Общая характеристика качественных исследований

В результате освоения материала главы обучающиеся должны:

знать

• • современные теоретические концепции описательной психологии;
• • основные источники и возможности появления ошибок и искажений, присущих методам исследования личности, деятельности, группы, организации, системы управления, пути и способы их недопущения и компенсации;

уметь

• • применять стандартные исследовательские методики;
• • учитывать значение факторов, влияющих на вариативность эмпирических данных и их интерпретации;

владеть навыками

• • оценки степени применимости конкретных методик, выбора наиболее адекватных методик анализа и разрешения психологических проблем;
• • разработки психологически обоснованных рекомендаций персоналу и руководителям групп и организаций.

Проблема научного познания в психологии

Приступая к исследованиям, психологи должны помнить мнение Дж. Кэмпбелла о том, что научный статус социальной внелабораторной науки проблематичен. Самая лучшая из них может рассчитывать лишь на статус «правдоподобной». Всякие обыденные и научные знания гипотетичны, так как опираются на множество недоказанных предпосылок. Некоторые предпосылки проходят апробацию, но валидность всей их совокупности не может быть доказана, страдая необоснованностью. Задача исследователя состоит в поиске своего пути (меры) между крайностями: скептицизмом и наивной доверчивостью. Если исследователь утверждает, что существует масса данных в пользу какой-то теории, то его можно опровергнуть, найдя теорию, которая правдоподобно объясняет полученные экспериментальные данные, так как «абстракции бывают в такой же или даже большей степени реальны, чем осязаемые конкретные факты»^[1]. Реальность мышления состоит не в простом соответствии обыденным или даже эмпирическим фактам, а диалектике фактов, их трансформации и развитию. Научная истина, таким образом, сопоставима с мышлением лишь в плане отражения реальной предметной действительности. Г. Гегель в этой связи писал, что истина есть соответствие мышления предмету, и для того, чтобы создать такое соответствие, ибо само по себе оно не дано как нечто наличное, мышление должно подчиняться предмету, приспособляться к нему^[2].

Другой аспект этого представления — соответствие мышления, научного знания опыту и обыденному сознанию. Насколько связаны научное знание и обыденный опыт? Э. Роджерс в книге «Физика для любознательных» (1973) отмечал, что существует, по крайней мере, два различия между образованным сознанием и сознанием научным. Во-первых, детальное знание и понимание пределов применимости научных фактов, их связи с реальной жизнью и умение их использовать отличает научное знание от обыденного, где известно лишь общее содержание законов. Во-вторых, научное сознание позволяет ученому ясно представлять взаимосвязи различных конкретных наук.

Обыденное знание связано с явлениями и предназначено для их использования, научное, в отличие от него, — претендует на знание сущности. Однако эта связь не означает, что обыденное знание является «низшим», а научное — «высшим» типом человеческого познания. В реальной жизни знание явлений предпочтительней, чем знание сущности. Научно-теоретическое сознание никогда не сможет заменить обыденное, так как необходимость последнего вытекает из потребности у людей не только вскрывать сущность вещей, но и в большей степени сосредотачивать внимание на явлениях, на непосредственных отношениях, с которыми они сталкиваются в повседневной практике. Как одно, так и другое знание являются правомерными описаниями мира, но с различных сторон и для различных целей. Более того, ни один из этих миров не может существовать отдельно, без связи с другим.

Вряд ли научное знание может абсолютно опровергнуть обыденное знание. Оно, скорее, зависит от «здравого смысла», иногда выходя за его пределы. Часто наука входит в конфликт с отдельными элементами здравого смысла, но при этом практически всегда доверяя большей части обыденного знания, т. е. здравому смыслу в целом.

Это положение можно наглядно продемонстрировать на примере иллюзии Мюллера-Лайера, отражающей неадекватность восприятия объектов одинаковой длинны (рис. 2.1).

Рис. 2.1. Иллюзия Мюллера-Лайера.

Когда в рамках этой иллюзии обыватель убеждается в своей ошибке восприятия длины конкретного объекта, то в лучшем случае отказывается от конкретной части субъективного восприятия, но основные элементы обыденного наблюдения оставляет без изменения.

Другим примером может служить межотраслевой обмен информацией (общение), когда научные абстракции конкретизируются в формы обыденного языка. Если бы этого не происходило, то ученые и практики не смогли бы понять друг друга. В жизни идеоматичность (специализированность) научного текста переводится в популярный текст, иногда «разбавляется» некоторыми теоретическими формулами (абстракциями). Поэтому популярные лекции нс могут быть в строгом смысле научными, а научные — популярными.

Важным аспектом познания является проблема скептицизма и доверия. Любое знание стоит на границе между сомнением и наивным доверием. И это — нормально. Угроза состоит в нарушении равновесия между этими состояниями познавательного акта. Если исследователь принимает одну из крайностей, то он перестает быть таковым. Баланс между некоторым исследовательским сомнением и здравым доверием к результатам научных поисков и есть мера возможности существования и развития научного знания, она и определяет развитие науки. Сущность меры заключается в законе доверия к большей части теории и сомнения по отношению к отдельным ее элементам. Замена устаревших теоретических положений осуществляется на основе относительной непоколебимости общего научного фундамента. Наука развивается или нормально, или революционно. Т. Кун отмечал, что «в научном развитии бывают нормальные периоды, когда существует общее согласие в отношении правил, с помощью которых решается, какая теория более валидна. В развитии науки имеют место и экстраординарные, или революционные, периоды, когда ученые должны делать свой выбор на основе правил, которые не являются элементами прежней парадигмы. После такой революции выбор новой преобладающей теории первоначально не обосновывается в терминах правил решения, принятых в предшествующий период нормальной науки»^[3].

