Политическая коммуникация средневекового Востока

Главной особенностью восточного общества был (и остается) приоритет государства над личностью, доминирование коллективного над частным, общества над индивидом. Китайский писатель XVIII в. отмечал, что.

«еще в древности говорили: „'Ради общественного забудь личное; ради государства забудь семью“»^[1]. Любые свои действия в политической, общественной, экономической и даже культурной сфере восточные политики и правители стремились обосновать и оправдать интересами государства. Служба и иная деятельность на благо государства считались почетной обязанностью и долгом, тогда как стремление поставить личные интересы над государственными сурово осуждалось. Любопытно, что жизнеописания восточных правителей и политических деятелей Средних веков (нередко заказанные ими самими) по сути были не столько описанием их личных качеств и деяний, сколько назидательными примерами беззаветного служения своей стране, а для подданных — еще и монарху. Поэтому даже исторические труды использовались средневековыми восточными монархами как идеологическое оружие: с их помощью правители подтверждали право на власть и трон и обосновывали даже те свои деяния, которые не всегда получали одобрение общественности.

Одним из главнейших моментов в организации взаимоотношений государства и общества средневекового Востока было создание имиджа «власти от бога». Это достаточно ярко проявлялось в Китае, где императоры с глубокой древности и вплоть до падения империи в 1911 г. считались «сыновьями Неба» и правили согласно «небесному мандату». Не менее четко эта линия проводилась и в странах ислама, где верховный правитель, халиф, считался наместником пророка Мухаммеда и был как светским, так и духовным главой мусульман, а остальные мусульманские монархи утверждались им, по крайней мере, номинально. Наконец, в кочевых обществах правящие дома также выводили родословную либо от небожителей, либо от священных животных — тотемов своих народов, а впоследствии для претензий на верховную власть достаточно было быть прямым потомком правящего рода. Самый яркий пример — династия Чингис-хана, потомки которого в течение 800 лет правили в большинстве стран Азии: только Чингизиды имели право на ханский титул. Естественно, для поддержания подобного имиджа принимались различные меры: жизнь монархов и членов их рода пронизывали ритуалы и церемонии, династии представляли собой довольно замкнутые кланы, осуществлявшие контакты преимущественно с ограниченным кругом лиц. Право попасть на прием, например, к китайскому императору и обратиться к нему с просьбой было одной из самых высших привилегий.

Но это не значит, что правители Востока были изолированы от других органов управления и населения. Напротив, взаимодействие с ними осуществлялось, пожалуй, даже более активно, чем в странах Европы. Прежде всего, в азиатских государствах была гораздо более развита бюрократическая традиция. Система информационного обмена являлась двусторонней: сверху спускались приказы и распоряжения, снизу шли отчеты о выполнении поручений исходящей власти. Высшая власть не ограничивалась раздачей приказов: монархи и высокопоставленные чиновники контролировали исполнение своих поручений на всех уровнях. Выше сообщалось о существовании сборщиков информации в древнеиндийском обществе. В Средние века в странах ислама этот процесс получил еще большее развитие. Например, в «Сиасет-наме» («Книга о правлении»), трактате сельджукского государственного деятеля Низам ал-Мулка (ум. в 1092 г.), неоднократно подчеркивается необходимость «разузнавания дел» чиновников всех уровней: от вазиров (министров) до раисов и кадиев (провинциальных градоначальников и городских судей), а также местных феодалов — держателей икта. Более того, в сочинении содержатся основанные на практическом опыте рекомендации по учреждению должностей штатных информаторов — мушрифов (осведомителей) и лазутчиков: «К каждому, кому вручается большая должность, следует тайно приставить мушрифа, чтобы тот об этом не знал, он будет постоянно сообщать об его делах и обстоятельствах»; «Надо отправлять лазутчиков постоянно во все места под видом купцов, странников, суфиев, продавцов целительных средств, нищих; пусть они сообщают обо всем, что услышат, чтобы ничто из дел никоим образом не оставалось скрытым, а если произойдет какое событие, будет что нового, чтобы своевременно принять соответствующие меры»^[2].

