Памятники древнерусской письменности

В древнерусском языке письменной разновидности книжно-славянский тип и народно-литературный четко противопоставлялись языковыми единицами на всех языковых уровнях, а также изобразительно-выразительными особенностями.

1. Книжно-славянский тип древнерусского языка отражен в проповеднической литературе («Слово о законе и благодати» митрополита Илариона, «Слово на антипасху», «Слово на вербницу», «Слово на вознесение» Кирилла Туровского), в произведениях житийной литературы («Житие Феодосия Печерского», «Чтение о Борисе и Глебе» Нестора, «Сказание о Борисе и Глебе»), в поучениях ["Изборник 1076 года", «Поучения» преподобного Серапиона (Серапиона Владимирского)] и других памятниках древнерусской письменности.

«Слово о законе и благодати» митрополита Илариона, написанное между 1037 и 1050 гг., сохранилось в списках не старше XV в. Митрополит Иларион жил во времена княжения Ярослава Мудрого, который без согласия византийской Церкви назначил митрополитом в Киеве русского человека, а не присланного из Константинополя священника. Этим самым князь Ярослав продемонстрировал мощь, независимость и самостоятельность древнерусского государства. О митрополите Иларионе в летописи сказано: …И презвитеръ именемъ Иларионъ мужъ благъ и книженъ (пресвитер — здесь ‘священник').

Иларион был образованным человеком: он знал древние языки, историю Церкви, греко-византийскую и болгарскую литературу, в совершенстве владел приемами ораторского искусства ит. д. Поэтому «Слово о законе и благодати» представляет собой памяти ник не только проповеднической литературы, но и древнерусского ораторского искусства.

Иларион произнес «Слово…» в присутствии Ярослава Мудрого. «Деятельность Ярослава вызывала его [Илариона] удивление, Ярослав казался ему русским Соломоном. Это произведение представляется нам попыткой создать образ князя-просветителя и дать идеальную картину просвещения Руси»^[1].

Содержание, язык и стиль «Слова…» характеризуются отсутствием ясности и простоты. Это объясняется сильнейшим влиянием витиеватой, пышной, торжественной болгарско-византийской литературы и использованием старославянского языка, каноны которого Иларион воспроизводит в тексте и от которых почти не отступает, излагая древнерусское по духу содержание.

В «Слове…» прославляется могущество и самостоятельность Киевской Руси, мудрость князя Ярослава, достоинства Православной церкви. Поэтому условно текст можно разделить на три части.

В первой части «Слова…» Ветхий Завет сравнивается с законом (Агарью), Новый Завет — с благодатью (Саррой), иудейская религия противопоставляется христианству, которое суть ново учение— новы мехи, новы тзыки… Се бо уже и мы съ всеми христиаными славимъ свютую Троицу, а Иудеа малчитъ.}

Вторая часть «Слова…» представляет собой похвальное слово князю Владимиру: Похвалимъ же и мы no силе нашей малыми похвалами великаа и дивнаа сътворешаго нашего учителю и наставника, великого кагана нашеа земли Володимера…

Третья часть «Слова…» посвящена прославлению князя Ярослава Мудрого: Добръ же зело и веренъ послухъ сынъ твои Георгии, его ж сътвори Господь наместника по тобе твоему владычьству, не рущаща твоихъ уставь, нъ утвержающа, ни умалююща твоему благовЬрию положению, по паче прилагающа…

Язык «Слова…» воспроизводит все особенности старославянского языка: неполногласие (премудрость, глава, градъ), начальное сочетание ра- (рабъ) и др.; прилагательные со старославянским по происхождению окончанием -аго (рускаго, новааго), причастия со старославянскими по происхождению суффиксами (умалююща, рушаща) и др.; сложные синтаксические конструкции, использование оборота «дательный самостоятельный», рядов однородных членов предложения и т. д: Веку же сему къ кольцу приближающуся, посети Господь человеческого рода и съниде сь небесе въ утробу девици въходю; приютъ же девица съ покланюниемъ въ кущу плътюную не балевъши, глаголющу ти къ ангелу: «Се раба господню, буди мне по глаголу твоему».

Стиль «Слова…» — образец ораторского искусства. Автор использовал почти все изобразительно-выразительные средства,^[2]

тропы и фигуры, характерные для византийской литературы: эпитеты (славьпыи градъ, cetamaa церковь), метафоры (Сътвори Богъ гоститву валику…), сравнения (…сыпь твои Григории… акы Соломон Давыдова…), антитезы (…нерущаща твоих*уставь, нъутвержающа, ни умалшюща твоему благов^рию положению, но паче прилагающей.), олицетворение (Bipa бо благодатнаа по всей земли прострет и до нашего тазика рускаго доиде), символы и образы (Образъ же закону и благодати — Агарь и Сарра), перифразы (Тогда убо отключи Богъ ложесна Саррина и заченъши роди Исаака…), повторы (Въстани, о честнаа главо… въстани, отршеи сонъ… Въстани, виждь чадо свое Георгиа…) и т. д.

В «Слове…» встречаются и восточнославянские по происхождению языковые элементы, которые отчасти были заменены старославянскими параллелями во времена второго южнославянского влияния (окончание -t у имен, отсутствие результатов второй палатализации к перед i, полногласие и т. д.). По мнению Н. А. Мещерского, «эти восточнославянизмы в языке произведений Илариона не могут быть признаны… ни невольными, ни случайными. Они не случайны для словоупотребления Илариона как сына своего народа и своего времени. Они не невольны, ибо каждому из употребленных им восточнославянских элементов языка присуща своя незаменимая и неотъемлемая смысловая и стилистическая функция»^[3].

«Слово на антипасху», «Слово на вербницу», «Слово на вознесение» Кирилла Туровского в полной мере отражают особенности книжнославянского типа древнерусского языка. Кирилл Туровский родился и жил в Турове (территория современной Белоруссии). Будучи священником (епископом) и писателем, в совершенстве владел торжественно-риторическим стилем в духе греко-византийской и болгаро-византийской школы ораторского искусства.

Среди произведений, созданных Кириллом Туровским, заметное место занимает риторическое «Слово на антипасху» (или «Слово в новую неделю по nac4i»). По содержанию, языку и стилю «Слово…» перекликается со «Словом о законе и благодати» митрополита Илариона. В «Слове…» Новый Завет противопоставляется Ветхому Завету, христианская религия сравнивается с весной, а язычество — с зимой.

