Последствия судебного оспаривания актов власти

С момента принятия судом общей юрисдикции или арбитражным судом решения о признании акта публичной власти незаконным (недействительным) данный акт перестает существовать как юридический акт. Тем самым признается, что данный (признанный незаконным) акт, никогда (с самого момента его принятия), не порождал никаких юридических последствий.

Если содержание оспоренного акта было положительным (т.с. разрешающим или обязывающим совершить какие-либо активные действия), то констатированная судом его недействительность означает то, что всякие действия, совершенные во исполнение этого акта, в том числе действия, но имущественным предоставлениям, рассматриваются как действия, никогда не имевшие правового основания для своего совершения — действия в полном смысле этого слова безосновательные. Если же предметом успешного оспаривания стал акт отрицательного содержания (т.е. акт запрещения или ограничения в отношении частного лиц, либо акт бездействия лица должностного), то это означает законность и основательность действий, совершенных частным лицом вопреки запрещению или ограничению, или потребованных частным лицом от органа власти или его должностного лица. Таким образом, любые судебные акты, признающие акты публичной власти недействительными, имеют не только обратную, но и контрадикторную силу, независимо от того, властный акт какого именно содержания — положительного или отрицательного — признается недействительным^[1].

С признанием акта власти недействительным заинтересованные частные лица получают возможность взыскать с соответствующего публично-правового (государственного либо муниципального) образования вред, причиненный изданием и (или) применением такового, в денежном выражении — т. е. возможность требовать возмещения убытков (ст. 15,16,1069—1071 ГК), а также потребовать компенсации морального вреда (ст. 151, 1070, 1100 ГК). При необходимости могут быть применены и иные способы восстановления субъективного гражданского права, нарушенного незаконным актом или действием (ст. 13). Здесь с глубоким сожалением мы отметим лишь то, что с точки зрения своей практической составляющей процесс судебного определения размера подлежащего возмещению государством вреда как правило превращается в неразрешимую проблему: вопреки прямым указаниям закона, требующим безусловного и полного возмещения государством всех причиненных его актами и действиями убытков, суды иод самыми надуманными предлогами либо вовсе отказывают в удовлетворении исков, направленных на получение такого возмещения, либо присуждают гражданам чисто символические суммы. Пожалуй, ни в одной области гражданских отношений гражданский закон абсолютно ясного содержания не стоит столь далеко от своего практического исполнения, как в области гражданско-правовой ответственности государства за акты власти.

К проблеме ничтожных актов власти и незаконных действий ее представителей. Законность любых действия — как частных лиц, так и публичной власти, является предметом презумпции. Будучи опровергнутой установленным законом — судебным — порядком, она уступает место достоверно установленным фактам. Но как быть с актами и действиями, существо которых таково, что само по себе явно опровергает презумпцию своей законности? Иными словами, существуют ли ничтожные акты власти и если существуют, то (в этом заключается самый важный в практическом отношении вопрос) могут ли частные лица позволить себе их игнорировать, не прибегая к предварительному судебному установлению и без того очевидной незаконности акта? Могут ли частные лица позволить себе пассивное или даже, быть может, активное сопротивление явно незаконным актам публичной власти и действиям ее представителей?

*см. § 2 гл. 6.

В такой своей — наиболее острой — форме современное российское законодательство даже нс выдвигает обозначенного вопроса; даже в более мягкой постановке — об условиях отказа суда в применении незаконного акта — он и то является спорным. Его практическое решение осуществляется в том смысле, что недействительность актов власти по общему, по крайней мере, правилу, нуждается в предварительном судебном установлении. Это решение создает, конечно, известные неудобства для частных лиц (заключающиеся, главным образом, в безвозвратных временных потерях и денежных расходах), но in general является относительно приемлемым. К сожалению, этого никак нельзя сказать про ситуации, в которых люди, прикрываясь имеющимся у них статусом представителей государственной власти, совершают ее именем такие действия, которые никак не совместимы нс только с их публично-правовым статусом и олицетворяемом ими законом, но и с самыми элементарными представлениями о психическом здоровье, человечности, совести, чести, стыде и благовоспитанности^[2]. В подобных ситуациях возможности обратиться в суд у частных лиц просто нет; остающийся же на их долю выбор — молчаливо терпеть глумление над собственной личностью и беспардонное попрание своих прав или же дать отпор смрадным гадам, которые прикрываясь статусом «представителей власти» тешат собственное самолюбие, реализуют свои корыстные амбиции и биомедицинские комплексы — поднимет волосы дыбом па голове любого адекватного человека.

