Авторитарно-клептократические или нсоавторитарные режимы

Группу государств, в которых правят обозначаемые как авторитарноклептократические или нсоавторитарные режимы, целесообразно разделить на две подгруппы.

Первую подгруппу составляют девять государств, образовавшиеся на территории СССР после его распада, с правящими режимами, которые можно условно назвать постсоветскими неоавторитарными режимами. Список таких государств, ранжированный по уровню коррупции в публичной сфере, и их основные характеристики представлены в табл. 4.5.

В качестве особенностей представленных в табл. 4.5 государств с постсоветскими неоавторитарными режимами можно отметить следующее.

Для государств, в которых правят такие режимы, в пяти случаях формой правления служит президентско-парламентская республика, в грех — президентская республика^[1]. И только в Киргизии с 2010 г. формой правления стала парламентская республика, но до этого также была конституирована президентская республика. Таким образом, можно констатировать, что для государств с правящими постсоветскими неоавторитарными режимами, так же как и для африканских диктатур, абсолютно приоритетной является форма правления с доминантой института президентской власти.

Список государств с постсоветскими неавторитарными режимами.

Таблица 4.5

Шесть постсоветских неоавторитарных режимов являются персоналистскими. При этом режим в Азербайджане уже приобрел характер династического, и после смерти правившего 10 лет Г. Алиева должность президента занял его сын И. Алиев. В Туркменистане имела место политическая преемственность при смене правителя после смерти правившего 15 лет президента С. Ниязова. Три режима — в России, Армении и Киргизии — носят корпоративный характер, и правящими в первых двух случаях являются политико-экономические группы, поэтому к этим режимам применимо и определение «олигархический», а в Киргизии — родовые и земляческие кланы. При этом в России режим, который олицетворяет президент В. Путин, носит явно выраженный персонифицированный характер.

Для всех государств с постсоветскими неоавторитарными режимами характерен очень высокий уровень коррупции (ИВК_Н > 0,65), что свидетельствует о том, что коррупция служит ключевым механизмом функционирования постсоветских неоавторитарных режимов. Для таких государств уровень политического насилия выше среднего (ИПН_н > 0,5), а в России с ИПН_н = 0,668 и Кыргызстане с ИПН_п = 0,656 имеет место очень высокий уровень политического насилия. При этом во всех рассматриваемых государствах уровень хрупкости также выше среднего (ИХГ = 60), но ниже границы зоны с очень высоким уровнем хрупкости (ИХГ > 90).

Ключевая характеристика постсоветских неоавторитарных режимов состоит в том, что вне зависимости от их персоналистского или корпоративного характера социальные группы и их лидеры, которые осуществляют такие режимы, представляют собой выходцев и/или прямых наследников правившей в СССР партийно-хозяйственной номенклатуры.

При этом у постсоветской номенклатуры наряду с другими есть существенные отличия от советской номенклатуры в ценностном и идеологическом контексте^[2]. Если советская номенклатура еще прикрывала свои меркантильные устремления, особенно явственно проступившие в период «развитого социализма», фиговым листком приверженности марксистколенинской идеологии, то постсоветская номенклатура отвергла и эту идеологическую ширму. О том, как приверженность марксистко-ленинской идеологии служила только ширмой для советской номенклатуры, ярко свидетельствует бывший секретарь и член Политбюро ЦК КПСС, академик А. Яковлев: «Политическая жизнь в стране оказалась настолько задогматизированной, что даже некоторые фразы из Маркса и Ленина звучали и воспринимались как ревизионистские и попадали под подозрение. Бдительность, связанная с угрозой потери власти, агрессивно преодолевала здравый смысл. Впрочем, марксистско-ленинская теория уже мало кого интересовала всерьез. Может быть, только небольшая группа людей в научных и учебных заведениях, зарабатывающая на марксизме-ленинизме хлеб для своих детишек, вынуждена была писать банальные статьи, соответственно готовиться к лекциям и семинарам»^[3].

