Субъективная сторона преступления

В результате изучения данной главы студент должен:

знать понятие субъективной стороны преступления;

уметь ориентироваться в признаках, составляющих субъективную сторону преступления;

владеть навыками определения признаков субъективной стороны преступления в процессе квалификации преступного деяния.

Понятие субъективной стороны преступления

Поведение человека всегда обусловлено, детерминировано его сознанием и волей: совершая тот или иной поступок, субъект обдумывает свои действия, намечает и оценивает результат с точки зрения эффективности его достижения. В некоторых случаях его действия не проходят столь длительный субъективный отбор. Лицо совершает поведенческий акт под воздействием охватившего его импульса. Но и при импульсивном поведении деяние все же направляется сознанием, которое получает в таких ситуациях необходимую информацию из подсознательной части психики. Таким образом, процессы, которые приводят человека к решению действовать, проходят через его мозг и имеют, следовательно, субъективный оттенок.

Отсюда следует: субъективная сторона преступления — это психическое, субъективное отношение лица к совершаемому им общественно опасному деянию и его последствиям, которое характеризуется конкретной формой вины, мотивом и целью.

Субъективная сторона, которая в отличие от объективной стороны характеризует внутреннюю суть преступления, состоит из обязательных и необязательных (факультативных) признаков.

Обязательные признаки субъективной стороны преступления — умысел или неосторожность. К числу необязательных относятся мотив и цель деяния. Однако если в конкретной норме Особенной части УК РФ факультативные признаки указаны, они становятся обязательными. Корыстный мотив, например, является обязательным признаком хищений. Цель указана в виде обязательного признака преступления, ответственность за совершение которого предусмотрена в ст. 317 УК РФ «Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа» .

В литературе по уголовному праву в качестве факультативного признака субъективной стороны выделяются эмоции. Указание на эмоции как на один из признаков, пускай факультативных, субъективной стороны преступления не совсем точно.

В психофизиологических исследованиях эмоции считаются особым видом психических процессов, которые выражают переживание человеком его отношения к окружающему миру, к самому себе. К эмоциям относятся аффекты, собственно эмоции (психические процессы, постоянно сопровождающие жизнедеятельность), предметные чувства (любовь, ненависть), общие ощущения и даже настроение. В ракурсе уголовного права большинство перечисленных разновидностей эмоций роли не играет. Имеют значение лишь те эмоции, которые обладают функцией побудителя поведения. Чаще всего таковым признается аффект.

Установление элементов субъективной стороны преступления очень важно для правильной квалификации деяния, для отграничения сходных составов, для индивидуализации ответственности. Четкая констатация в деянии признаков этого важнейшего элемента состава преступления способствует соблюдению принципов уголовного закона и, в частности, принципа законности (ст. 3 УК РФ) и принципа вины (ст. 5 УК РФ).

Главный, определяющий признак субъективной стороны преступления составляет вина. Исходя из содержания ст. 24 УК РФ, вина представляет собой умысел или неосторожность. Однако законодательная конструкция вины в силу принципа экономии законодательного материала не может дать развернутую дефиницию, в связи с чем соответствующее понятие вырабатывается теорией уголовного права, выступая в дальнейшем как итог доктринального толкования. Поскольку понятию вины в учебной литературе уделено явно недостаточно внимания, постольку считаем своим долгом предложить дефиницию, содержание которой выводится на основе «диалектических соображений» .

О. С. Иоффе писал: «Благодаря вине правонарушение становится уже не просто объективно неправомерным фактом, но и выражает в себе определенное отрицательное отношение правонарушителя к интересам социалистического общества или отдельного советского гражданина. В этом именно и заключается социальное содержание вины как условия ответственности по советскому праву»^[1].

Важность данного определения в его ценностной ориентации. Автор вводит в понятие вины аксиологический момент, который применительно к вине лица оказывается связанным с его отрицательным отношением к общественно значимым ценностям. Именно за это и наступает уголовная, да и любая другая ответственность.