В языке «Слова…» употребляются старославянские по происхождению единицы: конкретные слова в.

Кирилл Туровский (ум. ок. 1183).

отвлеченном значении (ледъ neeipum, цв%ты душеполезным)', неполногласные сочетания (млЫо, ограда, dpieo, гласи), начальное сочетание ра- (ражаетъ), начальный гласный а (агнъцъ) и др.; сложные слова (благоухание, добродетель), слова с суффиксами -арь, -тель (рыбарь, делатели), прилагательные со старославянскими по происхождению окончаниями (апостольским, мнишъскаго), причастия со старославянскими по происхождению суффиксами (приводмще, погружающе) и др.; сложные синтаксические конструкции с обилием однородных и второстепенных членов предложения, рядами придаточных с союзами яко, убо, бо, иже, паки и т. д. (БЬхомъ бо пр1же аки dpi в, а дубравном, не имуще плода, нынм же Христова eipa въ нашемъ ueeipbu, и уже держашесш корене Hociea, мко цвЬты добродетели пущающе, раискаго паки житим о Xpucmi ожидаютъ, да и свютители о церкви труждающесм отъ Христа мъзды ожидаютъ)^[4].

Стиль «Слова…» отражает влияние художественной манеры болгаро-византийской литературы, которая проявляется в изысканной и изощренной риторике, витиеватости и украшенности слога, метафоричности, библейской образности и символике. Эти стилистические элементы выражаются книжной, старославянской по происхождению лексикой, сложными словами, библейской фразеологией, устойчивыми словосочетаниями и афоризмами, сложными синтаксическими конструкциями. В тексте встречаются метафоры (Нынм зима zpixoenaM npicmcuia есть и ледъ ueeipuM богоразумиемь растамсм), сравнения (Весна убо краскам есть eipa Христова), антитезы (Пасха бо избавление миру есть отъ насилиа диавола…; Антипасха же поновление Въскресениа), символика (солнце— символ христианской веры, луна— символ иудейской веры), параллелизм (нынм dpiea nimopacnu испущаютъ…; делатели, съ надеждою тружающесм плододавца Христа призывають), повторы (Ныню солнце красуюсю…-, Ныню луна… большему светилу честь подаваетъ…-, Ныпш зима грЬховнаю покаюниемь проста…) и т. д.

В «Слове…» обнаруживаются элементы восточнославянской речи: ж в соответствии с *dj (ражаеть, съ надежею), [т'] в окончании формы 3-го лица глагола (удивлюють, славютъ), начальное п (юко).

«Поучения» преподобного Серапиона (конец XIII в.) — памятник христианско-догматического характера. Серапион (ум. 1275) был поставлен епископом во Владимире в 1274 г. Вся литературная деятельность Серапиона касалась лишь церковного учительства. «Поучения» же были направлены против феодальной раздробленности Руси, в них осуждалась вражда между русскими князьями. Три из пяти поучений Серапиона посвящены покорению Руси татаро-монголами. Сокрушаясь о бедствиях родной земли, Серапион считает их Божьим наказанием.

Тексты поучений Серапиона содержат: старославянские по происхождению языковые единицы — слова с отвлеченным значением (милость, печаль, беззаконие)-, неполногласные сочетания (прЬстанемъ, пл1нъ, глади), начальное сочетание ра- (разумЪваютъ, разбойник), начальный гласный а (аки) и др.; сложные слова (идолослужители, инстлеменикъ), слова с суффиксами -телъ, -ость (свютители, крепость), прилагательные со старославянскими по происхождению окончаниями (божествепыю церкви, человечЪчъскаго естества), причастия со старославянскими по происхождению суффиксами (мучаще, творшщи, ставлююще) и др.; сложные синтаксические конструкции с обилием однородных и второстепенных членов предложения, рядами придаточных с союзами понеже, абы, аще, акы, каю и т. д. (Помюните честно написано въ божественыхъ книгахъ, еже самого владыки нашего большою запов-tdb, еже любити другъ друга, еже милость любити ко всюкому человеку, еже любити ближнюго своего аки себе, еже mine чисто зблюсти, а не осквернено будеть блюдомь; аще ли оскверниши, то очисти с покаюниемъ…).

Стиль «Поучений» характеризуется украшенностью слога, которую создают такие изобразительно-выразительные средства, как: риторические вопросы (Чего не видим? Что npm. de на ны в сем житии сущим? Чего не п{тведохом на сю? Какыю каз>1и от Бога не въсприюхомъ?), повторы (Не пл1нена ли быстъ землю наша? Не възюти ли быша гради наши? Не въскорЬ ли падоша отъци и братию трупиемъ на земли?), метафоры (осквернены быша ссуды свющении, потоптана быша свютаю; плоти прЫодобныхъ мнихъ птицамъ на cuidb повержена быша), сравнения (кровь и отецъ и братию нашею, аки вода много), цитаты из Священного Писания (В ню же бо, рече, Mtpy Mipume, отмерить вы сю) и др.

Восточнославянскими по происхождению являются следующие особенности памятника: слово людина— ‘мелкий лес', [т'] в окончании формы 3-го лица глагола {пр^стаютъ, дастъ), причастие мога, оформленное по образцу полного причастия в старославянском языке — могаи.

«Чтение о Борисе и Глебе» (XI в., приписывается Нестору) и «Сказание о Борисе и Глебе» (рубеж XI—XII вв.) посвящены прославлению первых русских князей-мучеников. «Сказание…» является одним из ранних произведений жанра агиографии в древнерусской литературе. Однако древнерусское содержание не укладывалось в традиционную схему церковного описания жития святых, поэтому в тексте обнаруживаются отступления от кано;

Явление святых Бориса и Глеба Миниатюра XVI в.

