в этой части не было формального повода. В главе первой «Основные положения» раздела первого «Общие положения» УПК РСФСР объединялись настолько разные по степени значимости для системы уголовного процесса нормы (например, о неприкосновенности личности (ст. 11) и о нереабилитирующих основаниях прекращения уголовного дела (ст. 6−9)), что разговор о принципах можно было вести безотносительно к содержанию какого-либо раздела кодекса. Именно поэтому система принципов советского уголовного процесса не имела формально очерченных границ. Едва ли корректно в связи с этим сравнивать старый и новый законы в части определения системы принципов процесса.

Анализ дискуссий по поводу содержания гл. 2 УПК РФ открывает новые грани старых теоретических проблем, новые связи между ними, а возможно, и новые пути их решения. Рассмотрим некоторые из них подробнее.

В самом начале действия нового УПК РФ научными и практическими работниками отмечалось редакционное несовершенство многих его положений, что коснулось и гл. 2, факт введения в которую в самом начале ст. 6 («Назначение уголовного судопроизводства») по формальной логике требовал выделения особого принципа с крайне неуклюжим названием «Принцип назначения уголовного судопроизводства». Прежнее (до второго чтения по проекту УПК РФ в Государственной Думе 20 июня 2001 г.) название гл. 2 УПК РФ «Задачи и принципы уголовного судопроизводства» более соответствовало ее содержанию, ибо ст. 6 была посвящена именно задачам. Принципиальное, основополагающее значение законодательного определения такого правозащитного назначения нового уголовного процесса России никем не оспаривается (хотя и оценивается по-разному), в смене назначения, прежде всего, видится смена его исторического типа^[13]. Однако словесной формулы для определения принципа, содержащегося в ст. 6 УПК РФ (если считать его таковым), до сих пор не изобретено, а в наиболее известных классических учебниках уголовно-процессуального права России^[14] изложение материала об отдельных принципах начинается с параграфа о принципе законности, т. е. с анализа ст. 7 УПК РФ. Используя положения ч. 1 ст. 6 УПК РФ, Г. П. Химичева следующим образом обозначает первый принцип уголовного судопроизводства: «Защита прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений; защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод (назначение уголовного судопроизводства)»^[15]. Вариант интересный, но не оптимальный, поскольку неотъемлемая часть заключенного в ст. 6 УПК РФ правила о назначении уголовного судопроизводства содержится не в ч. 1, а в ч. 2 этой статьи, где сказано о сочетании карательного и правозащитного его элементов. Цитировать же всю статью для обозначения наименования содержащегося в ней принципа — немыслимо. Все остальные правила гл. 2 сконструированы по принципиально иной схеме, предполагающей и краткое наименование в названии статьи, и расшифровку содержания принципа в тексте этой же статьи.

А. П. Гуськова в 2003 г. сочла, что в правилах ст. 6 УПК РФ «заложен принцип сочетания публичных и частных начал в уголовном судопроизводстве»^[16]. По сути, это правильно, и речь в ст. 6 УПК РФ действительно идет о соотношении публичного (публично-правового) и диспозитивного (частноправового) начал, однако А. П. Гуськова по уже описанной советской традиции вводит новый, не названный в гл. 2 УПК РФ принцип уголовного процесса, а заодно и новый термин, в законе отсутствующий, да и в литературе ранее в таком варианте не использовавшийся. Широкого распространения в учебной и научной литературе, изданной после 2002 г., эта идея не получила; думается, что не случайно.

Соотношение публичного и диспозитивного начал в уголовном процессе — это ключевая проблема уголовно-процессуальной науки. К определению этого соотношения сводятся практически все теоретические и практические проблемы реформирования системы уголовного судопроизводства в любой стране. Данная проблема образует самостоятельный комплексный предмет исследования и касается практически любого частного исследования. Глобальный характер названной проблемы не позволяет, на наш взгляд, рассматривать сочетание публичного и частного начал в уголовном процессе как отдельный его принцип. Скорее всего, это сочетание есть сердцевина всей системы принципов судопроизводства. Любой из принципов, образующих эту систему, в той или иной мере отражает соотношение (сочетание) частноправового и публично-правового элементов, а система принципов в целом — соотношение этих же элементов (начал) во всей системе уголовного судопроизводства данной страны. Так, например, принцип презумпции невиновности выражает баланс частного интереса лица, привлекаемого к уголовной ответственности и не понуждаемого в связи с этим доказывать свою невиновность, и публичного (общественного и государственного одновременно) интереса, состоящего в допустимости наказания только действительно виновных в совершении преступлений.

