Отказ прокурора от обвинения и его последствия

Согласно ч. 7 и 8 ст. 246 УПК РФ, если прокурор придет к убеждению, что данные судебного следствия не подтверждают предъявленного подсудимому обвинения, он обязан отказаться от обвинения и изложить суду мотивы отказа. До удаления суда в совещательную комнату прокурор вправе изменить обвинение в сторону смягчения путем:

• 1) исключения из юридической квалификации деяния признаков преступления, отягчающих наказание;
• 2) исключения из обвинения ссылки на какую-либо норму УК РФ, если деяние подсудимого предусматривается другой нормой, нарушение которой вменялось ему в обвинительном заключении или обвинительном акте;
• 3) изменения квалификации деяния в соответствии с нормой УК РФ, предусматривающей более мягкое наказание.

Изменение обвинения в определенной мере тоже является отказом от части обвинения, состоящей в квалифицирующих признаках, отягчающих вину обстоятельствах.

Проиллюстрируем это положение конкретным примером.

В декабре 2004 г. М. был похищен группой лиц с целью получения выкупа и более трех недель содержался в изоляции в качестве заложника. В связи с достигнутом между братьями М. и представителем похитителей С. соглашением о размере выкупа, М. был освобожден, после чего обратился в правоохранительные органы с заявлением о привлечении виновных лиц к уголовной ответственности. Следствие установило причастность С. к похищению и вымогательству, в связи с чем ему предъявили обвинение. 16 марта 2005 г., когда С. после очной ставки с М. подъехал к своему дому, неизвестным лицом на него и водителя его автомашины было совершено покушение с применением огнестрельного оружия, в результате которого С. и водитель получили огнестрельные ранения, причинившие тяжкий вред здоровью. Неоднократно допрошенный по этому делу в качестве потерпевшего С. категорически отрицал предположение о возможной причастности М. к покушению на его жизнь.

В начале августа 2005 г. М. был задержан по подозрению в другом преступлении. В тот же день потерпевший С. меняет свои показания и утверждает, что узнал в стрелявшем в него человеке М., однако боялся сообщить об этом, пока М. оставался на свободе. Аналогичным образом изменили свои показания и другие свидетели происшествия, проживавшие в доме С. в качестве обслуживающего персонала и являющиеся его дальними родственниками. На основании данных показаний следователь объединил два уголовных дела в одно производство и предъявил М. обвинение не только в событиях, имевших место в августе 2005 г., но ив покушении на убийство С. и его водителя.

При рассмотрении уголовного дела судом показания С. и упомянутых выше свидетелей не подтвердились. В суде было установлено бесспорное алиби М. на тот момент, когда произошло покушение на убийство С., и прокурор отказался от обвинения М. в этой части. Важно, однако, отметить, что никаких новых доказательств, подтверждающих непричастность М. к покушению на С., в судебном заседании получено не было. Обвиняемый на одном из самых первых допросов назвал всех лиц, с которыми он находился в момент покушения на убийство С., все они были допрошены и подтвердили алиби М. еще на предварительном следствии. Очевидной являлась и сомнительность показаний потерпевшего, использовавшихся им для оказания давления на М. в целях изменения им показаний в деле о его похищении.

Расследуя второй эпизод, произошедший в августе 2005 г., следователь также проигнорировал показания обвиняемого М. о том, что он произвел несколько неприцельных выстрелов в сторону неизвестных лиц с целью защиты старшего брата А., находясь в состоянии сильного душевного волнения, вызванного полученной по телефону информацией об избиении брата неизвестными лицами, которые, как он полагал, были причастны к его похищению. Следствие предъявило М. обвинение в убийстве М-на, совершенном общеопасным способом, и в покушении на убийство общеопасным способом двух и более лиц — П. и С., которым был причинен вред здоровью средней тяжести. Между тем, собранными по делу доказательствами подтверждалось, что выстрелы, произведенные М., угрозы для других лиц не создавали, желания причинить смерть кому-либо из потерпевших обвиняемый не имел.

