Возникновение музеев. 
Русский государственный музей

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«НОВОСИБИРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»

ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ ЧИКИНДА КСЕНИЯ ОЛЕГОВНА

ВОЗНИКНОВЕНИЕ МУЗЕЕВ.

РУССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ МУЗЕЙ

ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

НАУЧНЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ:

________________________________________________________________________________________________

________________________________

Допустить к защите Квалификационная работа защищена

" «_______________2007г. ««_______________________2007г.

Научный Оценка ____________________

руководитель ______ (_____________) Председатель ГАК _______________

^{(подпись)}

Допустить к защите

" «_______________2007г. ««____________________2007 г.

Декан ФНК_______(______________) ^{(подпись)}

Новосибирск 2007

Введение

ГЛАВА 1. Основные тенденции в определении ценности музейных объектов в России …5

1.1. Памятники культового искусства как культурноисторическая ценность …17

1.2. Культурное наследие как система культурных ценностей …33

1.3. О критериях ценности, положенных в основу международных актов 52

1.4. Методы ранжирования музеев … 57

Выводы по главе 1. …71

ГЛАВА 2. Русский государственный музей. … 74

Заключение

… 84

ИСТОЧНИКИ … 85

Приложение.

Перечень особо ценных объектов на 01.09.1998 … 86

Вещи, которые окружают нас в повседневной жизни, стали настолько привычными, что мы даже не задумываемся, когда и как они появились, кто их придумал и как они устроены. Истинное предназначение музеев — дать будущим поколениям представление о том, какими были их предки на этой земле, какие события происходили много веков назад. Недаром музей (от греч. museion — «храм муз») называют хранилищем человеческой культуры, мудрости и знаний.

История возникновения музеев уходит в глубокую древность. Предшественники музеев появились, когда общество достигло того этапа развития, на котором предметы хранятся не только из хозяйственных соображений, а как документальные свидетельства, как ценности не материальные, а эстетические.

Предшественниками современных музеев стали хранилища реликвий в храмах. Они появились в античной Греции. В них хранились произведения искусства и культовые предметы. Это были места для созерцания, познания окружающего мира, раздумий и философских размышлений. Здесь собирались древние философы, поэты, музыканты и артисты, которые состязались в своем мастерстве.

Музеи существовали не только в храмах и святилищах, но и в домах именитых аристократов, где веками, из рода в род накапливались предметы искусства, дорогие предметы домашнего обихода и дары, приносимые подданными в подтверждение их верности. В Акрополе в Афинах, в Дельфийском храме, в Олимпии, в Киренах количество статуй, ваз, тканей, ювелирных изделий выросло настолько, что они уже не помещались в храмах и для их хранения строились дополнительные помещения, которые впоследствии и стали называться музеями.

В XV веке музеи возникали в связи с великими географическими открытиями, с развитием науки и производства, с необходимостью сохранять исторические и культурные ценности. Музейными экспонатами становились образцы животного и растительного мира, минералы, геодезические и астрономические инструменты.

Первые музеи в России появились в эпоху Петра I (1696−1725). Император основал знаменитую «Кунсткамеру» в Петербурге. Ее отличие обозначилось сразу — ориентация на западную культуру.

Первое упоминание об Оружейной палате Московского Кремля относится к XVI веку. Большую роль в создании художественных музеев сыграла Екатерина II. Она приобретала в Западной Европе собрания классической живописи и учредила Эрмитаж, ставший общедоступным музеем.

В первой четверти XVIII века Россия победоносно участвовала в Северной войне в Европе. Трофеи войны составили базу многих частных и государственных музеев.

Сколько вещей, некогда широко бытовавших, вышли из нашего обихода и превратились в редкость, раритет. Именно раритетные вещи собираются, хранятся и демонстрируются в самых разнообразных музеях, расположенных в столичных, областных и районных городах, поселках, порою даже в небольших деревеньках.

Музеи бывают исторические, художественные, сельскохозяйственные, естественнонаучные, искусствоведческие, технические, литературные, мемориальные, комплексные, краеведческие и др.

Каждый экспонат музея имеет свою «легенду», которая отражается в карточке научного описания. В ней описано происхождение предмета, его движение, пребывание в коллекциях, на выставках, время изготовления, места бытования, способы и условия употребления.

ГЛАВА 1.Основные тенденции в определении ценности музейных объектов в России

Обращение к русской музейной практике позволяет понять, как складывалось отношение к особо ценным объектам культурного наследия, так как история музейного дела — это история осознания факта принадлежности культурного наследия данному обществу.

В дореволюционной России понятия особо ценных музейных объектов (ОЦМО) не существовало. В процессе осознания культурной ценности предметов, принадлежности их к культурному наследию можно выделить несколько исторических этапов. Первый из них связан с выделением особой ценности произведений искусства и исторических реликвий по религиозно-мистическим основаниям и помещением их в церкви, соборы, монастыри и их ризницы. Другими основаниями выделения предметов служили их материальная ценность, принадлежность к княжескому, затем царскому обиходу. Княжеские сокровищницы существовали в Киеве, Суздале, Владимире, Новгороде, Твери, Пскове. В XIV—XV вв. главной сокровищницей становится Московский Кремль. Основу ее составили символы власти: шапка Мономаха, держава, скипетр, дорогое оружие, подарки и пр. Собранные вещи должны были ошеломлять подданных и заграничных послов. Осмотр этих вещей вошел в ритуал московского двора. Для сокровищницы были построены специальные помещения, предусматривалась эвакуация наиболее ценных предметов. Так, в 1572 г., во время татарского набега, вещи были вывезены в Новгород на 450 санях. В 1605—1612 гг. Московский Кремль и его сокровищница были разграблены поляками, но позднее восстановлены Романовыми.

