Социальное служение религиозных объединений

Социальное служение — особый вид социальной деятельности. Специфика этой деятельности заключается в том, что в основе ее лежит древнейшая религиозная традиция, заключающаяся в бескорыстном оказании помощи нуждающимся и неимущим^[1]. Принято считать, что основными понятиями социального служения являются милосердие и благотворительность. В научной литературе, как правило, эти понятия зачастую используются или как синонимы, или как сопоставимые между собой величины, в которой благотворительность считается составной частью милосердной деятельности (филантропия, каритативная деятельность) Такой же подход можно найти не только в научной литературе, но и в размышлениях русской религиозно-философской мысли. К примеру, С. Н. Булгаков «милосердие» и «благотворительность» рассматривал как единые смысловые понятия, видя в благотворительности обобщение отдельных признаков милосердия^[2]. Проанализируем исследуемые категории.

В славянском языке слова с корнем «мил» трактуются как «располагающий к себе», «приятный», «любимый», «жалкий»^[3]. Согласно словарю.

B. И. Даля, милосердие, — доешь — есть сердолюбие, сочувствие, любовь на деле, готовность делать добро всякому; жалостливость, мягкосердечность^[4]. В пословицах русского народа чувство любви к ближнему отразилась в следующих изречениях: «Где любовь, тут и бог. Бог — любовь»; «Милее всего, кто любит кого»; «Мило, как люди людям любы»; «Добрым путем бог правит. Добрый путь бог правит»; «Доброму бог помогает. Доброму бог на помочь» и т. п.^[5] В общегуманитарном смысле такого рода чувственно-эмоциональная установка трактуется как состояние «кардиоцентризма» — высшая форма гуманного отношения человека к человеку.

С древних времен сочувственное, сострадательное отношение к человеку, готовность помочь нуждающемуся воспринималась через нравственные категории человечности и сердечности. У древних египтян существовало представление о милосердии как бескорыстии и вспомоществовании нуждающимся. В древнекитайской цивилизации любовь к ближнему была одной из важнейших нравственных заповедей. Помощь бедным гражданам в античной цивилизации являлась не только политической задачей, но и проявлением милосердия и сострадания человеку. Цицерон указывал на милосердие, как на отличительную черту человека. По учению Эпиктета, в природе человека заложено стремление оказывать благодеяние и помогать людям^[6].

Концепцией милосердия, идущей сквозь призму понятия «человечности», пронизано и христианское вероучение. К примеру, современные православные богословы рассматривают милосердие как активное вмешательство верующих в земные дела ради уничтожения самих причин страдания. С их точки зрения, милосердие — это «…вызов укладу жизни, закрепившему социальную, экономическую и расовую несправедливость, вызов нашим инстинктам, вызов основному закону биологической жизни, который предполагает выживание сильнейшего»^[7]. В результате, в современном православном учении о милосердии наблюдаются как мирские, так и религиозные компоненты. Для этого учения, помимо религиозного компонента, милосердие есть категория и общечеловеческой нормы и ценности. Данный подход, таким образом, позволяет устанавливать сотрудничество во всех сферах социальной деятельности между людьми различных мировоззренческих ориентаций.

В результате изложенного, можно сказать следующее: «понятие «милосердие» в социологическом измерении можно квалифицировать как вид социальной институции, который выступает в качестве внутренней регламентации человеческих взаимоотношений, в виде определенных чувственно-эмоциональных установок и стереотипов восприятия, мышления и мироощущения. Философ Демокрит утверждал: «Когда имущие решаются давать взаймы, помогать и оказывать благодеяния неимущим, то в этом уже заключено и сострадание, и преодоление одиночества, и возникновение дружбы, и взаимопомощь, и единомыслие среди граждан, и другие блага, которые никто не может исчислить». Данная институция является психологическим источником для возникновения социальных связей, которые, впоследствии, получают дальнейшую регламентацию в качестве институциональных норм и ценностей, благодаря чему действия индивидов в определенных условиях становятся ожидаемыми, анонимными, предсказуемыми, обеспечивающими достижение поставленных целей^[8]. Социальные нормы, в данном случае, представляют собой обязательные для всех, признанные и разделяемые правила поведения и выступают важнейшим из тех объективных факторов, которые детерминируют социальные действия. Их регулирующее влияние заключается в том, что они либо предписывают совершение каких-либо действий, либо запрещают, либо предоставляют субъекту возможность выбора или иной линии поведения, либо просто устанавливают порядок функционирования определенного социального образования для достижения поставленных им целей. В конечном итоге, выработанные, благодаря данной социальной институции, социальные нормы и ценности являются средством, механизмом социального контроля, инструментом для поддержания согласия в обществе и его успешного функционирования. Они обеспечивают упорядоченность и успешную организацию деятельности общества, воспроизводства социальных ролей и статусов, системности общественного мировоззрения. Именно на упорядоченное и успешное функционирование общества направлена благотворительная деятельность социального служения.

