Компьенское перемирие. 
История международных отношений

Подписанное в Компьене 11 ноября 1918 г. перемирие было крайне тяжелым для Германии. Как уже говорилось, оно предусматривало не только вывод германских войск со всех оккупированных областей, но и эвакуацию германских армий из местностей на левом берегу Рейна с одновременным созданием на нравом берегу нейтральной полосы шириной 10 км. Германия обязывалась передать Антанте большую часть тяжелого вооружения, включая тяжелую артиллерию, танки, подводные лодки и аэропланы. Немцы должны были отпустить всех военнопленных, хотя их военнопленные свободы не получали. Германия должна была признать необходимость возмещения союзникам понесенных убытков. Это была безоговорочная капитуляция, и она предвещала крайне тяжелые условия будущего мирного договора.

Как видно, Антанта сполна воспользовалась безнадежным экономическим, военным и международным положением Германии. Ведь к началу ноября 1918 г. у Берлина не осталось союзников — Австро-Венгрия распалась и перестала существовать. Армия Австрийской империи расформировывалась. Южная граница Германии становилась совершенно открытой, а ее положение — совершенно безнадежным. Одновременно распалась и прекратила свое существование и Османская империя.

Революционная волна, захлестнувшая Восточную, Южную и Центральную Европу, не обошла стороной и Германию. 9 ноября 1918 г. Отрекся от престола кайзер Вильгельм II. Принятая 31 июля 1919 г. Учредительным собранием Веймарская конституция 1919 г. закрепила установление буржуазной республики. При этом, однако, в ряде регионов Германии произошли вооруженные столкновения (Берлин, Бавария и др.).

Внутренняя смута в Германии не могла, разумеется, не ослаблять международных позиций страны.

Парижская (Версальская) конференция.

Увы, у немцев не нашлось в 1918—1919 гг. своего III. де Талейрана, который смог бы, играя на противоречиях между союзниками по Антанте, добиться более благоприятных условий мира. И Парижскую конференцию немцы проиграли еще до се открытия 18 января 1919 г., ибо присутствие на конференции германских представителей не предусматривалось.

Зал пленарных заседаний Парижской конференции Более того, не предусматривалось там и представителей России. Тем самым изначально закладывалась ситуация, при которой:

• 1) две великие державы могли бы с полным основанием рассматривать решения, принятые в Версале, как несправедливые и неокончательные;
• 2) Россия и Германия, чувствуя себя «обиженными», получали бы тем самым сильнейший стимул к сближению.

Но не только Россия и Германия чувствовали себя обиженными и обойденными; не меньшее раздражение ход и итоги конференции вызывали и у тех великих держав-победителей (Италия, Япония), которые не попали в «тройку» великих держав, принимавших основные решения в ходе конференции в Версале (Великобритания, США, Франция). Таким образом, конструкция Версальского мира изначально была неустойчивой — и все это выявилось уже в ходе Парижской конференции.

Франция выступала с программой такого послевоенного мира, который раз и навсегда исключал бы возможность повторения германской агрессии. Париж потребовал для себя гарантийных соглашений с США и Великобританией, однако в дальнейшем отказ сената США ратифицировать версальские соглашения исключил вступление этих гарантийных договоров в силу, поскольку они носили перекрестный характер. Что касается собственно Германии, то французская делегация поставила вопрос о расчленении Германии, об отделении от нее Баварии, Рейнской области и Саара. Кроме того, в Париже считали, что огромные репарации с Германии не только надолго обескровят ненавистного врага на Востоке, но и позволят решить многие экономические проблемы самой Франции (в то время лозунг «Немцы заплатят за все!» был очень популярен во Франции). Наконец, на Востоке Европы Париж добивался создания «санитарного кордона», который мог бы стать барьером как против большевизма, так и против Германии.