на церковно-славянского языка. Эти отступления демонстрируют отличительные признаки книжно-славянского типа языка светской литературы:

• 1) Борис и Глеб — жертвы произвола князя Святополка — объявлены святыми не за страдания и гибель во имя Христа, не за исповедание Христовой веры, а за проявленные ими чувства к брату — любовь, кротость, смирение;
• 2) «Сказание…» — это не только житие, в нем обнаруживаются жанровые элементы литургического канона, повествования, летописно-хроникального сообщения;
• 3) основу языка составляют книжно-славянские элементы, однако наряду с ними обнаруживаются единицы языка народно-литературного типа: формы с полногласием (Валодимеръ, Новгородъцъ), слова с начальным ро- (ростригъ, Ростовt, розьныи) и с начальным гласным у (упости), окончание -% в форме родительного падежа единственного числа определительного местоимения (моеЬ).

Элементы народно-литературного типа древнерусского языка обнаруживаются также в «Житии Феодосия Печерского» Нестора. Здесь встречается восточнославянская лексика (ядять съ кошьками ядять… удавленину… бобровину), полногласие (голодьна, молоко), начальное сочетание ро- {робъ)_у начальные гласные в, я (единъ, мсти), буква ж на месте *dj (роженъ), форма личного местоимения к mo6i и др. Более того, книжно-славянские языковые единицы перемежаются с народно-литературными (врата — ворота, хощем — хочетъ_у одежду — одежу).

В целом «Житие…» написано языком книжно-славянского типа, это выражается в том, что используются отвлеченная лексика (о чюдесъхъ, въ cmpaci), сложные слова (правоверный, страстотрьпьцю), значение прошедшего времени реализуется в формах аориста (створи_у слыша) и имперфекта (любляаше, посылааше), прилагательные имеют старославянские по происхождению окончания (недостоинаагоу святыимъ) у используется оборот «дательный самостоятельный» (яко да полудьнию сущЮу почиють братия…)у употребляются подчинительные союзы старославянского происхождения (яко_у аще, дондеже).

2. Народно-литературный тип литературно-письменного языка древнерусской народности отражен в таких произведениях, как «Поучение» Владимира Мономаха, «Слово о полку Игореве», «Слово о погибели земли Русской», «Моление Даниила Заточника», «Повесть временных лет, или Русская летопись», и других памятниках письменности.

Сочинения Владимира Мономаха (по-видимому, 1117) относятся к жанру проповеднической древнерусской литературы и представляют собой самостоятельное произведение в составе «Повести временных лет», ее Лаврентьевского списка (1377). Они написаны великим князем Киевским Владимиром Мономахом, внуком Ярослава Мудрого. Владимир обращается к своим детям с наставлениями, приводит перечень походов и охот, а также излагает автобиографию. Таким образом, его сочинения представляют собой произведения светской литературы. Условно сочинения Мономаха можно разделить на четыре части:

• 1) поучение Мономаха детям;
• 2) жизнеописание Мономаха;
• 3) письмо Мономаха к черниговскому князю Олегу Святославичу в связи с гибелью сына Мономаха;
• 4) наставления религиозного характера, или молитва.

Язык сочинений Владимира Мономаха отражает особенности народно-литературного типа древнерусского языка. Прежде всего это слова с конкретным значением (на санех, о соколех, дети, смерды), с полногласными сочетаниями (сорома, стороже, малодыя), с начальным ро- (розноличнии, розбих); начальные гласные о, у, я (одинъ, уности, язь); звук [ч'] на месте *kt, *gt (ночи, мочи, лечи), звук [ж] на месте *dj (тружатися)', сложные слова, образованные по восточнославянской словообразовательной модели (мимоходячи); звук [т'] в окончании формы 3-го лица глагола (терпятъ, похвалить)', суффиксы восточнославянского происхождения в действительных причастиях настоящего времени (ездяче, молвя— че, прочитаюче); беспредложные конструкции (а самъ иде Курску, а мене посла Смолиньску); простые предложения с однородными членами (И с коня много подах, голову си розбих дважды, и руце и позе своих вередихъ, в уности своей вередихъ, не блюда живота своего, ни щадя головы своея) сложносочиненные (Старыя чти яко отца, а молодыя яко братью) и бессоюзные сложные предложения (А се въ ЧерниговЬ деялъ есмь: конь дикихъ своима рукама связалъ есмь в путах 10 и 20 живыхъ конь…).

Стиль текстов интересен тем, что в нем отражена зависимость использования языковых единиц от характера выражаемого содержания. Так, при описании событий своей жизни, охотничьих выездов Мономах использует язык народно-литературного типа. Когда же, наставляя своих детей, князь излагает основы христианской морали, он употребляет единицы книжно-славянского типа древнерусского языка. Это: отвлеченная и религиозная лексика (в души, Богъ, Господь, милостыню, покаяньем, заповедь), слова с неполногласными сочетаниями (владея, главы, врагы)', звук [ш'] на месте *tj (хощемъ, имеюще); сложные слова (человеколюбець, благословенье)', старославянские по происхождению окончания прилагательных (святаго, балнаго); действительные причастия с суффиксами старославянского происхождения (ходяще, творяще) формы аориста как признак книжности (pima, помыслихъ); синтаксические конструкции с подчинительными союзами иже, аще, яко, оже, пакы (Не грешите ни одину же ночь, аще можете…) и т. д.

Система изобразительно-выразительных средств представлена в сочинениях Владимира Мономаха эпитетами (кони дикие, лютый звЪрь, убогие вдовицб), метафорой (сЪдя на санехъ — ‘находиться при смерти'; суд придетъ— ‘смерть в бою'; оружие внидетъ в сердце ихъ — ‘погибнут от своего оружия'), риторическими предложениями (…Векую печалуеши, душе? Векую смущавши мяТ).

«Слово о полку Игореве» (XII в.) — памятник древнерусской письменности, известный в списке XV—XVI вв., который сгорел во время пожара в 1812 г. Сохранилось два варианта списка: рукописный, сделанный по заказу Екатерины II, и печатный, осуществленный А. И. Мусиным-Пушкиным в 1800 г.

В «Слове о полку Игореве» описан поход новгород-северского князя Игоря Святославича на половцев в 1185 г., который закончился неудачей: князь оказался в плену, его дружина погибла. Лейтмотивом «Слова…» является призыв к объединению всех русских земель в борьбе против общего врага, любовь к родине, ненависть к ее врагам. По «Слову…» можно судить о реалиях Древней Руси: о войнах и мирной жизни, о животном и растительном мире, о человеке и его чувствах, о природных и климатических условиях жизни человека и т. д.

