Отношения собственности и управления как необходимые формы человеческой деятельности

Актуальность темы

диссертации обусловлена прежде всего спецификой той социальной ситуации, в которую поставило себя современное человечество. Мир в начале третьего тысячелетия — это клубок обостряющихся противоречий на всех уровнях и во всех сферах общественной жизни. В сфере экономики борьба между финансовыми группами за передел мира вновь вспыхнула с. такой же силой, как и накануне каждой из двух мировых войн. В политической сфере эта борьба принимает обличье борьбы между союзами государств за сферы своего влияния, идущей сегодня с таким накалом, что многих людей уже пугает призрак третьей мировой войнывпрочем, еще большее количество людей напугано жупелом «международного терроризма», скрывающим от глаз непосвященных реальную борьбу реальных экономических и политических сил — жупелом, который усердно раздувают все борющиеся стороны. Ожесточилась борьба между разными этническими и конфессиональными группами, как раз и дающая повод для столь многочисленных и громких криков об «угрозе международного терроризма», по своим реальным масштабам гораздо меньшей, чем многие другие угрозы, порожденные современной цивилизацией (от терактов гибнет намного меньше людей, чем, скажем, в обычных автокатастрофах), — но очень пригодной для того, чтобы запугать обывателей и сделать их еще более управляемыми.

Все это происходит на фоне роста таких проблем, по сравнению с которыми «угроза международного терроризма» выглядит очень бледно. Загрязнение окружающей среды уже начинает оказывать заметное влияние на климат планеты и на здоровье сотен миллионов людей. Современное высокотехнологичное общество так и не сделало труд безопасным: ежегодно от несчастных случаев на производстве или профессиональных заболеваний погибает гораздо больше людей, чем от войн или от злоупотребления наркотиками и алкоголем. Войн не становится меньше, и так же, как во времена «холодной войны», огромные средства затрачиваются на производство самого разнообразного оружия, в том числе и массового уничтожения. Не становится меньше в мире и нищеты, голода, эпидемий. Несмотря на научно-технический прогресс, благодаря которому ученые вовремя з&секли рождественское землетрясение в бассейне Индийского океана, современная цивилизация оказалась по чисто социальным причинам неспособна спасти жизни сотен тысяч людей.

Обострилась борьба между людьми не только на уровне больших групп и организаций, но и на личном уровне: житель современного мегаполиса, зачастую не знакомый со своими соседями по подъезду, гораздо более одинок в толпе себе подобных, чем даже житель большого города пятьдесят лет назад (не говоря уже о члене крестьянской общины или средневековой цеховой корпорации), и потому гораздо менее связан моральными нормами в отношениях’со всеми остальными людьми, чем его предки. Жизнь современного большого города — это такая война всех против всех, которая по своей всеобщности не имеет аналогов во всей предыдущей истории человечества (кроме, может быть, жизни больших городов Римской империи эпохи упадка — таких же питомников одиночек в толпе, агрессивных и вместе с тем слабохарактерных индивидуалистов как преобладающего человеческого типа, как и современные мегаполисы). И даже в самых богатых странах мира нет никаких гарантий того, что жизнь каждого одиночки в толпе будет обеспечена и достойна человека: угроза безработицы висит над миллионами людей, и время от времени радикально уменьшать ее, создавая на какое-то время много новых рабочих мест, современное общество оказывается II" способно, лишь наращивая производство оружия.

Духовная культура индустриальной цивилизации (о постиндустриальном обществе, вопреки оптимистическим взглядам ряда теоретиков, даже в самых развитых странах говорить еще рано: то общество, которое мы имеем сегодня, сохраняет все основные черты индустриальной цивилизации, сформировавшиеся еще до НТР и лишь исказившиеся сегодня в результате разложения) очевидным образом находится в упадке. Она перестала быть орудием просвещения, превратившись в свою противоположность — в орудие для остановки дальнейшего духовного роста человека. Телевизор, с его боевиками, порнографическими зрелищами и спортивно-коммерческими шоу, стал для современного одиночки в толпе тем же, чем был для его позднеантичного предшественника древнеримский цирк эпохи императоров. Образование, так и не став подлинно всеобщим, обесценилось и утратило свой прежний авторитетда и что в этом удивительного, если оно, ранее способствовавшее формированию множества критически мыслящих творческих личностей, сегодня почти всегда оказывается лишь средством для формирования детали, вполне интегрированной в большую общественную машину и более-менее эффективно функционирующую в ней. Элитарная культура для ® немногих приобрела все черты декаданса, причем декаданса убогого: бодлеров, золя и рембо сейчас днем с огнем не сыщешь — одни пелевины, ерофеевы и, самое большее, лимоновы под ногами путаются.

Если вся современная цивилизация чем дальше, тем больше напоминает римскую цивилизацию эпохи упадка, то тем интереснее для нас, современных людей, как можно более точно понять: а чем же все-таки дело кончится? В той ситуации, в которой оказалось современное человечество, особо актуальной стала задача как можно более точного и однозначного прогнозирования его дальнейшего развития. Конечно, абсолютно точного и абсолютно однозначного прогноза никто и никогда дать не можетно в том-то и состоит задача познаний во все времена, чтобы все полнее и полнее познавать реальность, все более и более точно предсказывать будущее на основе все лучше и лучше понятого прошлого и настоящего, чтобы сводить к минимуму число прогнозируемых «возможных вариантов дальнейшего развития» .

Когда говорят об «альтернативности развития» — это свидетельствует о % неуверенности познающих в своей познавательной способности: тот, кто уверен в своей теоретической потенции, не боится отбирать из «возможных вариантов развития» как можно меньшее число наиболее вероятных — и с уверенностью выдвигать их в качестве наиболее достоверного прогноза. Риск ошибиться — вовсе не аргумент против такого подхода: какая-то степень ошибки всегда будет содержаться в любом выводе, в любом прогнозе — но снижать эту степень имеет смысл, лишь как можно глубже и полнее познавая действительность, а не нагромождая множество «возможных вариантов развития событий» (с расчетом на то, что чем больше вариантов нагромоздишь, то тем больше вероятность, что хоть один из них сбудется — и благодаря этому тебе удастся прослыть крутым аналитиком). Чем более однозначен прогноз, тем больше он, при прочих равных условиях, пригоден как руководство к действию', становится ясным, какое дело сулит верный выигрыш, а за какое и браться не стоит. Если же прогнозируемых вариантов слишком много — и все они подаются как равновероятные, то даже у самого активного деятеля опустятся руки: как действовать, если чуть ли не все равно возможно, и что бы ты ни сделалрезультат может быть практически любой с равной вероятностью?. Популярность 4} разговоров об «альтернативностиразвития» и проклятий по адресу исторического детерминизма в наше время есть одно из проявлений упадка современной культуры: оно свидетельствует о теоретической и практической импотенции современных интеллектуалов, об их конформизме (т. е. об отказе превращать свои теории и прогнозы в руководство к реальному действию, способному изменять общество), маскируемом под «свободу духа» .

То, что для изначально пассивного человека однозначный прогноз оказывается лишним поводом для того, чтобы сложить руки и ничего не делать — мол, судьбу не изменишь, — разумеется, не является аргументом против попыток делать однозначные прогнозы. Не является аргументом против таких попыток также и то, что для людей, по-детски не желающих соизмерять свои хотения с логикой развития реального мира, нагромождение множества равновозможных вариантов развития событий оказывается поводом для надежды на реализацию всякого рода неосуществимых утопий.).

Еще раз повторим: абсолютно однозначные прогнозы недостижимы, но к этому идеалу можно и должно стремиться. И уж во всяком случае недопустимо целенаправленно умножать количество прогнозируемых вариантов: перебор как можно большего количества мыслимых вариантов развития событий — это лишь начало процесса прогнозирования, который находит свое завершение лишь в том, ^ что все рассмотренное множество вариантов сводится к как можно меньшему количеству наиболее вероятных.

Чтобы делать как можно более достоверные и однозначные прогнозы, необходимо изучать объективные закономерности развития действительных объектов, их наиболее существенные, основные и повторяющиеся (а значитнаиболее необходимые, наименее случайные) свойства, связи, отношения, структурные формы. Такой объект, как общество, развивается через деятельность людей — следовательно, для точного прогнозирования общественного развития нужно изучать необходимые формы человеческой деятельности. В предлагаемой вниманию читателей диссертации как раз и доказывается, что отношения собственности и управления суть необходимые формы человеческой деятельности, показывается, по каким законам их развитие определяет развитие общества, и на основе познания этих законов дается прогноз развития человечества как в XXI веке (более конкретный и однозначный), так и на более отдаленное будущее (естественно, более абстрактный, бедный частными деталями — но вместе с тем и щ менее однозначный).

Степень разработанности проблемы. Отношения собственности и управления как необходимые формы человеческой деятельности. Именно так вопрос еще не ставил никто из авторов, с работами которых автору данного исследования довелось ознакомиться за всю его (не столь уж долгую, впрочем) жизнь. Однако проблема об общественных отношениях вообщеив том числе отношениях собственностикак необходимых формах человеческой деятельности давным-давно была поставлена марксистами, и вот уже добрых полтора столетия подряд к ней с самых разных сторон подходит масса иследователей (отнюдь не только марксистских). Перечислим лишь некоторых авторов, на работы которых автор данного исследования опирается — либо, напротив, противопоставляет им свои результаты, с которыми он либо соглашается — либо, напротив, полемизирует (причем зачастую автор числит одновременно и в своих учителях, и в своих оппонентах одного и того же человека):

Абовин-Егидес П., Адлер А., Адорно Т., Ахиезер А., Давыдов А., Шуровский М., Яковенко И., Яркова Е., Барлыбаев X., Бассиюни К., Бебель А., Березкин Ю., # Богданов А., Бодрийяр Ж., Брайсон В., Бродель Ф., Бузгалин А., Бутенко А., Бухарин.

Н., Валлерстайн И., Варга Е., Вебер М., Вейнингер О., Винер Н., Винниченко В., Вишневский А., Вольский А. (Махайский Я.), Восленский М., Галенович Ю., Гейзенберг В., Гордон Л., Клопов Э., Громыко А., Грэхэм Д., Делюсин Д., де Жанври А., Джилас М., Дилигенский Г., Добреньков В., Радугин А., Желев Ж., Завалько Г., Заки Валиди, Здоров А., Зиновьев А., Зубкова Е., Илюшечкин В., Иноземцев В., Инсаров М., Исаев М., Кагарлицкий Б., Касториадис К., Кастро Ф., Каутский К., Кацва А., Киссинджер Г., Клейн Д., Клифф Т., Клод А., Ковалевский С., Козлов В., Колганов А., Королевич А., Кропоткин П., Круглов С., Кузнецов В., Кузнецова И., Миронов В., Момджян К., Кун Т., Лакатос И., Лафарг П., Ленин В., Линден 10., Линчевский Э., Ломброзо Ц., Лопухов Б., Лукач Д., Майданик К., Майснер Г., Малевич И., Малиновский Б., Мандель Э., Мао Цзэ-дун, Маркс К. и Энгельс Ф., Маркузе Г., Меликишвили Г., Меньшиков С., Клименко Л., Миркин Б., Михайлович К., Мишле Ж., Нестеров Ф., Никольский Н., Ницше Ф., Новиков А., Нордау М., Овчинников К., Олдак П., Островский А., Пашенцев Е., Першиц А., Монгайт А., Алексеев В., Плетников Ю., Плеханов Г., Поляков Л., Попов Г., Пыжиков А., Разлацкий А., Райх В., Ракитская Г., Роговин В., Румянцев А., Самари К., Саттер Д., Семенов Ю., Серж В., Сидихменов В., Смирнова Г., Собуль А., Примаков Е., Сталин И., Тиктин X., Тоффлер А., Троцкий Л., Уиннингтон А., Усенин В., Каленский В., Маслов В., Фрейд 3., Фромм Э., Фукуяма Ф., Ханке Э., Хорни К., Чаянов А., Шевеленко А., Шемятенков В., Шубин А., Гайдар Е., Юферева Е., Benedict R., Брендель К., Симон А., Браун А., Икес Б., Ритерман Р., Голдман М., Мид М., Ноув А., Шапиро Л., Годсон Д.

Более подробный список авторов, а также список их работ, так или иначе касающихся данной проблемы или просто мимоходом дающих какие-то фактические материалы для ее разработки, см. в библиографии данной диссертации.

Целью диссертации является выяснение того, действительно ли отношения собственности и управления суть необходимые формы человеческой деятельности, исследование — в ходе этого выяснения — законов развития. общества, и на основе познания этих законов — выведение прогноза развития человечества как в XXI веке (более конкретного и однозначного), так и на более отдаленное будущее (необходимым образом более абстрактного, бедного частными деталями — по вместе с тем и менее однозначного). Достижение поставленной цели предполагает решение следующих взаимосвязанных задач:

1) раскрыть сущность отношений собственности и управления, дав их определения;

2) разработать классификацию отношений собственности. и управления;

3) выявить основные причины, определяющие, в каких пропорциях комбинируются основные типы отношений собственности и управления в системе общественных отношений — и в каком направлении эти пропорции изменяютсяисследовать основные закономерности развития отношений собственности и управления;

4) показать роль развития отношений собственности и управления в развитии всей системы общественных отношений, складывающихся в процессе человеческой деятельности;

5) показать роль отношений собственности и управления как необходимых форм человеческой деятельности во всех сферах жизни людей — от экономики до искусства, от политики до религии;

6) показать роль отношений собственности и управления как необходимых форм человеческой деятельности, проявляющих себя различным образом и в собственно материальной жизни общества, и в психике людей — и изучить закономерности Ф такого их проявления;

7) в процессе решения перечисленных выше задач исследовать законы общественного развития в достаточной мере, чтобы дать прогноз развития человечества как в XXI веке (более конкретный и однозначный), так и на более отдаленное будущее (естественно, более абстрактный, бедный частными деталямино вместе с тем и менее однозначный).

Объектом исследования являются в первую очередь отношения собственности и управления, взятые в единстве со всеми сторонами человеческого общества. Тем самым объектом исследования в более широком смысле оказывается все человеческое общество в целом, взятое в его развитии — и рассматриваемое через призму законов функционирования и развития отношений собственности и управления.

Предметом исследования являются отношения собственности и управления как необходимые формы человеческой деятельности.

Теоретической и методологической основой исследования является метод исторического материализма, разработанный К. Марксом, Ф. Энгельсом, рядом их предшественников, учеников и частичных единомышленников (зачастую о том не ведавших ни сном ни духом) в политэкономии, политологии, истории, психологии и других гуманитарных науках. Автор исследования ищет — и находит — ключ ко всем феноменам человеческого бытия в развитии общественных отношений, в свою очередь определяемого развитием производительных сил. Специфичным для данного исследования, отличающим его от остального массива марксистской и околомарксистской литературы, является выявление роли отношений собственности и управления как основы всех остальных общественных отношений. Разумеется, в применении к классовому обществу метод исторического материализма оборачивается в данном исследовании — как и вообще в любом исследовании, где он действительно применяется — классовым подходом, выявлением классовой сущности любого феномена человеческого бытия в таком обществе.