Советская номенклатура, в терминах М. Олсона, играла роль «стационарного бандита», который «имеет всеохватывающий интерес в отношении контролируемой им территории и, соответственно, обеспечивает на ней внутренний порядок и другие общественные блага»^[4]. Так, советская номенклатура в условиях «железного занавеса», закрывавшего ей возможности уехать за рубежи «горячо любимой родины», обладая полной монополией на власть и распоряжение собственностью, была вынуждена брать на себя определенную социальную ответственность за управляемых ею сограждан. К этому же подвигала ее и коммунистическая идеология, публично накладывавшая ограничения на стремление к обогащению.

Базовой ценностью постсоветской номенклатуры и ее собственной идеологией является достижение материального обогащения и социального превосходства посредством использования государственной власти. Но сущность и институциональный механизм коррупции в публичной сфере состоит именно в неправомерном использовании различных видов ресурса власти не по его прямому назначению для реализации функций государства и обеспечения целей общественного развития, а их использование для получения какого-либо неправомерного преимущества, личной или групповой как материальной, так и нематериальной выгоды. И в этом контексте идейное обоснование коррупции, мотивирующей социальное и политическое поведение правящих слоев, выступает в качестве собственной «внутренней», непубличной и латентной для общества идеологии правящих при постсоветском пеоавторитарном режиме социальных групп. Это явление и можно условно обозначить как «идеологию коррупции».

При этом идеология коррупции, как вирусная инфекция, поражает не только правящие социальные группы, но и всех тех, чье личное благополучие зиждится на «прислоненности» к власти, на связях и взаимодействиях с ее представителями. Наблюдая вблизи коррупционную развращенность властей предержащих, многие начинают следовать дурному примеру, руководствуясь соображением «если можно им, то можно и мне», что разрушает ценностные, морально-этические устои общества. Поэтому борьба с коррупцией носит и идеологический характер, имеет идейно-ценностную направленность и, как справедливо отмечает Е. Панфилова: «Все больше и больше борьба с коррупцией, борьба с нечестностью должностных лиц становится не занятием для галочки каких-то специальных органов, а запросом на ценностные изменения. Даже на ценностную революцию. Во многих странах мира людям становится неприятно жить рядом с теми, кто нарушает базовые моральные императивы и при этом за счет наличия властных полномочий еще и указывает, как жить другим, как жить обществу»^[5].

Необходимо также отметить, что еще в 90-е гг. прошлого века постсоветская номенклатура очень ловко использовала момент перехода к рынку, полностью сбросив с себя социальную ответственность иод предлогом того, что в новых условиях «каждый сам себе должен зарабатывать». Политика интеграции постсоветских государств в глобальную экономику открыла перед новой номенклатурой огромные возможности для перевода «добытых в поте лица своего» средств в стабильные и благополучные зарубежные государства. В этом смысле ее отношение к собственной стране действительно уподобляется «кочующему бандиту» по терминологии М. Олсона^[6], у которого по определению не может быть никакой идеологии, кроме стремления к обогащению.

Однако идеология коррупции как собственная идеология правящей постсоветской номенклатуры, очевидно, не может быть публично афиширована и явно непригодна как идеология массовой мобилизации. В качестве инструментария поддержки правящих режимов, кроме российского, используется наиболее пригодная для этой цели и вполне органичная для бывших республик СССР идеология построения национального государства. Такая идеология в каждом конкретном государстве приобретает ту или иную более или менее выраженную националистическую окраску. В России в качестве идеологии массовой мобилизации интенсивно пропагандируется идеология возрождения страны («вставания с колен») и возвращения ей статуса великой державы, которое приходится осуществлять в условиях «враждебного окружения». При этом режим балансирует на грани имперской идеологии и идеологии великодержавного шовинизма с православной окраской. Следует отметить, что все постсоветские государства, несмотря на свои неоавторитарные устремления, являются участниками обоих международных пактов о правах человека и в их конституциях человек, его права и свободы провозглашаются базовой ценностью.

Таким образом, постсоветским неоавторитарным режимам свойственна трехслойная идеологическая компонента. Эта компонента включает: идеологию коррупции как латентную идейно-ценностную основу жизнедеятельности правящей постсоветской номенклатуры; государственническую идеологию с той или иной националистической окраской для публичного внутриполитического потребления с целью сплочения и мобилизации масс на поддержку правящего режима; декларируемую в международном политическом пространстве для внешнеполитического употребления имитацию приверженности ценности человека, его прав и свобод.