Язык «Слова о полку Игореве» характеризуется разнообразным использованием единиц всех уровней языковой системы. «Слово…», эта своеобразная энциклопедия жизни средневекового человека и среды, которая его окружала, «содержит богатый запас речевых средств оригинального народного языка, не искаженного чужим воздействием. По самобытности языка и речевой выразительности ни один памятник не может идти в сравнение со „Словом…“»^[5].

В «Слове о полку Игореве» представлены почти все тематические группы восточнославянской лексики: наименования людей (diea, жена, отец, брать., внукъ, князь, бояринъ, ратаи), обозначения отвлеченных понятий (врЪмя, мысль, речь, слава, ум®, мужество, духъ, жалость)у названия представителей животного мира (влькь, орьль, туръ, сокол®, соловей, лебедь, комонь, лисица, кречетъ, воронь, зегзица, горностай, гоголь, гусь, койка, сорока, дятель) и растений (dpi во, бр%за, трава, кусть, цв%ты, тростив, ковылие), названия различных явлений природы (облако, сльнце, тьма, знамение, ночь, вечерь, заря, мгла, ceimb, туча, мльния, громь, дождь, eimpb, роса), термины военного дела (п&лкь, дружина, рать, копие, труба, гиеломь, лукь, сабля, щить, cmpiAu, м%чь, стр%локь, кьметь, вой, битися, одол%ти, noбiждamu, полонити), термины земледелия (снопь, цепь, токь, nocinmu, einmu, пахати, молотити), имена собственные (Игорь, Ольга, Олегь, Боянь, Борись, Ярославь, Мстиславь, Редедя, Романь, Владимерь, Донь, Сула, Каяла, Днепрь, Кыевь, Новеградь, Путивль, Курьскь, Чрьниговь, Тьмуторокань) и т. д.

Битва русских с половцами Миниатюра XVI в.

В тексте зафиксированы многие слова, которые после XIV в. вышли из употребления: клюка — ‘хитрость', комонь — ‘конь', кьметь— ‘воин', туга— ‘печаль', хоть — ‘супруга', чага — ‘рабыня'.

С точки зрения происхождения различается лексика общеславянская (земля, море, вода, pixa, поле, трава, туга— ‘печаль', плакати, течи, носити, исками, сильный, великый, живый), восточнославянская (котора — ‘распря, вражда', сыновци— ‘племянники', полоушти — ‘взять в плен', потяти— ‘убить') и заимствованная, в частности латино-греческая (вино, теремь, кровать, оксамить — ‘бархат') и тюркская (телега, харалугь — ‘сталь, булат',.

жемчугЪу япончица— ‘верхнее платье, плащ', каганъ— ‘князь, государь', кощей— ‘отрок, мальчик, пленник, раб').

В фонетическом отношении язык «Слова о полку Игореве» своеобразен, потому что в нем примерно в одинаковом соотношении представлены черты разных типов древнерусского языка, а выявить основу исконного состояния системы вокализма не представляется возможным из-за многочисленных искажений, внесенных переписчиками в XTV—XVI вв.

Фонетическими особенностями народно-литературного типа языка Древней Руси являются: полногласие (воронь, болото, хороб рое> березку полонити); начальные гласные о, у (одиНу озеро, уноша) различение ей 6 (рече, шеломъ, озеро; нел^пОу пЪснь, в%щий, сЪдланъ), однако фонемы и часто смешиваются: как правило, буква i передает фонему (тЪлЪгЫу пол^т^ти)_у а буква е— фонему (на брезе, древо); фонема на месте *kt, *tj (ночь, речь, посвечивая, мечи); неразличение фонем и (луци — ‘лучи' от лунь, сыновчя — ‘сыновья', вЪци — ‘веки' от вЪкЪу, но русици — ‘русичи*, птичь) — северная особенность (чоканье и цоканье) реализации фонем и .

Книжно-славянскими по происхождению являются такие фонетические особенности «Слова о полку Игореве», как наличие слов с неполногласными сочетаниями (храбрЪу злато, сребро), слов с начальным ра- (разлился, рассушасъ)у с начальным гласным е (единъ)_у со звуком [ш'] на месте *kt> *tj (нощь, хощу, стонущи), звуком [жд'] на месте *dj (междю, вижду, жажда) у употребление гы, кы наряду с ги, ки (облакы, плъкЫу яру гы, драгыя).

В области морфологии в языке памятника отмечаются как особенности, общие для обоих типов древнерусского языка, так и черты, различающие народно-литературный и книжно-славянский типы древнерусского языка.

Общеславянскими языковыми архаическими чертами являются:

• 1) использование формы звательного падежа в соответствии с формами праславянского именного склонения существительных (О Русская земле!— склонение на *а, *jd; О Бояне, соловию старого времени…; Уже, княже, туга умь полонила — склонение на *о, */о);
• 2) последовательное использование форм двойственного числа (вступиша господина въ злата стремень; оба ecei Святославичя!; два солнца померкоста, оба багряная стлъпа погасоста);
• 3) сохранение праславянской формы множественного числа творительного падежа у существительных мужского рода с основой па *о, *jo (памяти старыми словесы; шизымъ орломъ под облакы; преградиша чрълеными щиты);
• 4) совпадение формы винительного падежа с формой именительного падежа у одушевленных существительных (Не буря соколы занесе чрезъ поля широкая…; А всядемъ, братие, на свои бръзыя комони…);
• 5) существительные мужского рода с основой на *0, *jo в форме множественного числа именительного падежа имеют исконное окончание —и (…Съ вечера бусови врани възграяху; Орли клектомъ на кости 3eipu зовутъ).

Особенности народно-литературного типа языка:

• 1) у существительных мужского рода с основой на *б, *jo расширение сферы употребления окончания -у в форме единственного числа родительного падежа в соответствии с исконным окончанием -а (Слово о полку Игореве; испиши шеломомь Дону; лелЪялъ ecu… насады до плъку Кобякова);
• 2) употребление полных прилагательных с окончаниями -ому_у -огоуой (къ Дону Великому, поганого Кощея, по Руской земли);
• 3) употребление формы перфекта без глагола быти (Уже княже туга умь полонила; На piyi на Каялi тьма cetm покрыла);
• 4) наличие в окончании формы 3-го лица единственного и множественного числа звука [т'] (ржуть, трубять, скачють);
• 5) образование формы действительного причастия настоящего времени с суффиксами -уч-_у -юч-_у -ач-_у -яч- (ищучи, деляче).