На следующем этапе возникают музейные учреждения. Первые музеи в России появились по инициативе Петра I и Екатерины II. И в дальнейшем государство, императорский дом, правительство создавали или материально поддерживали начинания, наиболее ценные с точки зрения науки, искусства, престижа. Развитие точных наук, природоведения приводит к возникновению научных коллекций и музеев. Критерий научной значимости прочно закрепляется в оценке ценности предметов и объектов. Возникают значительные коллекции произведений искусства и первые художественные музеи (Эрмитаж), однако складывающиеся музеи имели в своей основе коллекции замкнутого характера, предназначенные для узкого круга людей.

Новый этап музейного строительства, отражающий перемены в общественном сознании по отношению к культурному наследию, начался в России (как и в Европе) в XIX в. под влиянием Великой Французской революции и просветительства, провозгласивших общественную принадлежность музеев. Возникает новый тип музейного собрания, ценность которого определяется не столько научно-художественным значением, сколько моральным и символическим, как выражение общности и могущества человеческой культуры. Создаются публичные музеи, владельцы частных собраний передают их в народное пользование.

В России это проявилось особенно ярко в пореформенное время, характеризующееся развитием экономики, углублением процесса национального самосознания, демократизацией общества и деятельностью общественности с ее идеалами просветительства. Выросло количество музеев, их профильное разнообразие, что отражало распространение понятия культурного наследия на все более широкий круг объектов, включающий произведения современного искусства, ценности мемориального характера (музеи А. С. Пушкина, М.Ю.Лермонтова) и др. Особую роль в этих процессах играли уже существующие музеи, развернувшие активную просветительную работу; музейные и общественные деятели, коллекционеры, постоянно расширявшие понятие ценности объектов культуры и способствовавшие складыванию в обществе более широкого и глубокого понимания культурного наследия. Деятельность П. М. Третьякова, Щукиных, Морозовых, Н. М. Мартьянова, В. И. Гошкевича и многих других основателей новых российских музеев позволяет говорить о широком размахе и действенности их усилий.

Осознание того, что памятники искусства и старины, хранящиеся в музеях и составляющие достояние всего народа, требуют государственной заботы и охраны, произошло в России примерно в начале XX в. Это положение относилось ко всем музеям, независимо от ведомственного подчинения, в особенности к богатейшим музеям дворцового ведомства, чьи сокровища изначально являлись собственностью царской фамилии. Но и по отношению к другим музеям государство проводило политику протекционизма, выделяло им материальные средства, пополняло их бюджет, хотя и в недостаточном объеме. Утвердившиеся к этому времени критерии оценки музейных коллекций (научная значимость, ценность предметов с точки зрения искусства, старины, мемориальной принадлежности, возможности использовать в просветительных целях, идеологическое воздействие на посетителя и пр.) определялись путем экспертных оценок специалистов, работавших в музейном деле.

Следующий этап истории музеев России начался в 1917 г., когда культурные ценности были объявлены достоянием народа, для руководства процессом их сохранения и использования были созданы специальные органы в центре и на местах. Именно первые годы советской власти дают наиболее интересные прецеденты выделения особо ценных объектов в культуре. Это были годы, результирующие предыдущий период и заложившие основы будущего развития. Поэтому так важно извлечь уроки этих лет.

Деятельность первых организаций по руководству музейным делом и охраной памятников базировалась на трех основных позициях: отношение к музейным ценностям как национальному достоянию; демократизация музейного дела как необходимое условие его развития; неприкосновенность коллекций музеев. Эти принципы, выработанные в дореволюционный период, на первых порах воплощались в жизнь. Среди форм работы первых государственных органов основными были: выдача охранных грамот на коллекции и музеи; прием коллекций на хранение; обследование имений, усадеб, дворцов, помещений государственных учреждений с целью выявления особо ценных предметов и коллекций. Был подготовлен список усадеб, которые необходимо взять под охрану. В нем перечислены впервые особо ценные, по мнению музейных деятелей, объекты: пушкинские места (Михайловское, Тригорское, Петровское, Ярополец, Полотняный завод) и дворцовые ансамбли (Архангельское, Марьино, Отрада и др.). Уже 30 октября (12 ноября) 1917 г. был объявлен музеем Зимний дворец, в 1918 г. были открыты в качестве музеев дворцы Петергофа, Гатчины, Царского Села. Все предложения по музеефикации объектов вносились в органы государственной власти представителями дореволюционной художественной интеллигенции, музейными деятелями, привлеченными к сотрудничеству в музейных органах, и отражали стремление научных и художественных кругов общественности спасти как можно больше. В первой «Инструкции об охране, учете и регистрации памятников старины и искусства вне Петрограда» подчеркивалось, что «деятель на ниве народного просвещения вообще работает не столько для текущего дня, сколько для будущего, и поэтому более чем кто-либо другой должен стремиться сохранить все культурное богатство народа, хотя бы оно могло быть вполне использовано только в будущем».

Основной формой охраны ценностей стало объявление их государственной собственностью и превращение их в музеи, предусматривался учет и контроль частных коллекций. Процесс национализации культурных ценностей в России был неодномоментным, проходил постепенно, в результате издания целого ряда декретов и постановлений.

Первоначально собственность государства, в том числе и на историко-культурные памятники, складывалась как результат национализации на основе Декрета о земле, провозгласившего конфискацию помещичьих, удельных, монастырских и церковных земель со всем их инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями. Именно поэтому первый список музейных органов и касался усадеб и имений, которые по Декрету о земле национализировались первыми, а их культурным ценностям угрожала опасность быть утраченными. В 1918 г. принят ряд декретов, в соответствии с которыми были созданы законодательные основы для конфискации Наркомпросом дворцов и особняков, представлявших научную и культурную ценность.