В «русском вопросе» Франция заняла самую жесткую позицию. После перемирия в Компьене она отвернулась от России. Париж жизненно нуждался в противовесе рейнскому соседу. Россия в текущий момент на эту роль претендовать не могла и в этом смысле теряла свою значимость для Франции. С восстановлением Полыни французская дипломатия начала решительно ставить на Варшаву, во-первых, как на свой оплот в стратегическом противостоянии с Германией и, во-вторых, как барьер на пути восстановления германского экономического и политического влияния в России. Именно в связи с этими обстоятельствами Франция готова была поддержать польские претензии в отношении Германии, Литвы, Украины и России: ей была нужна максимально сильная Польша как форпост французского влияния в Восточной Европе.

Англия была заинтересована в разделе остатков германской и турецкой колониальной империй, но главное — в сокрушении военно-морского могущества Берлина. В остальном же Лондон не видел для себя никаких выгод ни в чрезмерном ослаблении Германии, ни в чрезмерном усилении Франции. В попытках Парижа распространить свою сферу влияния на левый берег Рейна в Англии увидели возрождение былых амбиций Людовика XIV и Наполеона I. Кроме того, британский бизнес был заинтересован в сотрудничестве с немецкой индустрией — а не в се уничтожении.

Особо следует сказать о положении Соединенных Штатов Америки на конференции в Версале. В отличие от Великобритании — конституционной монархии — и Франции парламентской республики, США были президентской республикой, для которой свойственен феномен разделения властей и (как следствие) определенное противостояние между исполнительной и законодательной властями. Во время общенационального кризиса (вроде Первой мировой войны) это противостояние до известной степени отошло на задний план; однако после завершения военных действий партийно-политические соображения вновь начали играть первостепенную роль в американской политике.

Промежуточные выборы в конгресс (ноябрь 1918 г.) принесли победу республиканской партии. Республиканцы восприняли итоги этих выборов как ясный и недвусмысленный мандат избирателей — «Верните наших парней из Европы!». Консервативные лидеры «великой старой партии» увидели в действиях президента В. Вильсона опасное отклонение от традиционных, идущих еще со времен Джорджа Вашингтона, принципов американской внешней политики — невмешательство в дела Европы, отказ от заключения политических союзов с европейскими державами — словом, от старого доброго американского изоляционизма. Беспрецедентно длительное отсутствие президента США в стране — целых 6 месяцев! — также не прибавляло популярности В. Вильсону, но зато, напротив, делало более убедительной республиканскую критику хозяина Белого дома, позабывшего о своей стране, о нуждах простых американцев во имя интернационалистических химер. Расчеты В. Вильсона на то, что общенациональное единство будет продолжаться и после войны оказались, таким образом, построенными на песке.

Итак, в ходе конференции в Версале у американского лидера все больше слабели тылы. Но дело было не только в этом. Те идеи, с которыми В. Вильсон приехал в Версаль, оказались не очень подходящими для Лондона и Парижа. Англичане и французы настаивали в первую очередь на удовлетворении своих конкретных политических и экономических интересов; что касается предложенной В. Вильсоном идеи коллективной безопасности, то эту идею Дэвид Ллойд-Джордж и Жоржа Бенджамина Клемансо также рассматривали через призму своих узкоэгоистических потребностей.

Даже ограничительная и избирательная трактовка принципа самоопределения, предложенная Вильсоном, была совершенно неприемлема для хозяев крупнейших колониальных империй мира. Что касается коллективного руководства международными делами, то английские и французские элиты рассчитывали, что у руля будущей Лиги Наций окажутся именно они. Но не только англичане и французы не разделяли вильсоновского идеализма; свою порцию территориальных претензий выдвинули в Версале и Италия, и Япония, и даже британские доминионы, претендовавшие на свою долю в бывших германских колониях.

В силу всех этих обстоятельств Версальский договор носил в высшей степени компромиссный характер — то был компромисс не только между интересами великих держав-победителышц, но и между вильсоновским идеализмом и европейским реализмом.