Влиянием книжных традиций объясняется, как правило, сохранение мягких свистящих на месте заднеязычных в падежных формах существительных и прилагательных (6pi3t, eii^i, влъци, стязи, въ жестои^мъ харалуз%); наличие окончания -ау существительного женского рода в форме множественного числа именительного падежа (тучя) и у собирательного существительного вой в форме множественного числа винительного падежа (воя); образование форм прилагательных с окончаниями -аго, -ыя_у -ый (кыевскаго, великий, половецкия); наличие энклитических форм личных местоимений мя, ти, ся, ни (ту ся копиемъ приламати; въ Kueei на горахъ си ночь съ вечера одевахъте мя…); различение форм прошедшего времени — аориста (побегоша къДону Великому; …наступи на землю Половецкую), имперфекта (грозою бяшеть; врани възграяху) и перфекта (…Минула л1та Ярославля; Ты пробил ecu каменныя горы сквозЪ землю Половецкую).

Характерными особенностями синтаксиса «Слова о полку Игореве» являются: употребление беспредложных форм.

(кличетъ връху древа); сочетание собирательных существительных с глаголами в форме множественного числа (Не ваю ли храбрая дружина рыкают аки тури…); использование «дательного принадлежности» (погасоша вечеру зори) и «родительного части» (позримъ синего Дону); наличие простых эмоционально окрашенных предложений (О Ру скал земле! Уже за шеломянемъ ecu! Длъго ночь мръкнетъ. Заря свЪтъ запала); наличие сочинительных конструкций с союзами а, и, любо (Ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли преклонилось); употребление бессоюзных сложных предложений со значением перечисления, пояснения, следствия (Л половци неготовами дорогами побегоша къ Дону Великому; крычат телеги полунощы, рцы лебеди роспущены; Комони ржуть за Сулою — звенить слава въ КыевЪ).

Стиль «Слова о полку Игореве» определяется его жанровой соотнесенностью с народным эпосом. Этим объясняется параллелизм использования слов с полногласными и неполногласными сочетаниями (голова — глава, молодым — младъ, Володимиръ — RmduMipb, перегородиша — прЪгородиша, городъ — градъ, хороброе — храб рая, на заборолЪ — на забралЪ); гласных о, е в начале слова (одинъ — единъ); согласных ч, щ (ночь — нощь, плещучи — стонущи); согласных [т'], [т] в окончаниях глаголов (текуть — идутъ) и т. д.

Можно заметить, что элементы книжно-славянского типа языка используются, когда речь идет о Русской земле, о русских князьях, о славе и подвиге русских воинов, т. е. в контексте с торжественной семантикой, в высоком слоге, в отрывках лирического характера, передающих скорбь, печаль, любовь, а также в конструкциях с отвлеченным содержанием (…Храбрый русици преградиша чрълеными щиты; Великыи княже Всеволоде! Не мыслию ти прЪлетЪти издалеча, отня злата стола поблюсти* единъ же изрони жемчюжну душу из храбра т%ла; нощь стонущи ему грозою ему птичьубуди; Игорь ждет мила брата Всеволода).

Народно-литературный тип древнерусского языка используется автором тогда, когда речь идет о половцах (…Ни тебе чръныи ворон, поганый половчине; Дети бЪсовы кликом поля прЪгородиша), о поражении русских князей (…Съ нима молодая мЪсяца, Олегъ и Святъславъ, тьмою поволокоста…), когда изображаются реальные события (…Начагия мосты мостити по болотомъ и грязывымь мЪстомъ, Дремлетъ въ поле Ольгово хороброе гнЪздо; одинъ братъ, одинъ свЪтъ свЪтлый ты Игорю…).

Владея книжным языком, автор «Слова о полку Игореве» широко использует такие стилистические приемы, как: единоначатие и повтор единиц в конце смежных отрывков (Были einu Трояки, минула лЪта Ярославля; были плъци Олговы…; Идти дождю стрелами съ Дону Великого! Ту ся копиемъ приламати, ту ся саблямъ потручяти о шеломы половецкыя, па рЬцЬ па КаялЬ у Дону великого!), антитезу (ДШи бЪсови кликомъ поля прегородиша, а храбрии русици чрълепыми щиты; …Сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую), градацию (Не дыло оно o6udi порождено ни соколу, ни кречету, ни me6i, чръный ворон, поганый половнике!), инверсию (На pi^ па Каял-Ь тьма ceimb покрыла), тавтологию (ни мыслию смыслити, пи думою сдумати, пи очпма сглядати; трубы трубять).

Сложная система изобразительно-выразительных средств в «Слове о полку Игореве» объективно отражает поэтический мир Древней Руси. Автор «Слова…» широко использует эпитеты (синего Дону, светлое солнце, в%щия пръсты, сЬрымъ вълкомъ, шизымъ орломъ), метафоры (Солнце ему тьмою путь заступаше; …Крычатъ телегы полунощи; Земля тутнетъ, рЬкы мутно текуть, пороси [ пыль '] поля прикрываютъ, стязи глаголють…), сравнения (На НемизЪ снопы стелютъ головами, молотятъ чепи харалужными; на тоцЪ животъ кладутъ, вШтъ душу отъ т1ла. HeMuei кровави брез% не бологомъ бяхутъ, пос%яни, пос%яни костьми рускихъ сыповъ — сравнивается битва и гибель русских дружинников с обмолотом зерна на току; [Игорь] поскачи горпастаемъ къ тростию и бЪлымъ гоголемъ на воду. Въвръжеся па бръзъ комонь, и скачи съ пего бусымъ влъкомъ… и полета соколомъ подъ мьглами), метонимию (Светлое и тресв^тлое слънце!.. чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладЪ вой ?).