Национализации подлежали, в первую очередь, самые выдающиеся произведения и коллекции. В условиях революции и гражданской войны это часто являлось единственной гарантией сохранения культурных ценностей. Первым национализированным музеем явилась Третьяковская галерея. В 1918;1920 гг. были изданы специальные декреты о национализации коллекций С. И. Щукина, И. А. Морозова, дома Л. Н. Толстого в Москве и др. Сам факт национализации того или иного собрания означал признание государством исключительной научной, исторической или художественной ценности данной коллекции и принятия на себя ответственности за сохранность национализированного. Поэтому коллекционеры и музейная общественность в эти годы шли на такое сотрудничество с государством, продолжая работать в создаваемых на базе их коллекций музеях (И.С.Остроухов, деятели Толстовского общества, о. П. Флоренский, работавший в музейной комиссии Троице-Сергиевской Лавры и др.).

Создание в системе Наркомпроса специального органа, централизующего всю работу по музейному делу, явилось воплощением замысла дореволюционных музейных деятелей, составлявших наряду с представителями художественной и научной интеллигенцией кадры работников этого подразделения. В качестве эмиссаров Наркомпроса они выезжали на места для осмотра имений и коллекций, выделения ценностей, которые необходимо поместить в музеи. При этом очередность отбора объектов для национализации, отбора культурных ценностей для организации музеев определялась путем экспертных оценок специалистов, а также угрозой утраты и разрушения их в условиях гражданской войны. Был создан специальный Государственный музейный фонд — организация Наркомпроса, в хранилища которой помещались вывозимые ценности.

Существование в центре и на местах государственных органов, в которых работали специалисты, было лишь одним из условий сохранения культурного наследия страны. Необходимо было законодательство, юридически закрепляющее отношение к памятникам истории и культуры как ценностям, обеспечивающее их юридическую охрану. Впервые в истории России такие законы были приняты в 1918 г.: «О запрещении вывоза за границу предметов искусства и старины» и «О регистрации, приеме на учет и охранении памятников искусства и старины, находящихся во владении частных лиц, обществ и учреждений». В них заложены основы государственной охраны историко-культурного наследия как национального достояния с помощью права, юридических норм.

Все это позволило государству собрать в музеях и хранилищах Государственного музейного фонда огромные ценности и впервые в России определить планы музейного строительства, утвержденные Первой Всероссийской музейной конференцией 1919 г. Практически это была первая музейная модернизация, задуманная и обоснованная музейными деятелями во главе с И. Э. Грабарем.

Предполагалось объединить музеи в государственную сеть, создав систему музеев, вершиной которой явились бы Эрмитаж и Русский музей в Петрограде, а в Москве — музеи русского искусства (на базе Третьяковской галереи), народного искусства и быта, восточного искусства, западноевропейского искусства. Для создания этих музеев, которые планировались как сокровищницы общеевропейского и мирового уровня, требовалось не только пополнение их из Государственного музейного фонда, но и перегруппировка коллекций существующих музеев. В результате проведения в жизнь этого плана в 1920 — 1930;е гг. был упразднен Румянцевский музей, слиты I и II Музеи нового западного искусства, перегруппированы их коллекции и фонды ряда музеев, включая Эрмитаж и национализированные коллекции. В результате возникли как музеи, значение которых выходит за рамки страны, Музей искусств народов Востока, ГМИИ; пополнились коллекциями и расширились Третьяковская галерея и Исторический музей.

В то же время этот исторический прецедент подорвал принцип неприкосновенности коллекций музеев, сложившийся еще в дореволюционной музейной практике России, а в настоящее время закрепленный «Кодексом профессиональной этики» (утвержден XV Генеральной ассамблеей ИКОМа в 1986 г.). Это привело в дальнейшем к тому, что изъятие коллекций, пересмотр профиля музея, его реорганизация или упразднение управленческими органами вошли в будни музейной работы и стали восприниматься как само собой разумеющееся, принесли много вреда российскому музейному делу и сохранению культурного наследия.

К 1923 г. была создана музейная сеть Наркомпроса, утвержденная СНК РСФСР: 220 музеев, из них 49 в Москве, 23 в Петрограде и 148 провинциальных. Остальные музеи (около 180) были признаны музеями местного значения и переданы на местный бюджет. Еще одна попытка выделения особо ценных музеев. Но и это количество музеев государство не смогло содержать на централизованные средства и ВЦИКом была создана специальная комиссия по «концентрации музейного имущества». В течение 1923 — 1925 гг. путем анкетного обследования и выездов экспертов на места музеи были изучены и к 1925 г. сеть музеев, финансируемая государством по бюджету, сократилась до 100 музеев и 42 филиалов (присоединенных к выделенным как объединенные). На местном бюджете осталось 143 музея.

Оставшиеся на госбюджете в результате работы «по концентрации музейного имущества» музеи продолжали испытывать недостаток средств, в том числе на работы по предупреждению краж и пожаров. Кражи обнаруживались регулярно. Весной 1927 г. были украдены картины из ГМИИ. По этому факту правительством был специально рассмотрен вопрос о состоянии охраны музеев РСФСР и принято решение о введении специальной милицейской охраны в крупнейших музеях Москвы и Ленинграда. В Музее изящных искусств, Третьяковской галерее, Историческом музее, Политехническом музее, Русском музее, Эрмитаже, дворцах Останкина, Кускова, Гатчины, Детского Села, Павловска, Петергофа была введена милицейская охрана.

