Антропология повседневности и историческая антропология

Проблемы повседневности составляют главный предмет исследования исторической антропологии. Наиболее обстоятельный анализ становления исторической антропологии в отечественной литературе провел М. М. Кром^[1]. Он констатирует цикличность в развитии исторической науки на протяжении XX в.:

• — позитивизм конца XIX в. характеризовался тем, что исторические труды представляли собой главным образом описания великих событий и великих людей;
• — к 1950;м гг. победила история «большой длительности»; но уже с начала 1970;х гг. историки заговорили о «возвращении события» и политической истории в проблематику исследований;
• — с конца 1980;х гг. повышенное внимание исследователей снова привлекает уникальное и индивидуальное в истории: «фаза антропологизации пришлась на тот момент, когда историографический „маятник“ начал возвратное движение от анализа „неподвижных“ структур к изучению мотивов и стратегий поведения людей — реальных актеров в драме Истории»^[2].

Название «историческая антропология» получило широкое распространение только с начала 1970;х гг. благодаря тенденции к междисциплинарным связям^[3]. Американский исследователь Д. Сэбиаи подчеркивает, что к началу 1980;х гг. усилиями историков и антропологов «было сформировано общее иоле — историческая антропология, которая заявила, что и история, и этнография должны заниматься изменениями. Предметом исследования стали коды классификации, схемы времени и пространства, понятия и практики обмена и взаимности, а также проблемы чести, власти и авторитета»^[4]. Таким образом, конституирование исторической антропологии может быть отнесено к 1960—1970;м годам (по М. Крому) или к 1980;м гг. (по Д. Сэбиану).

Отметим, что существует и иная трактовка исторической антропологии, предполагающая проведение исторических реконструкций. По мнению Л. Тегако, «в антропологии речь идет, прежде всего, о биологических реконструкциях, позволяющих сказать о физическом типе человека»^[5]. Очевидно, при таком подходе историческая антропология — часть физической антропологии. В дальнейшем рассмотрим лишь ее социокультурный вариант.

Историческая наука долгое время интересовалась деятельностью «великих» личностей, анализом крупных событий, имевших поворотное значение для истории отдельных стран и человечества в целом. Новый подход к объекту исторического знания был сформирован в рамках исторической школы, сложившейся вокруг журнала «Анналы экономической и социальной истории», организованного в 1929 г. французскими историками Марком Блоком и Люсьеном Февром.

Революционные изменения в исторической науке, произошедшие благодаря этой школе (Л. Февр, М. Блок, Ж. Лефевр, Ф. Бродель, Ж. Ле Гофф, Ж. Ревель и др.)^[6] заключались в том, что произошла замена классической «истории-повествования» «историей-проблемой». Ученые стали исследовать не только и не столько деятельность великих людей, сколько общество в целом, пытаясь вскрыть глубинные структуры, существующие в течение больших исторических отрезков. Для этого они привлекают результаты исследований археологии, истории техники, лингвистики, проповеди, жития святых и др.

Основоположником исторической антропологии по праву считают виднейшего представителя школы «Анналов» М. Блока. Его книга «Короличудотворцы»^[7] (1924) посвящена изучению представлений о сверхъестественном характере королевской власти, а именно веры средневековых французов и англичан в способность королей излечивать золотуху наложением рук. По сути дела, М. Блок исследует систему средневековой ментальности, стереотипы средневекового массового сознания.

Применительно к миру повседневности этнограф, культуролог, историк, антрополог обращаются к вопросам:

• — как создается и каким образом функционирует в повседневности данная культура?
• — чем живут, дышат, на что надеются созидающие ее люди?
• — каковы их нравы, обычаи, воззрения, предрассудки, привычки, страхи и идеалы?

Выделяется два направления исследований в рамках школы «Анналов» .

1. Исследование материальной стороны обыденности, научный анализ того «мира вещей» и сформированного ими социального пространства, в рамках которого развертывается жизнь.

Решению подобного рода задач посвящен цикл работ Ф. Броделя, первая из которых — «Структуры повседневности: возможное и невозможное». Показательны названия глав этой книги: «Хлеб насущный», «Излишнее и обычное: пища и напитки», «Излишнее и обычное: жилище, одежда и мода», «Деньги», «Города» и др.^[8]

2. Изучение системы ментальностей, повседневного духовного мира и составляющих его содержание взглядов и переживаний. При этом оказывается важным уяснить неявные мотивы предпочтений и переживаний, которые являются непонятными для человека иной культуры.

Значительный вклад в становление истории ментальностей внес Л. Февр. Он поставил вопрос о качественном отличии образа мыслей и чувств людей иных эпох от современного образа мыслей. Новаторским в этом смысле считается его исследование «Проблема неверия в XVI веке. Религия Рабле» (1942). Так, Л. Февр доказательно оспорил предвзятое мнение о Рабле как вольнодумце и атеисте и показал, что Рабле и его современники еще не располагали такими понятиями, из материала которых могла бы сложиться новая картина мира, характерная для рационализма и атеизма.

