Экзистенциально-феноменологическая концепция субъекта

Экзистенциально-феноменологическая философия не разделяет бытие на противопоставленные друг другу субъект и объект. Поэтому в новой традиции, когда речь идет о субъекте, имеется в виду, скорее, субъективность, которая понимается как неотъемлемая принадлежность всякого события, происходящего в мире. Субъективность не имеет субстанционального характера и не противопоставлена остальному миру. Поэтому субъект экзистенциально-феноменологической философии — это не человек, не человеческое тело, душа или человеческое сообщество, но это и не чистая абстракция, подобная трансцендентальному субъекту классической философии. Субъект не рассматривается здесь как некая самостоятельно существующая в мире сущность, составляющая какую-то, пусть даже очень специфическую, часть этого мира, поскольку мир и жизнь суть одно. Я — это и есть мой мир.

Стремясь радикально устранить из теории познания последние остатки психологизма и релятивизма, Гуссерль предлагает полностью редуцировать существование сознания к его сущности. Его ученик Хайдеггер, напротив, концентрирует внимание именно на «экзистенции*, на бытии сознания. Он вводит в центр исследования такие «экзистенциальные мотивы», как забота, заброшенность, смерть и т. д., вновь возрождая, таким образом, те самые моменты психологизма и релятивизма, от которых стремился избавиться его учитель. Он использует феноменологический метод Гуссерля, но не для того, чтобы пробиться к наиболее глубинным структурам «чистого сознания», а для того, чтобы вывести из потаенности живую истину непосредственного бытия (Dasein).

Усилия классической гносеологии были направлены на то, чтобы одновременно «увидеть» и познаваемый объект, и познающего субъекта, для того чтобы со стороны, с позиции беспристрастного свидетеля зафиксировать тождественность или нетождественность объективной реальности и ее субъективного образа и заключить о его истинности или ложности. Но где в мире может быть обнаружен такой «третий глаз», который мог бы одновременно видеть и наблюдаемое и наблюдателя? Мы видим глазом, но при этом мы не видим самого глаза. Более того, если бы мы могли видеть глаз, то, скорее всего, мы ничего бы не видели им. Ничто из попадающего в поле нашего зрения не позволяет нам сделать вывод, что оно видится именно глазом. И подобно тому, как глаз не принадлежит к совокупности всего видимого, субъект не принадлежит миру, а представляет собой некое неотъемлемое условие человеческого бытия, составляет границу мира, а не его часть.

Эта граница проходит между объективной и субъективной сторонами непосредственного бытия, разделяя их как бытие «В-себе» и бытие «Для-себя» (Сартр). Отношение этих сторон несимметрично. Бытие «Для-себя» (сознание) лишено какой бы то ни было сущностной предопределенности, абсолютно пусто, прозрачно, а потому совершенно открыто как для внешнего мира, так и для самого себя. Оно представляет собой «разрыв» в бытии «В-себе», абсолютное ничто, которое, будучи лишенным собственного содержания, постоянно нуждается в наполнении. Именно благодаря своей абсолютной «прозрачности», сознание выпадает из сферы действия всех каузальных зависимостей и выступает как абсолютная свобода. Сознание — это не просто пустота, наполняемая извне, а особого рода бытие — центр свободной, деятельной субъективности.

Содержание, поставляемое бытием «В-себе», не определяет деятельности сознания, а служит лишь своеобразным поводом для него, опорной точкой, отталкиваясь от которой оно разворачивает свою собственную свободную активность. Поскольку же ее содержание ничем не задано ни извне, ни изнутри, она выражается прежде всего в чистой негации, в отрицании зависимости этой активности от всех обстоятельств мира внешнего, а равным образом и внутреннего. Согласно Сартру, существо свободы сознания (субъекта) составляет именно отрицание какой бы то ни было предопределенности. Так формируется новая концепция субъективности, существенно отличающаяся от традиционной.

Данная концепция не предполагает ни независимо от сознания существующего объекта, ни универсальных априорных форм организации самодеятельности субъекта. И то, и другое «формируется» непосредственно в сам момент осуществления бытийственного акта, который одновременно является и познавательным" Сознание не совпадает с психикой или с субъективным миром, взятым в каком бы то ни было положительном содержании. Исходным образом субъект дан самому себе как «чистое ничто*, отличное как от мира внешних материальных предметов, так и от биологических, физиологических, психологических и других процессов, происходящих «внутри» его тела, но не «внутри» сознания. Сознание как «ничто» не совпадает с психической жизнью эмпирического Я, оно изначально лишено какого бы то ни было психического содержания, абсолютно пусто. Значит, оно не есть Я. Положительное определение субъекта предполагает рефлексию. Рефлексия же возможна лишь там, где изначальная «прозрачность» сознания нарушена, где появляется объект, «задерживающий* и «отражающий» наш внутренний взор. То есть сам субъект традиционной гносеологии появляется лишь постольку, поскольку содержание сознания начинает рассматриваться как некий внутренний «объект».

Возникновение представлений о сознании, обладающем некоторым положительным содержанием, на основе которых и развиваются впоследствии разнообразные концепции субъекта, является следствием объективации некого конечного содержания сознания в качестве его универсальной характеристики. Действительное бытие «Для-себя» — чистое сознание абсолютно «прозрачно», поэтому внутренний взор проходит сквозь него, нигде не задерживаясь и ни от чего не отражаясь. Рефлексия возникает лишь вместе с ее объектом, который она фиксирует и тем самым, в известном смысле, порождает. Таким образом, субъективность не есть нечто изначально данное, лишь обнаруживаемое рефлексией. Можно сказать, что акт рефлексии впервые порождает субъект как собственный объект, приписывает ему некоторую определенность, творит его. Утрата единства бытия и разделение его на противопоставленные друг другу субъект и объект выражают онтологический факт «деградации» самого сознания, убеждающего себя в том, что оно изначально обладает некой определенной сущностью.

Будучи лишено внутренней сущности и глубины, сознание, взятое само по себе, есть ничто, не имеет никакого основания и потому не может служить основанием чему бы то ни было.

Однако реальный эмпирический человек стремится к тому, чтобы стать чем-то определенным, «укоренить» себя в бытии. Это стремление и выражается в попытках сознания либо найти опору во внешнем мире, либо создать такую опору внутри себя самого с тем, чтобы придать себе плотность, субстанциональность, уверенность в себе. В идее субъекта выражается отказ сознания от своей изначальной неопределенности. Субъект — это сознание, которое теперь уже не «ничто», а «нечто», поскольку оно утратило свободу стать чем угодно и стало чем-то определенным. Но если в своем исходном состоянии различные сознания отличаются друг от друга только потенциально как центры реализации свободы, то различные субъекты отличаются друг от друга уже и актуально (но крайней мере на величину опыта). Отсюда и возникает стремление к унификации субъективности путем исключения из нее всех индивидуализирующих моментов и конституирования образа абстрактно-безличного трансцендентального субъекта.

Однако в действительности такая унифицированная концепция субъекта не выражает существа познающего сознания. Определенность человеческого Я не задана изначально, а постоянно трансформируется, так как сознание изменяется вместе с изменением своего содержания и никогда не может приобрести окончательно завершенного облика. Субъективность, поскольку она неразрывно связана с личностью человека, выступает, таким образом, как переменная величина.