Экзистенциальный психоанализ о жизни и смерти

Известный психолог и психотерапевт В. Франкл уделяет большое внимание таким темам, как жизнь, любовь и смерть. Он считает, что постановку вопроса в общих терминах можно сравнить с вопросом, поставленным чемпиону мира по шахматам: «Какой ход самый лучший в мире?» На самом деле не существует такой вещи, как лучший или даже хороший ход независимо от конкретной ситуации в игре и конкретной личности противника. То же самое справедливо и по отношению к человеческому существованию.

Нельзя заниматься поиском абстрактного смысла жизни. У каждого человека имеется свое собственное призвание к жизни; каждый должен иметь ту задачу, которая требует разрешения. Никто не может повторить его жизни. Иначе говоря, по Франклу, у каждого человека его мысль уникальна, как и его специфические возможности. Поскольку каждая ситуация в жизни представляет собой вызов человеку и проблему, требующую разрешения, вопрос о смысле жизни должен быть инвертирован. В конечном счете, человек не должен спрашивать, в чем смысл его жизни, но скорее он должен осознавать, что это он сам — тот, кого спрашивают. Человеку вопросы задает жизнь, и он может ответить только жизни, принимая ответственность на себя, отвечая за свою собственную жизнь. Франкл видит в ответственности саму сущность человеческого существования. С этих же позиций Франкл развивает свои мысли о смысле смерти.

При попытке дать ответ на вопрос о смысле жизни — этот самый человеческий из всех возможных вопросов — человек должен обратиться к самому себе как к тому, с кого жизнь спрашивает, кто должен отвечать за свою жизнь. Он придет таким образом к непреложному факту: человеческое бытие — это ответственное бытие. В экзистенциальном анализе ответственность предстает как нечто, что проистекает из конкретности личности и ситуации и развивается вместе с этой конкретностью. Ответственность растет, как оказалось, вместе с уникальностью личности и неповторимостью ситуации. Единственность и неповторимость ситуации являются для смысла человеческой жизни основополагающими. В обоих этих моментах заложена одновременно и конечность существования человека. Следовательно, она сама должна также являть собой нечто, что дает человеческому существованию смысл, а не отнимать его. На этом мы остановимся и для начала ответим на вопрос, может ли временная конечность жизни человека — факт смерти — сделать ее бессмысленной. Как часто нам говорят о том, что смерть подвергает сомнению смысл всей жизни, что все в итоге бессмысленно, так как смерть все уничтожит. Может быть, смерть действительно уничтожает осмысленность жизни? Напротив. Что бы произошло, если бы наша жизнь не имела конца во времени, а была бы неограниченной? Если бы мы были бессмертны, то могли бы с полным правом отодвигать любое дело до бесконечности. Нам бы никогда не удалось сделать его именно сейчас — его можно было бы с таким же успехом сделать завтра или послезавтра, через год или через 10 лет. Однако перед лицом смерти как непреодолимой границы нашего будущего мы стремимся наилучшим образом использовать время нашей жизни и не упустить неповторимые возможности, «конечная сумма» которых представляет собой итог всей жизни.

Следовательно, конечность существования, по мысли Франкла, является основополагающим признаком жизни. Смысл человеческого существования имеет свою основу в его необратимом характере. Поэтому ответственность человека перед жизнью может быть понята лишь в контексте временности и неповторимости. Следовательно, если мы хотим повернуть сознание наших пациентов в сторону понимания их ответственности перед жизнью и сделать это с позиций экзистенциального анализа, тогда мы должны попытаться с помощью сравнений показать им исторический характер жизни и их ответственность перед ней.

Человеку, который находится в кабинете врача на приеме, можно было бы посоветовать представить себе, например, что он на склоне лет листает свою собственную биографию и остановился как раз на той главе, которая рассказывает о сегодняшнем отрезке его жизни. Если бы он чудесным образом имел возможность решить, что же будет в следующей главе этой биографии, тогда бы он успел внести поправки в очередную главу своей ненаписанной, внутренне прожитой истории жизни. Можно было бы экзистенциальную максиму облечь в следующую императивную форму: живи так, как будто ты живешь во второй раз, и постарайся исправить то, что ты сделал неверно в прошлый раз. Если кому-нибудь удастся вообразить это себе, тогда ему будет легче осознать ответственность, которая лежит на нем в каждый момент его жизни, ответственность за то, что должно получиться из каждого следующего часа, за то, как он организует свой следующий день.