Необходимо отметить, что идеология коррупции на уровне массовой пропаганды нередко транслируется как «умение жить», разделяющее современное общество на «юзеров» (успешных людей) и «лузеров» (не умеющих «правильно» жить и потому проигравших). Если же говорить о правящих, то среди них коррупционная идеология приобретает популярность в форме восприятия власти как возможности превращения государства в бизнес-проект, позволяющий получать огромные прибыли и сверхприбыли. Через этот идеологический конструкт получает распространение характеристика государства с правящим неоавторитарным режимом как «государства-корпорации».

Таким образом, для постсоветских неоавторитарных режимов на публичной вершине идеологической триады де-факто находится национальное государство, требующее всемерной защиты его суверенитета.

Вторую подгруппу государств с правящими неоавторитарными режимами составляют восемь государств, в которых такие режимы сформировались в результате тех или иных трансформаций предшествующих как недемократических, так и демократических режимов. Список государств с трансформационными неоавторитарными режимами, ранжированный по уровню коррупции, и их основные характеристики представлены в табл. 4.6. В качестве особенностей представленных в табл. 4.6 государств с трансформационными неоавторитарными режимами можно отметить следующее.

Так же как и в группе постколониальных диктатур, большинство (62,5%) в этой подгруппе составляют государства, находящиеся в Африке: два — в Восточной и по одному — в Западной, Центральной и Северной. Два государства находятся в Латинской (Центральной и Южной) Америке и одно — на Ближнем Востоке.

Во всех государствах этой подгруппы, кроме парламентской республики Эфиопии, формой правления служит президентская республика. При этом в пяти государствах этой подгруппы режим носит персоналистский характер, а в трех корпоративный.

Таким образом, можно констатировать, что для всех государств с правящими неоавторитарными режимами, входящих как в первую, так и во вторую подгруппу, абсолютно приоритетной является форма правления с доминантой института президентской власти.

Для всех государств с трансформационными режимами, так же как и для государств с постсоветскими режимами, характерен очень высокий уровень коррупции (ИВК_Н > 0,65), что свидетельствует о том, что коррупция служит ключевым механизмом функционирования для всех неоавторитарных режимов.

При этом для всех государств рассматриваемой подгруппы уровень политического насилия выше среднего (ИПН_н > 0,5), а для четырех имеет место очень высокий уровень политического насилия (ИПН_п >

> 0,65). Однако для государств с трансформационными неоавторитарными режимами уровень хрупкости государства в целом несколько выше, чем для государств с постсоветскими неоавторитарными режимами. Так, для трех государств имеет место очень высокий уровень хрупкости (ИХГ >

> 90), для трех государств этот уровень существенно выше среднего (ИХГ >

> 85), и только для Никарагуа ИХГ = 79,0 и для Венесуэлы ИХГ = 78,6.

Особый случай представляет собой Иран, где при президентской форме правления высшим руководителем государства является не президент, а в соответствии с конституцией имам — религиозный «лидер страны», которого назначают «всенародно выбранные эксперты» (ст. 107). И по конституции «управление Исламской Республикой Иран осуществляется законодательной, исполнительной и судебной властями, которые функционируют иод контролем абсолютного правления имама» (ст. 57). Таким образом, в Иране в качестве формы правления совмещаются теократия, Список государств с трансформационными неоавторитарными режимами.

Таблица 4.6

Примечание. * В декабре 2016 года в Республике Гамбия по результатам демократических выборов был избран новый президент А. Бэрроу, который в январе 2017 года ни без сопротивления бывшего президента Я. Джамме и вмешательства соседних государств занял президентский пост (Гамбия: чем все закончилось? В африканской стране, за которой следил весь мир, впервые мирно сменился президент. Почти мирно // Meduza. 2017. 23 января. URL: https://meduza.io/feature/2017/01/23/gambiya-chem-vse-zakonchilos).

при которой власть в государстве принадлежит религиозному институту, и президентская республика. При этом при первом лидере страны аятолле Р. Хомейни (1979—1989), которого конституция называет «великий лидер мировой исламской революции и основатель Исламской Республики И ран великий аятолла имам» (ст. 107), правящий режим носил выраженный персоналистский характер. А с 1989 г. при его преемнике аятолле А. Хаменеи режим приобрел корпоративный характер правления группировок религиозных деятелей, избравших аятоллу А. Хаменеи на должность лидера страны в качестве компромиссной фигуры.