Оценив все доказательства, прокурор изменил в суде квалификацию действий М. на ч. 1 ст. 105 (убийство без отягчающих обстоятельств) и п. «а» ч. 2 ст. 112 (причинение вреда здоровью средней тяжести потерпевшим П. и С.).

Высказывается мнение, что отказ прокурора от обвинения следует оформлять в письменной форме. И хотя прокурору, участвующему в судебном разбирательстве, не предоставлено право вынесения постановлений, содержащих властные волеизъявления, нельзя не отметить особый характер этого решения, изменяющий правоотношение между участниками судебного разбирательства. Не случайно в Приказе № 185 указано, что отказ от обвинения должен быть мотивирован и представлен суду в письменной форме. Это позволит государственному обвинителю мотивировать свое заявление, потерпевшему — обжаловать это процессуальное решение по мотивам необоснованности, а вышестоящему прокурору — оценить правильность действий государственного обвинителя. Фактически, именно государственный обвинитель прекращает уголовное преследование, суд же, связанный его волей, прекращает лишь судебное разбирательство. Частичный отказ от обвинения и иные формы его изменения влекут изменение пределов судебного разбирательства (ст. 252 УПК РФ).

Продолжение судебного разбирательства и постановление обвинительного приговора после отказа прокурора от обвинения означало бы инициацию обвинительной деятельности самим судом, что в условиях состязательного судопроизводства недопустимо. Однако, закрепив приведенное выше положение, законодатель не учел, что отказ государственного обвинителя от обвинения может нарушать интересы потерпевшего, не согласного с прекращением уголовного дела или с изменением обвинения.

Безусловно, есть определенная логика в том, каким образом законодатель решает проблему правовых последствий отказа прокурора от обвинения. Отказ прокурора от обвинения по делам о преступлениях, преследуемых в публичном порядке, означает исчезновение движущей силы уголовного судопроизводства. Являясь частным лицом и защищая свой личный интерес, потерпевший не может самостоятельно поддерживать государственное обвинение, которого при отказе прокурора от обвинения уже нет. В то же время нельзя признать справедливым положение, при котором объем процессуальных гарантий прав потерпевшего различается в зависимости от стадии, на которой находится в конкретный момент производство по делу о преступлении. Имея возможность добиваться продолжения производства по делу на стадии предварительного расследования, потерпевший в судебном разбирательстве такой возможности не имеет. Аналогичные проблемы возникают при изменении прокурором в суде обвинения на менее тяжкое. Данная позиция государственного обвинителя свидетельствует о фактическом прекращении уголовного преследования по более тяжкому преступлению и продолжении уголовного преследования по новому, сформулированному в суде обвинению. Это решение непосредственно затрагивает интересы потерпевших, считающих совершенные против них преступления более тяжкими, рассчитывающих на справедливое с их точки зрения наказание и достойную компенсацию причиненного морального вреда. Отмена обвинительного приговора в связи с неправильной квалификацией деяния возможна только в том случае, если изменение квалификации не обусловлено соответствующей позицией государственного обвинителя. Таким образом, справедливое с точки зрения обвиняемого правило об обусловленности пределов судебного разбирательства тем обвинением, которое обосновывается в суде государственным обвинителем, не является справедливым по отношению к потерпевшему.

Возникающая ситуация неразрешима, если только поддержание государственного обвинения не примет на себя вышестоящий прокурор, но делать это необходимо до заявления государственного обвинителя об отказе от обвинения. Поскольку, как правило, обвинение в судах поддерживают помощники прокурора, подчиняющиеся ему в силу Закона о прокуратуре, они обязаны согласовывать с прокурором любое отклонение от государственного обвинения, направленного в суд. Генеральный прокурор РФ требует от государственного обвинителя, позиция которого расходится с обвинительным заключением (обвинительным актом), докладывать об этом прокурору, давшему поручение на поддержание обвинения, а тот в свою очередь должен довести это до сведения должностного лица, утвердившего обвинительное заключение (обвинительный акт). В случае принципиального несогласия с позицией государственного обвинителя, он может быть отстранен от дальнейшего участия в деле и заменен другим. Как видим, государственный обвинитель, мнение которого формируется на основе непосредственного исследования в суде доказательств, не самостоятелен в выборе позиции по делу, ему не дано право распоряжаться государственным обвинением. Государственное обвинение — функция официальной обвинительной власти, поэтому его изменение или отказ от него также должны исходить от официального лица, имеющего право распоряжаться обвинением.