Еще в 1958 г. цитированный выше С. Ф. Кечекьян писал, что «…в административном праве различаются акты ничтожные, характеризующиеся грубыми и явными нарушениями требований, предъявляемых законом к этого рода актам, и акты оспоримые, в которых имеются лишь некоторые менее значительные отступления от этих требований. — Первые нс влекут за собой никаких юридических последствий, не порождают ни прав, ни обязанностей, на возникновение которых они направлены. … — Административный акт … ничтожен, если он требует невозможного, например противозаконных, наказуемых или запрещенных деяний, деяний безнравственных, относящихся к несуществующему субъекту или объекту (регистрация второго брака при сохранении в силе первого, выдача ордера на занятие несуществующего помещения или выдача лесорубочного билета несуществующей, еще не образовавшейся или уже ликвидированной организации и т. п.). Нет нужды в отмене таких актов: они ничтожны с самого начала»^[3] (выделено нами. — В. Б.). Даже такое — половинчатое — решение вопроса (ведь ученый ни словом нс обмолвился о границах правомерного поведения частных лиц, столкнувшихся с подобными — ничтожными — актами) как прежде, так и по сию пору считается в нашей научной юридической литературе столь радикальным, что не имеет не только последователей, но даже критиков! Вдумаемся в этот феномен: цитированные слова С. Ф. Кечекьяна считаются недостойными ровно никакого — хотя бы и критического — внимания со стороны науки. И можно понять почему: последовательное проведение в жизнь этой позиции неизбежно приведет к самой «острой» постановке вопроса — в какой мере частные лица могут противостоять явно незаконным актам публичной власти и действиям ее представителей?

Вопрос этот для современной российской юридической «науки» (ориентирующейся более па оправдание судебной практики, чем на результаты научных исследований) чрезвычайно «неудобен», поскольку ни по одному, пожалуй, другому вопросу, собственно научный ответ на него не разойдется с потребностями практики столь яростно. Дело в том, что даже простые намеки на самое минимальное противодействие откровенно беспардонным актам власти сегодня пресекаются российскими судами (про силовые структуры нечего и говорить) самым жестким, если не сказать, жестоким образом. «Круговая порука, — пользуясь известным высказыванием поэта, — мажет, как копоть»: полицейские рассказывают судьям сказки про то, как озлобленные граждане (конечно же — пособники иностранных спецслужб) приходят в отделения полиции, где и нападают на несчастных сотрудников, находящихся «при исполнении», а судьи делают вид, что верят в младенческую чистоту помыслов и совести таких стражей порядка! Принцип «рука руку моет» работает во всей своей красе. Гражданин, дерзнувший просто отвести в сторону кулак полицейского, направленный ему в лицо, объявляется оказывающим сопротивление власти, избивается, заковывается в наручники и с санкции суда закрывается в СИЗО па несколько месяцев, а то и лет, едва ли не под вывеской, типа «чтоб, гад знал!», после чего осуждается за экстремизм. Особо ретивым борцам за свободу для полноты ощущений можно еще подбросить десяток грамм героина, «приобретенных у неустановленного лица или лиц в целях сбыта». Наказать же силовиков в подобной ситуации — задача практически нереальная: государственный аппарат, с маниакальной настойчивостью борющийся за весьма своеобразно понимаемую «чистоту рядов», никогда не сдаст «своего» — каких бы ужасов он нс натворил. Если же случится так, что «не сдать» станет уже невозможно, то непременно выяснится, что провинившийся как раз только-только … уволился из «органов»! Да что, право, за странность какая: как ни задумает сотрудник полиции совершить преступление, так непременно за день-другой подаст рапорт об увольнении?

Под именем «вертикали власти» в современной России создана и функционирует система органов, предназначенная к тому, чтобы бдительно оберегать от любых посягательств монополию произвола и беспредела государственной власти, а если быть еще более точным — система таких органов, целью которых является создание и поддержание условий комфортного удовлетворения личных потребностей высших должностных лиц Российского государства, их родственников, друзей и знакомых, а также приближенных к ним граждан. Взамен на беспрекословное исполнение этой функции так называемым представителям государственной власти молчаливо предоставляется «право» убивать и калечить, насиловать и глумиться, отнимать и издеваться, брать взятки и бездействовать, врать и воровать — все что угодно! В местах «не столь отдаленных» сегодня оказываются лица, которые дерзнули не то чтобы активно противостоять незаконным действиям власти, но просто Граждане — лица, дерзнувшие критиковать власть, а то и по недоразумению просто вовремя не выказать необходимую лояльность к ней. Их можно «посадить» не только нс опасаясь гневной реакции высших представителей власти, но и, напротив, вполне основательно рассчитывая на их молчаливое одобрение. Очевидно, что все должно быть наоборот: органы публичной власти и их должностные лица должны защищать частных лиц, в то время как «за решеткой» следует находиться тем, кого нельзя оставлять на свободе — нельзя не «посадить».