В Иране базовые ценности, которые разделяют и правящие, и управляемые, определяются сочетанием исламской религии и идеологии сохранения и развития национального государства, населенного многими народами и этническими группами. Иранское государство в форме шахской монархии, имевшей более чем 2500-летнюю историю, в результате революции 1979 г. потерпело крах. Демократическая республика, существовавшая короткое время после свержения шахского режима, не смогла утвердиться на иранской земле. В результате таких двух последовавших друг за другом трансформаций, судя по всему, новыми элитами, пришедшими к власти после революции, и был сделан выбор в пользу Исламской республики как формы, только и способной, по их мнению, сохранить целостность многосоставного (полиэтничного, многоконфессионального) Иранского государства. Поэтому для правящего в Иране режима идеологическая триада подобно авторитарной монархии имеет вершину, состоящую из двух связанных пиков. Один пик соответствует государству в форме национального исламского государства, а другой — обществу в формате исламской религиозной общности. При этом Иран является участником обоих международных пактов о правах и свободах человека и его конституция содержит соответствующий раздел, который, правда, носит своеобразное название «Права народа».

Принципиальное значение имеет тот факт, что в Иране имеет место очень высокий уровень коррупции (ИВК_П = 0,73). Это свидетельствует о том, что, несмотря на теократический характер правления, коррупция в публичной сфере Ирана носит системный характер и поразила все уровни публичной власти, начиная с высшего руководства государства.

Для трансформационных неоавторитарных режимов, правящих в пяти африканских государствах, характерны следующие особенности.

Во-первых, становлению этих режимов либо предшествовали военные перевороты, в результате которых свергались более жесткие диктаторские режимы, либо их становление сопровождалось внутренними вооруженными конфликтами, в том числе и с иностранным вмешательством, т. е. имела место трансформация от более жестких к более «мягким» режимам.

Во-вторых, в рассматриваемых государствах, кроме Бурунди, после обретения ими независимости в той или иной форме имели место периоды влияния марксисткой идеологии. Так, в Эфиопии и Мозамбике от марксистской идеологии отказались сами нынешние правители, что в существенной мере было обусловлено распадом СССР и социалистического блока. В Гамбии была подавлена попытка радикальных сторонников марксисткой идеологии совершить военный переворот. В Мавритании и до настоящего времени правящий режим ведет вооруженную борьбу с военно-политической сепаратистской организацией ПОЛИСАРИО, провозгласившей социалистическую ориентацию.

В-третьих, для всех этих государств с момента обретения ими независимости и до настоящего времени существенное значение имеют проблемы укрепления единства и сохранения стабильности государства, что отражает характерный для этих государств высокий и очень высокий уровень хрупкости.

Для правителей, возглавляющих рассматриваемые режимы вне зависимости от того, является ли данный режим персоналистским или корпоративным, так же как и для постсоветской номенклатуры, их собственной идеологией является достижение материального обогащения и социального превосходства посредствам использования государственной власти, т. е. коррупция в публичной сфере.

В качестве политической идеологии массовой мобилизации населения на поддержку правящих режимов в этих государствах используется идеология укрепления единства страны и усиления национального суверенитета. При этом в связи с отмеченными выше особенностями становления этих режимов можно говорить и о том, что в рамках такой идеологии режимы не только отказались от социализма, но и используют в своих целях критику социалистического пути развития, марксистской идеологии, а также радикального национализма.

В контексте характера становления правящего режима и его идеологических предпочтений для мобилизации масс в подгруппе трансформационных неавторитарных режимов выделяются режимы, правящие в государствах Латинской Америки — Никарагуа и Венесуэле.

Во-первых, на начальном этапе формирования этих режимов их лидеры становились президентами — главами государств в результате свободных и честных, демократических выборов, а именно У. Чавес в Венесуэле в 1998 г. и Д. Ортега в Никарагуа в 2006 г., т. е. имела место трансформация от демократических режимов к неоавторитарным. При этом принципиально важно отметить, что последующие президентские и парламентские выборы в этих государствах, по данным «Дома Свободы», уже не являлись свободными и честными.

