Психологическая специфичность памяти

Вывод о сквозном характере памяти представляется очевидным, однако, отмечает Л. М. Веккер [5, с. 501], теоретически этот факт осмыслен недостаточно, и в связи с этим мы имеем очевидную концептуальную рассогласованность, путаницу в системе понятий, касающихся памяти.

Остановимся на наиболее важном факте такой рассогласованности, проявляющемся в традиционных определениях памяти. Приведем для примера три из существующих вариантов определений памяти: «Память — способность живой системы фиксировать факт взаимодействия со средой (внешней и внутренней), сохранять результат этого взаимодействия в форме опыта и использовать его в поведении» [19, с. 171]; «Память — совокупность информации, приобретенной мозгом и управляющей поведением» [7, с. 349]; «Память — это процесс организации и сохранения прошлого опыта, делающий возможным его повторное использование в деятельности или возвращение в сферу сознания» [14]. Общим компонентом этих и всех других традиционных ее определений является следующее: память — это запечатление, сохранение и последующее воспроизведение опыта.

Может сложиться впечатление, что сквозной характер памяти этим определением учитывается, поскольку понятие опыта включает в себя не только когнитивный, но и эмоционально-волевой опыт.

Но, пишет Веккер, есть два существенных контраргумента [5, с. 503−506]. Первый из них говорит о том, что память не только запечатлевает, хранит и воспроизводит все виды опыта, но и участвует в процессах его формирования. Ее роль не может быть сведена к запечатлению того, что «было в прошлом». (Образы прошлого в психологии именуются представлениями.) Никакое актуальное действие немыслимо вне процессов памяти, ибо протекание любого, пусть даже самого элементарного, психического акта обязательно предполагает удержание каждого данного его элемента для «сцепления» с последующими. Без способности к такому «сцеплению» человек, как заметил еще И. М. Сеченов, оставался бы вечно в положении новорожденного. Ни одна психическая функция не может быть осуществлена без участия памяти — каждая психическая функция как бы имеет свой мнемический аспект. Только в этом случае можно говорить о действительно сквозном характере мнемических процессов (но, заметим, это значит, что и сама память немыслима вне других психических процессов. Здесь, в нашем контексте, мы видим искусственность дробления психики на отдельные психические процессы, проявление единства психики).

Второй контраргумент связан с самим содержанием понятия «опыт». В рассматриваемом определении психологической памяти приписывается избыточная универсальность, уводящая за пределы собственно психологии, поскольку допускает несколько внепсихологических уровней существования опыта.

Такая многоуровневость имеется уже в рамках индивидуального опыта. Если двигаться сверху вниз, то ближайшим к психологическому уровню является нейрофизиологический опыт и нейрофизиологический уровень памяти, воплощенный в тех условных рефлексах, которые лежат ниже порога психики. Очевидно, что такой субсенсорный условно-рефлекторный опыт представляет собой не психическую, а физиологическую реальность. Ясно и то, что выработка условных субсенсорных рефлексов опирается на память, т. е. на запечатление, хранение и воспроизведение прошлого, в данном случае нейрофизиологического, опыта. Далее идет биохимический уровень индивидуального опыта, и такая его форма, как иммунитет, тоже подходит под определение памяти как запечатления, хранения и воспроизведения прошлого опыта.

Двигаясь вверх от индивидуального опыта, приходим к видовому опыту — биологической реальности, которой соответствует видовая наследственная, биологическая память. Этот опыт тоже подходит под традиционное определение.

Максимально же обобщенный смысл понятия «опыт» воплощен в концепте «информация», и сегодня общепринято теоретическое положение, что память — это передача информации по временному каналу.

Таким образом, память как психический процесс есть лишь одна частная форма передачи информации, но временному каналу.

Поскольку нас интересует память именно как психический процесс и описывающая его психологическая теория, мы обязаны раскрыть специфику этой частной формы передачи информации, отличающую ее от таких форм памяти, как генетическая, машинная, видовая, индивидуальная, иммунная, нейрофизиологическая и т. д. Однако мы уже видели, что традиционное определение памяти как запечатления, хранения и воспроизведения прошлого опыта применимо, по сути дела, к любой форме памяти, в том числе к машинной. Оно необходимо, но не достаточно, поскольку исключает специфичность памяти как психического процесса.

Итак, мы обозначили проблему: необходимо определить психологическую специфичность памяти как частной формы передачи информации по временному каналу или, другими словами, специфичность памяти как психического процесса.

Главным вопросом, без выяснения которого специфика памяти как психического процесса по сравнению с другими формами памяти выяснена быть не может в принципе, является вопрос о соотношении памяти и времени.

Зафиксируем этот тезис и начнем его обсуждение с констатации эмпирического факта, касающегося психологической специфики памяти: психологическая специфичность памяти заключается в ее способности воспроизводить прошлое именно как прошлое. Этот эмпирический факт (опирающийся прежде всего на анализ житейской практики) не является, однако, самоочевидным.

Дело в том, что сами по себе запечатление, хранение и последующее воспроизведение какого-либо процесса, скажем, перцептивного образа, еще не делают это воспроизведение проявлением психологической памяти. На это обращает внимание, например, философ-экзистенциалист Мерло-Понти, который указывает, что «сохраненное восприятие есть восприятие, оно всегда в настоящем, оно не раскрывает позади нас это изменение протекания и отсутствие, которое только и составляет прошедшее» (цит. по Беккеру [5, с. 508]). Что имел в виду философ? Сохраненным восприятием является, например, фотография, которая являет изображенное на ней смотрящим в тот момент, когда они на нее смотрят, т. е. в настоящем. Для тех, кто видит эту фотографию впервые, она относится к сегодняшнему дню, даже если сделана 100 лет назад. И нужны особые условия, чтобы время заговорило. Оно заговорит в том, кто был участником изображенных событий, запечатлевшим изменение протекания этих событий, в настоящий момент отсутствующих — благодаря субъективному моменту двуязычного процесса психологической памяти. Оно сможет заговорить и для остальных зрителей, если, благодаря коллективной памяти (см. выше), они обретут субъективное отношение к событиям, участниками которых они не были, но фактически стали.

Таким образом, само по себе воспроизведение, т. е. превращение прошлого в настоящее есть свойство любых информационных процессов (памяти как передачи информации по временному каналу). Превратить же прошлое в настоящее (т. е. воспроизвести) так, чтобы для настоящего оно осталось именно прошлым, способна только память в качестве психического процесса.

Фактически об этом же говорит Пьер Жане, когда выделяет ряд форм поведения, каждая из которых есть «реакция на отсутствие» и которые в сумме составляют память. Это ожидание, поиск, отсроченное действие, поручение — сначала поручение с реалиями, затем — символическое со знаками, и, наконец, со знаками языка [9]. Реакции на отсутствие — это такие действия, которые и позволяют воспроизвести прошлое в настоящем как прошлое.