В тоже время государственный обвинитель не может быть принужден к поддержанию обвинения вопреки своему внутреннему убеждению, а требование государственного обвинителя о вынесении обвинительного приговора по неисследованным материалам дела при отсутствии достоверных доказательств виновности подсудимого считается грубым нарушением законности и служебного долга со всеми вытекающими последствиями^[1].

Из-за сложности рассматриваемого вопроса в теории высказывались различные предложения о путях его разрешения — от постановки отказа прокурора от обвинения под контроль суда^[2] до введения уголовной ответственности прокурора за незаконное освобождение подсудимого от уголовной ответственности путем отказа от обвинения, что автоматически повлечет возможность пересмотра решения суда о прекращении уголовного дела ввиду отказа государственного обвинителя от обвинения в связи с новыми и вновь открывшимися обстоятельствами^[3]. Однако, ни одно из этих предложений не является эффективным и справедливым способом решения проблемы. Контроль со стороны суда за обоснованностью отказа прокурора от обвинения есть не что иное как отказ от состязательности, за внедрение которой в отечественное уголовное судопроизводство ученые так долго боролись. Второй способ применим лишь тогда, когда доказана незаконность отказа прокурора от обвинения, злоупотребление им своими полномочиями. Трудность доказывания этого обстоятельства, а также длительность предлагаемой процедуры лишают потерпевшего права на быстрое и эффективное восстановление в правах. Кроме того, предположение о том, что отказ от обвинения всегда является следствием преступных действий прокурора, само по себе является необоснованным и не верным. Основываясь на практике, можно сделать иной вывод: в большинстве случаев отказ прокурора от обвинения обусловлен отсутствием достаточной для обоснования обвинения совокупности достоверных доказательств. Этой проблемы не решит введение уголовной ответственности за проведение неграмотного расследования — пробелы в собирании доказательств, как правило, невосполнимы. Не следует считать, что прокуроры склонны отказываться от обвинения при наличии хотя бы малейшей возможности его доказать, проблема необоснованного поддержания обвинения, на наш взгляд, по-прежнему, стоит более остро, чем проблема необоснованного отказа от обвинения.

Конституционный Суд РФ, рассматривающий данную проблему^[4], исходил из того, что равно предоставляемая сторонам реальная возможность довести свою позицию относительно всех аспектов дела до сведения суда является одной из необходимых гарантий судебной защиты и справедливого разбирательства дела. Обязанность государства гарантировать защиту прав потерпевших от преступлений, в том числе путем обеспечения им адекватных возможностей отстаивать свои интересы в суде, следует также из положений ч. 1 ст. 21 Конституции РФ, согласно которым достоинство личности охраняется государством, и ничто не может быть основанием для его умаления. Применительно к личности потерпевшего это конституционное предписание предполагает обязанность государства не только предотвращать и пресекать в установленном законом порядке любые посягательства, способные причинить вред и нравственные страдания личности, но и обеспечивать пострадавшему от преступления возможность отстаивать, прежде всего, в суде свои права и законные интересы любыми, не запрещенными законом способами.

Принимая с учетом этого решение, Конституционный Суд указал, что предусмотренный ч. 9 ст. 246 УПК РФ пересмотр судебных решений ввиду наличия новых или вновь открывшихся обстоятельств^[5] не может рассматриваться в качестве достаточной гарантии прав участников уголовного судопроизводства, поскольку возобновление дела в этих случаях осуществляется по инициативе не самих сторон, а только указанных в уголовно-процессуальном законе должностных лиц, а также поскольку такие обстоятельства, как они обозначены в гл. 49 УПК РФ, влекут пересмотр судебных решений лишь в ограниченном числе ситуаций. В результате судебные ошибки, приводящие к нарушению прав, свобод и законных интересов личности, могут остаться не устраненными, что противоречит самой сути правосудия и его конституционным принципам.

