Деятельностный подход в психологии и принцип активности

Категория активности может рассматриваться в качестве более широкой, чем категория деятельности, хотя в немецкой классической философии они были неразрывны и строились не на материалистическом понимании деятельности. Этот аспект — многообразия деятельностных подходов в философии — раскрывается в современной философской литературе [Лекторский В. А., 2001; Персональность…, 2007]. Необходимо наметить представленность активности как объяснительного принципа в психологии, поскольку еще совсем недавно он не выдвигался в отечественной истории психологии в качестве самостоятельного, а лишь высвечивал некоторые аспекты психологического понимания направлений детерминации психического, в частности, «внутренними условиями» .

Вместе с тем принцип активности как частнонаучный реализовывался в ряде концепций: в теории онтогенетического развития А. Валлона он направлял выделение особого предмета изучения — эмоционально-тонической активности, действующей в единой системе с предметно-направлен ными действиями; в вюрцбургской школе выделяли активность мышления как основание несводимости его регуляции к ассоциативным механизмам; в культурно-исторической концепции активность субъекта выступила как активность в преобразовании собственной психики на основе орудийного использования стимулов-средств. Список психологических теорий, в которых апелляция к активности выступает в качестве специфического свойства тех или иных психологических объяснений (включая динамику развития личности и актуалгенеза мышления), может быть продолжен.

Роль принципа активности в общепсихологическом знании была обоснована именно в отечественной культурно-деятельностной школе. Таким образом, принцип активности можно рассматривать как связанный именно с реализацией принципа деятельностного подхода (и субъектно-деятельностного) в психологии. В то же время, как мы покажем далее, в психологии принцип активности развивался и в иных контекстах.

Л. И. Анцыферова, рассматривая принцип связи психики и деятельности, соглашалась с тем, что уже анализ деятельности показывает неразрывную связь деятельности и сознания с окружающим человека миром. Она подчеркнула заслугу С. Л. Рубинштейна в том, что первая проблема была включена во вторую, и тем самым закрепилось диалектико-материалистическое понимание принципа детерминизма: «Принцип деятельности становится в этом случае существенной частью принципа детерминизма, раскрывающей конкретно процесс движения от внешнего к внутреннему и от внутреннего к внешнему» [Анцыферова Л. И., 1968, с. 77]. Позиции С. Л. Рубинштейна в проблеме понимания причинности нами был отведен специальный параграф (в гл. 11). Историческая последовательность может реконструироваться следующим образом: С. Л. Рубинштейн выдвинул принцип единства сознания и деятельности; А. Н. Леонтьев дал его иное толкование (внутреннее действует через внешнее) и расширил его, выдвинув принцип единства психики (в ее различных формах) и деятельности.

В более широком общенаучном контексте принцип активности противопоставляется принципу реактивности (приводимая иногда дихотомия активности-пассивности не выдерживает критики в силу неприменимости категории пассивности уже к самим простым вариантам психического отражения и деятельности). Отличительными чертами психологических концепций, реализующих принцип реактивности, являются представления о реактивной и в этом смысле пассивной природе человека, основывающиеся на аналогии между человеком и машиной (т.е. на идее механистического материализма и позже — информационного подхода), с характерной бессубъектной (безличной) его трактовкой. Принцип реактивности реализуется в содержательно разных подходах — рефлекторном, бихевиористском, когнитивном (если строятся схемы познавательных процессов, исходя из «компьютерной метафоры»), при разных формах гомеостатических теорий. Это стало возможным потому, что принцип активности имел в философии и психологии разные основания и воплощения.

Говоря об активности психического отражения, выделяют такие его свойства, как селективность и пристрастность. В этом одно из противопоставлений деятельностного подхода бихевиористскому (с его реактивной схемой S-R). Избирательность и направленность психических процессов могут рассматриваться как собственно признаки активности отражения. Это не вполне оправданно — сводить активность только к селективности или избирательному характеру деятельности. Последнее скорее характеристика реактивных процессов: когда имеется в наличии множество воздействий и организм вынужден выбирать, на какое из них реагировать, как бы отфильтровывая одни воздействия от других. Ссылка же на пристрастность скорее указывает на источники феномена активности.