В Великобритании инициатива междисциплинарных исследований исходила от антропологов, прежде всего, от Э. Эванса-Причарда, который способствовал сближению истории и антропологии.

В 1970 г. А. Макферлейн на основе дневников заурядного пуританина опубликовал книгу «Семейная жизнь Ральфа Джосселина, священника», с подзаголовком «Очерк исторической антропологии». Автора интересовали повседневные детали его жизни: хозяйственные заботы, мысли о Боге, о грехе и др. В 1971 г. публикуется фундаментальная монография К. Томаса «Религия и упадок магии: исследование народных верований в XVI— XVII вв. в Англии» о народных верованиях британцев той же эпохи: магии, прорицаниях, вере в духов и фей, астрологии и др. Обе книги сближает явно выраженная антропологическая ориентация: оба автора привлекают для сравнения этнографический материал, относящийся к неевропейским обществам.

М. Кром подчеркивает, что наибольшее влияние на формирование исторической антропологии оказали работы четырех авторов: Э. Л. Ладюри, К. Гинзбурга, Н. 3. Дэвис, II. Берка^[9].

В книге Э. Ладюри «Монтайю, окситанская деревня с 1294-го, но 1324 г.» (1975 г.) исследованы материалы 478 допросов жителей деревни, которые провел епископ гор. Памье Жак Фурнье: ему было поручено инквизиционное исследование на предмет выявления альбигойской ереси^[10]. Эти допросы позволили представить крестьянскую жизнь во всех деталях, от рождения до смерти, включая сексуальные отношения, любовь и брак, заботу о здоровье, общение в церкви и т. д. Э. Ладюри, подобно антропологу, как бы расспрашивает крестьян об их жизни и на основе их «ответов» реконструирует ведущие аспекты деревенского быта.

Американский историк Натали Зeмон Дэвис в работе «Общество и культура во Франции начала нового времени» (1975) выявляет, каким образом в XVI в. взаимодействовали в жизни французских горожан и крестьян религия, культура и социальные процессы. Она отыскивает «порядок в беспорядке»: существовали ли некие правила «королевств (или аббатств) беспорядка», учреждавшиеся в дни рождественских или карнавальных увеселений, когда мир переворачивался вверх дном? Она считает, что пародийные «аббатства» возникли сначала в деревнях и представляли собой группы молодежи, которые реализовывали своего рода моральный контроль над поведением сверстников (прежде всего в сфере брачных и сексуальных отношений).

Итальянский историк К. Гинзбург книгу «Сыр и черви. Космология мельника XVI в.» написал, но материалам протоколов инквизиции и показал историю грамотного мельника Доменико Сканделла. На этом материале он стремился выявить особенности так называемой народной культуры, считая, что и один случай может быть репрезентативен.

Английский историк П. Берк в книге «Историческая антропология Италии начала нового времени» с подзаголовком «Очерки [по истории] восприятия и общения» (1987) анализирует «коллективные представления», а также формы общения итальянцев в XVI—XVIII вв. Он реконструирует «этнографию устной речи», устную культуру Италии того времени, изучает различные формы применения письма в коммерции, семье, церкви и др.; предпринимает попытку реконструкции «системы оскорблений» со свойственными ей «правилами», условностями, стереотипами.

Эти публикации объединяет то, что для исследования избирается ограниченный во времени и пространстве объект (один город, одна деревня, одна необычная биография «человека из народа»).

• [1] См.: Кром М. М. Историческая антропология: учебник. СПб.: Европейский ун-т в СПб., Ллетейя, 2004.
• [2] Там же. С. 9.
• [3] См.: Там же. С. 9—10.
• [4] История и антропология: междисциплинарные исследования на рубеже XX— XXI веков / под общ. ред. М. Крома. Д. Сэбиана, Г. Альгази. СПб.: Европейский ун-т в СПб., Алетейя, 2006. С. 23.
• [5] Тегако Л. Кметинский Е. Антропология. М.: Новое знание, 2008. С. 92.
• [6] См.: Блок ХІ. Апология истории или ремесло историка. М.: Наука. 1986; Февр Л. Бои за историю.; Споры о главном. Дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Анналов». М.: Наука. 1993 и др.
• [7] Блок М. Короли-чудотворцы. Очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенных преимущественно во Франции и в Англии. М.: Языки рус. культуры. 1998.
• [8] См.: Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV—XVIII вв.: в 3 т. Т. 1.
• [9] См.: Кром М. М. Историческая антропология. С. 22.
• [10] Альбигойцы — участники еретического движения во Франции XII—XIII вв. приверженцы учения катаров. Катары (от греч. katharos — чистый), приверженцы ереси, распространившейся в XI—XIII вв. в Западной Европе: Италии, Фландрии, Южной Франции преимущественно среди ремесленников и части крестьян. Считая материальный мир порождением дьявола, осуждали все земное, призывали к аскетизму, обличали католическое духовенство. Опираясь на это учение, альбигойцы выступали против догматов католической церкви, церковного землевладения и десятины. Осуждены Вселенским собором 1215 г., разгромлены в Альбигойских войнах 1209—1229 гг., предпринятых по инициативе папства.