Благотворительность, — благотворить — по словарю В. И. Даля — означает благодетельствовать, делать добро. Благотворительный (о человеке) — склонный к благотворению; обычно разумеют: готовность делать добро, помогать бедным; об учреждении, заведении: устроение для призрения дряхлых, увечных, хворых, неимущих, или ради попечения о них. Благотворен, — итель — творящий, делающий добро другим. Благоустроить, — ивать — приводить в хорошее устройство, в добрый порядок^[9]. Синонимом благотворительности является по Далю слово призреть (призревать) — пристроить, приютить, принять, дать приют и пропитание^[10]. В современном издании благотворительность интерпретируется в качестве помощи, оказываемой неимущим; заботе о лицах, лишенных впоследствии какихлибо причин средств к существованию и неспособных добывать их своими силами, что свойственно в той или иной мере любому человеческому обществу на любой фазе его эволюции^[11]. Благотворительность, таким образом, есть определенная форма социальной деятельности, мотивационным стимулом которого выступает такая социальная институция, как человеческое милосердие. В религиозной деятельности благотворительность представлена социальным служением. В свою очередь, религиозное миропонимание, помимо общегуманитарпого подхода, придает благотворительности свои ценностные представления и мотивационные стимулы. Рассмотрим их на примере различных типов религиозных мотивировок^[12].

Нравственно-религиозная мотивация — в православном учении познание Бога, единение с ним (процесс деификации) было возможно не только через «физические» чувства верующего (зрение, интуиция и т. п.), но и через «духовные» чувства любви, сострадания, сопереживания с социально неадаптированным индивидом. С древнейших времен русская православная культура восприняла христианское учение о милосердии как всеобъемлющей любви к ближнему, как традицию «сердечного» богословия (кардиоцентризма). Проявление милосердия, считает архиепископ Никодим, — это участие в сораспятии Христу, то есть «жизнь по заветам Христовым, непрестанное болезиование о том, чтобы эти заветы получали свое осуществление в жизни человеческого общества». Только милосердие, ставящее перед собой задачу устранения зла, способствует спасению и нравственному оправданию индивидуальности, «вытравливающей из себя эгоизм». В православии милосердие, считают богословы, — это не жалость, а образ жизни целого церковного организма, в котором не должны присутствовать прагматические критерии. Милосердие — это состояние, когда милосердным человек становится не во имя себя или даже другого, а «ради Христа»^[13].

Следуя вышеизложенной религиозной установке, верующий находится иод влиянием христианских вероучений и заповеди — любить Бога и любить ближнего, как самого себя. «Русское мировоззрение основано на православии, а значит, на любви к Богу, который есть любовь к ближнему, к себе, — говорится в одном из выступлений современного православного иерарха Церкви. — Одним из способов выражения такой всеохватывающей любви как способа единения творений между собой и с Богом, укрепления себя в мире на Руси была и есть идея Служения»^[14]. Исходя из таких побуждений, благотворительность для верующего есть не средство общественного устройства, а необходимое условие нравственного здоровья: она больше нужна была самому нищелюбцу, чем нищему. Издревле «христолюбцы» менее всего помышляли поднять делом уровень общественного благосостояния, чем о том, чтобы возвысить уровень собственного духовного самосовершенствования.

