Реализация в процессе судебного следствия принципов непосредственности и устности судебного разбирательства

Для эффективного убеждения присяжных заседателей с позиции обвинения и защиты особенно важное значение имеет обеспечение прокурором и адвокатом в ходе судебного следствия с участием присяжных заседателей принципа непосредственности и устности судебного разбирательства в процессе представления и исследования наиболее важных доказательств обвинения и защиты. Сущность этого принципа заключается в том, что все доказательства по уголовному делу подлежат непосредственному исследованию (за исключением случаев, предусмотренных разд. X УПК РФ). Суд заслушивает показания подсудимого, потерпевшего, свидетелей, заключение эксперта, осматривает вещественные доказательства, оглашает протоколы и иные документы, производит другие судебные действия по исследованию доказательств (ч. 1 ст. 240 УПК РФ).

В процессе судебного следствия с участием присяжных заседателей реализация принципа непосредственности и устности судебного разбирательства необходима прежде всего для правильной оценки присяжными достоверности показаний свидетелей обвинения и защиты. Дело в том, что полное представление о достоверности или недостоверности показаний у присяжных заседателей складывается не только под влиянием восприятия и оценки содержания показаний, но и на основании сопоставления вербального (словесного) и невербального поведения допрашиваемого лица. При этом они особое внимание обращают на такие признаки, как соответствие или несоответствие между словами, интонациями и жестами, уверенный или неуверенный тон речи и другие признаки вербального и невербального поведения, которые они учитывают при оценке достоверности доказательств на основании здравого смысла и совести.

Так, по свидетельству А. М. Бобрищева-Пушкина, при оценке достоверности показаний потерпевшего, особенно когда эти показания отрывочны и сбивчивы, «для присяжных недостаточны выводы из восстановленных в непререкаемой точности слов, им нужна уверенность самого потерпевшего в виновности лица, которое он обвиняет, а выразить эту уверенность может только живой голос. Отсутствие его по причине болезни или смерти потерпевшего, по причине ли отказа, например жены давать показания на суде, оставляет в деле серьезный пробел, о котором присяжные с трудом забывают даже при обилии других доказательств» [8. С. 326].

Присяжным заседателям необходимо присутствие в зале суда потерпевшего и других свидетелей обвинения и защиты для того, чтобы не только слышать их живой голос, но и чтобы наблюдать за их вербальным и невербальным поведением в целом и таким образом при помощи своего внутреннего «детектора лжи», основанного на собственном жизненном опыте, уловить соответствие или несоответствие между словами, интонациями и жестами допрашиваемого и другие многочисленные признаки, по которым любой здравомыслящий человек умеет отличать правду от лжи.

Американскими социальными психологами установлено, что одновременный анализ как вербальных, так и невербальных сигналов повышает вероятность обнаружения лжи по сравнению с теми случаями, когда внимание сосредоточено либо только на вербальных, либо только на невербальных сигналах [27. С. 252]. В учебнике, подготовленном лучшими американскими специалистами по невербальному общению М. Нэппом и Д. Холлом, отмечается, что на основании восприятия и оценки изменения тональности голоса, несоответствия вербального и невербального поведения и других многочисленных признаков «…посторонние люди без помощи какого-либо вспомогательного оборудования, например детектора лжи, могут определить лжеца с точностью в 50−60%» [27. С. 251].

Это эмпирически подтверждается экспертной оценкой американского адвоката Джерри Спенса, который на основании своего многолетнего опыта работы в суде присяжных подтвердил способность присяжных заседателей достаточно точно отличать правдивые показания от ложных и ярко описал психический механизм, помогающий присяжным заседателям распознать ложь на основании указанных выше и других многочисленных признаков вербального и невербального поведения человека:

" Наши психические щупальца обвивают собеседника, ощупывают его, оценивают и тестируют. Говорит ли он правду? Все щупальца вместе формируют систему безопасности, которая учитывает и взвешивает все, что мы произносим, слышим, видим. Эта система ищет любое несоответствие: неверный тон, неподходящее слово, слишком продуманный жест, сбой ритма, взгляд, гримасу, неестественный кашель.