Поскольку ст. 46 Конституции РФ исходит из обязанности государства обеспечить каждому рассмотрение его дела как минимум двумя судебными инстанциями, положения ч. 9 ст. 246 УПК РФ, как не допускающие возможности кассационного обжалования постановления суда о прекращении уголовного дела ввиду отказа государственного обвинителя от обвинения, не могли быть признанными соответствующими Конституции РФ. Однако и Конституционный Суд оказался не в состоянии предложить законодателю эффективный механизм обеспечения права потерпевшего на судебную защиту при отказе прокурора от обвинения.

Представляется, что рассматриваемая проблема затрагивает несколько процессуальных институтов, в связи с чем ее решение требует комплексного подхода.

Обеспечение права потерпевшего на справедливую судебную процедуру, гарантирующую получение им максимальной судебной защиты, на наш взгляд, связано с вопросом о праве потерпевшего на самостоятельную обвинительную деятельность. Проанализируем относящиеся к данному вопросу положения закона.

В соответствии со ст. 22 УПК РФ потерпевший вправе участвовать в уголовном преследовании обвиняемого, а по уголовным делам частного обвинения — выдвигать и поддерживать обвинение. В УПК РФ потерпевший по делам частного обвинения именуется частным обвинителем. В тоже время ст. 42 УПК РФ, предоставляя потерпевшему право поддерживать обвинение, не ограничивает этого права какой-либо определенной категорией дел, из чего следует, что право потерпевшего на участие в уголовном преследовании не может быть поставлено в зависимость от вида уголовного преследования. Различается лишь объем принадлежащих потерпевшему полномочий: по делам частного обвинения он не только поддерживает обвинение, но и выдвигает его, распоряжается им по своему усмотрению, поскольку является единственным обвинителем. По делам публичного и частно-публичного обвинения права потерпевшего сводятся к участию в уголовном преследовании и поддержанию обвинения, а права выдвигать обвинение ему не предоставлено. Однако по делам о преступлениях небольшой и средней тяжести, преследуемых в публичном порядке, он вправе распорядиться обвинением, выдвинутым (предъявленным) следователем или дознавателем (ст. 25 УПК РФ). При этом следователь не может воспрепятствовать потерпевшему в реализации права на примирение с обвиняемым, подозреваемым, если последний извинился перед потерпевшим и загладил причиненный ему вред. В то же время, если примирения не произошло, уголовное преследование, и не только по данной категории дел, может быть прекращено государственным обвинителем на любом этапе судопроизводства без учета мнения потерпевшего.

Вопрос о том, почему законодатель, предоставляя потерпевшему возможность самостоятельно выступать в качестве обвинителя по делам о причинении легкого вреда здоровью и побоях, лишает его такого же права по делам об умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, грабежах, разбоях, изнасилованиях, т. е. преступлениях, причиняющих потерпевшему гораздо большие страдания, не имеет иного ответа, кроме того, что потерпевший, как частное лицо, не вправе осуществлять публичного уголовного преследования, возложенного на государственные органы. Таким образом, возложение на государственные органы обязанности проведения уголовного преследования по делам публичного обвинения, вместо того, чтобы выступать гарантией прав потерпевшего, фактически, является единственной уважительной причиной ограничения этих прав.

Согласно правовой позиции Конституционного Суда РФ, высказанной в Постановлении № 18-П, отказ государственного обвинителя от обвинения либо изменение им обвинения в сторону смягчения, а равно принятие судом соответствующего решения могут иметь место лишь по завершении исследования значимых для такого рода решений материалов дела и заслушивания мнений по этому поводу участников судебного заседания со стороны обвинения и защиты. Безусловно, следование этому правилу придает отказу прокурора от обвинения и основанному на нем решению суда более убедительный и мотивированный характер, позволяет избежать поспешности в решении столь важного вопроса, однако данные рекомендации Конституционного Суда РФ не решают проблему по существу: при отказе прокурора от обвинения решение суда не имеет альтернативы.

