Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Другой внутри нас. 
Стадия зеркала

РефератПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

3] «Мой язык известен мне не в большей степени, чем мое тело, — как его видит другой. Я не могу услышать ни своей речи, ни увидеть своей улыбки» (Сартр Ж.-П. Первичное отношение к другому. С. 221). Любопытно, что еще столетием ранее такого же рода состояниесознания воспроизведено в художественной литературе. Один из героев романа Г. Мелвила"Моби Дик" признается своему партнеру: «Да, Бартлби… Читать ещё >

Другой внутри нас. Стадия зеркала (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Жизнь в образе и одновременное управление этим образом — чрезвычайное испытание для психики. В подобном состоянии художник испытывает ощущение двойной детерминации, исходящей от его «Я», от «Я» его персонажа как alter ego творца. Сила субъективной преломленное™ образа, степень глубины мысленного представления впрямую влияет на убедительность актерского действия: публика с замиранием следит за сиюминутным, рождающимся на глазах образом, либо испытывает отстранение, ощущая превалирование наработанных приемов и техники актерской игры.

У актера, выстраивающего роль, вначале складывается новый образ себя, а затем — способность размещать этот образ (себя) в порядке языка спектакля: пластически, интонационно, динамически. Существенна одновременная взаимозависимость этой цепочки: увидеть, вообразить, тут же привести в действие, затем — вновь увидеть. Челночные движения самонаблюдения и жизни актера в образе почти неразличимы: гештальт самонаблюдения и мгновенного согласованного действия подобен механизму сознания музыканта, дирижирующего из оркестра: он и организатор сценического исполнения, и его участник.

Другой внутри нас. Стадия зеркала.

Петров-Водкин К. Автопортрет. 1918.

Размышления над перипетиями самоидентификации в творчестве в этой связи невозможно вести, не анализируя существенную роль стадии зеркала, позволяющей художнику замыслить и реализовать свои формообразующие функции[1]. С подобной стадией зеркала напрямую связан комплекс борьбы за признание. Если воспользоваться фрейдовской топикой — нарциссическая направленность либидо на себя.

Становление любого человека испытывает воздействие двух важнейших и конкурирующих посылок. Первую можно обозначить так: усилия по кристаллизации моего «Я» связаны с желанием совпасть с самим собой. Я лучше других способен оценить органичность либо искусственность для себя любых внешних моделей, образов, представлений. Знаю, что мне следует присваивать, а от чего следует дистанцироваться. Высшая инстанция в строительстве самого себя — мой внутренний голос и интуиция. Противоположная посылка связана с ощущением значимости взгляда и оценок Другого. Экзистенциализм формулирует ее так: «Взгляд Другого манипулирует моим телом в его обнаженности, заставляет его явиться на свет, вылепливает его, извлекает его из неопределенности, видит его так, как я его никогда не увижу. Другой владеет тайной: тайной того, чем я являюсь«[2] (курсив мой. — О. К.). Вторая посылка раскрывает важнейший механизм становления индивидуальности в значительной мере иод влиянием мнения Другого, под влиянием взгляда, едва ли не обрекающего «Я» на похищение этим Другим.

Искусство и философия XX в. много рассказали о состояниях заброшенности, потерянности человека, о невозможности обрести взаимное понимание с партнером, о трудности рационального постижения себя, о несовпадении голоса «Я» и голоса Другого. В ситуации, когда человек испытывает изначальную нехватку целостности, ущербность усеченного самосознания, инстанция его «Я» оказывается сформирована отчуждающей идентификацией. Если признанный обязан признанием Другому, то Другой — господин моего собственного существования[3].

Размышляя о границах человеческой свободы, Сартр не уставал акцентировать определяющую роль взгляда, приходящего извне: «Ощутить подлинность собственного существования можно лишь в той мере, в какой ты представлен в Другом»[4]. «Я существую потому, что раздариваю себя»[5], — продолжал Сартр, настаивая, что «Я» человека сформировано не только аккумуляцией его субъективности. Такого рода усложнение исходных координат по-новому оценивало степень самодостаточности индивидуального «Я», горизонты зависимости, свободу волеизъявления и полноту самореализации. Становилось ясно: «Я» способно к непрестанному выбору себя, превосхождению и трапсцендированию себя только в диалоге с Другим, отношение к которому у Сартра двойственно: «Наша взаимная потребность друг в друге требует и единства, и сохранения разобщенности. Другой претендует на меня, в то же время он заинтересован в сохранении моей свободы, ибо взыскует меня как иное себе»[6]. Итоговое понимание свободы человека, которое Сартр выразил в работе «Святой Жене», выглядит довольно замысловато: «Человек есть то, что он делает из того, что из него сделали»[7].

