Факторы, влияющие на характеристики социального взаимодействия

Изучением различных факторов, влияющих на социальное взаимодействие индивидов или социальных групп друг на друга, занимались многие исследователи: М. Вебер, Л. Брентано, Р. Шгаммлер, Г. Зиммель и др.

Макс Вебер (1864−1920) был одним из первых, кто доказал взаимозависимость между этическими нормами, поведением (трудовым) и типом культуры.

Одновременно тему социального взаимодействия в сфере экономики и влияния на нее религии изучал Луи Брентано (1844−1931), который был представителем немецкой исторической школы политической экономии. Исследование Л. Брентано «Этика и народное хозяйство в истории» позволяет проследить взаимосвязь между изменениями функций, ролей и системы ценностей христианства, отношениями социальных групп в экономической жизни Западной Европы [7, 49].

Л. Брентано полагал, что раннее христианство возникло как религия, враждебная экономической жизни. Если в традиционном римском праве и философии стремление к богатству считалось мудрым, так как освобождало индивида от лишений и облегчало добродетельную жизнь, свободную для творчества, то христианство усматривало в богатстве опасность для души, что отвращало человека от Бога. Особенно осуждался такой вид экономической деятельности, как торговля. Церковью строго порицалось ростовщичество, она запрещала давать деньги под проценты. Данные запреты препятствовали развитию функции заемного капитала, столь необходимого для экономики. Церковь пыталась регулировать конкретными этическими нормами даже процесс ценообразования. Церковью было установлено понятие о нормальной цене, соответственно, «грешно было брать за вещи больше их стоимости». Произведенный товар должен был стоить ровно столько, сколько было затрачено на его выработку. Таким образом, прибыль в истинном смысле слова была невозможной.

Постепенно роль церкви становилась господствующей, в том числе в сфере экономики. Среди представителей церкви, способствовавших признанию экономической деятельности, Л. Брентано называет Фому Аквинского, одного из ее идеологов. Под влиянием новых идей и ценностей, продвигаемых реформаторами и идеологами церкви, постепенно смягчались этические требования, предъявлявшиеся к экономической деятельности: было признано право частной собственности. В обладании богатством уже не было несправедливости. Торговля, хотя и не считалась почетным видом деятельности, но и не рассматривалась как запретная и нечестная деятельность. Церковью, а затем и обществом было признано субъективное право владельца самому определять цепу на товар и продавать его по этой цене. Хотя запрет на проценты существовал, но фактически ростовщичество процветало.

Особенно ярко разложение этических требований христианства к экономической деятельности проявилось в Средние века в Италии в городах-республиках, где распад государственности и анархия привели к тому, что индивид был предоставлен сам себе и руководствовался только эгоизмом как определенной системой ценностей. Вместе с тем экономическая эмансипация происходила под эгидой церкви в учениях кальвинизма и английского индепендизма. Все это привело к тому, что У. Пети, а затем А. Смит вернулись к этическим нормам экономики, заложенным в дохристианском римском праве [7, 50].

Возникновение капитализма и свойственных ему этических норм экономического поведения Л. Брентано связывает с изменением отношений индивидов и социальных групп «свой — чужой». Он раскрывает сущность социокультурных изменений в отношениях участников натурального хозяйства. Ранее оно всегда осуществлялось в рамках отдельной группы. Отношения с другими носили иной характер: «…если со своих нельзя было брать высокую цену, то с чужих это надо было делать». Христианская религия также делила людей на верных и неверных, и все экономические и этические нормы были применимы только к своим: понятие о нормальной цене, запрет брать проценты и т. д.

Но постепенно изменяются нормы поведения по отношению к чужим по вере: устанавливается норма, согласно которой с чужих (не единоверцев, не принадлежавших к близкому кругу) необходимо было брать цену выше нормальной или высокие проценты.

Постепенно утрачивалось единство общности, и экономические нормы стали все больше подразумевать отношения ко всем, как к чужим, а не своим.

Наконец, Л. Брентано в труде «Классическая политическая экономия» (1888) фиксирует принципиальное изменение понятия «свои»: оно совсем исчезло из экономического действия, и отношение ко всем, как к чужим, стало господствующим в капиталистической системе.