Схожие мысли можно было найти и в русской религиозно-философской и исторической мысли. По мнению В. О. Ключевского, нищелюбие было одним из главных средств нравственного воспитания народа на Руси, поскольку «христолюбец» помышлял, прежде всего, повысить уровень собственного духовного совершенствования. В. С. Соловьев считал добро божественным даром, а милосердие — богоугодным, богоосвященным делом. Любовь и деятельное добро есть, по мнению философа, основа для единения общества и народов. Для него нравственное содержание человека есть уже «преодолеваемое зло»^[15]. В. В. Розанов различал благотворительные деяния по долгу, по обязанностям от деяний по зову сердца, как внутреннюю потребность. Именно последнее он считал высшим проявлением милосердия. В работе «Черта характера древней Руси» Розанов писал о «внутреннем домостроительстве» русского православного христианина, основанное на любви и взаимной помощи как непременной потребности людей, когда.

«отсутствие какой-либо смятенности в жизни и в совести» — было той почвой, на которой росли человеколюбивые отношения в Древней Руси. Писатель видел в них основу для строительства справедливых взаимоотношений в обществе^[16]. Для С. Н. Булгакова и П. А. Флоренского милосердие понималось как часть божественной сущности. Люди чувственно связаны с Богом, чувственно воспринимают его через всеохватывающую любовь, и такая любовь есть высшее проявление милосердия. Это чувство сплачивает людей вокруг «Церкви — Тела Христова». Благотворительность воспринималась ими в качестве богоугодных поступков, которые человек должен совершать не из чувства долга, а по зову сердца, как «благодать жизни». На первый план выдвигались такие душевные качества человека, как терпение, сострадание, смирение, самопожертвование, раскаяние, всепрощение и т. п.^[17].

Милосердие, таким образом, есть особый вид духовности, «духовной интуиции», в которой отражены основные принципы христианской нравственности: любви к ближнему, совести, эмоционально-насыщенной заботе, сострадании по отношению к нуждающемуся. Эта духовная составляющая способна вывести верующего из рабского, униженного состояния «ветхого человека» и приблизить людей не только друг к другу, по и к Богу^[18]. Идеи милосердия вошли органической частью и в другие вероучения. К примеру, в исламе милосердие рассматривается как важнейшее качество-атрибут самого Бога.

Религиозно-прагматическая мотивация — ее можно выразить через следующее евангельское изречение — «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут». Нуждающийся для благотворителя — есть лучший богомолец, молитвенный ходотай, душевный благодетель. «В рай входят святой милостыней, — говаривали в старину, — нищий богатым питается, а богатый нищего молитвою спасается». Нищий здесь выступает в качестве «орудия» душевного спасения верующего, а милостыня имеет «спасающую» силу, такую же, как и в религиозных таинствах. В православии данный путь спасения решается таким образом, что остается свобода выбора: он не предначертан сверху, а остается открытым для верующего — пойдет ли человек по нему, зависит от самого него. Такого рода понимание свободы выбора в православии, в отличие от партикулярного протестантизма, основаны на арминианских догматических представлениях.

Прагматически-религиозная мотивация — благотворительность здесь зачастую используется различными религиозными организациями для распространения своих воззрений, в том числе среди последователей иных религий или неверующих. Она является своего рода ширмой в деле миссионерской деятельности и прозелитизма.

Прагматическая мотивация — в данном случае благотворительность здесь — это показное деяние в целях получения впоследствии определенных моральных или материальных дивидендов в рамках той или иной конфессиональной принадлежности. По мнению В. А. Сущенко мотивы русских предпринимателей и меценатов «были противоречивы: для одних это был порыв души, стремление хоть как-то облегчить участь оказавшихся на обочине жизни, обогреть сирых и убогих, для других — средство усыпления собственной совести и повышения авторитета в глазах окружающих»^[19].

Еще более категоричен в своих размышлениях был Т. Веблен. Он полагал, что в русской благотворительности сочетаются и гуманистические, и эгоистические мотивы. Когда жертвуют деньги на школы, библиотеки, приюты, то возводятся здания, облицованные дорогим материалом, с башенками, с окнами, внушающими случайному зрителю мысль о высокой денежной престижности, а не удобстве «находящихся внутри бенефициариев». Здания, построенные на пожертвования предпринимателей, во многих случаях как раз отличает показная роскошь.

