Проблема автономии технологии

Что такое проблема автономии технологии. Понятие «автономии технологии» также возникло в русле технологического пессимизма.

В условиях бурного научно-технического развития технология выглядит как некая самостоятельная сила, принудительно и властно преобразующая общество. Проблема автономии технологии заняла одно из важнейших мест в философии техники и технологии. Она оживленно дискутировалась в философско-социологической литературе в прошлые десятилетия и продолжает вызывать споры.

Понятие «автономии технологии» имеет несколько значений. Среди них можно выделить следующие:

• 1) собственные, внутренние закономерности науки и техники как ведущий фактор научно-технического развития (или тезис иитерпализма);
• 2) свобода научно-технической деятельности как принципиальное условие для научно-технического развития. Речь идет об обеспечении максимальной автономии научно-технического сообщества от влияния других сфер общественной жизни (государственных вмешательств, широкого гражданского контроля и др.);
• 3) доминирование технологии в процессе ее продвижения над разнообразными социальными факторами (над моралью, над публичным контролем, над институтами общества). Технология постепенно преодолевает все препятствия и формы противодействия и в конечном счете берет верх над обществом;
• 4) технология как особая всеохватывающая «гиперсреда». В эпоху глобализации она становится единой и независимой по отношению к конкретным обществам и культурным системам.

Во всех этих значениях технологическая сфера (ее разработки, распространение, внедрение) выглядит как некая внешняя, но отношению к социуму область. В предельно обобщенном виде под автономией технологии можно понимать некую суммарную совокупность современных условий, которые обеспечивают то, что технология оказывает столь мощное и глобальное влияние на общество, индивида, окружающую среду.

Технологический детерминизм и технологический императив. Во второй половине XX в. в зарубежной литературе проблема автономии технологии приобрела вид дискуссий вокруг понятий «технологический детерминизм» и «технологический императив»^[1].

Под технологическим детерминизмом можно понимать точку зрения, утверждающую (в различных разновидностях), что на общественные изменения в большой степени влияют изменения в технологии.

Техническая модернизация несет изменения в социальных отношениях, представлениях, образе жизни, формирует новые институты и т. п. Грубо говоря, в значительной мере «технология детерминирует историю». Тема технологического детерминизма родилась в связи с изучением на Западе наследия К. Маркса, который, как казалось, дал повод к такому пониманию его учения.

Различают две версии технологического детерминизма — сильную и слабую. Сильная версия утверждает, что развитие технологий имеет довольно жесткую траекторию, которая развивается по собственным внутренним законам. Обществу при этом не остается ничего иного, кроме как следовать за развитием технологий и внедрять в общественную жизнь очередные новшества. Слабый вариант технологического детерминизма склонен не признавать, что у технологического развития есть какая-то особая внутренняя логика, однако он настаивает на том, что реальные возможности общества влиять на ход технологического развития или изменять его очень ограничены. Поэтому общество выступает в большей мере как пассивный потребитель технологии, а примеры активного и эффективного общественного вмешательства в технологическое развитие очень редки.

В рамках социальной критики технологии возник также тезис технологического императива (Ж. Эллюль, Г. Маркузе, X. Озбехан и другие). «То, что может быть сделано, то должно быть сделано» — так звучит одна из его формулировок. Речь здесь идет о своеобразном феномене, характерном для современного технологического общества: то, что технически достижимо, в конце концов, обязательно реализуется.

Например, если оказывается, что в ходе технологического развития, с появлением комплекса специальных техник возникло положение дел, при котором в скором времени могут стать технически возможными манипуляции с изменением генома (вырезание и вставка генов в цепи ДНК, перенос их из одной клетки в другую и т. п.), то следует ожидать, что вскоре станет реальностью создание генетически модифицированных организмов (ГМО). Технологическое развитие «не остановится» перед тем, чтобы не испробовать такую возможность, если она уже находится в пределах технической достижимости. (А дальше, разумеется, этим разработкам постараются приписать высокий уровень ожидаемой социальной пользы.).