Интересен вывод Л. Брентано о том, что по мере ослабления религиозной этики и практически исчезновения ее роли как регулятора экономической жизни в обществе возникает необходимость в другом субъекте-регуляторе. Таковым субъектом, взявшим на себя функцию регулятора экономической жизни, становится государство. Напомним, что П. Сорокин определил это явление как миграцию отношений.

Меняются основные представления о справедливости: сильный подавляет слабого, исчезает понятие о равенстве. Экономика свободного предпринимательства начинает функционировать в отсутствии представления о справедливости. Но у членов общества остается потребность в некой внешней силе, которая устраняла бы несправедливость в экономической жизни, как это раньше делала церковь. Такой силой, по мнению Л. Брентано, является государство, которое не подменяет экономику свободного рынка (как это было во времена меркантилизма — начальной стадии формирования капитализма), а устраняет социальную несправедливость.

М. Вебер, в отличие от Л. Брентано, рассматривал лишь один аспект взаимосвязи экономики и религии, а именно, влияние протестантизма на формирование капиталистических отношений.

В предварительных замечаниях к работе «Протестантская этика и дух капитализма» (1905) М. Вебер замечал, что бюрократия, государство и парламент, рациональная гармония музыки являются чисто европейским явлением, хотя затем капитализм получает всемирное значение.

По М. Веберу, капитализм — это не просто стремление к наживе, которое существовало во все времена и у всех народов, капитализм — это рациональное обуздание наживы, профессиональный труд для получения прибыли на основе мирного (ненасильственного) обмена, систематический хозяйственный учет при сопоставлении затрат и результатов. Поэтому капитализм в истинном значении слова не имеет ничего общего со средневековым авантюристическим предпринимательством или получением добычи военными действиями.

Заметим, что заслуга М. Вебера состоит не только в системном анализе изменения ценностей и норм экономической жизни под влиянием протестантизма, но и в раскрытии принципиально новых действий (актов), функций, совершаемых субъектами экономической жизни.

М. Вебер дает социокультурное определение сущности капитализма: «Это такой строй мышления и поведения, для которого характерно систематическое и рациональное стремление к получению законной прибыли в рамках своей профессии» [7,57]. В этом же исследовании он раскрывает причины (или факторы) возникновения капитализма в Европе, а также появления таких социальных ролей, как предприниматель и наемный работник.

По мнению М. Вебера, дух капитализма не мог возникнуть сам по себе, как следствие развития технологии или экономических отношений, для этого необходимо было перестроить весь строй мышления и образ жизни основных социальных групп. До капитализма в Европе господствовал иной способ хозяйствования, которому было присуще традиционное отношение к труду и предпринимательству.

Тогда не было этого «духа капитализма», т. е. стремления к зарабатыванию денег и желанию жить лучше. Традиционный тип мышления был характерен и для предпринимательской деятельности: предприниматель не стремился к максимизации прибыли, его ведение дел было ориентировано на традиционную норму прибыли, технику хозяйства: никакие инновации, сулившие прибыль, не могли заставить его изменить традиционный способ хозяйствования.

Итак, по М. Веберу, человек не обладает «капиталистической природой», как это полагал А. Смит. Такое преобразование могло быть достигнуто длительным воспитанием и этикой поведения. Заметим, что П. Сорокин также обращал внимание на роль системы этики в формировании поведения.

В отличие от своих современников-социологов, также занимавшихся изучением социальной сущности капитализма, например, В. Зомбарта, М. Вебер рассматривал рост рациональности в обществе не как причину возникновения капитализма. К примеру, так было в Германии, где дух рационализма был развит более всего, а вот во Франции капитализм был развит менее всего. И наоборот, капитализм быстро начал развиваться в Нидерландах, Англии, Германии и США.

М. Вебер раскрывает основную причину развития капитализма в этих странах: именно здесь в основных социальных группах произошел отказ от традиционной католической религии и зародился протестантизм. Выявление этой причинно-следственной связи позволило ему сделать вывод о том, что именно протестантизм явился тем фактором, который изменил традиционный способ экономических действий.

М. Вебер рассматривал протестантизм как новую религиозную этику в виде средства, принципиально изменяющего традиционный способ мышления человека той эпохи, сильнее, чем какие-либо рациональные и силовые методы.

И причина возникновения капитализма как иной системы взаимодействия кроется не в рациональном, а как раз в иррациональном — в новых нормах мышления и поведения, задаваемых протестантизмом и, безусловно, принимаемых человеком [7, 52].

Протестантизм изменяет отношения человека к экономическим объектам: экономическая деятельность приобретает гораздо большую ценность, чем при католицизме. Если раньше только духовная деятельность считалась достойной настоящего христианина, то теперь мирская профессиональная деятельность стала как бы тоже священной, и в ней человек исполнял свой религиозный долг. Но если лютеранство, как и католицизм, отрицало стремление к деньгам как нечестивое дело, то кальвинизм в большей степени способствовал развитию экономической жизни.

Кальвинизм признает одним из основных догматов избранность к спасению души. М. Вебер считает, что благодаря кальвинизму в общественном сознании формируются такие ценности, как индивидуальная ответственность за свои дела, самостоятельность, обязательность и честность, столь необходимые для развития нового капиталистического мира.

Кроме того, кальвинисты отрицают необходимость посредников между человеком и Богом, и даже церковь, по их мнению, не выполняет этой функции. Нет ничего божественного в рукотворном, поэтому отрицается значение обрядов и культовых предметов как священных, тем самым Бог существует в некоем трансцендентном мире, т. е. в жизненном мире нет ничего мифического для человека. Так возникает необходимая для капитализма рационализация жизни.

Заметим, что впервые в социологических исследованиях обосновывается взаимосвязь этических (в данном случае религиозных) и экономических ценностей, особенностей и способов мышления (рациональное), а также характера отношений и норм поведения.

М. Вебер отмечает, что кальвинизм изменяет отношение человека к труду. Идея избранности к спасению души человека связана с главным вопросом для человека: «Избран ли я»?

Для человека возникают условия и средства, в которых он косвенным образом может получить подтверждение о своей избранности, а именно, в труде. Только труд, в отличие от другой деятельности, дает средство отогнать сомнения, труд — это источник веры, и сила веры человека проявляется в делах, а не на словах. Преуспевающий человек в своем успехе видит знак божий и его одобрение. В этом отличие кальвинизма от католицизма: здесь уже не нищий или блаженный наиболее приближены к Богу, а крепко стоящий на ногах фермер, трудолюбивый рабочий или удачливый капиталист. Таким образом, по М. Веберу, труд становится для человека не простым средством к жизни, а целью жизни [7, 53].

М. Вебер раскрывает характеристики норм трудового поведения, которые устанавливаются под влиянием кальвинизма. Кальвинизм как религиозное течение признает только аскетический труд. Если католицизм более мягок к человеку (он требует постепенного накопления добрых дел), то кальвинизм вводит святость как норму жизни, т. е. как систему поведения и постоянного самоконтроля. Этот аскетизм распространяется не только на отдельных представителей (например, монахов), но и на всех верующих. Мирская жизнь, в том числе и профессиональная, подчиняется этому требованию, аскетический труд становится правилом, а не исключением.

Протестантские секты с присущим им контролем за поведением своих членов сыграли особую роль в развитии экономической этики. Сама принадлежность к секте была свидетельством честности, порядочности, кредитоспособности человека. Все это было крайне необходимо для развития рыночных капиталистических отношений, где особую роль играли договорные отношения, которые часто не имели юридической формы. Протестантские секты по-иному формировали общность людей. Это не религиозное братство монашеского ордена, здесь нет полного равенства, общего имущества, нет обязательной жертвенности братства. Наоборот, достижения и материальное благополучие другого человека считаются свидетельством избранности, распределение богатства — дело Провидения.

Замегим, что аналогичную роль в России в формировании этических норм, регулирующих трудовое поведение, сыграли старообрядцы.