Изменения в науке происходят целостно, т. е. изменяются не части (части-элементы в психологии относительно постоянны), а структура (теория). Интерпретация элементов, т. е. фактов, исходит из новой структуры.

В философии науки известен подход простейшего перехода количественных изменений (элементов) в новое качество (целое) путем накопления количества, достижения меры и порождения нового качества.

Разберем пример. Обыденное знание исходит из того, что сумма углов треугольника, сколько бы ее не измеряли в земных условиях, всегда равна 180°. Этот факт напрямую связан с точностью измерительных приборов. На теоретическом уровне, когда наука достигла возможности измерения углов в космическом пространстве, этот факт был революционизирован: утверждалось, что сумма углов в треугольнике меньше 180°. Причем предположение, что отклонение линий равно 1.7″, на практике в точности подтверждено нс было. Тем не менее, появились теории II. И. Лобачевского, Я. Больяи, Б. Римана, А. Эйнштейна и т. д. К. Гаусс, искавший решение задачи о сумме углов треугольника, почему-то не смог этого сделать. Возникают, по крайней мере, два вопроса. Во-первых, почему при отсутствии количественных накоплений (в случае с Н. Лобачевским и Я. Больяи) возникло новое качество, которое было принято, невзирая на отсутствие экспериментальных подтверждений? И, во-вторых, почему К. Гаусс не смог найти данное решение, хотя и посвятил этой задаче значительную часть своей жизни? Ответом на эти вопросы может стать предположение о наличии в данной конструкции чего-то «сверхментального» .

Концепция перехода количества в качество в научном мышлении имеет опосредованный пункт — интуицию (особое сознание и одаренность) ученого. Здесь еще раз уместно вспомнить мнение Б. Паскаля, который отделял интуицию от интеллекта. Интуиция у него — то «внутренние чувства», го «природа», то, наконец, «инстинкт», но все это — порождение «человеческого сердца». Воистину: «У сердца свои законы, которых разум не знает»^[4].

Возникает второй подход к концепции перехода количественных изменений в новое качество — гипотеза об изменении целостности (теории), благодаря воздействию разума. Более того, не социального, объективного разума (с позиций наивного материализма), а субъективного разума, т. е. особой, основополагающей роли личности в развитии науки. Эта концепция основана на понимании научного познания как взаимодействия теорий элементаризма и целостности (холизма) (И. В. Блауберг, В. Н. Садовский, Э. Г. Юдин^[5]). Различие между ними состоит в том, что если в основе первых положено выявление элементов, из которых складывается целое и их научный анализ, то вторые носят синтетический характер и направлены на восприятие целого как такового. Между ними существует множество промежуточных подходов, в которых реализуется как строгий логический анализ, так и достаточно интуитивный принцип «узнаваемости», из которого невозможно полностью удалить субъективный момент. Согласно «холистской» гипотезе элементы нс способны изменить структуру. Только структура, развиваясь, воздействует на элементы. Развитие осуществляется целостно. Нельзя построить структуру путем изменения элементов. За счет изменений только элементов система деформируется и гибнет. Целостность формируется путем развития элементарных целостностей и их структурирования (природа — из организмов; организм — из клеток и функциональных систем и т. д.).

Психологическая теория как целостность не может изменяться под влиянием удавшихся или не удавшихся опытов. Теорию формирует ученый-исследователь, обладающий особым складом ума, одаренностью, интуицией, опытом экспериментальной работы, склонностью к творчеству, работоспособностью, наконец. С одной стороны, вызрев и родившись в сознании ученого, теория входит в экспериментальную практику, формируя ее «под себя» до появления новой, более правдоподобной теории. И экспериментальные опыты могут лишь «опровергать» или «не опровергать» ее. С другой стороны, обыденное сознание также подбирает «под себя» наиболее прагматичную теорию, производит ее практическую апробацию. Тем самым осуществляется перекрестная валидизация теории при помощи обыденного знания. Это используется, например, в практической психологии при оптимизации трудовых операций работников, что приводит к повышению производительности труда и снижению количества ошибок; в профессиональном психологическом отборе персонала — способствует снижению текучести кадров, количества нарушений, ошибок, конфликтов, улучшению межличностных отношений, повышению качества деятельности и т. д.

• [1] Селье Г. От мечты к открытию: Как стать ученым: пер. с англ. М., 1987. С. 14.
• [2] См.: Гегель Г. Феноменология духа. СПб.: Наука, 1992.
• [3] Кун Т. Структура научных революций. М., 1977 (цит. по: Кэмпбелл Дж. Модели экспериментов в социальной психологии и прикладных исследованиях. С. 335).
• [4] Pascal В. Ocurcs completes. Р., 1963. Р. 552.
• [5] См.: Блауберг И. В., Юдин Э. Г. Становление и сущность системного подхода. М.: Наука, 1973; Юдин Б. Г. Методологический анализ как направление изучения науки. М.: Наука, 1986; Садовский В. Н. Основания общей теории систем. М.: Наука, 1974; Садовский В. Н. Проблемы философского обоснования системных исследований // Системные исследования. Ежегодник. 1984. М.: Наука, 1984; Диалектика и системный анализ: монография. М.: Наука, 1986 и др.