Экстратерриториальность морских судов

Может ли национальный закон действовать вне пределов издавшего его государства, и если да, то в каких случаях и в силу каких правовых оснований и, самое главное, как практически он может быть исполнен? Такие вопросы еще вчера носили в большей степени теоретический характер, а сегодня непосредственно связаны с практикой межгосударственных отношений в условиях, когда, с одной стороны, многие страны уповают на эффективность норм международного права, а некоторые доказывают, что между нормой права и результатом ее воздействия должны стоять вооруженные силы и военно-морской флот в частности.

Советская правовая доктрина вплоть до недавнего времени исходила из того, что многим национальным законам присуща экстерриториальность в силу их особого качества. Подобные представления сложились с первых лет существования Советского государства, когда его правительство, среди прочего, национализировало морской транспорт и выступило с требованием к другим государствам признания экстерриториального действия своих декретов, что, впрочем, хотя и не получило международного признания, однако имело «чуть ли не безоговорочную поддержку в советской доктрине международного частного права, став аксиомой и для учебников по теории права»^[1].

Однако если советские законы могли обладать свойством экстерриториальности, то как можно в принципе отрицать возможность наличия такого же свойства у законов других государств? Видимо, несуразность такого подхода послужила основой отхода от вышеприведенной концепции, наметившегося в конце 1970;х гг. Недаром в дипломатическом словаре, изданном под редакцией А. Громыко, мы находим, что «с точки зрения современного международного права термин „экстерриториальность“ устарел, не является точным и не нашел отражение в его принципах и нормах»^[2].

Действительно, нормы международного права не оперируют этим понятием и не раскрывают его содержание в договорных источниках. Вместе с тем многие страны не только не отказались от доктрины распространения своей юрисдикции на территории иностранных государств, но, напротив, достаточно активно развивают мысль о том, что исторический прогресс ведет к увеличению объема отношений, выходящих за пределы государственной территории, что в свою очередь требует расширения экстратерриториального действия национального закона.

При рассмотрении юридического содержания указанного понятия применительно к статусу морских судов прежде всего следует обратить внимание на его терминологическую неоднозначность. Так, отечественная доктрина использует термин «экстерриториальность», в то время как пусть немногие, но принятые за рубежом законы используют понятие «экстратерриториальность» .

Советские и позднее российские энциклопедические источники используют понятие «экстерриториальность», сопоставляя его правовое содержание с лингвистической (латинской) природой слова. Так, например, А. А. Громыко раскрывает понятие «экстерриториальность» как происшедшее от лат. «ех» — из, от; «territorialis» — относящийся к данной территории, т. е. исключительное подчинение законам собственной страны и полный иммунитет от юрисдикции иностранного государства^[3]. Энциклопедический юридический словарь 1998 г. под этим термином понимал «юридический статус физических и юридических лиц, учреждений или объектов, изъятых из-под действия местного законодательства и подпадающих частично или в полном объеме под действие законодательства государства, национальность которого таковые имеют»^[4]. Примерно так же определяет данный термин и Таможенный энциклопедический словарь, где под «экстерриториальностью» понимается исключительное подчинение законам собственной страны и полный иммунитет от юрисдикции любого другого государства. А вот уже более позднее издание Энциклопедии экономики предприятия использует слово «extraterritoriality», под которым понимается «применение законов одной страны на территории другой»^[5].

Что касается российской научной доктрины, то в настоящее время термин «экстерриториальность» весьма редко употребляется лишь некоторыми юристамимеждународниками и сопровождается, как правило, целым рядом оговорок^[6].

В западной литературе обычно применяется термин «экстратерриториальность» (англ. — extraterritorial), под которым принято понимать распространение юрисдикции государства за пределы государственной территории или порядок, при котором исключаются из национальных норм те, которые не распространяются на иностранных граждан^[7], или возможность распространения юрисдикции государства на иностранную державу, имеющую собственное правительство.

Соглашаясь с латинским происхождением этого слова, все же обратим внимание на то, что энциклопедические источники толкуют латинское «ех» в смысле выхода, извлечения чего-то наружу (например, «экспатриация» — выселение, «эксгумация» — извлечение трупа с места захоронения, «экстрадиция» — выдача преступников и т. д.), a «extra» как часть сложных слов, означающая «сверх, вне, дополнительно»^[8].

