Виктор Пелевин. «Чапаев и Пустота» (1996)

Обращение к образу Чапаева и Петьки — это обращение к образам-симулякрам, ставшим таковыми еще задолго до написания романа Пелевиным. Введенные в советскую мифологию книгой Д. А. Фурманова, которая в романе признается не вполне надежным источником информации о Чапаеве, героизированные фильмом братьев Васильевых и затем переосмысленные в фольклоре (жанр анекдота), эти образы давно утратили связь со своими прототипами и вошли в советское коллективное бессознательное. Об этих образах-симулякрах и пишет Пелевин, переосмысляя их и давая им возможность обретения принципиально новых смыслов. В предисловии к роману, написанном неким Урганом Джамбон Тулку VII, Председателем Буддийского Фронта Полного и Окончательного Освобождения (ПОО (б)), ставится под сомнение достоверность книги Фурманова:

" Заметим кстати, что, хотя господин Фурманов и встречался с историческим Чапаевым по меньшей мере дважды, он никак не мог быть создателем этой книги Невероятно, но приписываемый ему текст многие до сих пор воспринимают чуть ли не как документальный" .

Настаивая на достоверности событий, изложенных именно в предлагаемой читателю книге, автор предисловия в то же время утверждает, что Чапаев и его соратники — всего лишь мифологические персонажи, или симулякры, если пользоваться постмодернистской терминологией.

" Что знают сейчас об этом человеке? вопрошает автор предисловия. — Насколько мы можем судить, в народной памяти его образ приобрел чисто мифологические черты, и в русском фольклоре Чапаев является чем-то вроде знаменитого Ходжи Насреддина. Он герой бесконечного количества анекдотов, основанных на известном фильме тридцатых годов. В этом фильме Чапаев представлен красным кавалерийским командиром, который сражается с белыми, ведет длинные задушевные разговоры со своим адъютантом Петькой и пулеметчицей Анкой и в конце тонет, пытаясь переплыть реку Урал во время атаки белых. Но к жизни реального Чапаева это не имеет никакого отношения, а если и имеет, то подлинные факты неузнаваемо искажены домыслами и недомолвками" .

В сущности, постмодернистской деконструкции в романе подвергается один из персонажей советской мифологии, а затем творится новый миф. Стратегия деконструкции состоит в принципиальном разрушении связей персонажей (Чапаев, Петька, Анка-пулеметчица) с социально-исторической конкретикой. Герои перенесены из реального исторического времени Гражданской войны в иные реальности, сам статус которых в романе выглядит весьма сомнительным. Герой романа — Петр, носящий фамилию Пустота, оказывается пациентом психиатрической больницы, и все реальности, воссозданные в романе, предстают как его галлюцинации. Они воспроизводят быт Москвы периода Гражданской войны; поэтические салоны, где за столиками сидят реальные исторические персонажи в компании утонченных женщин, воспитанных на декадансе; Москву начала 1990;х гг. с огромным количеством непонятных фирм и полной дезориентированностью человека в новой экономической и политической реальности; «Внутреннюю Монголию», особую шизоидную сферу сознания героя, населенную фантастическими образами, в которую он время от времени попадает. Пародируя, создавая многочисленные пастиши, сознательно ориентируясь на идеи интертекстуальности, перемешивая несовместимые в ином художественном мире образы и мифологемы, вводя в роман образы Чапаева и Луиса Альберто, персонажа одного из первых показанных в России «мыльного» сериала, штабс-капитана Овечкина, героя «Неуловимых мстителей», который оказался к тому же и наркоманом, японского бизнесмена, который предлагает сделать Петру харакири и выполнить последний долг — снести мечом голову, чтобы тот не мучился; перемешивая марксизм, буддизм, христианство, травестированные самурайские представления о долге и чести, автор воссоздает то, что можно назвать высшим проявлением постмодернистской чувствительности начала и середины 1990;х гг. — полную утрату жизненных, бытийных, культурных ориентиров. Можно сказать, что Пелевин, обращаясь к основополагающим философским и эстетическим принципам постмодернизма, намеренно обессмысливая свой текст, смешивая несовместимое, мотивируя события то шизоидным состоянием персонажа, то его наркотическим опьянением, воспроизводит глубоко трагическое (но неосознаваемое в качестве такового) мироощущение целого поколения. Это поколение утратило прежние, советские идеологические ориентиры, которые и своими-то для пего никогда не были, но не обрело новых, которые могли бы стать своими. В сущности, это трагическое мироощущение поколения 1990;х гг., не нашедшего себя в онтологической вертикали, дезориентированного в культурном и историческом пространстве. Постмодернизм с его всеядностью и толерантностью и мог стать философией поколения, выбирающего пепси, поколения «П», вернее, суррогатом такой философии. Ее результатом с неизбежностью становился образ глиняного пулемета, способного просто уничтожать, стирать действительность, на которую он направлен, оставляя вместо нее воистину космическую пустоту. Именно этим глиняным пулеметом, в который вставлен палец Будды, Анка-пулеметчица и уничтожает все вокруг в финале романа. Образ этой постоянно разрастающейся вселенской пустоты и завершает произведение, как бы демонстрируя итоги и тупики постмодернистского развития.

Вполне естественным шагом в творческой эволюции писателя после «Чапаева и Пустоты» стал роман «Generation П». Объектом деконструкции в нем оказалась культурнополитическая реальность 1990;х гг. Но в отличие от предшествующего романа, доконструкция реальности связана здесь не только с разрушением сознания. Сама действительность предстала у Пелевина тесно соединенной с виртуальным миром, порабощенной им. В итоге, виртуальная реальность, мир мнимостей, вытесняет действительность и подменяет ее собой.