В тезисе технологического императива звучит очевидная моральная провокация. Он явно направлен против классического категорического императива И. Канта. Как известно, И. Кант выдвинул всеобщую моральную формулу, согласно которой человек не может служить средством, а должен всегда выступать только целью. Приход «технологического императива» подрывает это классическое требование и проводит ту мысль, что технология как сфера разработки средств обладает автономным движением от возможного к реальному и навязывает морали собственные категории должного. Развитие технологии есть само по себе некий «правильный процесс», в соответствии с которым должны меняться и моральные убеждения. Технологическое продвижение, таким образом, существенно увлекает за собой и мораль, содействуя ее изменениям.

Противостояние технологическому детерминизму: социальный конструктивизм. Начиная с 1980;х гг. проблема автономии технологии заметно сместилась в социологическую плоскость. К тому времени работы в области истории и социальных исследований технологии, а также философии и социологии науки показали сложный характер технологического развития и важность социального контекста.

В 1984 г. в Нидерландах представители различных исследовательских традиций объединились в международную рабочую группу, что ознаменовало новый этап в развитии исследований технологии. В 1987 г. участники этой группы опубликовали сборник статей, дающий представление о складывающейся исследовательской парадигме¹. Новый подход в изучении процессов технологического развития получил название «социальный конструктивизм». В этом русле работают В. Бийкер, М. Каллон, Б. Латур, Дж. Ло, Т. Пинч, А. Рип, Т. Хьюэс и многие другие авторы^[2][3].

Под термином «социальный конструктивизм» (в узком смысле означающим специальный подход к изучению технологии) сегодня объединяют совокупность различных исследовательских направлений, которые, однако, разделяют одну общую предпосылку. Все они исходят из того, что технологию следует понимать не как самостоятельную, независимую сущность (так называемый «технологический эссенциализм»), способную «извне» влиять на общественное развитие, а как сложный процесс, который изначально погружен в контекст социальных взаимодействий.

Представители социального конструктивизма стремятся эмпирически опровергнуть тезис технологического детерминизма, показать, что не существует никакой заранее предопределенной логики технического развития, по отношению к которой общество играет роль пассивного объекта изменений.

Кроме того, сторонники этого течения полагают, что работы в стиле технологического детерминизма имеют слабое методологическое основание. Такие работы, как правило, сразу настроены на категоричные и преувеличенные суждения о технологическом развитии, на яркие, но малообоснованные обобщения. Это мешает получить более точную и беспристрастную картину.

Несомненное достижение социальных конструктивистов состоит в том, что они продемонстрировали сложное сплетение технологии и окружающего ее социального контекста. С этой точки зрения, следует говорить не столько о технологиях в той или иной отрасли, сколько, скорее, о социотехпических системах, так как технология действует не «сама», а только в окружающей ее социальной среде. Для того чтобы технология заработала, помимо наличия технических объектов требуется также специальная социальная структура.

Например, использование личного автомобиля всегда предполагает скоординированное коллективное действие целой сети участников¹. Социолог Т. Хьюэс в известной работе по истории электрификации западного общества показал, что технические системы представляют собой некую «бесшовную ткань» (seamless web) технических и организационных составляющих, обоюдное развитие которых совместно обеспечивает продвижение и распространение в обществе той или иной технологической инновации^[4][5].

Широкую популярность приобрела в последнее время также концепция «актор — сеть» {actor — network), которую развивают известные французские социологи Б. Латур и М. Каллон^[6].

Данная концепция рассматривает различные социальные процессы (прежде всего, процессы производства научного знания и создания технических артефактов) как сложные социальные «сети», в которых и одушевленные, и неодушевленные участники рассматриваются наравне друг с другом. Акторами (деятелями) в этой сети могут быть как люди, так и объекты — в том числе открываемые наукой сущности (например, бактерии, гены, молекулы, озоновые дыры), а также материальные ресурсы, знания, информация и т. п.