Научная новизна исследования заключается в следующем:

1) вскрыта сущность процесса управления, общественных отношений управления и отношений собственностипоказано, что. последние являются отношениями социальной возможности управления — и тем самым социальной.

Щ возможностью отношений управления, их зародышем, предпосылкой и вместе с тем основойпоказано, что, несмотря на онтологическую первичность отношений собственности по отношению к отношениям управления, гносеологически отношения собственности определяются через отношения управления (иначе говоря, хотя отношения управления порождаются отношениями собственности и основываются на них, но познавать отношения собственности можно лишь через познание отношений управления);

2) разработана принципиально новая классификация отношений собственности и управления — выделены три основных типа отношений управления (отношения индивидуального, авторитарного и коллективного управления) и соответствующие им три основных типа отношений собственностидоказано, что отношения управления лежат в основе всех отношений, складывающихся между людьми в процессе их сознательной деятельности, т. е. всех общественных отношений (за исключением отношений собственности, лежащих в основе самих отношений управления);

3) показано, что отношения управления являются субстанцией общества ¦ (подобно клеткам, являющимся субстанцией живых организмов, или атомов субстанции химических веществ) — и что различные комбинации трех типов.

Ь отношений управления обусловливают все многообразие различных обществ, разных этапов общественного развития (точно так же, как различные комбинации атомов обусловливают все многообразие химических веществ, а различные комбинации клеток — все многообразие живых организмов) — а три основных типа отношений собственности являются как бы генетическим кодом соответствующих им отношений управления, этих «клеточек» общества;

4) раскрыта сущность разделения труда как преобладания отношений индивидуального и авторитарного управления в процессе управления человеческой деятельностью;

5) разработан новый подход к периодизации истории человечества — различение этапов развития последнего по свойственным им и формирующим их комбинациям трех основных типов отношений собственности и управления, взятым в единстве с производительными силами, обусловливающими каждую такую комбинацию на соответствующих уровнях своего развитиявыделены три основных этапа развития человечества — первобытный коллективизм (каждая община является сама в себе обществомв каждом из таких обществ преобладают отношения коллективной собственности и коллективного управления), классовое общество (основанное на.

разделении труда), в конце существования которого мы живем (преобладают отношения индивидуального и авторитарного управления, индивидуальной и авторитарной собственности в различных комбинациях), и будущее коллективистское общество (при котором, если наши потомки до него доживут, человечество будет представлять собой единый компьютеризованный коллективединственная альтернатива переходу человечества к коллективизму — гибель человечества от экологической катастрофы, которая, как доказывается в третьей главе диссертации, неизбежно и относительно скоро постигнет человечество, если оно так и будет жить по законам классового общества, не переходя к обществу бесклассовому);

6) в классовом обществе выделены пять способов производства и пять соответствующих им общественно-экономических формаций, первые три из которых (азиатская, античная и феодальная) основаны па доиндустриальных сельскохозяйственных производительных силах, а две последние (капиталистическая и неоазиатская) являются формациями индустриального обществапоказано, что эти пять формаций образуют два «круга формаций» (один из которых соответствует доиндустриальному земледелию, скотоводству и ремеслу, а другой — экономике, в которой преобладает промышленность), являющихся необходимыми ступенями развития классового обществадетально исследована классовая структура трех доиндустриальных формацийпоказано сходство и различие феодализма, с одной стороны, и азиатского способа производства и основанной на нем общественно-экономической формации — с другойоткрыты новые классы этих формаций (феодальные администраторы, бюрократия азиатского типа, крестьяне азиатского типа, мелкая бюрократия азиатского типа);

7) раскрыта сущность эксплуатации человека человеком как авторитарно управляемого процесса распределения материальных благ;

8) в результате рассмотрения капитализма через призму концепции трех типов отношений управления и собственности обнаружен ряд ранее неизвестных тенденций в его развитии (например, постепенная утрата деньгами своей «денежной» сущности по мере развития капитализма) и особенностей его структуры (в частности, открыт класс капиталистических администраторов);

9) развита концепция неоазиатского способа производства и соответствующей ^ общественно-экономической формации, существовавшей в XX веке одновременно с монополистическим капитализмом в рамках единого социального организма, которым в начале XX века стало все человечествоисследованы причины их возникновения и основные закономерности их развитияописана классовая структура неоазиатской общественно-экономической формации;

10) исследована сущность нации как авторитарной общности, консолидируемой эксплуататорскими классами индустриального общества — буржуазией и неоазиатской бюрократиейпоказано, что основной причиной распада СССР явилось то, что СССР изначально явился федерацией национальных государств, владевшие которыми неоазиатские бюрократии держались вместе лишь до тех пор, пока нуждались во взаимопомощи в проведении индустриализации и защите от внешних врагов — а как только необходимость в такой взаимопомощи отпала (что совпало по времени с реставрацией капитализма в СССР), то уже ничто не могло удержать эти, уже обуржуазивавшиеся, бюрократии вместе;

11) исследована массовая культура как тип культуры, характерный для поздней античности, капитализма и неоазиатского строяпоказан закономерный характер вытеснения в индустриальном обществе фольклорной культуры культурой массовой и духовные последствия этого;

12) показана и исследована строгая зависимость развития семейных отношений, воспитания детей, психологического формирования человека от изменения комбинаций отношений собственности и управления в процессе развития общества;

13) открыты и описаны в своих основных чертах и закономерностях два основных типа личности человека — коллективная и индивидуальная личность, -первый из которых формируется в условиях преобладания в обществе отношений коллективной собственности и коллективного управления, а второй формируется в условиях преобладания в обществе отношений индивидуальной и авторитарной собственности, индивидуального и авторитарного управлениясоответственно, первый соответствует первобытному коллективизму (и будет соответствовать коллективизму будущего, если человечество до него доживет), а второй — классовому обществу;

14) доказана неизбежность в XXI веке третьего империалистического передела мира, который выразится в серии больших локальных войн, и последующей за этим переделом и в результате него серии социальных взрывов по всему миру;

15) показано, по каким причинам на территории бывшего СССР, несмотря на потрясающий рост эксплуатации и социального угнетения низших и средних классов общества в результате реставрации капитализма, до сих пор не произошел гигантский социальный взрыв — и почему эти причины уже сейчас перестают действовать;

16) доказано, что крупное машинное производство XIX — начала XX вв. не могло (в противоположность ошибочному взгляду Маркса и марксистов) сделать пролетариев даже самых высокоразвитых стран (не говоря уж о пролетариате всего мира) способными к превращению производительных сил в общественную собственность (то есть к тому, чтобы совместно, на равных управлять последними), и что только появление и распространение компьютерных систем, начавшееся в ходе Научно-технической революции во второй половине XX вв., создает техническую возможность для того, чтобы большие массы людей коллективно управляли своими сложнейшими действиями — и тем самым создает материально-техническую базу для начала перехода к бесклассовому, коллективистскому обществу;

17) доказано (особенно подробно — на примере дореволюционных российских пролетариата и интеллигенции, государственных рабочих и интеллигенции СССР и постсоветских, главным образом российских и украинских, пролетариата и интеллигенции), что изменение характера и распространенности в обществе разных типов человеческих потребностей, интересов, установок, мотивов, целей, характеров определяется изменением комбинации трех типов отношений управления и собственности в обществе (каковое, в свою очередь, порождается развитием производительных сил;

18) поскольку доказано, что, во-первых, отношения управления лежат в основе всех отношений, складывающихся между людьми в процессе их сознательной деятельности, а во-вторых, что изменение характера и распространенности в обществе разных типов человеческих потребностей, интересов, установок, мотивов, целей, характеров определяется изменением комбинации трех типов отношений управления и собственности в обществе, — то тем самым доказано, что утверждение, вынесенное в заголовок диссертации, верно, что отношения собственности и управления действительно являются необходимыми формами человеческой деятельноститем самым доказано также, что известное утверждение Маркса «сущность человека в своей действительности есть совокупность всех общественных отношений» (6-й тезис о Фейербахе) не просто верен — но и означает, что сущность человека в своей действительности является прежде ' всего совокупностью отношений собственности и управления.