Ученые по-разному отнеслись к отсутствию правила о публичности уголовного процесса в системе его принципов.

А. П. Гуськова, культивируя переход к новому принципу сочетания публичных и частных начал, полагает, что предложения отдельных авторов о включении принципа публичности в систему принципов пореформенного процесса «есть лишь ностальгия по ушедшим в прошлое временам»^[17]. И. Л. Петрухин отмечал, что в ходе реформы «уголовно-процессуальное законодательство подвергается „чистке“ на предмет устранения гипертрофированного публичного интереса» и приводит примеры такой «чистки»^[18]. С обоими утверждениями, учитывая авторский контекст, можно согласиться. А. П. Гуськова принцип публичности понимает исключительно в рамках прежней, советской ст. 3 УПК РСФСР, возлагавшей на суд те же обязанности, что и на органы уголовного преследования. Такой подход представляется неоправданно узким. В современном уголовном процессе России акценты, конечно же, сместились, но уголовный процесс не перестал быть публичным (официальным), поскольку «государство осуществляет правосудие, государственные органы приводят в действие публично-исковой механизм привлечения к уголовной ответственности^[19]». Расширение диспозитивных и состязательных начал в уголовном процессе современной России не лишает сам уголовный процесс публично-правового качества. Более того, частный интерес, за защитой которого человек обратился к органам публичной власти, уже перестал быть собственно частным интересом и защищается государством наравне с публичным.

Некоторые авторы не без оснований выступали за дополнение гл. 2 УПК РФ специальным правилом о публичности производства по уголовному делу^[20]. Однако сегодня настаивать на этом не считаем необходимым по трем причинам: во-первых, факт законодательного закрепления системы принципов есть залог ее необходимой стабильности, которая сама по себе важнее употребления в законе конкретных терминов; во-вторых, соотношение публичных и диспозитивных начал в уголовном судопроизводстве, как отмечалось, имеет глобальное значение для всей системы его принципов; в-третьих, термин «публичность» для обозначения принципа (основного начала) уголовного процесса в российском законе не употреблялся и ранее, но публично-правового качества российский и советский уголовный процесс от этого не утрачивал. Более того, в советские годы «гипертрофированного публичного интереса» признание за публичностью значения самостоятельного принципа процесса разделялось не всеми авторами. М. А. Чельцов в своем учебнике 1962 г. издания, ориентируясь на текст Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г., привел исчерпывающий перечень принципов советского уголовного процесса, не включив в него правило о публичности^[21]. В 1960 г. аналогичную позицию по той же причине занял М. Л. Якуб, который попытался, в отличие от М. А. Чельцова, специально ее аргументировать, но был жестко раскритикован^[22]. По сути, ни один из названных профессоров, конечно же, не отказывался от признания публичности советского уголовного процесса его основополагающим началом: они оба включили это правило в содержание принципа социалистической законности. До принятия Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик М. А. Чельцов, как известно, выделял принцип публичности (официальности) и формулировал его определение, ставшее классическим и сохраняющее актуальность по сей день (при условии минимальной корректировки)^[23].

Предпринятый здесь анализ уголовно-процессуальной литературы разных лет по вопросу о системе принципов уголовного судопроизводства приводит к следующему выводу. Непосредственное включение в гл. 2 УПК РФ тех или иных правил в качестве принципов уголовного судопроизводства (даже если бы такое было возможно) есть экстенсивный, но главное — бесперспективный путь развития не только их системы, но и системы уголовного процесса вообще. С соблазном превратить в самостоятельный принцип уголовного судопроизводства предмет собственных научных изысканий сталкивались и сталкиваются многие исследователи. В литературе в разное время формулировались и обосновывались идеи о существовании принципа оптимальной организации и дифференциации процесса^[24], принципа обеспечения безопасности личности в уголовном судопроизводстве (впоследствии автор от этой идеи отказался)^[25] и многих других. Нетрудно представить, во что превратился бы УПК, если бы законодатель шел навстречу всем авторским пожеланиям.