По мнению Франкла, в начале жизнь — только чистая субстанция, еще нечто неиспользованное; постепенно она теряет характер субстанции, и в конце ее содержание больше состоит из того, что время «отделило» от его носителя, от того или иного человека, из его дел и переживаний. Так, человеческую жизнь можно сравнить с радием, который, как известно, имеет лишь ограниченную «продолжительность жизни», так как его атомы распадаются и его вещество превращается в излучаемую энергию, которая никогда не переходит больше в вещество. Поскольку процесс атомного распада необратим, «однонаправлен», то и в радии, следовательно, первоначальная вещественность, субстанциональность исчезает в возрастающей мере. Подобное можно сказать и о жизни.

То, что жизнь часто не имеет смыслового завершения, отнюдь не обесценивает ее. «Фрагментарный характер» жизни не прерывает ее смысла (Георг Зиммель). Мы не можем судить о полноценности жизни, исходя из ее продолжительности. Ведь мы оцениваем биографию не по ее длине (по количеству страниц в книге), а по ее содержанию. Героическая жизнь умершего в молодости человека, безусловно, имеет больше содержания и смысла, чем продолжительное существование какого-либо обывателя, так же как и «Неоконченная симфония» относится к прекраснейшим музыкальным произведениям.

Жизнь человека похожа на экзамен: имеет значение не столько то, завершена ли работа, а то, насколько она ценна. Любой экзаменуемый должен быть готовым к тому, что звонок объявит об окончании предоставленного ему времени. Каждому человеку нужно быть в любой момент готовым к тому, что однажды будет «отозван» и он.

Итак, совсем нет нужды в том, чтобы каким-то образом исключить смерть из жизни человека: ведь она, по сути, является составной частью жизни! Но совершенно невозможно преодолеть ее — как это ошибочно делает человек, когда стремится к вечности, путем продолжения рода. Утверждение, что смысл жизни заключается в потомстве, неверно. Нашу жизнь нельзя продолжить в потомках: ведь и целые рода вымирали, в конце концов, и когда-то, возможно, погибнет все человечество, хотя бы в результате случайной космической катастрофы. Если бы конечная жизнь была бессмысленной, не имело бы значения, когда наступит ее конец. Кто закрывает глаза на нерелевантное™ этого момента, тот подобен той даме, которая, услышав предсказание астронома о том, что конца света следует ожидать через биллион лет, в ужасе отшатнулась и в ответ на повторное уверение, что «не раньше, чем через биллион лет», облегченно вздохнула и заметила: «Я-то поняла сначала, что уже через биллион лет».

Жизнь или имеет смысл (тогда она сохраняет его независимо от того, длинна она или коротка, имеет она продолжение или нет), или не имеет смысла (тогда она и не получит его, сколько бы она ни длилась. Если бы жизнь бездетной женщины по этой причине стала действительно бессмысленной, тогда это значило бы, что человек живет только ради своих детей и что исключительный смысл его существования состоит в каждом следующем поколении. Этим, однако, проблема только отодвигается, поскольку каждое поколение передает ее нерешенной следующему поколению. В чем же другом должен тогда заключаться смысл жизни одного поколения, если не в воспитании следующего? Делать непрерывно что-то само по себе бессмысленное — бессмыслица. И пусть, догорев, факел гаснет — его свечение имело смысл; не имеет, однако, никакого смысла передавать из рук в руки в вечной эстафете факел, который не горит.

Так мы подходим к парадоксу, что жизнь, единственный смысл которой состоит лишь в продолжении рода, столь же бессмысленна, как и продолжение рода. Напротив, продолжение рода тогда имеет смысл, когда жизнь человека сама по себе представляет нечто осмысленное. Отсутствие потомства не может сделать бессмысленным существование великого человека. Более того, весь ряд предков, ведущий к нему, мог уже благодаря значительности одного этого существования получить свой высший смысл. Из всего сказанного мы видим, что жизнь никогда не может быть самоцелью, что продолжение рода никогда не может исчерпать смысла жизни; более того, она получает полноту смысла лишь из других небиологических взаимосвязей.