Изобразительно-выразительную функцию в «Слове о полку Игореве» выполняют прилагательные, обозначающие цвет, а также глаголы. «В цвете» описываются печальные и радостные события, чувства и настроения персонажей. В описании мирной жизни преобладают спокойные тона — от серого до зеленого (светлое солнце, серым влъкомъ, сизым орломъ, синего Дону), в рассказе о трагических моментах используются темные тона — черно-синие (чръпая паполома, синее вино, бусымъ влъкомъ), военные действия изображаются в черно-красных и сине-красных тонах (кровавый зори, чръпыя тучя съ моря идутъ; преградиша чрълепыми щиты, ту кровавого вина не доста; Въстала обида… на синЪмъ море; два солнца noMtpKocma, оба багряная стлъпа погасоста…). Глаголы образуют синонимические ряды, компоненты которых различаются оттенками значений (Игорь князь поскони горностаемъ… потече кълугу Донца… и полет^ соколомъ), стилистической окраской (Тоскаразлился по Руской земли; печаль жирна тече cpidb земли Руской), эмоционально-экспрессивными оттенками (Что ми шумишь, что ми звонить — далече рано npidb зорями!). Особую выразительность изображению оттенков характера действия придают приставочные глаголы (позримъ синего Дону, поискати града Тьмутороканя, главы своя поклонигиа подъ тыи меч, зори св1тъ повЬдаютъ, поостри сердца своего мужествомг; наплънився ратнаго духа, наступи на землю Половецкую, наведе своя храбрыя плъки; копггг приломити, пороси поля прикрываютъ, притопта хлъми и яруги, главу свою приложити).

Таким образом, «Слово о полку Игореве» как памятник древнерусской письменности продемонстрировал богатство словарного запаса и высокую культуру владения литературным слогом его автора, художественно-изобразительное и стилистическое разнообразие языковых средств литературы Древней Руси. Б. А. Ларин особо подчеркивал восточнославянскую основу поэтики «Слова…»: «Элементы изысканной поэтики, элементы многовековой культуры, высокие традиции, безусловно, есть в памятнике, но не они являются решающими, основой является народная поэтика, народные песни. Связь с народной поэтикой, летописью и воинскими повестями свидетельствует о глубоко народных корнях „Слова…“»^[6].

«Слово о погибели земли Русской» отражает особенности народно-литературного типа древнерусского языка первой половины XIII в. Этот памятник письменности дошел до нас в списках XV— XVI вв. Язык и стиль «Слова…» обращают на себя внимание тем, что в них преобладают восточнославянские элементы.

В лексике «Слова…» много конкретных слов, определяющих окружающий мир (…Земля Русъкая! И многими красотами удивлена ecu: озеры многими… реками и кладязъми… горами крутыми, холми высокими, дубравоми чистыми, польми чистыми, зверьми различными, птицами бещислеными, городы великими, сели дивными, винограды обителными, домы церковъными, и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами), народы (Отсела до угор и до ляховъ, до чаховъ, отъ чаховъ до ятвязи, и от ятвязи до литвы, до нЪмецъ, от н%мець до короли, отъ короли до Устюга… отъ болгаръ до бутасъ, отъ бутасъ до чермисъ, отъ чермисъ до моръдви), действия и отношения (ношаху, твердяху, радовахуся, посылаша, не взялъ, выникиваху, бортьничаху).

К фонетическим особенностям текста относится последовательное использование слов с полногласными сочетаниями.

(вороты, из болота, городи, Володимеръ, Царягорода и др.), с начальным гласным о (озеры), со звуком [ч'] на месте (ффчг).

Морфологической особенностью языка «Слова…» следует признать использование формы звательного падежа, совпадающей с формой именительного падежа (земля Руськая/; о правов1ръная eipa християньская!), действительных причастий с суффиксом —юч- (будуче), формы имперфекта без смягчения согласного перед Ц] (твердяху). К чертам народно-литературного типа языка можно также отнести образование сложных прилагательных (м%стночестьный — ‘местночтимый'), употребление глагола со значением многократного действия выникивати — ‘высовываться' (а литва из болота на свШъ не выникиваху) и глагола бортьничати, образованного от существительного бортьник — ‘тот, кто добывает мед диких пчел'.

Использование книжно-славянского типа древнерусского языка в «Слове…» связано с традицией. Так, употребление выражений железныя врата, за дышющъмъ моремъ объясняется использованием их в «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия^[7]. Выражение поганьскыя страны (с неполногласием в слове страна) является стилистически маркированным — отрицательная оценка распространяется на всю страну, а не на отдельную область или землю, т. е. сторону.

Стиль «Слова…» близок к стилю «Слова о полку Игореве». Сказовый характер повествования, ритмичность изложения содержания, напевность и лиричность — все это свидетельствует о том, что перед нами оригинальный памятник древнерусской литературы начала XIII в., написанный человеком незаурядным, хорошо владеющим поэтическим слогом. Автор использует такие стилистические приемы, тропы и фигуры, как: единоначатие (а литва… а угры… а н1, мци), повторы (отъ… до), эпитеты (горами крутыми, дубравоми чистыми, городы великими), метафоры (а литва из болота на ceimb не выникиваху), тавтологию (о светло светлая и украсно украшена… земля).

«Моление» Даниила Заточника дошло до нашего времени в двух редакциях и нескольких списках. Первая редакция текста относится к концу XII в., вторая — к началу XIII в. В «Молении», с одной стороны, провозглашается необходимость защиты обездоленных людей от княжеской несправедливости, а с другой — восхваляется княжеская власть, милость князя и его щедрость.

Даниил Заточник некогда жил при дворе князя ВладимироСуздальского и за какую-то провинность был сослан в глушь, на озера Белое и Лаче. Из ссылки он обращается к князьям Ярославу Владимировичу (1-я редакция) и Ярославу Всеволодовичу (2-я редакция) с просьбой о прощении и избавлении от нищеты (Избави мя, господине, от нищеты, аки птицу от кляпцы [‘силки'] и исторгни мя от скудости моея, яко серну от тенета, аки утя, носимо в кохтях у сокола). Даниил дает им ряд советов о том, как князь должен заботиться о нищих, страждущих и обездоленных, которые стали таковыми по вине бояр (Лучше бы ми нога своя видети в лыченицы [‘лапти'] в дому твоемь, нежели в черленЪ canoei в боярстем deopi; лучше бы ми в дерюзе служити me6i, нежели в багрянице в боярстем deopi,). Господин должен окружать себя людьми умными и учеными, а не богатыми и храбрыми (…Нищъ бо, а мудръ… а богатый человек бесмысленъ; Аще есми на рати не велми храбръ, но в словесах крепок…; Луче единъ смысленъ, паче десяти владеющих грады властелин без ума).