Научно-теоретическая и практическая значимость исследования заключается в следующих его достижениях: а) дан долгосрочный прогноз экономического и политического развития человечества, позволяющий как отдельным индивидам, так и целым организациям и общностям людей определять свои жизненные приоритеты и выстраивать стратегию своей деятельности в наступившем столетииб) сделан ряд фундаментальных выводов о природе 'человека и общества, позволяющих существенно обновить понимание людьми закономерностей и перспектив своего существования, смысла своей жизни (см. предыдущий раздел -" Научная новизна") — в) предложено новое направление для дальнейших философских, математических, экономических, социологических, культурологических и психологических исследований, связанное с разработкой методик подсчета долей трех типов отношений собственности и управления в системах общественных отношений в малых и больших группах людей, с изучением закономерностей изменения комбинаций этих отношений — и с отображением различных комбинаций отношений собственности и управления, взятых в развитии, во всех сферах человеческого бытияг) дан критический анализ различных концепций формационной природы общества в СССР — один из наиболее полных в отечественной научной литературед) показан ряд актуальных характеристик и тенденций развития индустриального общества, на которые сегодня учеными — и, в частности, философами — обращается либо недостаточно внимания, либо вообще никакого внимания (например, неспособность индустриального классового общества обеспечивать крупные научно-технические прорывы без такого стимулирования, как периодически повторяющиеся всемирные мясорубки огромных войн, перемалывающих десятки, даже сотни миллионов жизней — см. третью главу диссертации) — е) введен в научный оборот ряд источников, ранее очень мало или совсем не задействованных в отечественной научной литературе (см. библиографию).

Апробация научных результатов диссертации. Ряд положений и выводов данного исследования докладывались: на международном научно-практическом коллоквиуме «Либеральные и авторитарные общества: прошлое, настоящее, будущее» (Уфа, 2002 г.) — на российском межвузовском семинаре «Философско-методологические и правовые проблемы глобальной экологии» (Уфа, 2003 г.) — на Всероссийской научно-теоретической конференции, посвященной памяти П. А. Сорокина (Уфа, 2003 г.) — на российском научном семинаре «Бытие, творчество, диалектика бытия: актуальные проблемы онтологии и гносеологии» (Уфа, 2004 г.) — на международной научно-практической конференции «Россия и мир: вызовы времени», посвященной 60-летию Победы в Великой Отечественной войне (Уфа, 2005 г.) а также были изложены автором в ряде статей (4 из них опубликованы в журнале «Экономика и управление», включенном в перечень Высшей аттестационной комиссии Министерства образования Российской Федерации), в учебно-методическом пособии «Общество как система» (Уфа, 2002), в монографии «Социальная сущность и роль философии Ницше» (Уфа, Тилем" [изд-во АН Республики Башкортостан], 2004; Москва, «КомКнига», 2005) и в кандидатской диссертации «Ницшеанство как общественный феномен: его социальная сущность и роль», защищенной автором на философском факультете МГУ им. М. В. Ломоносова в 2001 г.

Подробное, систематизированное изложение основных выводов диссертации содержится в двух монографиях автора, вышедших в издательстве «Наука» (Москва): «Собственность и управление» (2003) и «Сущность человека» (2005).

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав (первая включает в себя три параграфа, вторая — пять, третья — шесть, четвертая — восемь параграфов), заключения и библиографии.

Заключение

.

В ходе нашего исследования мы с вами, уважаемые читатели, имели массу случаев убедиться в том, что отношения собственности и управления действительно являются необходимыми формами человеческой деятельности во-первых, в силу того, что они лежат в основе всех общественных отношений (то есть отношений, складывающихся между людьми в процессе всякой практической = сознательной = собственно человеческой = общественной деятельности), и, следовательно, необходимым образом структурируют (т. е. формируют) всякую собственно человеческую деятельностьво-вторых, в силу того, что они необходимым образом формируют потребности, интересы, влеченш, стремления и установки’людей, мотивы и цели их деятельности.

Как можно убедиться, читая изложение результатов нашего исследования, отношения собственности и управления с необходимостью формируют человеческую деятельность благодаря тому, что они суть отношения собственности на производительные силы и управления производством, распределением, обменом и потреблением.

То, что всякие отношения собственности и управления есть по сути своей отношения собственности на производительные силы и управления экономической деятельностью, приходится подчеркивать, поскольку наши читатели — это люди, сформированные обществом отчуждения. Такое общество, противопоставляя эксплуатируемым производителям эксплуататоров-потребителей, наслаждениюпроизводственный труд как проклятие, а творческому труду — нетворческий (опять-таки как проклятие), затуманивает, делает неочевидным для своих членов тот факт, что всякая собственно человеческая деятельность есть по сути своей производство материальных благ (даже когда эта деятельность с первого взгляда кажется исключительно потреблением либо производством исключительно духовных ценностей: потребляя, человек творит человекатворя духовные ценности, он тоже творит человека, а также книги, картины, скульптуры и т. д. и т. п. — одним словом, материальные воплощения духовных ценностей, помимо которых последние просто не существовали бы вообще), а сам человек есть по сути своей основная производительная сила. И поскольку производительные силы и производственные отношения * являются сущностью друг друга (как и полагается обращающимся друг другом, внутренне единым диалектическим противоположностям), то мы опять-таки приходим к тому выводу, что сущность человека, человеческая природа.

В первобытном обществе — бесклассовой общине, коллективе, внутри которого отчуждению не было места — единство всех видов человеческой деятельности как внутренних моментов производственного процесса было дано непосредственно. Например, там не существовало «искусства для искусства», ради одного только наслаждения красотой: всякий акт художественного творчества имел магическое значение, а всякий магический акт имел, в свою очередь, непосредственную производственную цель. И, как это ни удивительно для цивилизованных, отчужденных людей, такая «утилитарность» искусства не мешала первобытному коллективному человеку чувствовать и понимать красоту, творить ее и наслаждаться как сотворенной красотой, так и самим процессом ее сотворения.

Для дальнейшего рассуждения обязательно нужно вновь вспомнить о том, что в основе производственных отношений лежат отношения собственности на производительные силы и управления экономической деятельностью. это совокупность отношений собственности на производительные силы и управления производством, распределением, обменом и потреблением.