При всей дискуссионности применения рассматриваемого термина все же обратим внимание на то, что государство флага не может своей волей исключить распространение юрисдикции иностранного государства на судно и его экипаж, находящийся в иностранном порту (т.е. практически во власти иностранного государства). Вместе с тем издать законы и распространить их действие на своих граждан (подданных), равно иное имущество, включая суда, оказавшиеся на иностранной территории, а также осуществлять судебную и иную защиту таковых, представляется вполне правомерным.

Проблема применения закона на иностранной территории исторически возникла и развивалась как проблема правоприменения властных функций государства и имеет довольно отдаленные истоки. Первое упоминание о существовании этой проблемы встречается в одной из речей Цицерона, а наиболее ранние теоретические разработки вопросов действия законов во времени и пространстве принадлежат средневековым юристам, признававшим возможность распространения власти вне границ сюзерена, ее утвердившей, однако либо на основе согласия иностранного государства, либо в силу договора.

Например, 24 мая 1370 г. в Штральзунде был заключен мир, явившийся результатом успешных военных действий, начавшихся в 1362 г. союзом Ганзы^[9], Швеции и Норвегии против Вальдемара III, могущественного владыки Дании. Ганзейский адмирал Виттенберг атаковал Копенгаген, взял его, а затем переправился в Сконию, которая в те времена принадлежала Дании, и осадил Гельсингборг. После этого наступил мир, продолжавшийся несколько лет. В ноябре 1367 г. военные действия были продолжены. В апреле 1368 г. ганзейский флот направился в Зунд и в мае взял Копенгаген, затем Гельсингер и вынудил Вальдемара покинуть свою страну. По мирному договору 1370 г. за Ганзой, среди прочих, было признано право экстратерриториальности, распространяющееся на все морские суда. После заключенного мира морской разбой распространился до такой степени, что города Висмар и Росток сочли необходимым выдавать каперские свидетельства. Это, однако, ухудшило дело, так как в результате в этих городах образовалось большое, сильное общество «ликенделеров», ставшее известным под именем «братьев Виталийцев» и снаряжавшее целые разбойничьи эскадры, грабившие все, что не принадлежало этим двум городам. Несмотря на долгие годы разбоя и морского пиратства «братьев Виталийцев», продолжавшихся вплоть до 1433 г., право экстратерриториальности признавалось за ганзейцами вплоть до новой войны Ганзы с Данией в 1427—1435 гг., когда хоть и был нанесен громадный ущерб торговле Ганзы, она все же сохранила большинство из того, чем владела, в том числе и право распространять собственную юрисдикцию на морские суда, где бы они ни находились. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что каждый раз, заключая новый мирный договор после очередного кровопролития, чем слабее становилась Ганза, тем с большей настойчивостью она настаивала на сохранение особых льгот и привилегий для своих судов, очевидно понимая, что война войной, а главное — торговля, особенно в условиях все более удачных попыток Голландии развивать свое торговое судоходство.

В пользу признания международного договора как правовой основы экстратерриториальности можно привести и другой, более поздний пример. Так, в 1872 г. в японском порту Иокогама было задержано перуанское судно «Maria Luz», и началось судебное разбирательство по делу об обвинении судовладельца в работорговле^[10]. В дело были вовлечены дипломатические представительства ряда стран^[11]. На судебных заседаниях в качестве одной из основных проблем принятия решения признавалось то обстоятельство, что поскольку между Перу и Японией в то время не было заключено специального договора, граждане Перу не могли претендовать на экстратерриториальность и, таким образом, формально подлежали японской юрисдикции. После длительных судебных разбирательств и политических демаршей в Японию из Перу прибыла специальная миссия, которая согласилась передать вопрос на рассмотрение независимого арбитра. В роли третейского судьи обе стороны пожелали видеть русского императора Александра II, решение которого, вынесенное спустя несколько месяцев, полностью оправдало действия японских властей.