С 1923 г. началась перерегистрация принятых на учет государством частных коллекций, закончившаяся в 1925 — 1926 гг. В год рассматривалось 150 собраний, которые были, в основном, сняты с учета. В Москве на учете было оставлено только 6 собраний высшей категории, а в остальных — только выборочно учтено около 1000 предметов (на 1923 г. — 10 000). Музеям в это же время было разрешено продавать дублетные фонды, ветхое имущество и госфонды немузейного значения. Все это привело к оживлению антикварной и аукционной торговли и сделало возможным со второй половины 1920;х гг. распродажу музейных фондов не только внутри страны, но и за рубежом.

Государство, сосредоточив в своих руках огромные богатства, не сумело обеспечить их сохранность. И хотя выделение ценностей и регулирование музейной сети в первые годы продолжалось экспертными комиссиями, огромное музейное богатство и текучесть критериев его оценки привели к невосполнимым утратам культурного наследия.

Распродав в массовом порядке ценности Государственного музейного фонда из ликвидированных хранилищ, имущество некоторых дворцов-музеев, перешли к продажам шедевров Эрмитажа и других музеев. Наша страна потеряла картины Рембрандта, Тициана, Рафаэля, Веласкеса, огромные религиозные ценности (иконы, рукописи, библиотеки) и многие другие сокровища. Подготовили столь страшный удар по культурному наследию не только власти и государственные чиновники, но и бытовавшая среди специалистов теория о необходимости выборочного показа образцов искусства и нецелесообразности охранять целиком все культурные ценности, послужившая определенным обоснованием продажи.

Так за десять лет музейное дело прошло путь от спасения гибнущих в революцию и гражданскую войну ценностей до торговли ими, извлечения государственного дохода. Этот путь не был неизбежен или неотвратим. На выбор повлияла, главным образом, политическая борьба в эшелонах власти, их недостаточный культурный уровень, постепенное вытеснение в 1920;х гг. специалистов старой школы, замена их новыми «марксистскими» кадрами, не имевшими достаточной подготовки.

К концу 1920;х гг. основными критериями оценки культурного наследия делаются представления об «идеологически нужном» и «идеологически вредном», о возможности применения объектов культуры в идеологической обработке масс, о возможности использования памятников культуры и объектов природы в вульгарно-социологически понятых воспитательных целях, в нуждах социалистического строительства.

Выдвигаются новые схемы определения ценности музейных объектов: в первую очередь оценивается место музея в государственной сети (центральный, музеи автономий, областей). Затем принимается во внимание характер имеющегося в том или ином музее собрания: его качественный уровень, степень органичности коллекций, широта диапазона, количество единиц хранения. Предлагается учитывать также возможности научно-просветительного использования, степень активности масс в научно-исследовательском и просветительном направлении, посещаемость музея; культурное, административное, экономическое и т. п. значение города, где находится музей, населенность города, его отношение к району и характер самого района, близость к другим музейным пунктам и т. п.; значение вузов, художественных студий, местных художественных сил, степень развития местной художественной науки, местной художественной традиции, художественной промышленности и пр.

Эта схема была предложена советским искусствоведом Н. Г. Машковцевым для деления музеев на категории с целью централизованного пополнения фондов в конце 1920;х гг. В полном объеме названные критерии, видимо, никогда не работали, но отнесение к более высокой категории музеев автономных республик независимо от ценности собраний отражает все те же политические критерии в оценках, сложившиеся к концу 1920;х гг.

В последующие годы развитие музеев и оценка их места в музейной сети страны протекали в этой сложившейся парадигме. Выделение головных, зональных и т. д. музеев базировалось на уже упоминавшихся принципах. Ведущее место в сети, во влиянии на музейную практику занимали музеи идеологического значения, являвшиеся методическими центрами для всех остальных: Центральный музей В. И. Ленина, Центральный музей Революции СССР, Центральный музей Вооруженных сил.

Методическими центрами по своим отраслям искусства и науки являлись и другие центральные музеи страны, состоявшие в ведении Министерств культуры СССР и РСФСР. Постановлением ГК СМ РСФСР «О мерах по упорядочению сети научных учреждений МК РСФСР» обязанности головных научных центров для координации научно-исследовательских работ возлагались также на ГИМ — в области истории дореволюционного прошлого, Музей революции — в области истории советского общества, Государственный Музей истории религии и атеизма — в области атеизма; Биологический музей им К. А. Тимирязева — в области естествознания, Музей этнографии народов СССР — в области этнографии, Русский музей — в области русского и советского изобразительного и прикладного искусства, Театральный музей им. А. А. Бахрушина — в области истории театра и Государственный Литературный музей — в области русской и советской литературы. Таким образом, к критериям отнесения к группе важнейших музеев добавилась координация научной деятельности других музейных организаций. В 1974 г. к этому списку музеев был добавлен Музей истории космонавтики им. К. Э. Циолковского, кроме того был утвержден список зональных и базовых музеев на местах.

Разделение государственных музеев по категориям завершилось принятием постановлений об оплате труда музейных сотрудников (1978) и ценах на входные билеты (1980). В соответствии с первым к I категории относились музеи, деятельность и фонды которых имели мировую и всесоюзную известность. Они включались в специальный список МК СССР по согласованию с ГК СМ СССР по труду и социальным вопросам, Министерством финансов СССР и ВЦСПС.

К I категории относились другие крупнейшие музеи, достигшие определенных показателей: для исторических и краеведческих музеев — 400 тыс. посетителей в год и свыше 150 тыс. музейных предметов основного фонда, для художественных музеев — 300 тыс. посетителей и свыше 15 тыс. единиц фондов, для остальных музеев — свыше 150 тыс. посетителей и свыше 15 тыс. единиц основного фонда.