В связи со всем вышесказанным нельзя не согласиться со следующим утверждением К. X. Момджяна: детерминационная связь между экономикой и формами общественного сознания, как известно, существует и в тех случаях, когда объектом непосредственной рефлексии со стороны последних выступает не экономика, но внеэкономические явления социальной жизни. Марксизм доказал, что даже тогда, когда речь идет, к примеру, о философских абстракциях, никак не связанных в своем фактическом содержании с экономикой, необходимо видеть, что характер философского сознания в конечном счете обусловливается способом производства материальных благ. Такая обусловленность носит опосредованный характер и объясняется тем, что любые явления и процессы жизнедеятельности людей, получающие свое отражение в общественном сознании, сами в конечном счете детерминированы экономикой" [438, с. 90].

Согласившись, уточним: детерминированы не просто экономикой, но отношениями собственности на производительные? илы и управления экономической деятельностью — которые, в свою очередь, детерминированы развитием производительных сил.

А теперь давайте сравним общество с живым многоклеточным организмом. Простейшим элементом живого организма, все еще сохраняющим свойства живой материи (если этот элемент делить дальше, то его элементы, взятые сами по себевне глубокой внутренней связи с другими элементами, делающей всех их единым целым, — уже не принадлежат к живой природе), является клетка-, клетка — это субстанция живого организма. Что же является субстанцией организма под названием «общество» ?

Общество состоит из производительных сил, основные из которыхчеловеческие индивиды — находятся друг с другом в отношениях собственности на производительные силы и управления экономической деятельностьюименно человеческие индивиды, превращаемые отношениями собственности и управления в единое целое, являются и «несущей конструкцией», и движущей силой развития системы под названием «общество». Если продолжать аналогию с многоклеточным организмом, то в первом приближении получится, что человеческие индивиды — это клеточки, прочие производительные силы — всякие отростки этих клеток, а производственные отношения — это отношения между клетками. Верно ли будет сделать отсюда вывод, что клеточкой общества является человеческий индивид?

Как это ни удивительно — нет, неверно. Дело в том, что всякая аналогия ограниченнааналогия между обществом, с одной стороны, и многоклеточным растением или животным — с другой, тоже весьма ограниченна. Если отделить клетку от живого организма и поместить ее в питательную среду — она останется сама собой вне связи с остальным организмом, и те молодые клетки, на которые она разделится и которые можно будет совершенно обособить от нее без всякого вреда для них, окажутся именно клетками того же вида-, напротив, изыми человеческого индивида из общества — и, как показывает ряд известных случаев, даже если он взрослый, то все равно очень много шансов на то, что со временем он перестанет быть человеком, а если это ребенок младше 4−5 лет, то 100% шансов Сюда подходит и термин «субстрат», являющийся почти полным синонимом слова «субстанция». О мельчайших — и, по нашему мнению, совершенно несущественных — различиях между почти тождественными значениями этих двух терминов см. 683, с. 660−661. на то, что человеком он не станет. В отличие от подавляющего большинства клеток любого многоклеточного организма, определяющих сами себя в своих основных характеристиках помимо связи со всем организмом (конечно, не на 100%, но все же в очень большой мере помимо этой связи), человеческие индивиды как таковые целиком и полностью определяются отношениями собственности и управления1, детеныш Homo sapiens, формирующийся вне и помимо этих отношений, — не более, чем животное, в то время как, скажем, клетка кожи или стенки какой-нибудь кишки, возникшая путем деления такой же клетки вне организма животного (в питательном растворе) и обособленная от всех других клеток, будет точно такой же клеткой, как и та, что возникла внутри организма животного и существует там. Сущность клетки заложена в ее генах, а сущность человека в генах не заложена — вот в чем разница между человеческим индивидом и живой клеткой, вот где кончается аналогия между обществом и живым организмом. Человеческий индивид как таковой, как производительная сила, как' разумное и разумно чувствующее существо есть, в сущности, отпечаток отношений собственности и управления в материальном теле животного, образовавших психику этого тела — и не может быть определен иначе, как через отношения собственности и управленияпоэтому нам никуда не деться от вывода, что отношения собственности на производительные силы и управления экономической деятельностью являются не только отношениями между клеточками общества, но и самими этими клеточками. Если мы скажем, что общество — это система человеческих индивидов, то это утверждение окажется весьма поверхностным, направит нас ложными путями (а именно, заставит искать ключ к загадкам человеческого существования внутри отдельно взятого индивида) и приведет к ложным выводам (например, заставит нас указать на гены человека как на первоисточник человеческого характера и человеческих трагедий — или, если мы так и не найдем такого первоисточника внутри самого индивида, не согласимся списать все на гены и отчаемся в поисках, то заставит нас «найти» этот первоисточник в действиях мистических сил). Истина заключается в том,.что общество — это система отношений собственности и управления, воплощенных в телах и психике человеческих индивидов и связанных друг с другом всем тем многообразием общественных отношений, в основе которых они лежат (лежат и непосредственно, и будучи воплощены в человеческих индивидах).

Итак, мы пришли к выводу, что отношения управления, взятые в единстве с лежащими в их основе отношениями собственности — это и есть элементарные клеточки организма под названием «общество», его субстанция. Следовательно, именно с отношений собственности и управления надо начинать процесс «восхождения от абстрактного к конкретному» в изучении всякого обществасобственно говоря, это самое мы и проделали в нашем исследовании. Маркс в Только те обезьяны, которые впервые совершали первый трудовой акт, оказывались накануне этого акта такими производительными силами, которые не были сформированы предшествующими отношениями собственности и управления. Раз вступив в эти отношения перед совершением первого трудового акта, после него и они сами, и их потомки продолжали существовать как производительные силы (и тем самымив той же мере — как люди) уже не иначе, как будучи определяемы отношениями собственности и управления. Вернее, отношения управления — это клеточки общества, а отношения собственности — это гены, заложенные внутри этих клеточек и воспроизводящие их. Правда, излагая результаты исследования, мы далеко не всегда соблюдали жесткую логическую последовательность восхождения от абстрактного к конкретному. Главная причина тому — в необходимости сократить изложение: последовательность изложения не может становиться более строгой, если при этом не увеличивается его подробность. За примером ходить недалеко — см. «Капитал» Маркса. своем «Капитале» исследовал экономику капиталистического общества, восходя к ее многообразной конкретности от простейшей, абстрактнейшей клеточки под названием «товар». Правильно сделал — потому что «товар» и есть такое отношение, в котором в потенциальном, неразвернутом виде заложена комбинация отношений управления и собственности (авторитарных управления и собственности и индивидуальных управления и собственности, превращающихся в авторитарныеподробнее см. во второй и третьей главах нашего исследования), специфичная для капиталистической общественно-экономической формации и лежащая в ее основе. Но если мы хотим проанализировать не только капитализм, но и всякий другой этап общественного развития (причем глубже, чем Маркс проанализировал капитализм), если хотим создать не только теорию капитализма, но всеобщую теорию человеческого общества — то должны разложить товарное отношение, отношение между сеньором и крепостным и прочие клеточки прочих этапов развития общества, чтобы выделить те универсальные клеточки, из которых состоит всякое общество на всяком этапе своего развития. Вот мы и выделили эти клеточки, эту субстанцию общества в первой главе нашего исследования. Мы обнаружили три вида таких клеточек — отношения индивидуального, авторитарного и коллективного управления (различные комбинации которых создают все многообразие любых обществ, общностей, социальных организмов, больших и малых групп людей — так же, как различные комбинации атомов создают все многообразие любых химических веществ и смесей веществ) — и показали, что в каждой из них залоэюен свой «генетический код»: отношения собственности соответствующего, м вида (индивидуальной, авторитарной и коллективной).