Поэтому, с точки зрения социологии, благотворительная и меценатская деятельность русских дореволюционных предпринимателей демонстрирует наряду с религиозно-этическими и сугубо прагматические, социальные мотивы.

Исследователи констатируют и тот факт, что современные российские бизнесмены, рассматривая вопрос о поддержке благотворительных обществ, стремятся найти в этом личную выгоду, нередко пренебрегая общественной значимостью того или иного начинания. Организуя шумные акции вокруг каждого значительного благотворительного действия, бизнесмены, как правило, сетуют на убыточность спонсорских вкладов, вымогают у государства дополнительные налоговые льготы, устраивают из спонсорства себе рекламу, стремясь выбирать для поддержки объекты, хорошо знакомые публике (известный театр, популярную команду, конкурс красавиц и т. д.), вместо социально нуждающегося объекта, который не обеспечивает спонсору шумной огласки^[20].

Основные принципы и нормы социального служения содержаться в Библии, особенно в Евангелиях, Коране, Тинитаке и др. священных книгах. Рассмотрим их на примере Священного Писания.

В ветхозаветный период дела милосердия трактуются как дела, угодные Богу. В иудейском обществе были выработаны определенные меры помощи бедным и обездоленным. Согласно принятым законам, пахотные земли, виноградники и фруктовые сады должны были оставаться неубранными каждый седьмой год, «чтобы питались убогие» (Исх. 23:10). Каждый третий год десятину от всего урожая отдавали бедным (Втор. 14:28— 29). Наконец, специально оставляли неубранными края поля или сада, и бедным разрешалось подбирать оставшиеся после жатвы колосья (Лев. 19:9−10).

В межзаветный период иудаизм в такой мере сосредоточил внимание на делах милосердия, что благотворительность обрела уже спасительный и искупительный смысл. Дела милосердия стали определять как признак «праведности». Об этом свидетельствуют и апокрифы — «вода угасит пламень огня, и милостыня очистит грехи». В раввинистическом учении формулируются три принципа милосердия: 1) благотворительность есть добродетель праведности; 2) благотворительность должна иметь определенные пределы, поскольку безрассудная благотворительность может разорить жертвователя; 3) дела милосердия не должны унижать достоинства того, кому помогают.

Христианство продолжило традицию ветхозаветного милосердия, внеся в него доктринальное содержание. По христианскому учению милосердие стало мерилом праведности верующего (Деян. 9:36—43,10). Апостолу Павлу представлялось очень важной теологическая связь между милосердием, которую являет Бог (Еф. 2:4—9; Тит. 3—5), и милосердием, которое проявляет тот, кто жертвует бедным: верующий должен поделиться обретенной им милостью Божьей (Рим. 12:1; 2 Кор. 4:1). И наоборот, немилосердный человек являет собой полное отрицание Бога (Рим. 1:29—32). Он подлежит беспощадному суду Божьему (Иак. 2:13). В «Диадохе» 15:14 пожертвованию христиан придается столь же важное значение, как и молитве. Вот что писал об этом один из христианских иерархов Церкви Климент Римский: «Итак, милостыня есть доброе дело, даже как покаяние во грехах. Пост выше молитвы, а милостыня выше обоих… ибо милостыня перевешивает тяжесть греха». Таким образом, делам милосердия в христианстве придавалось важнейшее религиозное значение. Христианин должен подражать Богу, который сам даровал людям безграничную щедрость и милость^[21].

В последствие в протестантской традиции сложилось два принципиально противоположных учения о милосердии, которое трактовалось как учение о «добрых делах». Кальвинистско-лютеранское учение отвергало участие в добрых делах как элемента сотериологии. По мнению идеологов протестантизма спасение верующего зиждется не на человеческих заслугах, в частности, милосердии, а на Божьей благодати. Спасение, полученное от Всевышнего даром, не означает, что добрые дела не нужны. Они заповеданы и являются плодами веры. Они известны Богу, и он примет их во внимание на последнем суде. Однако только вера является гарантом спасения человека^[22]. Другое же направление протестантизма — арминианство — признавало дела милосердия в качестве важного компонента в деле спасения верующего.