В свое время Б. С. Утевский отстаивал оценочную теорию вины, за что и был подвергнут острой критике. Но вовсе не потому, что отстаиваемая им теория была логически или методологически ущербна, а потому что имела самое широкое распространение в капиталистических государствах. Он считал, что «наряду с более узким пониманием вины как элемента состава преступления, как субъективной стороны преступления, то есть умысла или неосторожности, советское социалистическое уголовное право знает более широкое понимание вины — вины как основания уголовной ответственности»^[2]. Суд, по мнению Б. С. Утевского, оценивает прежде всего тот факт, что правонарушитель преступил установленные запреты, а также почему он это сделал. Оценка данных обстоятельств свидетельствует о вине лица, о его неизвинительном (а в некоторых случаях все же извинительном) пренебрежении общественными интересами.

По существу, вывод Б. С. Утевского, его предшественников и последователей, других авторов подтверждает принятую в юридической литературе интерпретацию объекта преступления. Даже сторонники понимания вины как умысла или неосторожности признают, что преступление есть деяние, противоречащее норме права, которая стоит на страже отношений, соответствующих интересам народа. Пренебрежение преступника этими интересами нарушает нормальные общественно полезные связи, за что и наступает ответственность. Вина правонарушителя заключается в нарушении социально полезных связей, господствующих в обществе, посредством их отрицания. Задача в том, чтобы обосновать отрицательную оценку государства по отношению к лицу, совершившему преступление, т. е. противопоставляющему свои интересы общественным.

Ю. А. Демидов вполне резонно замечает: «Итак, вина есть отрицательное отношение лица к наиболее важным ценностям социалистического общества, выраженное в общественно опасном деянии»^[3]. В этом легко убедиться, если подвергнуть анализу, например, институт крайней необходимости.

Предположим ситуацию: с частной стоянки пропала машина, причем следы незаконного завладения ею очевидны. Следователь возбуждает уголовное дело по факту в зависимости от версий — кража или угон. Вскоре обнаруживается человек, сознавшийся в том, что это он угнал машину. В дальнейшем выясняется, что сделал он это ради спасения тяжело раненного человека, поскольку иными способами помочь умирающему было невозможно.

Перед нами раскрывается такая картина. Возбужденное уголовное дело означает, что лицо, незаконно завладевшее чужой машиной, проигнорировало социально полезный запрет, известный еще по Библии: «Не укради». Однако вскоре выяснилось, что субъект вовсе не намеревался преступать общественные запреты. Более того — всемерно пытался соблюдать общественно полезные заповеди, одна из которых: «Помоги ближнему своему». Отказ в возбуждении уголовного дела в такого рода ситуации означает признание социальной полезности действий субъекта, признание того обстоятельства, что субъект не игнорировал полезную общественную нормативность, а защищал и отстаивал своим поведением наиболее важные общественные ценности, несмотря на то что пренебрег ценностями, оценочный статус которых уступает спасенному благу (воспользовался чужой машиной умышленно ради спасения жизни человека).

Именно так следует понимать п. 1 ч. 1 ст. 24 УПК РФ (прекращение уголовного дела за отсутствием события преступления).

В своей работе Ю. А. Демидов задает вопрос: «Можно ли связывать вину и ее социальное и правовое последствие — осуждение — только с субъективной стороной преступления?». И отвечает: «Несомненно, роль субъективной стороны в определении вины нельзя преуменьшать»^[4]. Однако субъективная сторона состава преступления, проявляемая в форме умысла и неосторожности, соотносится с виной как часть и целое. Умысел и неосторожность есть лишь части более широкого образования, под которым следует понимать вину как отрицательное отношение субъекта к общественным ценностям. Умысел и неосторожность, по мнению автора, представляют собой отражение в сознании субъекта объективных признаков совершаемого им деяния и характеризуют отношение к ним субъекта, т. е. субъективная сторона — это своеобразная модель объективной стороны состава в психике субъекта.

То, что вина не может быть понятием абстрактным, а является свойством личности, позволило С. И. Тихенко утверждать, что она выражается в определенном деянии^[5]. Проявленное в деянии свойство личности и вызывает отрицательную уголовно-правовую оценку, при которой, по мнению автора, данная реакция противоречит уголовно-правовым нормам, т. е. правилам уголовного права о должном поведении человека, в связи с чем в отношении такой личности надлежит принять более или менее определенную меру воздействия в целях специального и общего предупреждения дальнейших подобных деяний.