Имеющаяся система принципов, хотя и дает поводы для критики, достаточно сбалансирована и отвечает современному назначению уголовного судопроизводства. Интенсивный путь развития основополагающих начал уголовного процесса видится не в постоянных «хирургических вмешательствах» в гл. 2 УПК РФ, а в совершенствовании самих процедурных правил, в которых принципы процесса реализуются. Так, например, включенное в ст. 7 (принцип законности) правило о законности, обоснованности и мотивированности любого властного решения в уголовном судопроизводстве в совокупности с требованием об использовании только допустимых доказательств — это достаточная нормативная база для признания любого государственного органа, принимающего такое решение (в том числе и суда), обязанным достоверно установить юридически значимые обстоятельства дела, полагаемые в его основание. Адекватная реализация этого правила в соответствующих процедурных предписаниях, а главное в правоприменительной практике, способна полностью нейтрализовать негативные последствия от устранения из закона принципа всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела. По поводу отсутствия в законе принципа «объективной истины» в адрес нового УПК РФ высказано немало критических замечаний. Возможно, эта критика является правильной. Однако едва ли есть основания преувеличивать значимость нормативного закрепления этого правила в гл. 2 УПК РФ для реального достижения цели, на которую оно сориентировано. Даже многократное повторение слова «истина», а также слов «всесторонность», «полнота», «объективность» в законе не заменяет процедурного обеспечения установления юридически значимых обстоятельств исследуемого события, эффективных процессуальных форм контроля объективной правильности принимаемых властных решений, надежных процедурных механизмов своевременного исправления ошибок. Полагаем, что идеологический аспект дискуссий по этому поводу нередко вытесняет собственно юридический. Автор сказанного здесь убежден в том, что достоверное установление всех юридически значимых обстоятельств является и должно являться общей целью доказательственной деятельности по каждому уголовному делу. Однако эффективные процедуры всегда важнее лозунгов и деклараций.

В то же время в современную систему принципов российского уголовного процесса органично вписалось правило о разумном сроке уголовного судопроизводства (ст. 6.1, введенная Федеральным законом от 30 апреля 2010 г. № 69-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона „О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок“»), отражающее приверженность России международным стандартам правосудия, а именно: закрепленному в ч. 1 ст. 6 ЕКПЧ праву каждого на разбирательство его дела судом в разумный срок^[26]. Оно же отвечает классическим требованиям, предъявляемым ко всем принципам процесса (нормативность, регулятивность, аксиоматичность и универсальность) и ко всей их системе (качественная определенность каждого элемента, взаимосвязь между элементами и наличие интегративных качеств системы в целом).

Полагаем, что в современных условиях наиболее правильно определять систему принципов уголовного судопроизводства, полностью ориентируясь на текст гл. 2 УПК РФ. Именно так вопрос решен в упоминавшихся учебниках Московской государственной юридической академии^[27] и Института государства и права РАН^[28]. Авторы этих учебников не без оснований, на наш взгляд, избежали не только традиционных когда-то размышлений о возможности вывода принципов из других уголовно-процессуальных норм, но и о постоянном развитии системы принципов. Такой подход представляется оптимальным: если система принципов — это наиболее стабильная составляющая системы уголовно-процессуального права, его костяк, определяющий его исторический тип, то в понимании этой системы и методологических основ ее построения также нужна максимальная стабильность.