Производство научного знания и технологическое развитие понимаются как процесс формирования и расширения особых социальных структур, в которых устанавливаются определенные отношения между акторами (между людьми, знаниями, лабораторным оборудованием и т. п.). На некотором этапе социальная сеть приобретает устойчивый, стабильный характер и, в определенном смысле, «захлопывается» (black-boxed^г), начинает функционировать в обществе «автоматически», подобно хорошо отлаженной машине. Этим она скрывает в себе те сложные схемы взаимодействий людей, объектов, знаний и других сущностей, из которых она состоит и которые были более зримы в период роста сети.

Концепция «актор — сеть» отвергает односторонний взгляд на технологию как лишь на материальный объект и рассматривает ее в контексте динамичных, постоянно изменяющихся и сложно организованных социально-технических сетей.

Итак, социальный конструктивизм решительно противостоит установке технологического детерминизма. Технология — не неизбежность, которая заложена в некоей внутренней логике научно-технического развития, а развивающийся процесс, происходящий всегда с участием самого общества.

Факторы, поддерживающие автономию технологии. Несмотря на явный вклад, который социально-конструктивистский подход сделал для прояснения проблемы автономии технологии, эта проблема продолжает оставаться сложной и многоплановой. Сам социальный конструктивизм сопровождают внутренние методологические трудности. Ряд авторов убедительно критикует концепцию «актор — сеть» и сходные социально-конструктивистские работы¹.

Так, известный американский философ Л. Виннер обсуждает важную проблему неконтролируемости технологического развития. Эта проблема — своего рода индикатор того, что тема автономии технологии продолжает скрывать в себе массу нерешенных трудностей, даже если считать, что социальные конструктивисты в целом подорвали сильную версию детерминистского видения технологического развития^[7][8]. Виннер поднимает вопрос о взаимосвязи технологии и политики, указывая, что технологии могут быть тесно связаны с определенными политическими отношениями (см. параграф 4.5). Он критикует социальных конструктивистов за то, что их подход недооценивает важную роль властных процессов и различий в истории технологического развития^[9].

Бурное технологическое развитие порождает множество политических, социальных, организационных, институциональных проблем. Кто обладает реальными властными ресурсами для производства инноваций? Кто и какими процедурами определяет, какие следует развивать линии разработок? Кто и по каким критериям проводит оценку создаваемых и внедряемых технологий? Каково участие демократической общественности в этих процессах?

Конструктивисты, конечно, правы в том, что технология как сфера творческой деятельности сама по себе есть не замкнутая техническая система, а часть социальных и политических систем. Динамика технологии — это совокупность сложных инновационно-модернизационных процессов в самом обществе. Однако необходимо признать также известное подчиняющее воздействие технологизации. В определенной мере технология все же может рассматриваться как автономная, даже принудительная сила, которая оказывает фундаментальное влияние на общество и с которой приходится считаться. Ключевой механизм этого подчиняющего влияния состоит в том, что развивающаяся и растущая сфера технологии непрерывно продвигает в нашу жизнь особую нормативность. Это происходит различными путями.

Прежде всего, новая технология по определению вводит (или должна вводить) некий новый способ действия — в чем-то более совершенный и эффективный по сравнению с предыдущими способами. Это можно считать первичной нормативностью, приносимой технологией. Если новая технология демонстрирует нам явный выигрыш в результативности, то это оказывается наиболее прямым и непосредственным внесением нормативности в наши сложившиеся образцы деятельности. Рано или поздно все те, кто заинтересован в результативном действии, окажутся вынужденными подчиниться новой нормативности.

Если мы рационально преследуем какую-то цель, то нам волей-неволей придется обратить внимание на технологию, предназначенную для ее достижения, и мы уже не можем ею пренебречь. Для отказа от нее действующему субъекту придется искать какие-то специальные обоснования, так как технология сама по себе изначально обоснована своей эффективностью.

Ярким примером может служить военная сфера. Если мы видим, что армии других стран приняли на вооружение новую эффективную технологию (например, технологию маскировки), то это выступает как очевидный императив для национальной обороны, а отказ использовать такую технологию в системе безопасности придется основательно объяснять.