Понимание вины как свойства личности не отрицается и другими авторами^[6]. Ю. А. Демидов, например, по этому поводу заявил: «Вина есть проявление общественной опасности преступника в совершении преступления»^[7].

В таком определении, несомненно, есть смысл: виновен может быть только человек, и от того, каким образом он себя проявляет, зависит признание его общественной опасности. От этого одновременно зависит и степень вины. Для того чтобы назначить справедливое наказание, суд должен выяснить не только факт виновности лица, т. е. факт игнорирования им социально полезных нормативов, но и степень игнорирования. Например, субъект совершил кражу продуктов, но лишь потому, что он и его семья голодали. И в данный момент кража была единственным выходом из создавшейся ситуации. Какова степень вины этого субъекта по сравнению со степенью вины другого, для которого воровство — профессия и который, как и первый, действовал умышленно?

Несомненно, что суд, констатировав факт пренебрежения общественными ценностями со стороны как первого, так и второго правонарушителя, учтет при назначении наказания степень этого пренебрежения в рамках единой вины — степень вины. Последняя, следовательно, зависит не только от умысла и неосторожности, но и от отрицательной направленности индивида, т. е. от его мотивации.

В связи с этим немецкие юристы различают преступную вину и вину преступника. Их рассуждения, собственно говоря, лежат в основе теоретических построений и российских криминалистов, хотя и в несколько завуалированном виде.

В основу понимания вины немецкие юристы кладут философский принцип И. Канта: поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему как к средству. Исходя из этого императива, вина понимается как противопоставление своего «Я хочу» общественно необходимому «Я должен». Материальную сущность вины немецкие юристы видят в том, что «правонарушитель не проявил надлежащего упорства для того, чтобы использовать имеющиеся у него возможности противостоять преступному влечению или проигнорировал имеющиеся у него способности к сопротивлению»^[8]. Это определение очерчивает контуры вины, которая понимается как подчинение своей воли преступному влечению, несмотря на знание правонарушителем осуждаемой несправедливости, заключенной в его поведении.

Цитируемые авторы исходят из детерминистического понимания свободы выбора поведенческого решения, полагая, вслед за А. Шопенгауэром, что на выбор варианта поведения может влиять фатальным образом доминирующее побуждение. Учитывая это, они рассуждают о степени вины следующим образом:

" Существование уменьшенной вменяемости означает уменьшенную вину. В пользу правонарушителя учитывается то обстоятельство, что он посредством напряжения своих интеллектуальнонравственных сил пытается компенсировать свою пониженную способность осознавать и увеличенную неустойчивость побуждений. Если он уступил преступному импульсу, то это означает, что его способность сопротивления фатальному побуждению понижена по сравнению с нормальным человеком. Этот недостаток возможности и обосновывает снижение упречности и в соответствии с этим — уменьшение степени вины"^[9].

Австрийские ученые солидаризуются с мнением немецких правоведов в отношении вины. Провозглашая уголовное право правом вины, они пишут, что не особенности правонарушителя, а его действия и содержащаяся в них вина являются основанием наказуемости. Личностные особенности влияют на размер наказания. Развивая эти положения, они понимают вину как элемент преступного деяния (вина преступления) и вину преступника, считая, что вина в совершенном преступлении зависит от типа состава преступления^[10]. Это означает, что правонарушитель будет отвечать только за то деяние, которое он совершил: упрек со стороны общества будет обращен только в отношении действий, нарушивших конкретно определенный в уголовном законе запрет, что полностью соответствует принципу субъективного вменения, принятому в российском уголовном праве.

По мнению австрийских правоведов, вина преступления не обременяет правонарушителя, но охраняет его от избытка наказания, соразмерность которого зависит от принятия во внимание личностных особенностей делинквента. Вина преступника (личность, характер, потребности) в рамках вины преступления является отягчающим обстоятельством, если мы осуждаем правонарушителя не за мгновенно возникшую мотивацию, а за недостаток его внутренних ценностных ориентаций. В этом смысле вина содержит объективные социальные гарантии для субъективного бессилия^[11]. И далее — резюме: «Не самость правонарушителя, а его деяние и заключающаяся в нем вина являются важными для соразмерности наказания»^[12].