Особый интерес для рассмотрения этой проблемы представляет сфера художественных форм со стереоскопией отраженного в них целостного человека. Сфера, позволяющая преодолеть ограниченность понятийных конструкций с их тотальным упрощением в понимании человеческого «Я», его главнейших нужд и возможностей. «Запоминаешь одно, а вспоминается совсем другое» — множество подобных ключевых положений психоанализа искусство способно было являть в своих образных решениях гораздо ранее их теоретического обоснования. Сегодняшний анализ истории искусства показывает, что в художественных творениях зашифровано множество парадоксов сознания, которые наука смогла сформулировать гораздо позже[8]. Возьмем, к примеру, хотя бы такую картину Р. Магритта как «Запретное воспроизведение» (1937). На полотне изображен мужчина, стоящий спиной к зрителю и рассматривающий себя в зеркале, где он видит, как это ни странно, не свое лицо, а именно свою спину. Цепочка ассоциаций намекает то ли на принципиальную лживость зеркала, невозможность адекватного самоотождествления через свой же отраженный образ. То ли это жест художника, уставшего от всевидящего и потому инквизиторского взгляда общества и его СМИ, от невозможности оградить свою частную жизнь от досужего интереса Другого.

И экзистенциализм (Сартр), и неофрейдизм (Ж. Лакай) настойчивы в своем основополагающем лейтмотиве: когда человек хочет удостовериться в подлинности своего существования, он принципиально не может исходить из данных спонтанного самосознания; не должен обманываться позицией, высвечиваемой «Я» (бытием-для-себя). Человек обречен оценивать себя через соотнесение со взглядом Другого. Этим Другим на время может стать и он сам.

  • [1] Вот некоторые ключевые понятия, выражающие суть стадии зеркала: собственное «Я*самонаблюдение, идентификация, «Я"-пленение, первичный нарциссизм, самовосприятие.
  • [2] Сартр Ж.-П. Первичное отношение к другому: любовь, язык, мазохизм // Проблемачеловека в западной философии: сб. М.: Прогресс, 1988. С. 207.
  • [3] «Мой язык известен мне не в большей степени, чем мое тело, — как его видит другой. Я не могу услышать ни своей речи, ни увидеть своей улыбки» (Сартр Ж.-П. Первичное отношение к другому. С. 221). Любопытно, что еще столетием ранее такого же рода состояниесознания воспроизведено в художественной литературе. Один из героев романа Г. Мелвила"Моби Дик» признается своему партнеру: «Да, Бартлби, никогда я не чувствую себя до такойстепени самим собой, как когда знаю, что ты здесь… Тогда я проникаю в предустановленныйзамысел своей жизни» // Мелвил Г. Моби Дик или Белый кит. М.: Худож.

    литература

    1975.С. 112.

  • [4] Сартр Ж-П. Бытие и ничто: опыт феномснол. онтологии. М.: Республика, 2000. С. 118.
  • [5] Сартр Ж.-П. Первичное отношение к другому. С. 217.
  • [6] Сартр Ж.-II. Бытие и ничто. С. 413.
  • [7] Сартр Ж.-П. Философские пьесы. М.: Канон, 1996. С. 310. Интересно обратить внимание на то, что в «Герое нашего времени» М. Лермонтов обыгрывает близкую мысль; в дневнике Печорина читаем: «Я никогда не был подлым, агрессивным человеком. Но все окружающие видели подлеца в моем лице, видели черты предательства, и эти черты, в конце концов, появились». См.: Лермонтов М. Ю. Сочинения: в 1 т. М.: НанЪинтер, 1999. С. 430.
  • [8] «Композитор беспорядочного звука, поэт расчлененного языка, живописец и скульпторфрагментированного зримого и осязаемого мира — все они изображают распад Я и, по-новомусобирая и компонуя фрагменты, пытаются создать структуры, обладающие совершенствомновой значимости» (Кохут X. Восстановление самости. М.: Когито-центр, 2002. С. 268).Действительно, крушение иерархии эстетических свойств, центрированных понятием классического искусства, не уничтожило в последнем столетии сам феномен художественности, порождая новый взгляд на креативную роль детали, фрагмента, знака, «дословного» жеста.(Этим сюжетам посвящены, в частности, работы последних лет О. В. Беспалова и Е. А. Кондратьева.)
Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой