Институциональные изменения и группы специальных интересов

Эволюция институтов не может рассматриваться в отрыве от интересов индивидов и организаций, включенных в их действия. Интересы могут как совпадать со стимулами, правилами и ограничениями, задаваемыми институциональной структурой, так и противоречить им. Однако изменения status quo требует организованных действий по созданию и внедрению альтернативной институциональной инновации. Нельзя отрицать возможности спонтанной эволюции институтов, т. е. без целенаправленного действия групп специальных интересов. Однако такой вариант представляется менее вероятным. Более того, если рассматривать эволюцию институтов не в гипотетическом обществе Робинзона Крузо и Пятницы, а в реалиях современных хозяйственных порядков, то действия по внедрению институциональных инноваций будут так или иначе связаны с действиями узких или всеохватывающих групп специальных интересов.

Такие группы могут существовать как в явном, так и неявном виде. Например, те или иные профсоюзы представляют конкретные группы специальных интересов, которые часто играют роль институциональных инноваторов. Однако внедренная институциональная инновация может существовать в виде формального института довольно длительное время даже в том случае, если профсоюз, инициировавший ее принятие, перестает существовать. Но здесь мы сталкиваемся со случаем, когда формальная группа заменяется неформальной группой со всеохватывающими (или в отдельных случаях специальными) интересами, включенной в действие данного правила и механизмов инфорсмента, составляющих институт.

Модель коллективных действий групп специальных интересов М. Олсона является общей теорией (формальной и метатеоретической)^[1], которая может дать нам только концептуальные рамки (фреймы) или паттерны для принятия решений или исследовательских задач в условиях ограниченной рациональности.

Если в обществе не остается групп, заинтересованных в исполнении правил, содержащихся в институте (даже имеющего формальный характер), то такой институт перестает функционировать de facto, но существуя как неотмененная норма de jure. Поэтому процесс эволюции институтов мы можем связать с процессом формирования и трансформации групп интересов.

Организационные структуры и механизмы регулирования также могут формироваться под воздействием как индивидуального, так и коллективного действия. Однако их формирование связано с целенаправленным поиском оптимальных (возможно, в некоторых случаях удовлетворительных) механизмов властной координации. Здесь можно столкнуться с проблемой, когда цели, методы и механизмы регулирования вступают в противоречие с существующими институтами, которые сложились эволюционно. Это можно описать в рамках предлагаемой теоретической конструкции асинхронности развития институтов и механизмов регулирования и технологий.

Любое государство представляет сложную организацию, в которой достигается определенный баланс интересов основных влиятельных групп. Однако представление о государстве как об оседлом бандите^[2] тоже можно считать реалистичным. Только природа такого оседлого бандита представляется не индивидуальной, а коллективной. Иначе говоря, группы могут (и должны) приходить к консенсусу по поводу сбора доходов (ренты, налогов) с подконтрольного населения, включенного в данный социальный порядок. Социальный порядок характеризуется стабильным набором институтов, которые формируют пространство возможностей во всех сферах общественной жизни.

При эволюционном анализе действия групп специальных интересов необходимо определить, что отбирается в процессе развития хозяйственного порядка. В рамках нашей концепции отбираются, т. е. возникают, прекращают свое существование, увеличивают или уменьшают количество участников группы интересов как с узкими, так и всеохватывающими интересами. Однако наиболее важным моментом является тот факт, что группы интересов рассматриваются как инноваторы, которые инициируют создание институтов, а также поддерживают структуру социальных связей и стимулов, определяющих порядок их функционирования.

Так как группа рассматривается через призму включенности действия тех или иных институтов, смена персонального членства в группе не оказывает сильного влияния на правила, рутины и институты, которые поддерживаются группой. Примером из российской истории может служить хозяйственная и предпринимательская деятельность староверов, которые следовали определенным неформальным институтам, например, специфической хозяйственной этике^[3].

Необходимо учитывать проблему длительного функционирования стабильных групп. В переходной экономике влияние групп специальных интересов на процесс создания институтов проявляется наиболее явно в коротком временном интервале. Однако ex ante очень трудно определить, как внедрение того или иного института отразится на экономической эффективности. Институты, внедряемые узкими группами специальных интересов в целях перераспределения и для извлечения ренты, с большей вероятностью будут менее эффективными, чем институты, внедряемые группами со всеохватывающими интересами.

Фундаментальной причиной неэффективности групп интересов как институциональных инноваторов является их длительная стабильность и несменяемость в рамках политической системы. После работ М. Олсона стал общепринятым тезис о том, что большие группы обеспечивают своих членов коллективным благом хуже, чем малые группы. Большие группы являются также менее стабильными. Поэтому если проблема стабильности групп интересов или «социального склероза» может быть решена за счет гибкости политических институтов, то это дает шанс для общества с обилием групп специальных интересов на формирование и функционирование эффективных экономических и политических институтов (примером могут служить экономики скандинавских стран). Но в традиционных и малоразвитых обществах, где большинство социальных общностей представляют первичные группы и религиозные общины, принцип «социального склероза», разрушения и сменяемости групп должен быть рассмотрен отдельно, с учетом специфики таких социумов и их хозяйственных систем.

Следуя логике М. Олсона, основными причинами деволюции институциональной структуры богатой, развитой экономики являются действия групп специальных интересов в пораженном «социальным склерозом обществе» и как следствие — выбор неадекватной экономической политики, которая в конце концов приводит к относительному и абсолютному замедлению экономического роста¹.

Группы специальных интересов постепенно формируют институциональную среду с более высокими характеристиками инертности и, следовательно, более устойчивой к внешним шокам институционального импорта. Однако такие группы неизбежно формируют предпосылки для формирования социального склероза, который в свою очередь неизбежно приводит к стагнации. Возникает вопрос: какие встроенные механизмы может сформировать общество для противостояния тенденции неизбежного социального склероза как следствия длительных периодов стабильного развития общества с усиливающимися группами узких специальных интересов?

Можно предложить следующее объяснение трансформации институтов в условиях асинхронности изменений и действий групп специальных интересов: эффективное экономическое развитие в долгосрочном периоде возможно в том случае, если в обществе формируются механизмы, периодически разрушающие или обновляющие структуру групп специальных интересов, эволюционно сложившуюся в обществе. Процесс обновления групп интересов должен снижать степень асинхронности изменений. С другой стороны, стабильные и долго существующие группы (преимущественно с узкими интересами) своими действиями будут способство;

' Olson М. Jr. The Devolution of the Nordic and Teutonic Economies; Он же. Возвышение и упадок народов…; Idem. Distinguished Lecture on Economics in Government: Big Bills Left on the Sidewalk: Why Some Nations are Rich, and Others Poor // Journal of Economic Perspectives. Spring. 1996. Vol. 10. № 2. P. 3−24.

вать увеличению асинхронности, которая может привести к системному кризису и разрушению институтов.

Эволюция групп специальных интересов во многом определила направления и качество модернизационных процессов. Феномен Запада во многом определен формированием автономных и конкурирующих групп интересов. Глобализация формирует не только новые механизмы и каналы коммуникаций, но и изменяет качество институтов, которые задают правила и ограничения для основных экономических акторов.

Современные тенденции развития экономики и общества не являются как совершенно новыми, так и необратимыми. Часто необратимость глобализации и экономического прогресса обосновывается фактами развития технологий¹. Однако данный тезис не является очевидным с учетом огромного количества исторических примеров, когда технологические и институциональные инновации проходили процесс деволюции.

Обеспеченность ресурсами часто детерминирует формирование типа групп специальных интересов, действия которых приводят к возникновению экономических и политических институтов, замедляющих экономический рост^[4][5].

Дискуссия о роли групп специальных интересов в эволюции институтов не может вестись в отрыве от вопроса выделения и идентификации конкретных групп и определения степени их влияния. Возникает потребность как в историческом описании процесса формирования и функционирования таких групп, так и в измерении и статистическом представлении параметров различных групп интересов. Социологи и политологи нашли немало данных, которые могут быть использованы экономистами. Однако все еще трудно найти данные, позволяющие определить или иллюстрировать значимые зависимости между действиями групп и формированием институтов. Здесь мы сталкиваемся с трудностями получения релевантных данных. Возможно, здесь существуют не только технические трудности, но больше препятствия, связанные с методологическими проблемами. Классификация групп интересов зависит от существующей в обществе традиции лоббирования и его институционализации. В случае переходных экономик задача четкой классификации групп интересов усложняется вследствие подвижности институциональных ограничений.

Согласно концепции бутылочного горлышка в эволюции институтов, группы специальных интересов являются той единицей, которая проходит отбор^[6]. Если группы интересов разрушаются или трансформируются, то уже некому в том или ином обществе поддерживать выполнение того или иного правила или осуществлять санкции за его невыполнение. Однако группы интересов, как уже было сказано, трудно четко определить, тем более по отношению к отдельным институтам. Поэтому при проведении конкретного исследования мы должны сопоставлять выгоды и издержки от действий по идентификации конкретных групп и сбора и оценки количественных данных.

Если исследуется эволюция института, который занимает определенное место в системе хозяйственных связей, то необходимо выделить группу, которая заинтересована или извлекает выгоду от существующего положения дел. С течением времени группы будут менять свой состав. Но персональный состав не будет иметь решающего значения, если институт будет поддерживаться группой в новом составе. Иными словами, эволюция институтов и групп интересов рассматривается как взаимосвязанные и взаимообусловленные процессы. Однако выработка новых правил, соглашений и институтов требует значительно большей сплоченности групп, а также может быть связано с более высокими издержками коллективных действий, чем поддержание функционирования институтов.

• [1] См. Вудон P. Место беспорядка. Критика теорий социального изменения. М" 1998. С. 245−248.
• [2] Олсон М. Рассредоточение власти и общество в переходный период. Лекарства от коррупции, распада и замедления экономического роста //Экономика и математические методы. 1995. Вып. 4.
• [3] Бенам А., Бенам Л. Права собственности в переходной экономике: комментарии по поводу того, что знают экономисты // Экономическаянаука современной России. 1999. № 3.
• [4] ' Гринин Л. Е. Национальный суверенитет и процессы глобализации //Политические исследования. 2008. № 1. С. 125.
• [5] Лал Д. Непреднамеренные последствия. Влияние обеспеченностифакторами производства, культуры и политики на долгосрочные экономические результаты. М., 2007.
• [6] Вольчик В. В. Нейтральные рынки, ненейтральные институты иэкономическая эволюция // Экономический вестник Ростовского государственного университета. 2004. Т. 2. № 2.