Следует также отметить, что для Д. Ортеги эго было второе «пришествие во власть». Он был одним из лидеров Сандинистской революции, свергнувшей в 1979 г. диктатора А. Самосу. Затем Д. Ортега возглавил Правительственную хунту национальной реконструкции, которая с 1980 г. начала строить в Никарагуа социализм. В 1982 г. правительство Д. Ортеги ввело в стране чрезвычайное положение, действовавшее до 1988 г. В 1984 г. он был избран президентом на выборах, легитимность которых оппозиция не признала. Затем трижды — в 1990, 1996 и 2001 гг. — Д. Ортега проигрывал президентские выборы, и в период с 1990 по 2006 г. в Никарагуа правил демократический режим. В 2011 г. Д. Ортега в третий раз выиграл президентские выборы, к которым его допустил Конституционный суд, изменив пункт конституции, не позволявший действующему президенту повторно без перерыва баллотироваться на этот пост^[7].

У. Чавес становился президентом Венесуэлы четыре раза — в 1998, 2000, 2006 и 2012 гг. — во многом благодаря тому, что в 1999 г. изменил конституцию, в которой срок президентских полномочий был увеличен до шести лет и действующему президенту была предоставлена возможность избрания на второй срок. После смерти У. Чавеса президентом Венесуэле в 2013 г. стал его политический преемник Н. Мадуро. При этом в декабре 2015 г. в Венесуэле состоялись парламентские выборы, победу на которых одержал оппозиционный блок «Круглый стол Демократического единства». Этот блок получил 99 мест из 167 в однопалатной Национальной ассамблее, что может стать началом конца правившего 17 лет левого режима Чавеса — Мадуро^[8].

Во-вторых, и в Никарагуа, и в Венесуэле трансформационные неоавторитарные режимы и их лидеры опираются на правящие доминантные партии с левой идеологией.

В Никарагуа еще со времени Сандинистской революции такой партией является Сандинистский фронт национального освобождения, который начинал свою деятельность как марксистская партия, но в настоящее время придерживается идеологии левого традиционализма.

В Венесуэле У. Чавес начинал свою политическую деятельность как лидер широкой коалиции левых партий, но в 2007 г., после так называемой Боливарианской революции, создал собственную партию — Единую социалистическую партию Венесуэлы, идеологией которой является боливиаризм. Боливиаризм, главным идеологом которого и был сам У. Чавас, представляет собой вид социалистического учения, в котором акцент смещается с национал-патриотизма к левому радикализму^[9]. Примечательно, что поначалу У. Чавес позиционировал свою идеологию как «социализм XXI века», более открытый и гуманный, чем, например, кубинский социализм, который лидер Венесуэлы сравнивал с «бункером».

При этом как левый традиционализм Д. Ортеги, так и боливиаризм У. Чавеса и его политического преемника Н. Мадуро институционально ориентированы на построение национального социалистического государства, в котором формой правления станет так называемая социалистическая демократия.

В-третьих, и в Венесуэле, и в Никарагуа имеет место очень высокий уровень коррупции, а следовательно, коррупция в публичной сфере этих государсгв носит системный харак тер, она поразила все уровни публичной власти, начиная с высшего руководства государства, и идеология коррупции служит собственной идеологией правящих социальных групп и их лидеров. Подтверждением этого может служить и то, что правящие в Венесуэле и Никарагуа неоавторитарные режимы удерживают власть во многом благодаря именно политической коррупции. Так, У. Чавес использовал для удержания власти внесение в 1999 г. в конституцию положений об увеличения срока президентских полномочий до шести лет и о предоставлении действующему президенту возможности избрания на второй срок. А для сохранения власти президентом Д. Ортегой Конституционный суд Никарагуа внес по его запросу в 2011 г. изменение в конституцию, позволявшее действующему президенту повторно без перерыва баллотироваться на этот пост. При этом следует напомнить, что существенную роль в поражениях Д. Ортеги на президентских выборах в 1996 и 2001 гг. сыграло то, что он публично был обвинен в коррупции^[10].