Приведем для иллюстрации сказанного еще один пример.

16 мая 2004 г. К. и Е., были задержаны по подозрению в совершении убийства и изнасилования Е-вой. Основанием задержания стала информация о том, что К., Е. и потерпевшая, познакомившись накануне вечером в зале игровых автоматов, вместе ушли оттуда около часа ночи. Утром в районе гаражей на окраине населенного пункта нашли труп Е-вой. Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы смерть потерпевшей наступила в результате удушения. На ее теле обнаружены и иные телесные повреждения: ссадины, сломанные ребра, кровоподтеки, не находящиеся в причинной связи со смертью.

Ни один из подозреваемых в совершении преступления своей вины не признал, при этом каждый из них показал, что убийство Е-вой путем сдавливания шеи руками совершил другой.

Свидетелей преступления не было. Биологических следов физического контакта на телах и одежде потерпевшей и подозреваемых, несмотря на проведенные биохимические исследования, обнаружить не удалось.

Первоначально обоим подозреваемым предъявили обвинение в изнасиловании, а также в убийстве, совершенном с целью его сокрытия группой лиц. Ввиду слабости доказательств действия одного из обвиняемых — Е. со ст. 105 (п. «ж» и «к» ч. 2) УК РФ были переквалифицированы на ст. 316 УК РФ (заранее не обещанное укрывательство тяжкого преступления), что позволило изменить и квалификацию действий К. на ч. 1 ст. 105 УК (убийство без отягчающих обстоятельств) и, изменив подсудность, избежать направления уголовного дела в прокуратуру области для утверждения обвинительного заключения. В судебном заседании из-за отсутствия достаточных доказательств прокурор был вынужден отказаться от обвинения обоих подсудимых в изнасиловании. Поскольку единственным. доказательством вины К. в убийстве Е-вой являлись только противоречивые, путаные и ничем не подтвержденные показания второго обвиняемого — Е., перед судом неизбежно должен был возникнуть вопрос о достаточности доказательств совершения преступления именно этим подсудимым, поскольку не исключался оговор. В данном случае обвинительный приговор в отношении одного из подсудимых мог бы быть не только явно несправедливым, но и неправильным по сути. Суд не смог преодолеть сомнений в виновности К. в совершении этого преступления. Было очевидно, что смерть потерпевшей наступила в результате действий одного или обоих подсудимых, однако вина ни одного из них не была установлена с достаточной для обвинительного приговора степенью надежности. В итоге участники процесса достигли компромисса, в результате которого прокурор изменил обвинение К. с ч. 1 ст. 105 УК РФ на ст. 316 и обоих подсудимых признали виновными лишь в заранее не обещанном укрывательстве преступления, поскольку этих действий ни один из них не отрицал.

По жалобе потерпевшей это дело рассматривал суд кассационной инстанции. В судебном заседании прокурор, представлявший прокуратуру области, поддержал кассационную жалобу потерпевшей и просил отменить состоявшиеся по делу решения (что само по себе представляется не соответствующим закону). Однако Судебная коллегия не могла этого сделать, так как вышестоящий прокурор не принес на данный приговор кассационного представления.

Потерпевшая предприняла попытку отменить приговор в порядке надзора^[6], однако надзорная инстанция, отменившая приговор и кассационное определение, не известила о возбуждении надзорного производства обвиняемых, чем нарушила их право неучастие в рассмотрении дела судом надзорной инстанции, поэтому Судебная коллегия Верховного Суда РФ постановление нижестоящей надзорной инстанции отменила. К моменту повторного рассмотрения данного дела судом надзорной инстанции срок на пересмотр вступившего в законную силу приговора, установленный Конституционным Судом РФ в один год, истек. Кроме того, и фундаментальность нарушения прав потерпевшей по этому делу вызывала сомнения. Потерпевшая покинула зал судебного заседания после выступления государственного обвинителя, фактически отказавшись от участия в дальнейшей судебной процедуре, а надзорная инстанция, отменяя приговор, указала на лишение потерпевшей права участвовать в прениях сторон, что не соответствовало действительности.