Сходный подход имеет место в теории и законодательстве России, что может объясняться исторической близостью российской и германской школ уголовного права. Так, ст. 5 УК РФ провозглашает принцип вины как элемента преступного деяния, а ст. 60 УК РФ учитывает также и конкретно вину преступника. Что же касается понимания вины, то и ныне действующий УК РФ, и различного рода проекты уголовного законодательства заключают в себе противоречие, которое можно объяснить, пожалуй, лишь глубоко укоренившимся так называемым психологическим пониманием вины.

Статья 24 УК РФ предлагает понимать вину лишь как умысел и неосторожность. Вместе с тем ст. 2 УК РФ, содержание которой было неизменно во всех проектах, устанавливает в качестве задачи кодекса охрану всего того, что касается интересов общества и личности. А поскольку такая задача поставлена, то, следовательно, пренебрежение теми благами, которые охраняются уголовным законом, наказуемо. Слово «охрана», предполагающее расплату за посягательство, не дает в этом усомниться. Отсюда естественный вывод — пренебрежение теми благами, которые уголовный закон имеет задачей охранять, и есть вина, влекущая наказание. Значит, вина — это не умысел или неосторожность, а противопоставление «Я хочу» социально полезному «Я должен» в случае, если была возможность избрать второй вариант поведения. Если же такая возможность была затруднена, тогда можно говорить об уменьшенной вине. Это вовсе не означает уменьшенный умысел или уменьшенную неосторожность. Таких юридических образований быть не может.

Законодатель, вкладывая в содержание умысла необходимость осознания общественной опасности деяния, вовсе не склонен различать степень такого осознания. Если субъект был в состоянии осознавать социальный негативизм своего поведения, то, следовательно, он действовал либо умышленно, либо небрежно, поскольку легкомыслие также предполагает осознание субъектом общественной опасности деяния (предвидеть, не осознавая, невозможно). Никаких оттенков и степеней здесь быть не может. Поэтому даже такие преступные деяния, как аффективные, в которых, как известно, доминирующий импульс в определенной мере затмевает сознание, считаются умышленными, хотя степень осознания в этом случае несравненно меньше, чем в случае заранее подготавливаемого преступления.

Умысел может быть заранее обдуманным, внезапно возникшим, альтернативным и каким угодно еще. По все же это будет умысел, и содержание его будет во всех случаях неизменно: сознавал, предвидел, желал. Это четко фиксированная юридическая дефиниция нс знает и нс может знать оттенков. Отсюда очевидно, что уменьшенного умысла быть не может. Но зато может быть (как следует из предыдущего изложения) уменьшенная возможность осознания значимости своего поведения в случае, например, психических аномалий. И такая возможность должна быть законодателем учтена, поскольку она уменьшает провинность субъекта по сравнению со злоумышленником без психических аномалий. Итак, вина — это степень пренебрежения субъектом общезначимыми ценностями, т. е. степень его игнорирования установленных в обществе правил, выраженная умыслом или неосторожностью.

• [1] Иоффе О. С. Ответственность по советскому гражданскому праву. Л., 1955. С. 144.
• [2] Утевский Б. С. Вина в советском уголовном праве. М., 1950. С. 59.
• [3] Демидов Ю. А. Социальная ценность и опенка в уголовном праве. М., 1975. С. 112.
• [4] Демидов Ю. А. Указ. соч. С. 116.
• [5] Тихенко С. И. Невменяемость и вменяемость. Киев, 1927. С. 90.
• [6] См.: Фипановский И. Г. Социально-психологическое отношение субъекта к преступлению. Л., 1970.
• [7] Демидов Ю. Л. Указ. соч. С. 125.
• [8] Maurach R., Zipf Н. Op. cit. S. 457.
• [9] Ibid. S. 474.
• [10] Dokumentetion zum Strafgesetzbuch. Op. cit. S. 55.
• [11] Moos R. Die vorbeugenden Massnahmen im neuen osterreichischen Strafrecht. In: Zum neuen Strafrecht. Wien, 1973. S. 58.
• [12] Ibid. S. 59.