В католической традиции такие добрые дела, как покаяние, пост, мученичество, милосердие и т. д. трактовались как угодные Богу и заслуживали вознаграждения после смерти. В учении католической Церкви даже появилась такая точка зрения, согласно которой заслуги в добрых делах могут передаваться посредством Церкви на последующее поколение в качестве благодати Божьей. Заслуга человеческих добрых дел в божественном плане спасения связывалось с заслугой страстей Христовых и считалось, что между ними существует соответствие^[23]. Таким образом, спасение в католичестве рассматривалось и как дарованное Богом, и как заслуженное. Дела милосердия играли здесь немаловажную роль. «Религиозное милосердие по своей сути теоцентрично, — пишет по этому поводу современный отечественный исследователь, — во-первых, оно выводится из божественного нравственного закона как одна из добродетелей, преодолевающая греховность; во-вторых, истинным признается лишь милосердие, сопряженное с верой в Бога. Внешним проявлением милосердия является помощь и участие, внутренним — сострадание»^[24].

Схожая позиция и в православном учении и миропонимании. В нем милосердие — эго не жалость, а образ жизни всей православной общности, в которой отсутствуют прагматические критерии. Проблема спасения в православии понимается как свободный выбор самого человека. И реальная практика милосердия как раз и является путем к спасению.

Мечтой жизни большей части русских предпринимателей (в особенности старообрядцев) было желание построить храм или часовню. Так в сознании русского человека отразилась идея искупления за богатство, которое всегда связывалось с грехом. Суть благотворительности заключалась в преобладании духовно-нравственных мотивов жизненного поведения над материальными. Идее прогресса как стяжательства русская духовная культура противопоставляет идею преображения жизни через преодоление греховной основы человека путем самоотверженного подвижнического труда. Труд в православной этике русского человека — безусловная добродетель, исполнение которой — высшее жизненное наслаждение, ибо посредством его он приближается к Богу, преодолевает свою греховную основу. Построить храм или богадельню — это самый традиционный путь покаяния и общественного служения. Поэтому на огромном числе зданий, больниц, школ, клиник, ночлежных домов, приютов, богаделен в городах дореволюционной России сохранялись имена их основателей — как правило, именитых купеческих фамилий^[25].

Однако, если в прежние времена филантропия, всегда широко распространенная в деловом мире, находила свое выражение в строительстве храмов на купеческие деньги и раздаче милостыни с церковной паперти, то с конца 19 в., свидетельствует В. Рябушинский, «главное соперничество между именитыми родами пошло в том, кто больше для народа сделает». «Именно в купеческой среде, — подтверждает его наблюдение известный исследователь купечества П. А. Бурышкин, — необычайно были развиты и благотворительность, и меценатство, на которые смотрели как на выполнение какого-то свыше назначенного долга»^[26]. Он полагал, что само отношение русского предпринимателя к своему делу было несколько иным, чем на Западе. На свою деятельность они смотрели не только, или не столько как на источник наживы, а как на выполнение задачи, своего рода миссию, возложенную богом или судьбою. Про богатство говорили, что Бог его дал в пользование и потребует по нему отчета, что выражалось отчасти и в том, что именно в купеческой среде необычайно была развита благотворительность, на которую смотрели как на выполнение какого-то свыше назначенного дела. Современные исследователи обращаются к религиозности русских предпринимателей, как к основному мотиву их благотворительной деятельности. Ряд исследователей считают, что в этой деятельности они следовали евангельской формуле: «Кто одел голого, накормил голодного, посетил заключенного, тот Меня одел, Меня накормил, Меня посетил»^[27].