Помимо указанной первичной нормативности в технологическом развитии играют роль и вторичные нормативности, не порожденные непосредственно эффективностью. Это, например, оценочные системы, которые исходят из дополнительных достоинств технологии, связанных, скажем, с престижем, модой, эстетикой, комфортом и т. п.

Процессы развития и распространения технологий протекают в сложном контексте оценок технологии с точки зрения ее всевозможных первичных и вторичных выгод и недостатков. Однако преимущество в эффективности — важнейший обязывающий фактор, благодаря которому обеспечивается начальное обоснование технологии и приходящий вместе с ней некий нормативный посыл. Это существенный момент, который проясняет своеобразную «императивность» процессов технологического развития.

Кроме того, особая «власть» приходящей в общество технологии состоит в том, что технология может предоставлять уникальный инструментальный доступ к какой-то деятельности, эффекту, уровню реальности и т. п. Нередко этот доступ отстоит весьма далеко от сферы более традиционных способов действия (тех, которые имелись в отсутствие данной технологии). Новая технология, таким образом, создает разрыв с предыдущим опытом и одновременно приносит с собой некую безальтернативность. Так, если мы хотим работать на уровне иммунологических объектов и процессов, мы не можем не взять на вооружение некоторые совершенно безальтернативные базисные техники (в частности, технологию рекомбинантных ДЫК) (рис. 4.1).

Рис. 4.1. Нормативное воздействие технологии

Эти особенности позволяют говорить о самостоятельном, принуждающем действии технологии. Внутренние достоинства технологии в конечном счете оказывают сильное воздействие на ключевых участников социальных взаимодействий.

Это объяснимо также в рамках модели «движения среди возможных миров». Как уже говорилось (см. параграф 2.6), можно выделить три уровня обусловленности технологического продвижения: 1) на уровне структуры достижимости как таковой; 2) на уровне технологических парадигм; 3) на уровне широких социальных влияний. При этом возможны влияния не только «сверху вниз», но также и «снизу вверх». Изменения в структуре технической достижимости, в картине технологических парадигм сами оказывают обратное влияние па социальный контекст (рис. 4.2).

Рис. 4.2. Взаимное воздействие технических и социальных факторов

В параграфе 2.6 говорилось также, что в эмпирических процессах технологических разработок можно выделить идеализированный каркас потенциально достижимых (и постепенно реализуемых) действий, и эта идеальная траектория не сводима к сумме реакций на социальные влияния, а обладает самостоятельным существованием.

Траектория изменений технической достижимости способна оказывать значительное воздействие на социальных акторов — особенно если развиваемая технология несет важные преимущества, которые сами по себе убеждают социальных игроков, заставляют считаться с собой. Грубо говоря, сама технология может «вступать в игру» и становиться равноправным «игроком». Таким образом, здесь, в сети обратных связей, вполне могут возникать самоподдерживающиеся линии технологического развития, которые с дальнейшими успешными шагами лишь укрепляют свою социальную поддержку и тем самым — «автономию» от социального контекста.

Социотехнологический парадокс. Научно-технологическое развитие генерирует некий инновационный избыток, который оказывает массивное воздействие на общество. Интересно, что никакие другие системы общества не сравнимы с наукой и технологией, но инновационному потенциалу. Единственным соизмеримым актором выступает лишь бизнес (предпринимательство), который тоже внутренне состязателен (как и научно-познавательное предприятие) и на современном уровне тоже работает как поисковая система, четко нацеленная на новые идеи, решения, организационные формы и т.н. Технологическая сфера и система инновационного бизнеса как бы действуют в одном направлении, сращиваются; они взаимно заинтересованы друг в друге. В итоге они все более становятся единой поисковой системой.

В этих условиях возникает фундаментальный парадокс, состоящий в следующем.

• 1. Наиболее крупные изменения в общественной жизни развитых стран связаны сегодня не со сферой социально-политических перестроек и реформ, а с новыми технологическими достижениями. Основные социально-политические институты оказываются консервативнее, чем технический прогресс.
• 2. При этом как раз главные генераторы модернизации (бизнес, научнотехнические сообщества) заинтересованы в тщательном сохранении и укреплении базисных западных институтов: таких как свободный рынок, частная инициатива, невмешательство государства, а также свободное межнациональное предпринимательство (глобальный рынок).