Основанием отнесения к остальным четырем категориям также служили количество посетителей и единиц хранения в основном фонде музеев. Проведение в жизнь этих требований привело к тому, что музеи стремились набрать любой ценой количественные показатели, не обращая внимания на качество музейной деятельности, на ценность поступающих в фонды материалов, эффективность научно-просветительной работы.

Исправить эти недостатки попытались в принятом МК РСФСР в 1980 г. «Постановлении» о ценах на входные билеты в местных музеях. В этот документ были включены требования тематически самостоятельной экспозиции, включающей определенный процент подлинных материалов (80%, 60%, 50% и все остальные), богатых фондов, имеющих известность.

Количественный их состав уже не определялся, но для I и II категорий требовалась организация их открытого хранения. Количество посетителей также не определялось, но выдвигались требования разнообразия форм работы с посетителями (лектории, клубы, консультации, применение технических средств пропаганды). Все это могло бы несколько уменьшить формализм, существовавший в оценке ценности того или иного музея, но в перечень оснований были включены такие пункты об отнесении музея к той или иной категории оплаты труда, что возвращало всю ситуацию к прежним оценкам по количеству посетителей и фондов. Таким образом, формализм в оценке музейной деятельности продолжал занимать ведущие позиции.

1.1. Памятники культового искусства как культурно-историческая ценность

Особую проблему всегда представляло отношение нашего общества к памятникам религиозного искусства. Прежде чем проанализировать динамику этого отношения, необходимо определить понятие «культовое искусство», «религиозное искусство» и выявить особенности их восприятия.

Проблема выделения из явлений культуры особой группы памятников «культового искусства» получила освещение в ряде философских исследований, при этом доминирует функциональный подход к определению культового искусства. Его характеризуют как искусство, включенное в систему религиозного культа и выполняющее в ней определенные функции (Д.М.Угринович). Генетически заложенную способность функционировать в системе религиозного культа выделяют как единственный объективный критерий его обособления в особую группу (Петрова М. А. Художественное и религиозное восприятие культового искусства. Автореферат дис. … канд. Философ. наук, Л., 1985).

Понятие «религиозного искусства» является более широким, критерием отнесения памятника к религиозному искусству выступает воплощенная в нем модель мира. Религиозное искусство строит «модель взаимосвязи двух миров, в которой основополагающими становятся законы идеального мира» (Колосницын В.И. К определению природы «религиозного искусства» — в сб. «Социальные функции искусства и религии», Свердловск, 1976, с.32). Так как этот идеальный, трансцендентный мир не может быть изображен, но может быть обозначен, одним из важнейших элементов религиозного искусства становится символ, синтезирующий свойства и функции как образа, так и знака; этим определяется необходимость для восприятия религиозного искусства знания соответствующей культурной традиции, вне которой символ нередко вообще утрачивает смысл.

Все эти свойства детерминируют особенности восприятия памятников религиозного искусства, среди которых необходимо выделить определяющее влияние на восприятие (а, следовательно, и на оценку) произведения подготовленности реципиента, его знания культурной традиции и интерпретации символов.

В восприятии реципиента в зависимости от уровня его культуры и от его отношения к религии может преобладать или идеологически-религиозный аспект, или культурно-исторический и эстетический.

Тот факт, что подавляющее большинство общества воспринимает, как правило, в основном религиозную функцию памятников культового искусства, приводило к идеологизации отношения к нему и, следовательно, оценки его историко-культурного значения. До 1917 г. в качестве критериев ценности выступали в основном такие факторы, как «святость», связь с подлинными или легендарными лицами и событиями, функциональность.

Древность почиталась, но лишь относительно: памятник мог быть полностью изменен, даже заменен на новодел. Это часто приводило к явной недооценке важнейших памятников. Так, церковь Вознесения в Коломенском в XIX — начале XX в. высоко оценивалась искусствоведами, а священнослужители отзывались о ней весьма скептически, подчеркивая ее функциональные неудобства (тесная, сырая, холодная) и формальное отступление от канонов. Порой недооценка вела к частичной и полной гибели памятника.

В советский период, особенно с конца 1920;х гг., в оценке обществом памятников культового искусства тоже преобладал идеологический аспект, но уже со знаком минус. Отмеченная выше генетически заложенная способность функционировать в системе религиозного культа априори гарантировала негативное отношение к этим памятникам со стороны новой идеологии. Сколь губительным оказался такой подход для огромного пласта христианской культуры — общеизвестно.

Для незначительной части объектов было сделано исключение — их ценность для общества была официально декларирована присвоением статуса «памятника», внесением в охранные списки, музеефикацией, помещением в музейные экспозиции, реставрацией. Для «очищения» этих избранных памятников от «вредного» идеологического аспекта специалистами (искусствоведами, музейными работниками) была сделана попытка перечеркнуть, предать полному забвению их религиозную функцию, искусственно отделив лишь эстетическую и историко-культурную (действие насильственное, но по тем временам печально необходимое, так как позволяло показывать эти памятники, писать о них, а иногда даже физически сохранять).

Критериями ценности на этом этапе были провозглашены древность, место в русской и мировой культуре, авторство крупных мастеров, связь с важными событиями жизни государства и историческими лицами, однако даже наличие всех этих факторов не всегда гарантировало сохранение памятника. Годы атеистической, а вернее воинствующе-безбожной пропаганды приводили к тому, что и эти официально признанные ценными памятники становились непонятными и чуждыми значительной части общества из-за отсутствия у нее знания культурной традиции.