Как же нам отнестись, в свете всего сказанного выше, к следующему утверждению К. X. Момджяна:

Определяя свою позицию, сразу укажем, что субстанциональным определением изучаемого им (историческим материализмом. — В. Б.) объекта мы считаем категорию социальной деятельности, которая и подлежит логической конкретизации в процессе последовательного изложения нашей науки. Первым шагом на этом пути является установление исходной абстракции восхождения, фиксирующей «элементарную клеточку» изучаемой историческим материализмом реальности, каковой («клеточкой») мы считаем простейший акт социального действия. Подобно тому как клетка живого организма является минимальным структурным образованием, обладающим в то же время субстанциональными свойствами живой материи, отличающими ее от материи неживой, элементарный акт действия содержит в себе исходное субстанциональное отношение социальной формы движения — отношение субъекта и объекта. В нем одновременно воплощается первичная атрибутивная характеристика социального (отличающая его от «досубъектных» форм организации) и его первичная структурная характеристика, указывающая на различие субъектной и объектной сторон социальной деятельности. Поэтому, отталкиваясь от такой клеточки, мы совмещаем в едином процессе восхождения от абстрактного к конкретному последовательный анализ «интровертных» и «экстравертных» определений социальной субстанции" [437, с. 5657].

Если продолжить нашу аналогию между обществом и многоклеточным организмом, то социальное действие будет соответствовать процессам, совершающимся во взаимодействии клеток в организме и внутри самих клеток. Такие процессы обобщенно отображены в понятиях «биологический процесс», «биологическая форма движения» — так же, как социальные (= практические = сознательные = собственно человеческие) действия обобщенно отображены в понятиях «общественный процесс», «социальная деятельность», «социальная форма движения». Так вот, если брать «биологическую форму движения» отдельно от конкретных живых организмов, как особый объект (здесь мы оставляем в стороне вопрос о том, правомерно ли вообще такое абстрагирование и имеет ли хоть какой-то смысл им заниматься), то субстанцией именно этого объекта — по никак не живого организма ! — мы можем назвать простейшие, элементарные процессы, идущие в организметочно так же мы можем назвать субстанцией самой по себе «социальной деятельности», «социальной формы движения» — но никак не объекта под названием «общество» ! — выделяемый Момджяном «простейший акт социального действия» .

Таким образом, нам приходится констатировать, что процитированное выше утверждение К. X. Момджяна не имеет никакого отношения-к поставленному нами вопросу о том, что есть субстанция общества: это утверждение относится к другому вопросу — что есть субстанция социальной формы движения, — который выходит за рамки нашего исследования. Можно, конечно, завести разговор и о том, что именно является объектом, изучаемым историческим материализмомно чем бы ни завершился этот разговор (кстати, тоже выходящий за рамки нашего исследования — потому мы и не будем его заводить), он не сможет оказать никакого влияния на тот сделанный нами вывод, что субстанцией общества являются именно три типа элементарных отношений управления и собственности, а не какой-то там процесс или акт действия. Кстати, насчет актов действия: как мы уже отметили в Субстанцию живого организма — клетку — никак нельзя свести к биологическому процессу, не издеваясь над наукой самым беспардонным образом. Клетка — это вещь (точно так же, как отношения собственности и управления, запечатленные в теле животных и образовавшие их психику — это вещи, имеющие вполне определенные облик и массу: не будет же каждый из нас, находясь в здравом уме и твердой памяти, утверждать о себе: «я — не вещь, но лишь процесс, без-образный и невесомый» ! Кстати сказать, облик и масса разумной вещи, называющей себя «человек», тоже определяются комбинацией общественных отношений, отпечатывающихся в каждом из нас в детстве: что касается облика, то каждый из нас знает, что физиономия человека, преобладающее у него выражение лица определяется его характером, складывающимся с детства — а о том, как характер, установки и мотивы деятельности человека определяют массу его тела, нам многое могут порассказать борцы сумо, а также психоаналитики, прекрасно знающие, какие именно противоречия и надломы человеческой психики побуждают некоторых людей компенсировать постоянное чувство тревоги, страха и неудовлетворенности как можно более длительным получением удовольствия от поглощения пищи, благодаря чему такие люди и становятся толстыми и тяжелыми).

Еще раз подчеркнем: отношения собственности и управления объективны, материальны, и признание их субстанцией общества ни в коей мере не является аргументом в пользу какой бы то ни было разновидности субъективизма и вообще идеализма. Субъективистские или объективно-идеалистические выводы из нашего исследования могут сделать лишь те продукты цивилизованного (= классового = отчужденного) общества, для которых исходной точкой для размышления о человеческом существовании является индивидуальная личность (либо спроецированная на небо и названная «богом», либо оставленная на земле и названная «человеком вообще», либо честно осознанная как «я сам, любимый») — из которой они и пытаются вывести все многообразие человеческих действий и отношений, в т. ч. и отношений управления и собственности. Такие индивидуумы a priori предполагают, что отношения собственности и управления определяются прирожденными особенностями человеческих личностей, заложенными в. последние то ли генами, то ли богамии когда таким людям скажешь, что отношения управления являются субстанцией общества, то они, конечно же, воспримут это как воду на свою мельницу — как лишнее подтверждение их веры в то, что жизнь общества определяется то ли сознанием людей, то ли их волей, то ли сознанием и волей управляющих людьми мистических сил.

Не для таких читателей было написано данное исследование. Автор адресует его тем, кто, как и он, считает, что исходным пунктом для познания человеческой личности (в том числе и индивидуальной) является общество как материальный развивающийся объект, как одно из явлений материального мира. первой главе, именно отношения управления лежат в основе актов социального действия — и уже по одному этому простейшее отношение управления любого из трех основных видов более субстанционально, чем простейший акт социального действия. * *.

Лишним подтверждением того, что отношения собственности и управления необходимым образом формируют интересы, стремления и установки людей — а значит, являются-таки необходимыми формами человеческой деятельностиоказались. критические замечания, высказанные автору этих строк самыми разными людьми в ходе обсуждения его монографий, его докладов по темам, затронутым в данном диссертационном исследовании, а также чернового варианта самого этого исследования. То, как именно критиковали меня мои оппоненты, с очевидностью демонстрировало, что их познавательная деятельность необходимым образом детерминируется отношениями авторитарных и индивидуальных собственности и управления, обусловливающими познавательные интересы и установки этих людей.

Разумеется, не все критические замечания, которые мне довелось услышать или прочесть в свой адрес, могут быть необходимым образом выведены из тех комбинаций отношений авторитарных и индивидуальных собственности и управления, которые сформировали мышление авторов этих замечаний. Например, один из моих критиков не согласился с тем, что термин «субстрат» является почти полным синонимом слова «субстанция» — и заявил, что ему кажется более верным то определение понятия «субстанция», которое дал Спиноза. Я могу ответить ему тем, что найду в начале спинозовой «Этики» пресловутое определение — и буду доказывать, что именно в том значении, которое Спиноза придал слову «субстанция», оно как раз и оказывается почти полным синонимом «субстрата». Начнется спор о словах, причины которого будут заключаться лишь в том, что мой оппонент и я привыкли смотреть на «то, что существует само в себе и представляется само через себя, т. е. то, представление чего не нуждается в представлении другой вещи, из которого оно должно было бы образоваться» [619, с. 47], с разных сторон. Это различие может объясняться самыми разными, очень случайными причинами — например, тем, под какое настроение попадали мне и моему оппоненту те философские книги, которые мы читали в своей жизни. С другой стороны, это различие никак не связано с различием наших жизненных позиций, наших основных интересов и установок. Таким образом, оно носит очень случайный характер — и такой же случайный характер носит наш спор по поводу значения слова «субстанция». Его незачем привлекать к рассмотрению вопроса, касающегося именно основных смысложизненных установок человека — вопроса о том, являются ли отношения собственности и управления необходимыми формами познавательной (как и всякой другой целенаправленной человеческой) деятельности.