Эти базисные условия являются оптимальными условиями собственной жизнедеятельности генераторов модернизации. Особенно важно это для крупных транснациональных корпораций, которые обладают огромным влиянием в мире, нацелены на долгосрочный успешный бизнес, новые рынки, прорывы в конкурентной борьбе.

• 3. При этом приходящие с новыми технологиями инновации порождают явления, которые затрагивают основы институтов, генерирующих новое
• (гражданский контроль, вмешательства государства в свободный рынок, ограничения деятельности корпораций и др.).

В современном мире все более укореняется свободный рынок (ставший глобальным) и западная либеральная система ценностей. Эта социополитическая структура, видимо, не имеет каких-то особых внешних причин для разрушения. Западное общество, лидирующее в мире, все сильнее утверждает повсюду свои победившие ценности. Известный фиософ Ф. Фукуяма даже провозгласил «конец истории» с падением в 1990;х гг. СССР и всей международной системы коммунизма; с этим настала эпоха глобального торжества либерально-капиталистических институтов.

Однако сегодня массивные процессы социальных изменений проистекают из сферы научно-технических разработок. Под влиянием технологических достижений возникает непрерывный поток фундаментальных, все пронизывающих общественных изменений (промышленность, оборону, здравоохранение, быт, общественное сознание, мораль и т. п.). И социальные институты, и общество в целом выдерживают в этих условиях постоянное «давление» технологизации, сталкиваются со все новыми проблемами. Еще в 1920;е гг. американский социолог У. Огборн ввел понятие «культурного запаздывания», состоящего в том, что изменения в социокультурной сфере не успевают за достижениями в технике и экономике. Он предполагал (и оказался совершенно прав), что эта неравномерность общественного развития станет одной из важнейших проблем современного общества.

Причем в этой инновационной гонке действует механизм некоей «положительной обратной связи», который постоянно эскалирует, увеличивает размах инноваций. В конкурентных условиях рынка его участники стремятся оторваться в этом напряженном «забеге», стать лидерами (в идеале — моноили олигополистами). Однако при этом они сами же стимулируют подтягивание к ним других игроков (путем перекрестного бенчмаркинга, заимствования чужих достижений в своих целях). Вследствие этого каждый отрыв рано или поздно сглаживается, отставание конкурентов уменьшается, и лидеры должны предпринимать новый радикальный рывок.

Ярким примером может служить крупный фармацевтический бизнес, который по самой своей сути держится только на инновациях. Фармацевтические фирмы несут огромные и многолетние расходы на разработку новых препаратов, однако основную прибыль получают лишь на период действия патента, устанавливая высокую цену на свой препарат. Но затем появляются препараты «генерики», производимые фирмами-последователями уже по более низкой цене. Отсюда возникает самоподдерживающаяся инновационная система, делающая прибыль только на все новых запатентованных средствах.

Крупнейший философ XX в. К. Поппер в своей теории «открытого общества» критиковал концепции «историцизма», предполагающие наличие в истории каких-либо «объективных закономерностей» (идеи Г. Гегеля, К. Маркса и других). Его аргументация во многом базировалась на факте непредсказуемости достижений науки (которые существенно влияют на жизнь общества).

Однако теперь все оказывается в некотором роде наоборот: возможности научно-технологического прогнозирования и предвидения позволяют говорить о вполне распознаваемых тенденциях научно-технического развития, что обеспечивает возможность учитывать их влияние и при социальном прогнозировании. Примером может служить хотя бы прогнозируемая перспектива прихода сверхинформационного общества. Таким образом, в долгом споре исторического детерминизма против индетерминизма появляется совершенно новая тема. В игру вступают некие квазизакономерности развития общества техногенного характера.