Здесь следует также отметить следующее обстоятельство. Наряду с лидерами правящих в Венесуэле и Никарагуа неоавторитарных режимов, к «радикалам» в рамках так называемого левого поворота в Латинской Америке относят лидеров правящих в Боливии и Эквадоре режимов Э. Моралеса и Р. Корреа^[11]. При этом правящие в Боливии и Эквадоре режимы относятся к электоральным демократиям, так как пока там обеспечиваются свободные и честные выборы. Однако второй бинарный порядок иолиархической демократии, а именно сменяемость по результатам выборов должностных лиц и в Боливии, и в Эквадоре перестает обеспечиваться. Действительно, Э. Моралес уже трижды избирался президентом Боливии — в 2005, 2009 и 2014 гг. — и также трижды избирался президентом Эквадора Р. Корреа — в 2006, 2009 и 2013 гг. Таким образом, в этих государствах формируется режим доминирующей власти, а значит, в Боливии и Эквадоре возможна трансформация от демократических режимов к неоавторитарным по типу режимов, правящих в Венесуэле и Никарагуа, которые рано или поздно деформируют в интересах удержания власти институт свободных и честных выборов.

Важным представляется тот факт, что все государства с правящими неоавторитарными режимами, входящие во вторую подгруппу, являются участниками международных пактов о правах человека, за одним небольшим исключением — Мозамбик не является участником пакта об экономических, социальных и культурных правах.

Таким образом, трансформационным неоавторитарным режимам, так же как и постсоветским неоавторитарным режимам, свойственна трехслойная идеологическая компонента, включающая латентную идеологию коррупции как идейно-ценностную основу для правящих социальных групп, идеологию национального государства для публичного внутриполитического потребления и декларируемую для внешнеполитического употребления имитацию приверженности ценностям человека, его прав и свобод. При этом на публичной вершине идеологической триады де-факто также находится национальное государство, требующее всемерной защиты его суверенитета.

• [1] В Армении 6 декабря 2015 г. прошел референдум по изменению президентскойформы правления на парламентскую, в ходе которого абсолютное большинство гражданвысказались за конституционную реформу (см.: ЦИК Армении утвердил итоги референдума по изменению Конституции // РИА Новости. 2015. 13 декабря. URL: http://ria.ru/world/20 151 213/1341296384.html#ixzz3uqzaGebl).
• [2] Об отличиях, в частности, современной российской номенклатуры от советской номенклатуры см.: Нисневич Ю. Л. Регенерация номенклатуры как правящего социального слоя.
• [3] Яковлев Л. II. Сумерки. С. 367.
• [4] Олсон М. Власть и процветание. Перерастая коммунистические и капиталистическиедиктатуры. М.: Новое издательство, 2012. С. 39.
• [5] Панфилова Е. Ценностная революция: как расследования коррупции меняют мир //РосБизнесКонсалтинг. 2016. 8 апреля. URL: http://www.rbc.ru/opinions/society/05/04/2016/57036a519a794707bbb2fa48?from=typeindex%2Fopinion
• [6] Олсон М. Власть и процветание. С. 33.
• [7] Сандинисты выдвинули кандидатом в президенты Даниэля Ортегу; суд разрешил емуучаствовать в выборах второй раз подряд // Газета.ру. 2011. 27 февраля. URL: http://www.gazeta.ru/news/lenta/2011 /02/27/ n_ 1 723 397. shtml
• [8] Выборы в Венесуэле: начало конца латинского социализма? // Русская службаВВС. 2015. 7 декабря. URL: http://www.bbc.com/russian/international/20i5/12/151 207_venezuela_election
• [9] Кусакина М. В. Концепция боливаризма в современной политической мысли Латинской Америки (1980;е гг. — начало XXI в.): дис… канд. полит, наук // Научная библиотекадиссертаций и авторефератов disserCat. URL: http://www.dissercat.com/content/kontseptsiya-bolivarizma-v-sovremennoi-politicheskoi-mysli-latinskoi-ameriki-1980;e-gg-nacha
• [10] Персоны. Президент Никарагуа Даниэль Ортега // Latindex.ru. URL: http://latindex.ru / content/articles/10 313/
• [11] Букова И. А. Тенденция регионализации и «левый поворот» в странах ЛатинскойАмерики: дис. … канд. полит, наук // Научная библиотека диссертаций и авторефератовdisserCat. URL: http://wvv.dissercat.com/content/tendentsiya-regionalizatsii-i-levyi-povorot-v-stranakh-latinskoi-ameriki