Проблема «экстратерриториальности» не единожды «пыталась» стать предметом рассмотрения на международных конференциях. Еще в 1883 г. Институт международного права подготовил проект статей, относящихся к коллизии уголовных законов. Позднее попытки включить проблему экстратерриториальной юрисдикции в международный нормотворческий процесс предпринимались Международным комитетом по транснациональному признанию и применению иностранных публичных законов Ассоциации международного права, а также Комиссией международного права VI Комитета Генеральной Ассамблеи ООН, однако предпринятые усилия урегулирования на межгосударственном уровне не дали результата.

На двустороннем и региональном уровнях, прежде всего в договорах о правовой помощи, некоторые успехи все же достигнуты. Из региональных актов следует отметить Межамериканскую конвенцию об юрисдикции в международной сфере в связи с экстратерриториальным действием иностранных судебных решений 1984 г. Разработка соответствующих норм ведется в рамках ЕС. Некоторые вопросы экстратерриториальной юрисдикции затрагиваются в Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам стран СНГ 1993 г.

Анализ национальной нормативной базы свидетельствует о попытках раскрыть юридическое содержание «экстратерриториальности» в законах США, Канады, Австралии, Швейцарии и некоторых других стран.

В США еще в 1946 г. был принят так называемый «закон Лэнхэма» (англ. — The Lanham Act), который, хотя и не раскрывал содержание интересующего нас понятия, однако, будучи нацеленным на обеспечение экономического оборота, давал судам некоторые ориентиры в принимаемых решениях. Потребовалось практически шесть лет, чтобы Верховный суд США придал положениям указанного закона статус федеральной правовой нормы.

В 1984 г. канадским парламентом был принят «Экстратерриториальный закон» (FEMA), который вступил в силу в 1985 г. Принятию закона предшествовали длительные дебаты, начавшиеся в конце 1970;х и продлившиеся до конца 1980;х гг., относительно «экстратерриториальной юрисдикции». Причиной послужили споры относительно деятельности уранового картеля, возможности принудительной явки в суд представителя банка «Нова Скотия» (Bank of Nova Scotia) и правомерности запрета на поставку труб большого диаметра в СССР.

Законодательство того времени базировалось на классическом подходе английского права, основанном на законе «О защите торговых интересов» (англ. — Protection of Trading Interests Act). Канада к тому времени имела опыт реализации «запретительного законодательства» (англ. — blocking legislation) на провинциальном уровне (провинции Квебек и Онтарио ввели законы, запрещающие в их судах использование нормативных документов, принятых в иностранных государствах). Хотя своим законом Канада подчеркивала лишь недопустимость использования экстратерриториальности как средства политического давления, нормы канадского законодательства были адресованы лишь конкретному государству и не касались самого права Канады распространять юрисдикцию в смысле осуществления экстратерриториальности.

Пожалуй, самую радикальную попытку детерминирования понятия «экстратерриториальность» канадские законодатели предприняли в конце 1990;х гг., приняв закон «Об экстратерриториальном действии иностранных актов», вступивший в силу 1 января 1997 г. Указанный нормативный акт был принят в развитие «запретительного законодательства» и по сути являлся реакцией на принятый в США в 1996 г. закон Хэлмса — Бартона (англ. — Helms-Burton Act). В частности, Канада хотела обеспечить некоторую защиту канадцам в связи с возможностью возбуждения дел на основе положений главы III Акта Хэлмса — Бартона, дававшего право инициировать судебные процессы в судах США в случае конфискации у американских граждан собственности на Кубе.

Швейцарский федеральный закон 1988 г., касающийся экстратерриториальной юрисдикции, любопытен тем, что предусматривает следующее: если коллизионные нормы швейцарского права устанавливают применимость иностранного публичного права, то последнее должно применяться с учетом международного права^[12].

Употребление термина «экстерриториальность» в научной доктрине мы находим в работах И. С. Перетерского, С. Б. Крылова, В. М. Корецкого, Л. А. Лунца, М. С. Строговича, А. Н. Тилле, ?. М. Богуславского, Н. И. Марышева, E. Т. Усенко. Характерно, что последний, хотя и обращается к рассматриваемому термину, но юридического значения последнего не признает, ибо пишет: «Пространственное действие любого закона возможно лишь в пределах пространств, подвластных государству, издавшему данный акт, — это прежде всего его собственная территория… Поэтому говорить об „экстерриториальном“ действии законов одних государств на территории других суверенных государств — это значит утверждать юридический нонсенс»^[13]. Вместе с тем необходимо отметить, что существует и иная точка зрения, которой придерживаются, например, ?. Р. Баратянц, И. И. Лукашук и некоторые другие авторы. И. И. Лукашук, например, использование им термина «экстратерриториальное» вместо более принятого в нашей литературе «экстерриториальное» объясняет тем, что первый более соответствует значению обозначаемого явления. «Экстратерриториальный» означает «выходящий за пределы территории государства». «Экстерриториальный» значит «внетерриториальный». Между тем действие права, выходя за пределы территории одного государства, имеет место на территории другого, а не вообще вне территории.

В иностранной правовой литературе и практике, как уже отмечалось выше, принят термин «экстратерриториальный»^[14], на что мы можем найти ссылки в работах Я. Броунли^[15], Э. Сатоу^[16], А. Роач^[17], Т. Сковацци^[18] и др.

Как нам представляется, было бы справедливо утверждать, что применительно к распространению национального закона на иностранные суда, осуществляющие свою деятельность в территориальном море, следует говорить об экстратерриториальности, под которой нужно понимать осуществление государством полной юрисдикции в отношении деятельности иностранных судов в пределах своего территориального моря (и частичной юрисдикции в пределах пространств, на которые государство вправе распространять свою юрисдикцию) и ограниченной юрисдикции в отношении иностранных физических лиц, входящих в состав их экипажа и пассажиров.

Вид экстратерриториальности, по сути, зависит от вида юрисдикции, которую правомерно осуществляет государство в отношении судна и его экипажа. Однако, в отличие от полной, территориальной юрисдикции, экстратерриториальная юрисдикция представляет собой ограниченное право государства предписывать определенное поведение судну и экипажу, будучи ограниченным в использовании средств, их обеспечивающих.

Обычное право, положения КМП-82, известные нормы отечественного и зарубежного законодательства применительно к эксплуатации морских судов позволяют выделить следующие виды экстратерриториальности:

• 1) экстратерриториальная юрисдикция международного права;
• 2) экстратерриториальная юрисдикция уголовного права;
• 3) экстратерриториальная юрисдикция гражданского права.

В ст. 29 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. указывается, что «если иное намерение не явствует из договора или не установлено иным образом, то договор обязателен для каждого участника в отношении всей его территории». Отсюда следует, что международное право непосредственно обязывает государство установить соответствующий правовой режим на его территории, а уже оно (государство) должно обеспечить осуществление на всей своей территории, включая и территориальное море, прилежащую зону, ИЭЗ и континентальный шельф конкретных правил, составляющих права и обязанность субъектов морепользования.

В отдельных случаях международное право непосредственно ограничивает суверенные права государства в пользу международного судоходства, например, с одной стороны, в территориальных (архипелажных) водах предоставляя иностранным судам право мирного прохода через них, а с другой — расширяя эти права в других пространствах. Это позволяет констатировать, что таким образом международное право расширяет свою сферу за счет внутренней юрисдикции государства, хотя точнее говорить об ограничении прав прибрежного государства международным правом в том, что касается права мирного прохода, и распространении специальной юрисдикции государства за его пределы (например, в прилежащей зоне государство может осуществлять контроль в целях предотвращения нарушения таможенных, фискальных, иммиграционных или санитарных правил на его территории, а также в целях наказания за их нарушение, совершенное на его территории).

Предоставляя экстратерриториальные права государству флага судна по осуществлению мирного прохода, КМП-82, вместе с тем, в ст. 19 указывает на пределы пользования этим правом в территориальном море. В частности, к военному кораблю — нарушителю законов и правил прибрежного государства — может быть обращено требование об их соблюдении, а в случае игнорирования — требование немедленно покинуть территориальное море (ст. 30).

Национальным законодательством ряда прибрежных государств в дополнение к этим конвенционным положениям предусматривается также возможность принятия принудительных мер в отношении нарушителей указанных требований. Так, например, указом Нидерландов от 2 июня 1931 г. «О новом порядке допуска иностранных военных кораблей с летательными аппаратами на борту в пределы территориальных вод Нидерландов» (с изменениями 1946 г.) предусматривалось, что в случае необходимости к нарушителям данного указа от имени министра обороны или лица, действующего от его имени, может быть предложено покинуть пределы территории Нидерландов, в случае необходимости может быть применена сила^[19]. Законом Бангладеш 1974 г. №XXVI «О территориальных водах и морских зонах» предусматривается возможность принятия таких мер, какие окажутся необходимыми для предотвращения прохождения любого иностранного военного корабля через территориальные воды без предварительного разрешения правительства Бангладеш. При этом «военным кораблем» может быть любой надводный или подводный корабль или судно, которое используется или может быть использовано для войны на море^[20]. Некоторые государства предусматривают принятие более жестких мер к подводным лодкам — нарушителям режима своего территориального моря. Наиболее характерным является королевский указ Норвегии от 15 января 1951 г., который предусматривает, что «иностранные подводные лодки, плавающие в погруженном состоянии в норвежских водах, могут быть принуждены к всплытию путем применения силы»^[21]. В законодательстве Албании говорится, что «иностранные подводные лодки, находящиеся в подводном состоянии, если они в ответ на предложение всплыть не делают этого, уничтожаются»^[22].

Таким образом, можно утверждать, что некоторые прибрежные государства, исходя из интересов своей собственной безопасности, значительно расширяют экстратерриториальность своего законодательства за счет включения в него мер принудительного характера, допускающих применение силы. С другой стороны, эффективность экстратсрриториального действия права в значительной мере зависит от реальных возможностей государства обеспечить ее при помощи экономических, юридических, административных и иных мер воздействия.

• [1] Nordquist М. What Color Helmet? Newport, RI, 1997. P. 14.
• [2] Дипломатический словарь / под ред. А. А. Громыко. Μ.: Наука, 1986. Т. 3. С. 602.
• [3] См.: Дипломатический словарь / под ред. А. А. Громыко.
• [4] Энциклопедический юридический словарь / под ред. В. Крутских. М.: ИНФРА-М, 1998. С. 363.
• [5] URL: rubricon.ru
• [6] URL: deklarant.ru
• [7] New Webster’s Dictionary. Surject Publications 7th ed. 1989. P. 549.
• [8] См.: Советский энциклопедический словарь / под ред. А. М. Прохорова. М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 1532, 1533; Hamlyn Encyclopedic World Dictionary. L., 1976. P. 555, 567; 223; New Webster’s Dictionary. Surject Publications. P. 535, 548.
• [9] Ганза — торговый союз городов Северной Германии, по всей вероятности, возникший после заключенного в 1261 г. договора между Любеком и Гамбургом и в лучшие годы объединявший около 200 городов.
• [10] В качестве объекта сделки выступали китайские рабочие (около 230 человек), обманом и силой завлеченные на борт судна в Макао. Побег двух китайцев на берег под покровом ночи предал обстоятельства дела огласке.
• [11] Дипломатические представители Англии и США выступили на стороне японских властей, потребовавших от перуанской команды вернуть китайцев в Макао. Португалия и ряд других стран пытались оказать нажим на японскую сторону, дабы судно могло беспрепятственно продолжать свой путь в Перу.
• [12] The Law of the Sea. Regime of islands, Office for Ocean Affairs and The Law of the Sea, United Nations. N. Y., 1988.
• [13] Усенко E. T. Проблемы экстерриториального действия национального закона // Московский журнал международного права. № 2.1996. С. 13−30.
• [14] См., например, ноту посольства США от 31 января 1986 г. № 10/86.
• [15] Броунли Я. Международное право. М., 1977. Кн. 1. С. 509−518.
• [16] Сатоу Э. Руководство по дипломатической практике. М., 1947. С. 169.
• [17] Roach J. A., Smith R. W. International Law Studies. Vol. 66. P. 143−144.
• [18] Сковацци T. Исходные линии территориального моря. 1986 (машинопись). С. 45.
• [19] Сборник региональных соглашений и законодательных актов зарубежных государств по вопросам мореплавания. T. 1.
• [20] Сборник региональных соглашений и законодательных актов зарубежных государств по вопросам мореплавания. Т. 4 / ГУНиО МО СССР. Л., 1970.
• [21] Сборник региональных соглашений и законодательных актов зарубежных государств по вопросам мореплавания. Т. 1.
• [22] Сборник договоров и законодательных актов зарубежных государств по вопросам мореплавания. Т. 2.