Эти квазизакономерности развития общества отличаются тем, что они в немалой степени сознательно планируются и реализуются самими же социальными акторами. Они, конечно, носят принципиально «рамочный» характер (ибо все прогнозы лишь приблизительны). Однако то, что они вызовут крупные социальные изменения (особенно те активно продвигаемые разработки, которые нацелены на технологические прорывы), сомневаться не приходится. Иными словами, некая «магистраль исторического процесса», пусть и не абсолютная, все же имеется.

Центры производства новых технологий (крупные корпорации, лаборатории, технопарки, наукоемкие фирмы и т. п.) имеют реальные возможности генерировать не только технические, но и социальные изменения. Особенно это касается крупных корпораций, которые имеют огромные ресурсы (технологические, финансовые и др.), сконцентированные в условиях мощной «корпоративной рациональности». Своей деятельностью они «транслируют» долгосрочные линии технологического развития в серии социальных изменений. Они сами настойчиво формируют эти линии и сами же способны активно внедрять их в социум (через активный маркетинг, лоббирование, связи с общественностью и т. п.).

Однако последствия приходящих в общество технологий всегда оказываются намного шире и неожиданнее, чем это можно было спрогнозировать. И конечно, невозможно предвидеть аварии, технические сбои и другие техногенные происшествия.

Таким образом, социотехнологический парадокс проявляется в виде довольно противоречивой ситуации: главные центры модернизации заинтересованы в сохранении социально-политической стабильности, однако сами втянуты в непрерывные инновационные процессы и планируют внедрение их в общество. Тем самым они вызывают сложные социальные эффекты, создают новые риски для общества, т. е. повышают в нем неопределенность и в конечном счете раскачивают социально-политическую стабильность.

В пределе эти процессы «производства рисков» могут привести к сильным мерам: законодательным запретам (например, в отношении создания самособирающихся роботов, клонирования и др.), ограничениям транснационального бизнеса, жесткой регуляторной политике и т. п. Своей деятельностью генераторы модернизации и рисков порождают ответные социально-политические процессы противодействия собственной автономии, в которой они же заинтересованы.

• [1] Winner L. Autonomous Technology. Technics-out-of-control as a Theme in PoliticalThought. Cambridge: MIT Press, 1977; Does Technology Drive History?: the Dilemma ofTechnological Determinism / M. R. Smith, L. Marx (eds.). Cambridge: MIT Press., 1994.
• [2] The social construction of technological systems: New directions in the sociology andhistory of technology / W. E. Bijker, Th. P. Hughes, T. J. Pinch (eds.). Cambridge: MIT Press, 1987.
• [3] Callon M., Law J., Rip A. Mapping the dynamics of science and technology: Sociologyof science in the real world. London: Macmillan, 1988; Rip A., Misa Th.J., Schot J. Managingtechnology in society: the approach of constructive technology assessment. London: Pinter, 1995.
• [4] Akrich М. The description of technical objects / W. Bijker, J. Law (eds.). ShapingTechnology / Building Society. Studies in Sociotechnical Change. Cambridge: MIT Press, 1992.P. 205−224.
• [5] Hughes T. P. Networks of Power. Electrification in Western Society, 1880 — 1930. Baltimore, MD.: The John Hopkins University Press, 1983.
• [6] Cation M. Some Elements of a Sociology of Translation: Domestication of the Scallops andthe Fishermen of St Brieuc’s Bay / J. Law (ed.) // Power, Action and Belief. Routledge andKegan Paul. London, 1986. P. 196—229; Latour B. The Powers of Association // Power, Actionand Belief. P. 261−277.
• [7] Amsterdamska О. Surely You are Joking, Monsieur Latour // Science, Technology andHuman Values. 1990. Vol. 15. № 4. P. 495—504; Collins H. M., Yearly S. Journey into Space //Science, Technology and Human Values. 1990. Vol. 15. № 4. P. 369—389.
• [8] Winner L. Autonomous Technology. Technics-out-of-control as a Theme in PoliticalThought. MIT Press, 1977.
• [9] Winner L. The Whale and Reactor. Chicago: University of Chicago Press, 1986; Winner L. Upon opening the black box and finding it empty: Social constructivism and the philosophy oftechnology // Science, Technology, and Human Values. 1993. № 18. P. 362—378.