М. Вебер раскрывает закономерность в изменении трудовых и религиозных ценностей. Протестантизм одновременно изменяет отношение человека к богатству: осуждается не само богатство, а порицается богатство как цель жизни, наслаждение богатством и роскошью, успокоенность и нерациональное использование богатства. И наоборот, честный труд справедливо вознаграждается, а материальное благосостояние становится свидетельством избранности. Соответственно, формируется норма поведения, направленная на экономию денежных средств, их накопление, ибо «богатство необходимо приумножать, каждые потраченные не для дела гульден или марка отняты у Бога, не для себя, а для Бога следует богатеть» [5, 71]. Таким образом, появляется понятие капитала, отделенного от дохода. Капитал является производительным богатством, и личное потребление уже не связывается с капиталом, поэтому протестантизм способствует накоплению капитала, т. е. возрастающему производительному использованию денежных средств. Богатство именно как капитал становится средством выполнения религиозного долга.

Кроме того, протестантизм признает в роскоши обожествление и поклонение рукотворным вещам, поэтому требует, чтобы личное потребление было ограничено самым необходимым минимумом потребительских благ. Таким образом, протестантизм призывал к накоплению богатства и его производительному использованию, при этом одновременно ограничивая личное гюгребление. Все это способствует возникновению первоначального накопления капитала. (Заметим, что в поведении современных представителей таких национальностей, как немцы, голландцы, датчане, бельгийцы, во многом прослеживается влияние ценностей, когда-то усвоенных предками и закрепленных кальвинизмом.).

Итак, благодаря прогестангизму сформировалась новая этика экономического поведения индивида и социальных групп (предпринимателей и наемных рабогников). Под влиянием иных ценностей и норм трудовая деятельность получила высшую оценку: труд стал не просто средством, а делом жизни, необходимым долгом. Принципиально изменился характер труда: он стал аскетическим. Изменился характер и экономической жизни: она все более становилась индивидуализированной и рациональной. Как результат жизни и ее цель стали рассматриваться материальный успех и богатство, одновременно и как свидетельство избранности.

И, наконец, по мнению М. Вебера, сформировались новые социальные роли — предпринимателя и наемного рабочего, признанные в обществе. Предприниматель видел в своем деле смысл и цель бытия. Зарабатывание денег стало не средством к жизни, а религиозным долгом. Он предпочитал накопление потреблению и относился к своей деятельности, исходя из норм профессиональной этики. Для рабочего труд также стал целью жизни, он стремился к достатку и благосостоянию, в своей профессиональной деятельности видел выполнение долга перед Богом. Эти характеристики социальных ролей получили распространение и общественное признание, так появился капитализм как общественный строй.

Далее М. Вебер раскрывает особенности социокультурной динамики, а именно, определенное по времени действие конкретных ценностей и норм поведения, а также формирование системы, которая начинает самостоятельно функционировать. «Когда капитализм стал господствующим строем, для его существования уже не нужны были более ни религия, ни трудовая этика протестантизма. Сама система теперь выбирала тех, кто по своим качествам удовлетворял наличным условиям существования капитализма» [5, 90]. М. Вебер считал, что «осталось только смутное понятие о профессиональном долге, но в целом жажда наживы затмила это чувство. В итоге протестантизм, преследуя цели совершенствования религиозной основы жизни и духовности, привел к обратным следствиям — как только мирская аскеза стала преобразовывать мир, так этот внешний мир стал подчинять людей, и вместо тонкой оболочки для религиозной жизни он стал панцирем, через который ничто духовное уже не могло пробиться» [7, 56].

Талант М. Вебера, несомненно, заключается в том, что он, в отличие от других исследователей, не абсолютизировал значение протестантизма как фактора, повлиявшего на развитие отношений капитализма. Есть исторические примеры, когда религиозные воззрения изменялись в связи с изменением экономических факторов. Например, национализм в Германии XX в. сыграл роль подобного стимула экономического роста. В этом М. Вебер отличается от К. Маркса и его последователей, которые любое социальное явление объясняли экономическими факторами. Причем те явления, которые не могут быть объяснены экономическими мотивами, считаются несущественными или случайными (или же факторы неэкономического порядка как бы служат экономическим факторам, например, религия на службе господствующих экономических классов). На самом деле, как считал М. Вебер, экономический материализм — это лишь один из подходов к действительности на основе определенных ценностей, здесь экономический фактор имеет высшую ценность [7, 56].