В наши дни возродившийся интерес значительной части общества к религии, в большинстве случаев не сопровождающийся глубокими знаниями культурной традиции и искренней верой, но носящий внешний, «ритуалистический» характер, отнюдь не привел к подлинному осознанию обществом высочайшей историко-культурной ценности христианских памятников. Возобладало гипертрофированное утверждение ценности даже не религиозного, но культового, функционального аспекта памятников, вследствие чего значительная (и очень активная) часть общества стремится даже самые уникальные из них вернуть из музеев в функциональную среду бытования (политический и экономический аспекты требований церкви и выполнения этих требования властями выходят за рамки настоящего обзора).

Приведенное выше (см. гл.1) утверждение, что культурные ценности рождаются, живут и умирают в зависимости от того, осознает их или нет общество в качестве таковых, наиболее ярко иллюстрируется судьбой целого ряда именно культовых памятников. Наглядный пример — история храма Христа Спасителя. В отличие от большинства храмов, он уже при построении был осознан обществом не только как культовое здание, но и как памятник, имеющий и мемориальное, и, благодаря участию в его создании крупных мастеров, художественное значение. К 1930;м гг. художественная ценность была отвергнута, мемориальная забыта, идеологическая объявлена вредной; переоценка обществом объекта окончилась не только отказом ему в статусе культурной ценности, но и физическим уничтожением. Сегодня несуществующий памятник вновь стал ценностью в глазах общества. Но в этой оценке также преобладает не историко-культурный, а идеологический аспект.

Рассмотренные особенности и изменения отношения общества к культовым памятникам были юридически закреплены в ряде законов, указов, инструкций (или, наоборот, в отсутствии таковых, что является не менее показательным фактом). Хотя не все из рассматриваемых ниже документов содержат прямую констатацию ценности памятников культового искусства, их упоминание и, напротив, умолчание, место среди прочих ценностей, на которое они ставились авторами документов, достаточно красноречивы и доказательны.

В первых актах советской власти предметы культового назначения не выделяются среди прочих «предметов искусства и старины» (декреты «О запрещении вывоза и продажи за границу предметов особого художественного и исторического значения» от 19.09.1918, «О регистрации, приеме на учет и охранении памятников искусства и старины, находящихся во владении частных лиц, обществ и учреждений» от 5.10.1918). О признании музейной ценности отдельных явлений православной культуры свидетельствует фактическое превращение в музеи Оптиной пустыни, Валдайского Иверского монастыря и др.

Интересным фактом, указывающим на осознание представителями русской интеллигенции угрозы утраты в новых условиях значительной части христианского наследия и необходимости сохранения его в условиях музея, является выступление на Всероссийской музейной конференции 1919 г. К. К. Романова с предложением о создании музея церковного быта, правда, отвергнутое большинством участников конференции как «омузеивание жизни».

Первым правительственным декретом, непосредственно решавшим судьбу православного памятника, стал Декрет СНК от 20.04.1920 «Об обращении в музей историко-художественных ценностей Троицко-Сергиевской Лавры», подписанный Лениным. Образованный музей находился в ведении Наркомпроса. Отделу по делам музеев и охраны памятников было поручено выработать инструкции и положение об управлении зданиями и ценностями Лавры, имеющими художественно-историческое значение. Сам факт появления специального декрета по отдельному музею-ансамблю свидетельствует о признании особой историко-культурной ценности Троицко-Сергиевской Лавры наряду с такими культурными ценностями, как Третьяковская галерея, Ясная Поляна и Большой Кремлевский дворец, по поводу которых к этому моменту также были изданы специальные декреты.

Первым документом, официально провозглашающим ранжирование культовых памятников, становится разработанная в 1920 г. Отделом по делам музеев и охране памятников искусства и старины Наркомпроса «Инструкция по учету, хранению и передаче религиозного имущества, имеющего художественное, историческое или археологическое значение» (далее «Инструкция»).

Согласно «Инструкции» все имущество, «предназначенное для совершения религиозных обрядов», имеющее культурно-историческое значение, «переходит в заведывание» Отдела по делам музеев и охране памятников. Передача должна была осуществляться представителями Отдела с составлением подробной описи, устанавливающей художественную и историческую ценность и классификацию по категориям. Далее в «Инструкции» уточнялся принцип ранжирования: к первой категории было отнесено «имущество совершенно исключительной историко-художественной ценности (уники)», составляющее «Государственный фонд». По отношению к этой группе декларировалось право Отдела на изъятие в целях помещения в музей и обеспечения сохранности.

«В особых случаях» для музейного использования могли изыматься также предметы второй категории, к которым было отнесено «имущество высокой историко-художественной ценности, имеющее показательное и музейное значение». В основном же все предметы второй и третьей (имеющие незначительную историко-художественную ценность) категорий после приема представителями Отдела передавалось «группам верующих в пользование» с составлением акта и описи, далее все вопросы, связанные с перестройкой, ремонтом, реставрацией решались исключительно Отделом по делам музеев.

Следует отметить, что в «Инструкции» 1920 г. мы сталкиваемся с пока еще достаточно уважительным отношением к правам верующих. Вопрос об изъятии ставился только в отношении памятников исключительной музейной ценности или в случае угрозы сохранности. Церкви подлежали закрытию и использованию в том случае, если не окажется общины, желающей взять их и использовать на условиях «Инструкции»: в этом случае местный совет депутатов обязан был троекратно дать соответствующую публикацию в местной газете и вывесить объявление на дверях храма. Через неделю он мог обратиться в Отдел по делам музеев Наркомпроса, которому и принадлежало право решать вопрос о дальнейшем использовании храма в соответствии с его историко-культурной ценностью.