Социальное служение, таким образом, являясь специфическим видом социальной деятельности, имеет свои особенности. Рассмотрим их на примере сравнения с другими направлениями социальной деятельности:

• • источниками социальной деятельности являются общегуманистические идеи человечества, изложенные зачастую в трудах гуманистов прошлого; социального служения — священные тексты, труды отцов Церкви, догматические принципы вероучений;
• • социальное служение и другие виды социальной деятельности объединяет лишь общая альтруистическая установка. По всем прочим основным параметрам — целям, методам и структуре они существенно различаются. Движущая сила социального служения — чувство нравственного долга, стремление делать добро во славу Бога и собственного спасения. Обычно оно проистекало из веры в бессмертие души. Здесь акцент ставится на творящего добро, а его вклад измеряется величиной и долгосрочностью оказываемой помощи. Социальный же работник, к примеру, видит свою задачу в том, чтобы при помощи реабилитации, нормализации и реадаптации клиент смог обходится без его помощи. Это становится критерием профессионального успеха работника. Другими словами, социальное служение как вид социальной деятельности во главу угла ставит духовные стремления помогающих и их убеждения. В социальной же работе центральной фигурой является «клиент», а целью — освобождение его от потребности в социальных работниках;
• • следующее отличие работника социальной деятельности от социального служения верующего заключается в том, что первая является профессией, которая базируется на системе знаний как теоретического, так и практического прикладного характера, а также на критериях успешного решения определенных проблем^[28]; социальное служение есть добровольная помощь, базирующаяся на желании делать добро людям. Отличительной чертой социальной работы является то, что она получила свое собственное развитие после признания ее как профессии, тогда как развитие социального служения шло параллельно с развитием религиозной мысли.

В конечном итоге, можно сделать следующий вывод: социальное служение есть особый вид социальной деятельности, основанный на религиозных принципах вероучения и милосердия и реализуемый в форме благотворительности. В нем мотивы социальной деятельности перекликаются с мотивами религиозного служения^[29]. В узко-духовном смысле социальное служение ориентировано на нравственные ценности, сохранения души и надежду на вечное спасение. В широком смысле социальное служение выполняет функцию социальной политики государства — сохранение народа и сглаживания социальных проблем в обществе. Оно может быть направлено на защиту от отрицательного воздействия неблагоприятных факторов социальной среды или на смягчение этого воздействия. При этом религиозным объединениям необходимо тесное сотрудничество или, как требуют современные тенденции в обществе, социальное партнерство с государственными, некоммерческими и общественными объединениями, осуществляющие столь необходимую сегодня деятельность^[30].

Данное служение может осуществляться как под непосредственным руководством священнослужителей, так и при «автономном» служении простых верующих, объединенных для выполнения целей благотворительности. Для первой формы социальной деятельности характерны следующие виды служения (на примере Русской Православной церкви)^[31]: православные братства и сестричества, социальная деятельность мужских и женских монастырей; дома престарелых (богадельни) при церквях; благотворительные центры и приюты для бездомных при храмах; церковное попечительство над заключенными в пеницитарных учреждениях; патронажная деятельность сестричесгв и общин милосердия; православные центры помощи детям-инвалидам; детские дома при храмах и монастырях; центры реабилитации наркоманов при храмах; благотворительные столовые при храмах и т. п.

Для второй формы социальной деятельности характерны следующие виды служения, проводящиеся, как правило, по благословению священнослужителей: адаптационно-реабилитационные центры для бездомных; социально-реабилитационные центры для несовершеннолетних; ассоциации помощи детям-инвалидам, центры лечебной педагогики; реабилитационные центры медико-социальной и психолого-педагогической помощи беспризорным детям; благотворительные фонды; региональные общественные организации по работе с наркоманами; социально-медицинские станции; группы сестер милосердия при медицинских училищах и т. п.