Надо полагать, что восточные правители уделяли подобному сбору информации больше внимания, чем их европейские современники по той причине, что население в восточных государствах было более многочисленным, а административный аппарат — более разветвленным. Только систематическое информирование об их действиях могло обеспечить постоянный контроль монарха и его окружения над всей страной — такой огромной, как Китай, Багдадский халифат или тем более Монгольская империя.

Соответственно, в огромных государствах Востока принимались меры и по информированию населения о действиях и решениях правителей: существовал постоянный штат городских глашатаев, гонцов и послов, скороходов, которые доносили информацию общественного значения до самых отдаленных концов империй. В том же «Сиасет-наме», например, предписывается: «Следует устанавливать скороходов на нескольких известных путях; им следует определять ежемесячную плату и жалование. Когда все будет устроено, то в одни сутки дойдет известие о происшествии, что произойдет за пятьдесят фарсангов пути»^[3]. Еще более известна система ямских почт в Монгольской империи, позволявшая гонцам в считанные дни доносить информацию из одного конца державы в другой. Носители этой информации — эльчи (гонцы или послы) имели право получать полное довольствие, менять коней на ямских станциях и получать почести от правителей тех областей, через которые проезжали. Для доведения до сведения населения важной правительственной информации общего значения использовалась многоуровневая система коммуникации, подробно описанная персидским историком и государственным деятелем Рашид ад-Дином (1247—1318): «Такой-то эмир и хакимы должны, как только прибудет настоящий ярлык с экземпляром наказа, вручить [их] казням и отобрать расписку, что они получены ими. Вместе с тем пусть сделают из них списки, сличат и заверят на них же их правильность, разошлют всем чиновникам, старшинам и казням областей и вручат им, дабы они были оповещены и [тоже] отобрали бы у них подписку, что они будут [считаться] виновными, если от сего числа впредь не будут поступать, исходя из них, и не сделают так, что эти постановления для всех станут несомненны и ясны»^[4].

Помимо распространения официальной информации, восточные государи осуществляли и иные формы взаимодействия с обществом, стремясь увековечить память о себе как о правителях щедрых, справедливых, но вместе с тем и грозных. Весьма типичным для восточного общества мероприятием были публичные казни, приобретавшие характер массовых зрелищ и всегда имевшие четко разработанный сценарий, состоявший из официальной и неофициальной частей. Неслучайно в среднеазиатских ханствах (Бухаре, Хиве, Коканде) население называло их «тамоша», что по-узбекски означало «зрелище, забава, развлечение, гулянье». Следует отметить, что казни, в том числе и весьма жестокие, в Средние века были явлением весьма распространенным, и потому народ относился к ним именно как к публичным развлечениям, поскольку, как правило, именно в таких случаях массы имели счастье лицезреть монарха, а после казни получить подарки, раздававшиеся от его имени.

Весьма эффективной формой взаимодействия с народом были специальные приемные дни монархов или высших сановников, в которые те принимали любого, обращавшегося к ним с жалобой или предложением. Кроме того, представители верховной власти периодически предпринимали поездки по стране, также встречаясь с представителями всех слоев общества и устраивая для них представления, раздачи подарков и т. п. Особые празднования и другие специальные мероприятия устраивались для армии и чиновничества. Излишне говорить, что уровень подарков для представителей этих сословий был иным. Характерным явлением для восточных кочевых обществ была так называемая «престижная экономика»: правители кочевых империй вели бесконечные войны, а захваченную добычу распределяли среди подданных, тем самым, стимулируя их участие в новых походах.

Еще одной формой поддержания позитивного имиджа власти в глазах народа была социальная политика. В странах Востока вопросы социального обеспечения в Средние века стояли на неизмеримо более высоком уровне, чем в странах Европы. Например, в Китае уже в эпоху Тан (618— 907) существовало законодательство о поддержке лиц пожилого возраста: родственникам предписывалось заботиться о стариках, а в случае невозможности — привлекать крепостных или наемных работников под угрозой лишения должности и даже отправки на каторгу. В исламе в число пяти основных заповедей входит уплата верующими закята — специального налога, большая часть которого предназначена для поддержки неимущих, строительства и содержания богоугодных заведений. В кочевых обществах также взимались специальные налоги (зерном и скотом) для последующего распределения среди бедного населения: например, великий монгольский хан Угедэй в 1235 г. ввел налоги для оказания помощи беднякам — тагар (1/10 собранного зерна) и кончур (одна голова скота со 100).