Таким образом, отменить рассматриваемое судебное решение оказалось невозможно, но и в случае отмены его нельзя было изменить, поскольку прокурор официально в судебном заседании признался в не способности доказать обвинение. Ошибки допустили в досудебном производстве, поскольку надежные и достаточные доказательства виновности обвиняемых не были получены, следователь не сумел вовремя правильно оценить доказательства, упустил возможность проверить их, подкрепить или опровергнуть доводы обвиняемых.

Признав право потерпевшего на кассационное обжалование постановления о прекращении уголовного дела в связи с отказом прокурора от обвинения, Конституционный Суд РФ, по сути, признает и его право на самостоятельную обвинительную деятельность. Однако позиция Конституционного Суда РФ в этом вопросе представляется половинчатой. Право на кассацию не решает проблемы судебной защиты потерпевшего в полной мере, так как связанный недопустимостью поворота к худшему суд второй инстанции вправе лишь возвратить дело на новое рассмотрение. Поскольку прокурор уже отказался от обвинения, требовать от него изменения позиции нельзя — это означало бы, что суд понуждает к продолжению уголовного преследования. В тоже время сам потерпевший не в состоянии осуществлять квалифицированное обвинение по уголовным делам, оказавшимся сложными даже для государственной обвинительной власти.

В теории предлагаются различные варианты решения этой проблемы. Один из них состоит в возврате к положениям УПК РСФСР, действовавшим в последний период его применения: отказ прокурора от обвинения влечет прекращение судом уголовного дела только при согласии на это потерпевшего. Предоставление потерпевшему права самостоятельно поддерживать обвинение по делам публичного и частно-публичного обвинения в суде в случаях, когда государственный обвинитель отказался от его поддержания (в литературе этот институт именуется неофициальным или субсидиарным, дополнительным обвинением)^[7] нуждается в дополнительных мерах, которые позволили бы потерпевшему продолжать уголовное преследование. Одной из них могло бы стать наделение потерпевшего правом ходатайствовать о назначении представителя по аналогии с ч. 2 ст. 50 УПК РФ. В этом случае ч. 2 ст. 45 УПК РФ следовало бы дополнить предложением: «Представитель привлекается к обязательному участию в деле по ходатайству потерпевшего также в случае отказа государственного обвинителя от поддержания обвинения». Все расходы, связанные с участием в таком деле представителя потерпевшего, должны быть отнесены к судебным издержкам и возмещаться по общим правилам, предусмотренным действующим законодательством.

Часть 7 ст. 246 УПК РФ могла бы быть изложена в следующей редакции: «Если в ходе судебного разбирательства государственный обвинитель придет к убеждению, что представленные доказательства не подтверждают предъявленное подсудимому обвинение, то он отказывается от обвинения и излагает суду мотивы отказа в письменном виде. Полный или частичный отказ государственного обвинителя от обвинения в ходе судебного разбирательства влечет за собой прекращение уголовного дела полностью или в соответствующей его части по основаниям, предусмотренным п. 1 и 2 ч. 1 ст. 24 и п. 1 и 2 ч. 1 ст. 27 настоящего Кодекса, при отсутствии возражений со стороны потерпевшего. Если потерпевший возражает против прекращения дела, суд должен разъяснить потерпевшему право ходатайствовать о назначении представителя и продолжить рассмотрение дела в общем порядке. Вступивший в дело представитель потерпевшего вправе ходатайствовать об ознакомлении с протоколом судебного заседания и допросе свидетелей, потерпевших, подсудимых». Этот вариант решения проблемы имеет свои минусы, в частности, в случае неэффективности обвинительной деятельности потерпевшего неизбежно возникнет вопрос о компенсации затрат на осуществление правосудия и морального вреда, причиненного обвиняемому.