Если же князь не поможет ему, что остается Даниилу делать? Пойти в монахи (Лучши ми есть тако скончати живот свои, нежели, восприимши ангелскии образъ, Богу солгати. …Hdi же брацы [‘пирушка'] и пирове, ту черньцы и черницы и беззаконие: ангелскии им1я на себ1 образъ, а блудной нрав, святителскии им1я на ce6i санъ, а обычаем похабенъ)} А может, следует Даниилу жениться на богатой невесте (Лутче бо ми трясцею болШи… Блуд во блудех, кто поймет злу жену прибытка деля [‘ради'] или тестя деля богата…)} Далее Даниил обрушивается с критикой на воображаемую жену (Жена бо злообразна подобна перечесу [‘ссадина'], сюда свербит, сюда болитъ; Паки eudixb стару жену злообразну, кривозороку, подобну черту ртасту, челюстасту, злоязычну, приничющи в зерцало, и рекох ей: не позоруи [‘смотри'], но зри в коросту [‘гроб']. .).

Заканчивается «Моление» обращением к Богу. В нем Даниил уже не просит за себя, а молится о князе, людях, стране: Воскресни, Боже, суди земли! Силу князю нашему укрепи; ленивые утверди, вложи ярость страшливымъ в сердце. Не дай же, Господи, в полон земли нашей языкомъ… умножи люди своя во веки под державою твоею, да тя славит вся страна и всяко дыхание человЪче. Слава Богу во веки, аминь.

В тексте «Моления» отражены почти все черты народно-литературного типа древнерусского литературно-письменного языка, особенно лексические и синтаксические. Однако здесь широко используются и элементы книжно-славянского типа языка. В совокупности эти разнородные единицы языка создают тот неповторимый стиль и то языковое единство, которыми «Моление».

Даниила Заточника отличается от других памятников древнерусской письменности. Боль души, мольба о помощи, призыв к состраданию обездоленного и угнетенного человека — все это передано языком, который органично выражает богатый внутренний мир духовно «образованного» человека.

Жанровая особенность памятника — сочетание приемов сказового и молитвенного изложения, которое стирает границы между элементами разных типов единого литературного языка.

Параллельное использование единиц разных типов литературно-письменного языка придает изложению динамичность (Господине мои! То не море топить корабли, но etmpu; не огнь творить ражежение железу, но надымание Mimnoe, тако же и князь не самъ впадает въ вещь, но думци вводять), образность (Лутче есть ушли лодии ездЬти, нежели зл-t жен-t тайны noetdamu: утла лодиа порты помочит, а злая жена всю жизнь мужа своего погубить), выразительность (…Богатый человекъ бесмысленъ, яко паволочито [‘шелковое'] изголовие_у соломы наткано…), лиричность и поэтичность (Господине мои! Не зри entiuwm моя, но возри внутренняя моа. Азъ бо, господине, odiнить оскуденъ есмь_у но разумомъ обиленъ; унъ възрастъ имШ, а старь смысль во Miit. Быхь мыслию паря_у аки орел по воздуху), способствует появлению у слов новых оттенков значения (Обрати тучю милости твоея па землю худости моея…).

Автор широко использует стилистические приемы художественного изображения содержания (тропы): единоначатие (Или ми речеши: от безумии ми ecu молвиль… Или ми речеши: сългаль аки песъ… Или ми речеши: сългаль аки тать), повторы (…Яко гласъ твои сладокь, и уста твоя мед истачають, и образ твои красен, послания твоя яко рай с плодом,; …очи твои яко источникь воды живы, чрево твое стогъ пшеничень…), антитезу (…Богат мужь везде знаем есть и на чюжеи empant друзи держишь, а убогъ во своей ненавидим ходить), риторические вопросы (Что есть жена зла?); эпитеты (студеною водою, сух xn. t6b_y от Mtcma Heeaetmpena, на мяккыхь постелях), метафоры (Добра жена etneyb мужу своту и беспечалие; а зла жена лютая печаль, истощение дому; Богат возглаголеть — ecu молчат и вознесут слово его до облак, а убогии возглаголеть, ecu на нь кликнуть; Ржа temb жeлtзo_y а печаль умь человticy), сравнения (…И быстьумь мои, аки нощныи вронь па нырищи [‘логово'] 3a6dtx; Яко слово многоразливаемо гинеть, тако и человЫь отмноги беды худеет).

Для усиления пафоса повествования, риторичности изложения Даниил использует элементы книжно-славянского типа древнерусского языка: цитаты (Сего ради Соломон глаголеть: «Богатьств, а и убожества не дай же ми., Господи»; Писано бо есть: «Возверзи на Господа печаль свою, м той тя препитает во веки»), сложные эпитеты (Вострубим убо, братие, аки в златокованную трубу; да восплачются в нас душеполезный помыслы; поюще в боговдохновенныя свирели), тавтологию (ас разумъ ума своего), повторы (Востани, с/гааа .моя, востани), обращение (Княжемои, господине!), книжные сравнения (ifcзри на мя, аки волкъ на агнеца, но зри на мя, яко мати на младенца).

Используются в тексте «Моления» и стилистические приемы и фигуры, соотносимые с народно-литературным типом языка: параллелизм синтаксических конструкций разговорного характера (Ни птица во птицах сычь; ни в зв-ipex звЪрь еж; ни рыба в рыбах ракъ ни скот в скотех коза; ни холопъ в холопех, хто у холопа работает; ни муж в мужехъ, кто жены слушает), игра слов (Кому Переславль, а мн гореславлъ, кому Боголюбиво, a MHi горе лютое, кому Белоозеро, a MHi nepuie смолье, кому Ламе озеро, а MHi много плача исполнено), афористические конструкции (Безумных бо ни с%ють, ни орють, ни в житницю сбирают, но сами ся родят; как в утелъ Mixz лити, такъ безумнаго учитге, …Коли иметь свиниа на бЬлку лаяти, тогды безумный уму научится), повторы, характерные для бытового общения (сюда свербит, сюда болит), оборот «именительный дополнения» (Лучше бы ми нога своя видети в лыченицы…; Лучше бы ми вода пити в дому твоем…; Лучше бы ми воробей испечен приимати…).