• [1] См.: Элбакян Е. С. Каритативная деятельность религиозных организаций // Религиоведение / Энциклопедический словарь / Ред. Забияко А. П., Красников А. Н., Элбакян Е. С. М., 2006. С. 490−491.
• [2] См.: Булгаков С. Н. Свет невечерний. Созерцание и умозрения. М., 1994. С. 34.
• [3] См.: Черных П. Я. Историко-этимологический словарь русского языка. Т. 1—2. М., 1994. Т. 1.С. 531−532.
• [4] См.: Даль В. И. Толковый словарь русского языка. Современные версии. М., 2004. C. 388.
• [5] Даль В. И. Пословицы русского народа: Сборник. М., 1957. С. 127, 739.
• [6] См.: Милосердие. С. 13—19.
• [7] Кирилл, архиепископ Смоленский и Калининградский. Проповедь во время молитвыв связи с заседанием Исполкома ВСЦ // Журнал Московской патриархии. 1987. № 6. С. 63.
• [8] См.: Костина Н. Б. Религиозная общность… С. 76—87, 161—162.
• [9] См.: Даль В. И. Толковый словарь русского языка. С. 60.
• [10] См.: Там же. С. 527.
• [11] См.: Российский гуманитарный энциклопедический словарь: В 3 т. М., 2002. Т. 1.С. 222.
• [12] См.: Антонова О. И. Мотивы социального служения у представителей православнойобщности // Труд и социальные отношения. 2008. № 9. С. 126—129.
• [13] См.: Милосердие. С. 74.
• [14] См.: Ваймугина Н. Милосердие как основа общества // К единству! 2007. № 3. С. 15.
• [15] См.: Соловьев В. С. Сочинения. В 2 т. Т. 1. М., 1990. С. 525, 543—548.
• [16] См.: Милосердие. С. 56.
• [17] См.: Там же. С. 56—58.
• [18] См.: Чсремухин П. Торжество нравственного совершенствования и спасения // Журнал Московской Патриархии. 1956. № 8. С. 53—59; Ветелев А. Поучение о любви к Богуи ближнему // Журнал Московской Патриархии. 1960. № 12. С. 31—33.
• [19] Сущенко В. А. История российского предпринимательства. Ростов н/Д, 1997. С. 124.
• [20] См.: Шинелева Л. Т. Общественные неправительственные организации и власть. М., 2002. С. 112−113.
• [21] См.: Бург Г. М. Благотворительность. Дела милосердия // Теологический словарь подредакцией Уолтера Элвелла. С. 156—158.
• [22] См.: Кальвин Ж. Наставления в христианской вере. В 5 т. Т. 1. Кн. 2. М., 1997. С. 237—306; Т. 2. Кн. 3. С. 375—462; Митер Генри X. Основные идеи кальвинизма. СПб., 1995.С. 12—60; Произ Д. Роберт. Оправдание и Рим. Минск, 1999. С. 33—36.
• [23] См.: Остерхавен М. Е. Дела // Теологический энциклопедический словарь. М., 2004.С. 374−375.
• [24] Элбакян Е. С. Милосердие в религиозной картине мира // Религиоведение / Энциклопедический словарь / Рсд. Забияко А. П., Красников А. Н., Элбакян Е. С. М., 2006. С. 637.
• [25] См.: 1000 лет русского предпринимательства: Из истории купеческих родов. М., 1995.С. 25—27; Русский торгово-промышленный мир. М., 1993. С. 195—198.
• [26] Цит. по: Династия Рябушинских. М., 1997. С. 123.
• [27] См.: Тазьмин Ю. Н. Меценатство и благотворительность в России. К вопросу о мотивациях // Социс. 2002. № 2. С. 93.
• [28] См.: Шанин Т. Социальная работа как культурный феномен современности: новаяпрофессия и академическая дисциплина в контексте социальной терапии и политическойпрактики наших дней // Взаимосвязь социальной работы и социальной политики. М., 1997.С. 19−22.
• [29] О специфике мотивационных стимулов в деле социального служения в религиознойобщности см. также: Романов В. Л. Социальная самоорганизация и государственность. М., 2000. С. 61−62.
• [30] См.: Антонова О. И. Социальное служение религиозных общностей в современнойРоссии // Роль религии в становлении российской государственности: исторический опыти современность. Сб. статей международной научно-практической конференции (21 декабря2007 года). Магнитогорск; Челябинск: Управление делами губернатора Челябинской области, 2007. С. 37−46.
• [31] См.: Чапнин С. В. Православная Москва. Справочник монастырей и храмов. М., 2006.С. 352−380.