Однако гораздо чаще мне приходилось слышать именно такие критические замечания, которые очень ясно и однозначно раскрывали социальную обусловленность мышления авторов этих замечаний. Так, на мою критику в адрес кибернетиков я однажды получил ответ, суть которого сводится к следующему: типичный для кибернетиков взгляд на управление как на воздействие субъекта на систему вполне достаточен — и нечего тут дальше думать, нет смысла пытаться углубляться дальше.

Действительно, кибернетикам (и кибернетически мыслящим философам) свойственно сводить процесс управления к воздействию одного объекта (квалифицируемого как субъект управления) на другой — на управляемую систему. Такая редукция, во всех своих вариантах, очень помогает отождествлять (обычно более-менее неосознанно) управление с одной лишь его разновидностью — с авторитарным управлением. Тот, кто склонен ограничиваться трактовкой управления как воздействия субъекта на объект, склонен также ограничиваться трактовкой общественных отношений управления как по преимуществу, главным образом, в основе своей отношений между начальниками и подчиненными. Таким людям, чья психика адаптирована к отношениям авторитарной собственности и авторитарного управления — и которые заинтересованы в их сохранении (а зачастую и в укреплении), свойственно просто не замечать такой особый вид отношений управления, при котором отдельные члены группы постоянно, на равных управляют друг другом, так что и не поймешь, кто из них относится к субъектам управления, а кто принадлежит к управляемой системе. Отношения коллективного управления, при преобладании которых в группе вся она становится единым сознательным субъектом управления — и вместе с тем своим же собственным объектом управления, с огромным трудом укладываются в голову человека, привыкшего мыслить в рамках освященной кибернетиками авторитарной парадигмы. Зато эти отношения легко могут быть поняты теми, кто понимает управление как волевой переход от плана действия к самому действию: при таком более общем подходе сознание оказывается открытым для постижения очень разных вариантов того, от чьего именно плана, к чьему именно действию и как именно осуществляется этот самый переход.

Более-менее неосознанной установкой на оправдание и освящение отношений авторитарной собственности и авторитарного управления — а также отношений индивидуальной собственности и индивидуального управления — хорошо объясняется и тот упрек, который не раз доводилось слышать в свой адрес автору этих строк: упрек в том, что в моей концепции отсутствует разделение (некогда общепринятое в советской политэкономии) производственных отношений на социально-экономические и организационно-экономические. ««.

Вкратце* суть этого разделения можно очень хорошо разъяснить, воспользовавшись в качестве иллюстрации следующим примером. Как мы знаем, в Советском Союзе декларировалось существование общественной собственности на средства производства — но вместе с тем население делилось на управляющее меньшинство, решающее все, и управляемое большинство, ничего не решающее, точно так же, как и в любой капиталистической стране, где экономическая и политическая власть очевидно принадлежит классу буржуазии. Управление всей экономической деятельностью было построено на отношениях между начальниками и подчиненными (отношения авторитарного управления и авторитарной собственности), а также на таких отношениях между людьми, стоящими на одном уровне социальной иерархии, при которых «мое — это мое, а твое — это твоеты в сферу моей компетенции не лезь, а я тогда не буду в твою сферу вмешиваться» (отношения индивидуального управления и индивидуальна собственности) — в.

Тот же самый критик сделал мне и другое замечание, свидетельствующее о том, что его мышление жестко детерминируется авторитарной парадигмой: в группе, в которой преобладают отношения индивидуального управления, он не усматривает вообще никаких отношений управления (ссылаясь при этом на П. А. Сорокина как на некий безусловный авторитет). Очевидно, что человек, делающий такие замечания, подсознательно настроен на то, чтобы считать отношением управления только отношение между начальником и подчиненным. Подробнее об этом разделении см., напр., 716, с. 15−21. точности так же, как и в любом эксплуататорском обществе. Что же делает советский экономист, юрист или философ, чтобы убедить свою аудиторию, что в СССР земля и фабрики принадлежат народу, а эксплуатация человека человеком отсутствует? — Он начинает с того, что выстраивает между отношениями собственности и отношениями управления китайскую стену, отказываясь определять отношения собственности через отношения управления**. Затем он объявляет отношения управления организационно-экономическими, а отношения собственности — социально-экономическими. Но поскольку после того, как от реальных отношений собственности (по сути своей являющихся возможностью отношений управления) после их отделения от этих самых отношений управленияот своей действительности — не остается ничего, кроме юридических и идеологических деклараций о наличии общественной собственности на средства производства в СССР, то нашему юристу, экономисту или философу и не остается ничего другого, как выдать эти самые декларации за реально существующие общественные отношения. После того, как отношения собственности на средства производства в СССР были таким образом полностью мистифицированы, подменены идеологической фикцией, ученый слуга больших начальников преспокойно заявляет:

Социальное содержание экономической деятельности даже во внешне одинаковых организационных формах может быть принципиально различным. Но сами формы могут использоваться даже в противоположных способах производства. Так, В. И. Ленин называл организационные формы государственно-монополистического капитализма вполне пригодными для использования в экономической жизни социалистического общества, требуя лишь отсечь то, что капиталистически их уродует «[716, с. 13].

Вот и выходит, что когда ихний начальник пьет кровушку из простого работяги — это жестокая эксплуатация человека человеком, а когда наш, «социалистический» начальник делает то же самое — это просто использование организационной формы государственно-монополистического капитализма в свободном и счастливом мире общественной собственности на средства производства. И если при этом простой работяга имеет несколько больше социальных гарантий, чем, скажем, где-нибудь в Перу или Нигерии — то все в порядке: от используемой организационной формы отсечено все то, что капиталистически ее уродует, и ни о какой эксплуатации человека человеком говорить не приходится. Вот как замечательно работает разделение производственных отношений на социально-экономические и Нет ничего удивительного в том, что отношения собственности, в реальности являющиеся (в качестве отношений социальной возможности управления) предпосылкой отношений управления, определяющей их характер, в процессе познания общественных отношений сами определяются через отношения управления. Ход познания действительности частенько противоположен по направлению ходу развития самой действительности: мы очень часто познаем причины, начиная с познания их следствий — анатомия человека сплошь и рядом служит ключом к анатомии обезьяны. Так что если я рассматриваю отношения собственности через призму отношений управления, то это вовсе не значит, что я кладу отношения управления в основу отношений собственности — дело обстоит как раз наоборот.

К сожалению, ряд моих собеседников и читателей полагают, что я именно кладу отношения управления в основу отношений собственности. Как правило, они в то же время склонны отождествлять отношения управления вообще с отношениями начальника и подчиненного, а также отделять отношения собственности и отношения управления друг от друга китайской стеной.

Мы видим один из примеров того, как идеологам неоазиатской бюрократии и буржуазии пригождается тот факт, о котором мы уже говорили в первой главе нашего исследования — то, что Ленин ухитрялся очень тонко протаскивать государство в социализм. организационно-экономические — вот как эффективно позволяет оно писать на клетке слона «буйвол» и убеждать зрителей верить этой надписи.