Все мы имеем такие щупальца. Так же, как иммунная система, невидимые детекторы лжи постоянно ощущают врагов, едва заметные следы притворства. Я не говорю здесь об уме. Такие детекторы лжи есть и у гениев, и у самых обыкновенных людей. Я говорю о психическом механизме, который позволяет нам распознать ложь, который может защитить нас от тех, кто с помощью лжи пытается втереться к нам в доверие…

Мой опыт говорит, что обычный человек, который использует свой детектор лжи, сумеет почти всегда распознать нечестную игру. В этом и состоит главная добродетель американского суда присяжных…

Присяжные — прирожденные оценщики правдоподобности. И, как члены жюри, наши ежедневные собеседники — тоже эксперты. Они проверяют нашу правдивость при помощи своих «щупальцев». И если при общении на нити разговора обнаруживаются узелки лжи, щупальца подают сигнал тревоги. Они замечают малейшие несоответствия между словами, интонациями и жестами. Обычный детектор лжи анализирует физиологические реакции, сопровождающие ложь. Но мы с вами гораздо изощреннее, чем этот примитивный прибор. Наши чувства ловят тысячи сигналов за несколько мгновений внезапной встречи и быстрее, чем любой компьютер, обрабатывают информацию и выносят решение. Пока детектор лжи и его оператор тратят минуты, а иногда и часы, чтобы сделать полный анализ одного-единственного предложения, мозг с той же скоростью, с которой произносятся слова, за несколько мгновений выносит окончательный приговор о доверии к собеседнику" [35. С. 59-60, 63-64].

По этим признакам умеют отличать правду от лжи не только присяжные и судьи, но и опытные прокуроры и адвокаты. Так, в романе С. Шелдона «Гнев ангелов» адвокат Дженнифер Паркер «…постигла язык жестов. Если свидетель врал, он трогал себя за подбородок, плотно сжимал губы, закрывал рукой рот, дергал себя за мочку уха и теребил волосы. Ни одно из этих движений не ускользало от Дженнифер, и она выводила лжеца на чистую воду» [43. С. 136].

Итак, непосредственность и устность судебного разбирательства при исследовании показаний свидетелей обвинения и защиты необходима прежде всего для того, чтобы создать благоприятные процессуальные и социальнопсихологические условия для оценки сторонами и присяжными заседателями достоверности этих показаний, формирования у присяжных ясного и полного представления о достоверности или недостоверности определенных показаний.

Государственный обвинитель и защитник должны обеспечить реализацию принципа непосредственности и устности судебного разбирательства при исследовании доказательств со своей стороны для формирования у присяжных заседателей не только представления о достоверности этих показаний, но и определенного внутреннего убеждения по решаемым им вопросам на основании всех исследованных с участием присяжных заседателей доказательств. Это объясняется тем, что:

• — присяжные выносят вердикт, не знакомясь с материалами уголовного дела, и все, что не рассмотрено в их присутствии в судебном заседании, останется для них неизвестным и не сможет быть учтено при решении вопроса о виновности подсудимого:
• — уголовно-процессуальный закон обязывает присяжных заседателей «принимать во внимание все рассмотренные в суде доказательства» (ч. 1 ст. 332 УПК РФ — текст присяги), основывать свой вердикт «лишь на тех доказательствах, которые непосредственно исследованы в судебном заседании» (п. 5 ч. 3 ст. 340 УПК РФ — содержание напутственного слова председательствующего).

Это имеет особенно важное значение для обвинения. При недостаточном количестве достоверных доказательств по каждому элементу состава преступления, в котором обвиняется подсудимый, и по каждому эпизоду обвинения у присяжных заседателей возникают непреодолимые колебания и сомнения, которые препятствуют формированию у них внутреннего убеждения о виновности подсудимого и нравственно-психологической готовности вынести ему обвинительный вердикт.

Такое состояние у присяжных заседателей может возникнуть и в случаях, когда обвинение собрало достаточное количество допустимых и достоверных доказательств, но в ходе судебного следствия с участием присяжных заседателей не обеспечило реализацию принципа непосредственности и устности судебного разбирательства при исследовании доказательств со своей стороны, например, из-за неявки важных свидетелей.

Необходимо отметить, что в суде с участием присяжных заседателей неявка в судебное заседание потерпевшего и других важных свидетелей обвинения часто бывает невосполнима даже в тех случаях, когда государственному обвинителю удается добиться оглашения ранее данных ими показаний, так как препятствует формированию у присяжных заседателей правильного внутреннего убеждения о доказанности предъявленного подсудимому обвинения.

Так, по делу М., обвинявшегося в убийстве с особой жестокостью двух лиц, председательствующий удовлетворил необоснованное ходатайство обвинителя и постановил закончить судебное следствие в отсутствие неявившихся свидетелей. Из 13 лиц, указанных в списке, приложенном к обвинительному заключению, в судебном заседании было допрошено только 5 второстепенных свидетелей, которые очевидцами происшествия не являлись. В результате присяжные заседатели вынесли оправдательный вердикт.

С учетом сказанного можно сделать вывод, что обеспечение прокурором и адвокатом принципа непосредственности и устности судебного разбирательства при исследовании доказательств со своей стороны имеет важное значение как для формирования у присяжных заседателей представления о достоверности этих доказательств, так и для формирования у них на основании всех этих доказательств правильного внутреннего убеждения (с позиции соответственно обвинения и защиты) по вопросам о фактической стороне дела, виновности подсудимого.