В качестве альтернативного способа обеспечения прав и законных интересов потерпевшего можно было бы предложить более широкое использование замены государственного обвинителя. Приказ Генерального прокурора РФ № 185 предоставляет прокурору возможность в случае его несогласия с позицией государственного обвинителя решать вопрос о замене государственного обвинителя, либо поручать поддержание обвинения прокурору, утвердившему обвинительное заключение (обвинительный акт). Замена обвинителя возможна лишь в случае уведомления прокурора о несогласии государственного обвинителя с обвинением. Поэтому прежде, чем отказаться от обвинения или изменить его, выступающий в суде помощник прокурора должен поставить об этом в известность вышестоящего прокурора. Кстати сказать, такая практика в органах прокуратуры существовала всегда. Однако, если участвующий в деле помощник прокурора отказался в суде от обвинения без согласования с вышестоящим прокурором, это не должно рассматриваться как самостоятельное основание для внесения прокурором кассационного представления. Замена прокурора, на наш взгляд, возможна только до того момента, пока государственный обвинитель публично не высказал свою позицию. Иное недопустимо не только как проявление непоследовательности действий органов прокуратуры, умаляющее их авторитет, но и как элемент нестабильности судебной деятельности, ущемление прав стороны защиты. Потерпевший должен быть поставлен в известность о намерении государственного обвинителя отказаться от обвинения, чтобы вовремя заявить ходатайство о его замене перед прокурором или, как вариант, непосредственно в суде в форме отвода. Вероятно, это потребует внесения в УПК РФ некоторых изменений.

Второй из предложенных вариантов тоже не совершенен, так как не исключается ситуация, когда в результате судебного разбирательства невозможность поддержания обвинения становится настолько очевидной, что настаивать на продолжении уголовного преследования — значит поступать вопреки закону.

По нашему мнению, проблема обеспечения прав потерпевших может и должна решаться в иной плоскости. Государство, не обеспечившее защиту прав и интересов потерпевших, обязано полностью компенсировать вред, причиненный потерпевшему как преступлением, так и неэффективностью деятельности своих органов. Во многих странах вопрос компенсации вреда жертвам преступлений решается за счет различных вариантов страхования, а также применения медиационных процедур, способствующих принятию обвиняемым на себя ответственности и обязанности по заглаживанию вреда. Конечно, законные интересы потерпевшего не исчерпываются стремлением к получению компенсации, но отсутствие возможности получить ее обостряют конфликт и увеличивают страдания потерпевшего.

• [1] Об этом, в частности, см.: Приказ Генерального прокурора РФ от 13 ноября 2000 г. № 141 «Об усилении прокурорского надзора за соблюдением конституционных прав граждан в уголовном судопроизводстве». Утратил силу в связи с изданием приказа от 27 ноября 2007 г. № 189.
• [2] См., напр.: Амирбеков К. Отказ прокурора от обвинения // Законность. 2001. № 12. С. 23; Тетерина Т Отказ прокурора от обвинения «переступает» права потерпевшего на доступ к правосудию // Российская юстиция. 2003. № 10. С. 25.
• [3] См.: Холоденко В. Учет мнения потерпевшего и его представителя при изменении обвинения прокурором в стадии судебного разбирательства // Российская юстиция. 2002. № 3. С. 50.
• [4] Имеется в виду Постановление № 18-П.
• [5] Федеральным законом от 30 октября 2009 г. № 244-ФЗ ч. 9 ст. 246 УПК РФ признана утратившей силу. Следовательно, обжалование судебного акта, основанного на отказе прокурора от обвинения, производится по общим правилам.
• [6] К этому времени, через три месяца после вступления приговора в законную силу Конституционный Суд РФ принял Постановление от 11 мая 2005 г. № 5-П «По делу о проверке конституционности статьи 405 УПК РФ в связи с запросом Курганского областного суда, жалобами Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, производственно-технического кооператива „Содействие“, общества с ограниченной ответственностью „Карелия“ и ряда граждан», которым допустил в течение года с момента вступления приговора в законную силу пересмотр приговоров по мотивам, ухудшающим положение осужденного.
• [7] См. подробнее: Петрова Н. Е. Частное и субсидиарное обвинение. Самара: изд-во Самар, ун-та, 2004.