Интересно отметить, что, несмотря на такие патерналистские действия государей — «отцов народа», население восточных стран периодически выступало против правителей. Арабский мыслитель VIII вв. Джахиз в одном из трактатов писал: «Если у народа появится искусный предводитель, то погибнет справедливость и будут убиты невинные люди», вполне справедливо опасаясь влияния на массы лиц, способных повести толпу за собой против законной власти. В другом трактате, «Порицание нравов писцов», он выражает обеспокоенность тем, что эти писцы пользуются большим влиянием среди простонародья, и приводит красноречивые примеры, когда писцы использовали свою близость к правителям, чтобы возбудить против государей всеобщее недовольство: посредством издания непопулярных актов, противоречивых приказов и т. п.^[5]

Для борьбы с властями создавались массовые тайные общества, ведшие активную пропаганду своей деятельности и пользовавшиеся большой популярностью и поддержкой в народе. Особенно широко распространились подобные организации в средневековом Китае: знаменитая «Байлянцзяо» («Секта Белого лотоса»), существовавшая с XII в. и находившаяся в оппозиции к любой государственной власти, а также «Тяньдихуэй» («Союз неба и земли»), возникшая в XVII в. Подобные массовые организации — феномен восточных обществ, в которых доминировало коллективное сознание; аналогов им в западных государствах того времени не было: если в Европе и существовали отдельные тайные организации, то они представляли собой узкие группы единомышленников, а никак не целые «корпорации».

Недовольные использовали весьма эффективные средства коммуникации — от прямых проповедей на улицах до театральных представлений, в которых обличались или сатирически представлялись существовавшие порядки. В центрально-азиатских кочевых обществах большим влиянием пользовались народные поэты (жырау), а также шешены — хранители преданий, древних обычаев и генеалогий, чьи произведения (преимущественно устные) со временем становились нормами поведения и руководством к действию. При этом ораторское искусство и влияние на массы они могли использовать как в интересах власти, так и против нее, что неоднократно проявлялось в Казахском ханстве в XVI—XIX вв.

И представители власти, и боровшиеся против нее, широко использовали распространение слухов: в Центральной Азии даже существовало понятие «узуп кулак» («длинное ухо»), означавшее передачу вестей по цепочке на очень большие расстояния. Слухи распространялись преимущественно в местах массового скопления народа (базарная молва), и в таких случаях распространители имели основания рассчитывать на быструю ответную реакцию народа, но достаточно быстро разносились и по малонаселенным пустынным районам Средней Азии. Интересно, что нередко даже представители власти использовали коллективное сознание для расправы с неугодными им людьми: достаточно было прилюдно обвинить кого-либо в преступлении, чтобы народ «по собственной инициативе» набрасывался на жертву и умерщвлял ее, освобождая, таким образом, представителей власти от вынесения приговора и исполнения наказания. Распространение негативной информации уже в раннем Средневековье приняло массовые формы и стало настолько порочной практикой, что даже в Коране появился запрет оговоров: «И пусть одни из вас не поносят за глаза других»^[6]. В фикхе (мусульманском праве) оговор за глаза рассматривался как преступление против людей и нарушение священных предписаний, а следовательно, и как религиозное преступление.

• [1] У Цзин-цзы. Неофициальная история конфуцианцев. М.: Гудьял-пресс, 1999. С. 92.
• [2] Сиасет-наме. М.: АН СССР, 1949. С. 33−76.
• [3] Там же. С. 90.
• [4] Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. III. М.: АН СССР, 1946. С. 243.
• [5] Демидов К. Б. Трактат Джахиза (775—868) «Порицание нравов писцов» (Замм ахлакал-куттаб) // Восточное историческое источниковедение и специальные исторические дисциплины. 1995. Вып. 4. М.: Восточная литература, 1995. С. 54, 72.
• [6] Коран. М.: Вектор, 1991. Сура 49, 12.