Однако имеющаяся в «Инструкции» оговорка о праве местного совета по «запросу трудящихся масс» принимать «в силу нужды» постановление об использовании здания церкви «для общеполезных целей» уже открывает путь тому произволу, который начался в скором времени. Непосредственно проблема оценки культурно-исторического значения культовых памятников и выделения среди них категории наиболее ценных, подлежащих специальной охране, поднимается в Декрете ВЦИК от 27.12.1921 «О ценностях, находящихся в церквах и монастырях». Согласно этому Декрету, «колоссальные ценности, находящиеся в церквах и монастырях», распределялись на три части: 1) имущество, имеющее историко-художественное значение, подлежало исключительному ведению Отдела по делам музеев и памятников, 2) имущество материальной ценности, подлежащее выделению в Государственное хранилище ценностей РОФСР, 3) имущество обиходного характера. По отношению к последней категории была отмечена усиливающаяся тенденция к ликвидации его «органами местной власти путем неорганизованной продажи или передачи группам верующих». Декрет запрещает такие действия без разрешения Отдела по делам музеев или его органов на местах.

Итак, в рассмотренных документах мы впервые находим достаточно подробно разработанный принцип ранжирования историко-культурных объектов культового назначения и соответствующие рекомендации по использованию. Согласно ему решающее слово в вопросе о степени ценности того или иного памятника принадлежит специалистам-экспертам — представителям Отдела по делам музеев. Представление о том, каковы были критерии производимого ими отбора, какие именно памятники провозглашались исключительно ценными, дают архивные материалы, содержащие заключения по поводу охраны и музеефикации конкретных памятников.

Количество памятников культового искусства, ставших музеями в первой пол. 1920;х г., не поддается точному учету в связи с постоянным изменением как их официального статуса и неточности терминов (памятник, поставленный на учет; музейный отдел; филиал; музей-храм или музей-монастырь и т. д.), так и действительного использования. Так, в Ярославле и округе в начале 1920;х гг. были переданы Отделу по делам музеев 23 храма и 2 монастыря; среди них были полностью музеефицированные памятники, храмы, закрытые и показываемые посетителям в первозданном виде, оставленные в пользовании верующим, используемые совместно общиной и музеем; ряд церквей, пострадавших в 1918 г., реставрировался с целью последующего обращения в музей. В Новгороде было музеефицировано 16 наиболее значительных храмов, функционировавших как самостоятельные музеи-памятники. В целом по России по документам выявляется свыше 100 памятников культовой архитектуры, бывших в первой пол. 1920;х гг. музеями (музеи-храмы, музеи-монастыри).

Анализ отраженной в документах практической деятельности по взятию под охрану государства и музеефикации храмов и монастырей в 1919 — 1925 гг. показывает стремление музейных работников к максимальному сохранению памятников церковного искусства. Этим пониманием вероятной гибели памятников, не отмеченных высокой экспертной оценкой, объясняется весьма расширенное применение на практике категории «исключительного значения».

Другим фактором было признание работниками музеев и музейных отделов (в основном это были еще представители дореволюционной интеллигенции) высокой культурной ценности не только за памятниками наиболее древними, как это будет впоследствии. Так, Храм Христа Спасителя обследовался в 1922 г. зав. Отделом ГИМа, профессором А. И. Анисимовым и получил следующую оценку: «Как весь храм, так и его внутреннее убранство … является наиболее полным и красноречивым выражением псевдо-русско-византийского стиля и в изучении этого стиля имеет значение руководящего образца, исследование русской художественной культуры … навсегда связано с храмом Христа Спасителя как одним из наивысших достижений в области художественных исканий на протяжении почти целого полустолетия… Храм … был исполнен не только в главном, но и в мелочах как одно грандиозное целое … Поэтому все убранство его — иконостасы, сени, хоругви, престолы, утварь … есть часть этого единого органического целого и не могут быть изъяты без нанесения существенного ущерба всему памятнику» (ОПИ ГИМ, ф.54, д. 512, л.79). На сохранении «памятника целиком, как полноценного ансамбля, каким он был задуман и осуществлен, и каким только и сохраняет свое художественное и историческое значение» настаивали и члены общества «Старый Петербург» в отношении значительного числа петербургских храмов XVIII — XIX вв. (ОПИ ГИМ, ф.54, д. 775, л.3).

Ими было теоретически выработано «комплексное понятие памятника», т. е. требование музеефикации ценных храмов как сложившихся ансамблей, без классификации предметов, составляющих интерьер, на категории более ценных и менее ценных и не допуская изъятия и распыления вторых. Это же утверждение — в теории и на практике — ценности памятника церковного искусства как целого, не допускающего расчленения, ведущего к уменьшению этой ценности — прослеживается в деятельности организаторов и руководителей большинства музеев-храмов и музеев монастырей в нач. 1920;х гг.: Оптиной пустыни, Никоновского музея-монастыря на Валдае, Троице-Сергиевой Лавры, музеев Московского Кремля, Болдинского музея-монастыря и др. В ряде случаев это стремление к сохранению культового памятника как историко-культурного целого распространялось и на происходящее в нем действо, и на монастырский образ жизни, что было теоретически обосновано о. Павлом Флоренским в статье «Храмовое действо как синтез искусств», помещенной в журнале «Советский музей» (1989, № 4).

Первый тяжелый удар вышеописанному подходу к оценке музейного значения памятников культового искусства был нанесен в 1922 г. кампанией по изъятию церковных ценностей в пользу голодающих Поволжья, так как в результате практически не осталось храмов, в целостности сохранивших свои интерьеры с убранством.