При анализе перехода от стимульной парадигмы к деятельностной при построении образа было выделено три параметра проявления активности [Смирнов С. Д., 1985]:

• 1) инициирование действия субъектом;
• 2) направленность на изменение внешней действительности (уничтожение определенности внешней действительности);
• 3) отставленность во времени и пространстве акта деятельности от окончательного результата, с одной стороны, и от инициировавших его событий — с другой, а также наличие между ними многих опосредствующих звеньев (если так можно выразиться, их удаленность друг от друга в пространстве структурных элементов деятельности, которая может прямо не коррелировать с их пространственной и временной отставленностью).

Реализация принципа активности применительно к познавательным психическим процессам шла в советской психологии именно по пути их деятельностной трактовки. В физиологии активности Н. А. Бернштейном были открыты законы регуляции действия как законы порождения и построения, а в работах А. Н. Леонтьева — особенности двойной детерминации построения образа (свойствами объекта и задачами субъекта). Целевая регуляция при исследованиях восприятия, памяти и мышления также понималась как регулирующая роль активности субъекта в их актуалгенезе. Наконец, исследования активности субъекта как внутренних моментов его саморазвития и самодетерминации стали реализацией принципа активности в области исследований личности.

Иногда принцип активности соотносят с телеологичностью как целевой направленностью действий человека. Но само по себе признание целевой причины еще не говорит о реализации принципа активности. Так, в исследованиях К. Левина она могла означать достижение принципа равновесия, т. е. гомеостазиса (в отношениях личности и среды). Подчиненность поведения заранее установленной цели — это скорее характеристика адаптивности. По человек характеризуется и неадаптивными действиями, стремлением к нарушению гомеостазиса. В теории В. А. Петровского неадаптивная активность личности, выход за рамки ситуативно заданных требований (феномен бескорыстного риска) стали таким же предметом изучения активности, как и самоактуализация у А. Маслоу.

Сами процессы постановки цели выступили у О. Тихомирова и В. Петровского теми этапами самодетерминации, за которыми уже не предполагалось вскрытие их деятельностных структур (хотя сами они становились регуляторами действий). Принцип активности при этом не обязательно прямо формулировался его сторонниками. Его представленности в теориях личности следовало бы посвятить специальную работу. Однако ограничимся категориальными связями в рамках деятельностного подхода.

В работе «Понятия и принципы общей психологии» О. К. Тихомиров обсудил вопрос о том, что в отечественной психологии сложились разные варианты деятельностного подхода. Он реализуется в многочисленных работах сторонников разных научных направлений, даже если авторы не относят себя к последовательным сторонникам теории деятельности. В другом параграфе той же главы Тихомиров соотнес понятия деятельности и активности, считая последнее более широким. «Проблема и активности, и деятельности очень тесно связана с такой классической проблемой психологии, как проблема внешней детерминации деятельности, психики человека и животного» [Тихомиров О. К., 1992, с. 34] - это свидетельствует о понимании им категорий активности и деятельности именно как связанных с объяснительными принципами психологии^[1]. При этом для анализа экспериментальных данных, демонстрирующих новообразования в процессуальной регуляции мышления, он допускал введение понятий, фокусирующих аспекты «додеятельностных» уровней регуляции — как не оформленных в рамках деятельностных структур, например доцелевые предвосхищения. Целевую регуляцию он рассматривал очень широко: «Целеобразование есть активность, выходящая за пределы наличной ситуации» [Тихомиров О. К., 1992]. Это развитие концепции мышления, предполагавшее целостность деятельности и смысловой его регуляции, внесло существенный вклад в методологию психологии, в частности в обоснование функционально опережающих — развитие деятельностных структур — форм активности [Корнилова Т. В., 2009].

В то же время следует признать, что сопоставление психологических представлений об активности и деятельности (как молярной единицы активности человека в понимании А. Н. Леонтьева) приводит к непростым схемам соотнесения понятий, которые представляют деятельностные структуры и фиксируют аспекты активности, лишь в своем генезе имеющие деятельностные основания (это уже названные понятия образа мира, целеобразования, надситуативной активности личности и др.).

При субъектно-деятельностном подходе также реализуется принцип активного изменения действительности и принцип «внешнее действует через внутреннее» видоизменяется в связи с сегодняшним подчеркиванием регуляторного аспекта психического [Субъект…, 2005].

• [1] Однако его смущало введение новых понятий (интеллектуальной активности, надситуативной активности) как допускающих недетерминистское толкование. Он видел возможность развития в рамках деятельностного подхода более тонких представлений о регуляции, в частности, познавательных процессов в аспектах становления новообразований, в целом детерминируемых деятельностными отношениями.