В отличие от идеологов «советской» неоазиатской бюрократии, позднее органично превратившихся в идеологов тех или иных фракций постсоветской буржуазии, последовательный пролетарский революционер (до конца своей жизни ни в коей мере не превратившийся — в отличие, например, от Ленина — в буржуазного или неоазиатского политика) А. А. Богданов не страдал различением социально-экономических и организационно-экономических отношений — и потому относительно неплохо понимал, что начальник, управляющий экономической деятельностью, суть эксплуататор именно потому, что он начальник, и именно в той мере, в какой он является начальником [см., напр., 54, с. 295−305]. Чтобы достичь истины в этом вопросе, лучше следовать Богданову, чем советским юристам, экономистам и философам.

Очень интересно то, что следующие два замечания в мой адрес, которые мы сейчас рассмотрим, сделал один из тех людей, которые упрекали меня в неразличении социально-экономических и организационно-экономических отношений. Как мы сейчас увидим, в них проявилось то, что этот человек не всегда мыслит процессами — и вместе с тем эти замечания органически связаны с тем, что мой критик различает социально-экономические и организационно-экономические отношения. Тем самым мы еще раз подтвердим тот уже давным-давно установленный факт, что установка на сохранение и укрепление отношений авторитарного и индивидуального управления (и соответствующих им отношений собственности) обусловливает статичность мышления, его метафизический, антидиалектический характер.

Мой критик, о котором идет речь, — один из авторитетнейших российских (а до того — советских) историков и этнографов. Особенно высок его авторитет среди исследователей первобытных обществ. Его компетентность как знатока фактов, известных мировой науке про эти общества, несомненна. И вот он, опираясь на богатейшую информацию, которой он владеет, заявляет: поскольку в первобытных общинах сплошь и рядом общественная собственность на средства производства и добычу сочетается с индивидуальным управлением производственной деятельностью, то, во-первых, не подтверждается концепция отношений собственности как социальной возможности отношений управления, а во-вторых, подтверждается необходимость различения социально-экономических и организационно-экономических производственных отношений.

К сожалению, уважаемый критик не принял во внимание, что те факты, о которых он говорит, прекрасно укладываются в концепцию автора этих строк. Всякий, кто внимательно прочтет первую главу данного исследования, заметит содержащееся там утверждение, что комбинации трех типов отношений собственности, являющиеся социальной возможностью определенных комбинаций трех типов отношений управления и порождающие эти комбинации, соответствуют им не абсолютно. Между любой комбинацией отношений собственности и порожденной ею комбинацией отношений управления всегда есть некоторое несоответствие — иногда совсем маленькое, иногда чуть побольше. Особенно большими такие несоответствия становятся в периоды перехода от одного значительного исторического этапа к другомуо таких несоответствиях именно в период перехода от первобытного коллективизма к классовому обществу специально говорится во второй главе нашего исследования. Прежде чем высказывать свое замечание, нашему критику стоило бы проверить: а не относятся ли те случаи, о которых он вспомнил, именно к таким переходным формам и периодам? И не стоило ли ему, прежде чем критиковать мою концепцию, попробовать использовать ее для периодизации — раскладки по разным этапам перехода от первобытного общества к цивилизации — тех немногих вполне первобытных и очень многих полуи четвертьпервобытных обществ, которые наблюдались учеными «вживую»? (О том, что лишь немногие из тех «первобытных» народов, которых европейские путешественники увидели живьем, могут быть названы вполне первобытными, см. опять-таки вторую главу Нашего исследования.).

Тому же самому критику принадлежит еще одно замечание, свидетельствующее о том, что он, при всех своих обширнейших знаниях, не всегда мыслит процессами. Он утверждает, что утверждение (содержащееся во второй главе данного исследования), согласно которому одним из центров возникновения и исходных пунктов распространения античного способа производства была Финикия, ложно. По его мнению, экономический строй финикийского общества куда более напоминал древние восточные деспотии, чем античные Грецию и Рим.

Здесь мы наблюдаем очень характерный симптом метафизического, антидиалектического мышления: стремление полностью затолкать переходные формы и стадии, находящиеся между этапами развития, либо в тот, либо в другой этап, оставив между обоими большими этапами развития лишь исчезающе тонкую грань. Да, еще много земель в окрестностях финикийских городов-государств принадлежало государству, и обрабатывали их не только рабы и совершенно свободные арендаторы, но и более-менее закрепощенные крестьяне *. Однако античный способ производства несомненно начал развиваться в Финикии (и, по мере основания новых финикийских колоний, распространяться из нее по Средиземноморью). Если в древнем (т. е. существующем в те времена, когда ни о каком возникновении промышленности еще не могло быть и речи) торговом (причем таком, в котором очень сильно развита работорговля и широко применяется рабский труд) приморском городе-государстве (экономика сельских окрестностей которого тоже в большой мере ориентирована на рынок) дело обстоит следующим образом:

Власть градоправителя, во всяком случае, всегда была ограничена советом старейшин, а в ряде случаев совет или даже «сыны города» (т, е. народное собрание) преспокойно правили городом и без царя и даже непосредственно сносились с другими правителями и с великими державами" [238, с. 222−223], то в таком городе-государстве, вне всякого сомнения, мы имеем дело по крайней мере с возникновением полиса, с зарождением античного способа производства. А поскольку я и не утверждал, что в Финикии этот способ производства вполне развился, то критика со стороны моего уважаемого оппонента просто повисает в воздухе. Следует подчеркнуть, что у того же самого ученого встречаются примеры просто прекрасного мышления процессами. К сожалению, этого нельзя сказать применительно к его критическим замечаниям в мой адрес, которые мы сейчас рассматриваем.

Близнецом-братом этого симптома является хотя и противоположный ему, но тоже свидетельствующий о метафизическом мышлении симптом: стремление совершенно размазать границы между этапами развития, полностью утопить их в переходных формах.

При этом по отношению к Финикии можно говорить не об элементах азиатского способа производства, а скорее об элементах феодализма — не было там. прямой технологической необходимости в существовании бюрократического аппарата, управляющего земледелием:

Финикия отгорожена от остальной Передней Азии высоким горным хребтом Ливана с кедровыми и прочими лесами, альпийскими лугами и снежными вершинами. Склоны Ливана, обращенные к морю, покрывала вечнозеленая средиземноморская растительность, и влажные морские ветры, приносившие дожди, делали ненужным искусственное орошение" [238, с. 215].

Стоит ли удивляться тому, что мой уважаемый оппонент не согласился с тем, что в четвертой главе данного исследования Александр Зиновьев — известный державник, апологет социальной иерархии, считающий всякие надежды на социальное равенство фикциями, призывавший отправить всех анархо-синдикалистов в трудовые лагеря (в своем интервью, опубликованном под заголовком «Повесить в двадцать четыре часа» в газете «Народная правда», № 7, 1992 г. — и перепечатанном газетой «Вместе», № 4/77/, 1993 в милом соседстве с интервью лидера «Памяти» Дмитрия Васильева и со стихами Владимира Солоухина) — назван реакционером? И в этом тоже сказалась авторитарная парадигма мышления моего критика. Если уж у человека есть установка на сохранение отношений авторитарного и индивидуального управления, авторитарной и индивидуальной собственности — основ классового, эксплуататорского общества, — то даже если она совершенно не осознана, все равно она вылезет наружу как в формах мышления этого человека, так и в практических выводах его мышления, служащих руководством к социальному действию. Это произойдет даже в том случае, если человек считает себя борцом за свободу и справедливость, марксистом или анархистом и т. п.: одно дело, кем себя осознает индивидуальная, отчужденная от самой себя личность, и зачастую совсем другое — кем она на самом деле является.