• [1] Петрухин И. Л. Теоретические основы реформы уголовного процесса в России. М.: Велби, 2005. Ч. 2. С. 13.
• [2] Александров А. С., Ковтун Н. Н., Поляков М. Я., Сереброва С. П. Уголовный процесс России: учебник / науч. ред. В. Т. Томин.-Издат, 2003. С. 84−85.
• [3] Смирнов А. В. Модели уголовного процесса. СПб.: Наука, 2000. С. 221.
• [4] См.: Алексеев Н. С., Даев В. Г., Кокорев Л. Д. Очерк развития науки советского уголовного процесса. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1980. С. 37.
• [5] Тертышник В., Щерба С. Концептуальная модель системы принципов уголовного процесса России и Украины в свете сравнительного правоведения // Уголовный процесс. 2001. № 4. С. 74.
• [6] Тертышник В., Щерба С. Концептуальная модель системы принципов уголовного процесса России и Украины. С. 74.
• [7] См.: Ларин А. М. Уголовный процесс: структура права и структура законодательства. М.: Наука, 1985. С. 22.
• [8] Якимович Ю. К., Пан Т. Д. Судебное производство по УПК Российской Федерации. СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2005. С. 43−47, 63.
• [9] Артамонова Е. А. Частное начало в российском уголовном судопроизводстве. Саратов: Изд-во Саратов, гос. акад. права, 2004. С. 34.
• [10] Александров А. С., Ковтун Н. Н., Поляков М. Л., Сереброва С. П. Уголовный процесс России. С. 83.
• [11] Тарасов А. А. Новый уголовно-процессуальный кодекс России и конституционные принципы правосудия // Конституция Российской Федерации и современное законодательство: проблемы реализации и тенденции развития (к 10-летию Конституции России): материалы Междунар. науч.-практ. конф., 1−3 октября 2003 г.: в 3 ч. / под ред. А. И. Демидова, В. Т. Кабышева. Саратов: Изд-во Саратов, гос. акад. права, 2004. Ч. 2. С. 28−30.
• [12] Химичева Г. П. Принципы уголовного судопроизводства: учеб, пособие // Уголовный процесс: сб. учеб. пособий. Вып. 1: Общая часть. М.: ИМЦ ГУК МВД России, 2002. С. 76.
• [13] Уголовно-процессуальное право Российской Федерации: учебник / отв. ред. П. А. Лупинская. М.: Юристъ, 2004. С. 176; Александров А. С., Ковтун Н. Н., Поляков М. П., Сереброва С. П. Уголовный процесс России. С. 81.
• [14] Уголовно-процессуальное право Российской Федерации: учебник / отв. ред. П. А. Лупинская. С. 176; Уголовно-процессуальное право Российской Федерации: учебник 2-е изд., перераб. и доп. / Л. Н. Башкатов [и др.]; отв. ред. И. Л. Петрухин. М.: Велби; Проспект, 2006. С. 67.
• [15] Химичева Г. П. Принципы уголовного судопроизводства. С. 77.
• [16] Гуськова А. П. О перспективном развитии принципа сочетания публичных и частных начал в уголовном судопроизводстве // Уголовнопроцессуальный кодекс Российской Федерации: год правоприменения и преподавания: материалы Междунар. науч.-практ. конф., 27−28 октября 2003 г., г. Москва. М.: МГЮА, 2004. С. 78.
• [17] Гуськова А. П. О перспективном развитии принципа сочетания публичных и частных начал в уголовном судопроизводстве. С. 79.
• [18] Петрухин И. Л. Теоретические основы реформы уголовного процесса в России. Ч. 1. С. 144.
• [19] Александров А. С., Ковтун Н. Н., Поляков М. П., Сереброва С. П. Уголовный процесс России. С. 84.
• [20] См.: Шманатова В. Е. Публичное начало как основа уголовного преследования в уголовном процессе Российской Федерации: дис. … канд. юрид. наук. Самара, 2004. С. 9.
• [21] Чельцов М. А. Советский уголовный процесс. 4-е изд., испр. и перераб. М.: Госюриздат, 1962. С. 45.
• [22] Конституционные основы правосудия в СССР / под ред. В. М. Савицкого. С. 249−250.
• [23] Конституционные основы правосудия в СССР. С. 80.
• [24] Великий Д. П. Единство и дифференциация уголовно-процессуальной формы: история, современность и перспективы: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М.: МГЮА, 2001. С. 8.
• [25] Епихин А. Ю. Обеспечение безопасности личности в уголовном судопроизводстве. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. С. 65.
• [26] См.: Юношев С. В. Реализация положений ст. 6.1 УПК РФ в свете правовых позиций Европейского Суда по правам человека // Мировой судья. 2012. № 4. С. 6−11.
• [27] Уголовно-процессуальное право Российской Федерации: учебник / отв. ред. П. А. Лупинская. С. 174−215.
• [28] Уголовно-процессуальное право Российской Федерации: учебник. 2-е изд., перераб. и доп. / Л. Н. Башкатов [и др.].