Конечно, подобная (сложившаяся на практике) ситуация никак не может получить научного юридического обоснования. В результате ученые (стремясь сохранить собственную работу, имущество, здоровье и жизнь) просто молчат, точнее — не заходят в своих исследованиях далее тех содержательных пределов, что прямо предуказаны законодательством (ст. 13, 15, 16, 1069—1071 ГК). Ситуация эта, конечно, описывается в СМИ, порицается представителями оппозиционных движений и общественности, с нею пытаются бороться правозащитники и отдельные практикующие юристы, но увы! — она не встречает ни малейших критических замечаний со стороны юридического ученого сообщества.

На наш взгляд, наука гражданского нрава позволяет найти вполне ясный практический выход из создавшегося тупика. Его основанием должен быть институт самозащиты гражданских прав* Даже в том виде, в котором он известен действующему законодательству (ст. 14 ГК), не говоря уже о самом институте в принципе, он вполне может быть применен для защиты от любых противоправных посягательств на частноправовую сферу, от кого бы они не исходили. При реализации права на самозащиту не имеет значения вопрос о том, исходит ли противоправное посягательство на частные права от подобного потерпевшему (частного же) лица, или же от представителя власти, беззастенчиво осеняющего творимый им беспредел знамением закона и облекающего его в «документы», якобы исходящие от имени государственного или муниципального образования. Такое толкование ст. 14 ГК предопределяется содержанием ч. 2 ст. 46 Конституции РФ, согласно которой «каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом»; применение же самозащиты от незаконных действий публично-правового образования и его должностных лиц законом не запрещено. Это означает, что любое противоречащее закону предписание административного акта или действие должностного лица может быть не только предметом судебного обжалования, но и объектом, как минимум, пассивного сопротивления; попрание же действиями власти прав и свобод, вообще нс подлежащих согласно ч. 3 ст. 56 Конституции РФ какимлибо ограничениям, должно быть признано основанием к активному противодействию (сопротивлению) частного лица публичной власти и ее должностным лицам.

*см. § 3 гл. 2.

Понятно, что любые попытки практической реализации данного начала неизбежно столкнутся с противодействием пресловутой «вертикали»: дерзнувший посягнуть на нее гражданин рискует сгинуть, будучи перемолотым ее жерновами. Правильно было сказано, что если дон Кихот сражался с ветряными мельницами, полагая, что это великаны, то такой гражданин будет подобен рыцарю, сражающемуся с великанами, но считающему, что сражается он с ветряными мельницами. Набравшись столь высокой степени смелости, отваги и отчаяния, важно помнить три следующие вещи:

• 1) сформулированная нами рекомендация не может быть (к превеликому сожалению!) ни вознесена на пьедестал современной практики применения отечественного законодательства (вспомним принцип «чтоб, гад, знал!»), ни одета броней научной доктрины (нет никаких сомнений в том, что на все, здесь написанное, а заодно и на весь учебник в целом, рухнет волна «научной» критики);
• 2) оценка требований власти па предмет законности или незаконности должна осуществляться частным лицом на свой страх и риск и, следовательно, под свою ответственность за ошибку в такой оценке (а риск такой «ошибки» чрезвычайно велик, ибо даже откровенно незаконные действия власти российские суды склонны оправдывать, а случаи сопротивления им — соответственно, осуждать);
• 3) ни пассивное, ни, тем более, активное противодействие власти и ее представителям не должны выходить за пределы требований ст. 14 ГК, предъявляемых к процессу самозащиты гражданских прав, главными из которых являются их направленность исключительно на пресечение посягательства и их соразмерность существу и характеру посягательства (правонарушения).

• [1] Этим судебные акты о признании недействительными актов публичной власти, конечно, отличаются от судебных решений по делам о недействительности корпоративных актов: последние обладают контрадикторной силой только тогда, когда касаютсякорпоративных актов позитивного содержания.
• [2] Думается, что в особом обосновании это утверждение не нуждается. Желающие подкрепить его конкретными сведениями могут это сделать самостоятельно, периодически слушая радио, листая подшивки любого из относительно независимых печатныхСМИ или периодически набирая в строке интернет-поисковика слова вроде «хроника полицейского произвола», «чиновничий беспредел» и т.н.
• [3] Кечекьян С. Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. М., 1958. С. 179.