Особенностью языка «Моления» Даниила Заточника является также использование автором лексики древнерусского языка домонгольского периода. «…Ни в каком другом памятнике домонгольской поры нельзя найти такого богатства народной, простонародной лексики, как в „Молении“ Даниила Заточника», — утверждает Б. А. Ларин, отмечая наличие в тексте простонародных слов северного края: дивъя— ‘хорошо, легко', волога — ‘жидкая горячая пища', въялица — ‘метель, вьюга', упаловня — ‘половник', долоти — ‘долбить', клепцы — ‘капкан, силки для ловли птиц*, перечес— ‘ссадина' и др.^[8]

«Повесть временных лет», дошедшая до нас в составе летописей (Лаврентьевской — 1377 г., Ипатьевской — XV в., Радзивилловской — XV в.) и в списках XVI в., — историческое сочинение, составленное в Киево-Печерском монастыре в 1113 г. В этом летописном своде представлены самые разные жанры древнерусской повествовательной литературы: повесть, притча, житие, предание, былинно-сказочные и библейские сказания. Кроме того, в «Повести…» есть записи о погодных условиях, поучения, послания, договоры, переложение устных рассказов и т. д. Источниками для составления «Повести…» послужили ранее написанные литературные восточнославянские памятники письменности, некоторые переводные тексты византийского происхождения, княжеские и монастырские архивы, народные предания, фольклорные произведения, рассказы очевидцев, личные свидетельства составителей о тех или иных событиях.

По содержанию «Повесть…» представляет собой собрание рассказов о войнах, быте, исторических событиях, природных катаклизмах, происшествиях, погодных условиях, морах и болезнях, характере социальной и экономической жизни восточных славян. Поэтому в составе «Повести…» обнаруживаются памятники письменности, отражающие разные языковые стихии древнерусского языка: «Хождение апостола Андрея», «Моление» Даниила Заточника, сочинения Владимира Мономаха, «Песнопение — похвала в честь Бориса и Глеба», «Слово о полку Игореве», «Предание об основании Киева», «Повесть о взятии Олегом Царьграда», «Сказание о смерти Олега от коня», «Об убийстве Игоря и мести Ольги древлянам», «Повесть об осаде Киева печенегами», «Сказание о Кожемяке», «Битва на нежатиной ниве», «Притча об обрах» и др.

Автором «Повести…» называют монаха Киево-Печерского монастыря Нестора, однако жанровая, содержательная, языковая и хронологическая разнородность повествований свидетельствует о том, что этот памятник письменности — результат труда нескольких летописцев, работавших над сводом на протяжении нескольких столетий.

Язык и стиль повествований обусловлены жанровой принадлежностью составляющих летопись отрывков. Так, в повествовательных текстах, лаконичных, четких, излагающих события с определенной долей объективности, отражена восточнославянская речь (конкретная лексика, восточнославянская по происхождению фонетика, древнерусские формы словоизменения и сочетания слов, древнерусские изобразительно-выразительные средства языка):

ВлЪтпо 6463. Иде Ольга въ Греки, и приде Царюгороду. Hi тогда царь Констянтинъ, сыт Леоновы, приде к нему Ольга, и видЬвъ ю добру сущю з4, ао лицемъ и смыслену, удививъся царь разуму ел, беНдова к ней, и рек ей: «Подобна царствовати въ градъ с нами». Она же разумевши рече ко царю: «Азъ погана [язычница] есмь… крести мя самъ…»; и крести ю царь с патреархомъ. …bi же речено имя ей во крещенъи Олена… И по крещении возва ю царь, и рече ей: «Хощю тя пояти co6t жеМ». Она же рече: «Како хочеши мя пояти, крестивъ мя самъ и нарекъ мя дщерею?» …Ирече царь: «Переклюкала [‘перехитрила'] мя ecu, Ольга».

(«Хождение Ольги в Царьград»).

Книжно-славянский тип древнерусского языка используется в поучениях, молениях, хождениях и т. д. В текстах этих жанров обнаруживаются отвлеченная лексика, фонетические и грамматические особенности старославянского происхождения, изобразительно-выразительные средства церковно-книжной письменности:

Радуйтася, ceinuiu звЬмН, заутра въсходящии. Но Христолюбивая страстотерпця и заступника наша! Покорита поганыя подъ uoet княземъ нашим, молящася къ владыцЪ Богу нашему мирно пребывати в совокуплении и въ сдравии, избавляюща от усобныя рати и от проныръства дъяваля, сподобита же и нас, поющих и почитающих ваю честное торжьство, въ вся вЫы до скончанья.

(«Песнопение — хвала в честь Бориса и Глеба»).

Таким образом, литературно-письменный язык древнерусской народности в целом представлял собой языковую систему, имевшую ряд особенностей:

• 1) она реализовалась в двух типах — народно-литературном и книжно-славянском;
• 2) элементы двух типов единого литературного языка, взаимодействуя в рамках одного текста, осознавались авторами произведений в качестве генетически и стилистически разнородных языковых единиц, а поэтому их использование зависело от жанра произведения и его стилистической направленности;
• 3) книжно-славянский тип древнерусского языка лишь формально был связан со старославянским языком, по содержанию и «духу» он представлял собой письменный язык, обслуживавший светскую литературу Древней Руси;
• 4) народно-литературный тип древнерусского языка располагал достаточно богатыми лексико-фразеологическими, грамматическими и изобразительно-выразительными возможностями языковых единиц, чтобы передать как реалии окружающего мира, так и отвлеченные понятия, мысли и чувства человека.

• [1] Ларин Б. Л. Лекции по истории русского литературного языка (X — серединаXVIII в.).М., 1975. С. 112.
• [2] Цит. по списку XV в. См.: Slavia. Прага. 1963. Кн. 32.
• [3] 2 Мещерский Н. А. История русского литературного языка. С. 52.
• [4] Текст приводится с некоторыми исправлениями по рукописи XIII в.См.: Труды Отдела древнерусской литературы: Памятники российской словесности XII века. М.—Л., 1957. Т. 13.
• [5] Ларин Б. А. Лекции по истории русского литературного языка. С. 178.
• [6] Ларин Б. А. Лекции по истории русского литературного языка. С. 177.
• [7] См.: Мещерский Н. А. История русского литературного языка. С. 92.
• [8] Ларин Б. А. Лекции по истории русского литературного языка. С. 192—193.