Документы свидетельствуют о постоянных разногласиях между представителями Отдела по делам и музеев и власти по поводу оценки значения того или иного памятника. Во многих случаях, несмотря на протесты специалистов, изымались и «обезличивались» высокохудожественные произведения древнерусского искусства. Главмузей направлял официальные протесты против действий, представлявших «грозную опасность разрушения и без того малочисленных памятников древнерусского искусства», в ответ на которые Президиум Московского совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов обвинял экспертов Главмузея в безответственности и слепом религиозном фанатизме, тормозящем работу и нарушающем план (Письмо Президиума Московского Совета от 05.06.1922 г. № 209 — ГА РФ. Ф.2307, оп.8, д. 23, л.118 и др.).

07.01.1924 г. ВЦИК издает Декрет «Об учете и охране памятников искусства, старины и природы», на основании которого 07.07.1924 г. утверждается «Инструкция об учете и охране памятников искусства, старины, быта и природы». Эта инструкция касалась любых памятников зодчества, среди которых упоминались сооружения религиозного культа, теперь уже прочно занявшие место в перечне после сооружений гражданских и крепостных, непосредственно перед завершающим «и т.п.».

Эта инструкция установила ранжирование памятников «в отношении использования». По их характеру были выделены памятники, используемые исключительно с целями научными и музейно-показательными с сохранением их художественно-исторического внешнего облика, обстановки и внутреннего «убранства»; к таковым были отнесены «музеи церкви» и «музеи монастыри». Отметим, что в тексте инструкции отнесение к этой категории не связывалось с ценностной характеристикой памятника, речь идет скорее о возможностях использования.

Также и среди памятников другой категории («могущих быть использованными без особого ущерба для их сохранности и без нарушения их историко-художественной ценности») использование под музейные экспозиции не выделяется, но перечисляется наряду с «предоставлением этих памятников в пользование учреждениям, общественным организациям и лицам». Однако важным моментом по-прежнему является декларация права именно специалистов — Отдела по делам музеев — решать вопрос об отнесении памятника к той или иной категории использования.

Декрет 1924 г. стал последним правительственным документом по рассматриваемому вопросу, появившимся в 1920;е гг. Практические же шаги, предпринимавшиеся в отношении культовых памятников, свидетельствуют о пересмотре отношения к ним государства, общества и даже специалистов (среди которых все меньше остается представителей дореволюционной интеллигенции). Эта тенденция принижать значение христианских памятников для русской культуры, не признавать за ними высокой ценности наметилась к середине 1920;х гг. и полностью возобладала после 1927 г.

Для музеев-храмов и монастырей этот год ознаменовался яростными нападками местных властей, общественности, прессы, закрытием экспозиций, уничтожением убранства интерьеров, ликвидациями первых музее. Музеефицированные памятники культового искусства были объявлены своеобразными очагами религиозных настроений. Начинаются ожесточенные нападки на конкретные памятники, охраняемые в качестве музейных в Москве, Ярославле, Калуге и других местах. Главное требование агрессивно настроенной общественности было выражено в резолюции Первой Московской областной конференции Союза безбожников в 1929 г: «Поставить перед Наркомпросом вопрос о немедленном пересмотре исторической и художественной ценности церквей, создав для этого авторитетную комиссию с привлечением в нее представителей общественных организаций, в том числе Союза Воинствующих безбожников».

В результате в период 1927;1941 гг. происходит сведение к минимуму числа памятников культовой архитектуры, используемых в качестве объектов музейного показа. Процесс этот шел разными путями: лишение культовых памятников статуса музеев и статуса памятников и их физическое уничтожение или превращение в склады, фабрики и др.; закрытие музейных зданий для посетителей на многие годы, часто с уничтожением внутреннего убранства; использование храмов под музейные экспозиции, не связанные с памятником — в основном антирелигиозные или краеведческие.

Таким образом, общество объявляло памятники культового искусства лишенными высокой историко-культурной ценности. Сохранились в качестве музеев немногие, как правило, имеющие мировую известность, уникальные по сохранности и художественному уровню (храмы Московского Кремля, собор Василия Блаженного, Исаакиевский собор, Ростовский Кремль, отдельные храмы Новгорода, Ярославля и др.), хотя некоторые из них были закрыты на долгую реставрацию, в интерьеры других внесены чуждые экспозиционные элементы (маятник Фуко в Исаакиевском соборе), третьи сделались недоступными для посетителей (Кремль). Однако уже тот факт, что у власти «не поднялась рука» на эти музеи, что их несмотря ни на что удалось отстоять, свидетельствует о невольном признании обществом исключительной ценности памятников.

Новый этап переоценки обществом значения культовых памятников связан с послевоенными годами. Постановление Совмина СССР от 14.10.1948 г. № 3898 «О мерах улучшения охраны памятников культуры» и разработанные на его основе «Положение об охране памятников культуры» и «Краткая инструкция о порядке учета, регистрации и содержания памятников искусства» 1949 г. объявляют гражданские и культовые здания, произведения живописи и предметы декоративного искусства, имеющие научное, историческое или художественное значение, неприкосновенным всенародным достоянием, состоящим под государственной охраной, подлежащим учету, внесению в соответствующие списки, паспортизации и реставрации.

В отношении использования памятники были разделены на три категории, практически без изменений повторявшие категории, описанные в Декрете от 07.01.1924 г. Относительно памятников религиозной живописи инструкцией устанавливался формально-хронологический критерий внесения памятника в учетные списки: учету подлежали иконы до XVII в. включительно и иконы XVIII — XIX вв., подписанные или достоверно принадлежащие кисти выдающихся мастеров этого времени. Относительно икон XVIII — XIX вв., не имеющих подписей художников, было специально указано, что они «учету не подлежат».