Методологические проблемы исследования взаимосвязи личности и общения

Следует отметить, что проблема «личность и общение» настолько сложна и многоаспектна, что это, во-первых, обусловливает междисциплинарный статус ее исследования, и, во-вторых, на современном уровне развития психологических знаний ее изучение возможно только методом «срезов», раскрывающих ту или иную сторону этой проблемы. Одним из таких срезов и является анализ взаимосвязи и взаимообусловленности различных изменений личности и дефектов общения.

То, что как в отечественной, так и в западной литературе практически нет экспериментальных исследований личности больных с грубыми нарушениями операциональных возможностей общения (плохо или совсем не говорящих больных, наиболее характерным примером которых могут служить больные с афазией), объясняется, прежде всего, трудностями методического характера.

Во-первых, необходимо выбрать для исследования такие личностные характеристики, которые были бы значимы для структуры личности человека, системы его взаимоотношений с миром. Иначе говоря, при исследовании личности важно выяснить те психологические образования, которые возникают как прямой итог процессов, формирующих человеческую личность, и которые, в свою очередь, опосредуют его поведение, определяют то, как человек относится к явлениям окружающего мира, собственному статусу, функциям, ролям, характеру. Эти психологические образования личности или динамические смысловые системы могут претерпевать изменения как в процессе онтогенеза, так и у уже сформированной личности под влиянием изменения ее социального статуса, систем общественных и личностных взаимодействий [12]. Одной из частых причин подобных изменений является тяжелое заболевание, приводящее к полной или частичной инвалидизации и потере трудоспособности, например тяжелое заболевание головного мозга (инсульт, травма, опухоль и др.), сопровождающееся нарушениями речи.

Во-вторых, отсюда следует, что эти характеристики должны быть динамическими (а не стабильными) образованиями, тонко реагирующими на изменения жизненных условий, операциональных возможностей жизнедеятельности субъекта, отражающими динамику изменения поведения в данной социальной ситуации развития.

В-третьих, для исследования этих характеристик необходимо выбрать такие методики, которые были бы адекватны для работы с больными с речевыми нарушениями, т. е. основывались бы на невербальных реакциях испытуемых. Если для исследования больных логоневрозом широко используется анализ дневниковых записей или самохарактеристик [83, 106, 167], то для больных с афазией, у которых письменная речь страдает в той же степени, что и устная, адекватным ответом может быть только выбор (подчеркивание) варианта ответа или классификация карточек с ответами, текст которых читается сопряженно с исследователем. Для всех больных с поражениями мозга неадекватным будет ограничение при исследовании личностных черт скорости выполнения задания или анализ результатов по временным параметрам.

В некоторых отечественных и зарубежных исследованиях личностные качества больных оцениваются их родственниками или лечащим персоналом [88, 341]. Однако оценка личностных характеристик больного его родственниками нам представляется не вполне адекватной, так как она не отражает самовосприятия, самосознания больного (прежде всего определяющих его качество жизни) и их изменения в результате заболевания. Что касается оценок лечащего персонала, то данные многих сравнительных исследований [290, 315, 327, 361] показывают существенные расхождения между самооценками пациента и оценками его личностных черт и состояния врачом или реабилитатором. Основная причина различий заключается в том, что больной и терапевт используют для оценок разные ориентиры для сравнения: для больного — это его состояние до болезни, а для терапевта — другой больной со сходной симптоматикой.

В-четвертых, нужно обеспечить систему контроля специфичности выявляемых изменений личности для популяции больных с афазией в отличие от других нозологических групп, т. е. исследовать в качестве контрольных групп других неврологических больных без афазии или больных с приобретенными дефектами речи без поражения мозга. Так, например, Дж. Пригатано [334], проведя подобное контрольное исследование больных с поражениями мозга, приводящими и не приводящими к афазии, нс подтвердил утверждение Д. Бенсона [273] о том, что при моторной афазии наблюдаются депрессивные эмоциональные реакции, а при сенсорной — параноидальные. Первый тип реакций оказался характерным для всех больных с поражениями мозга. Что касается второго типа реакций, они были обнаружены у глухих пациентов [341], что заставляет предположить их специфичность для импрессивных нарушений в целом. Эти данные еще раз подчеркивают недостаточность сравнения экспериментальных данных только с контрольными группами здоровых испытуемых.

В соответствии с описанными методическими критериями мы выбрали для экспериментального исследования следующие личностные образования и следующие методики.

Самооценка — обобщенный результат познания себя и эмоционального отношения к себе, аффективная часть образа Я, которая, как известно, тесно связана с проблемой самосознания, с представлением о своем социально-коммуникативном ранге в коммуникативном процессе. Самооценка формируется на основании гармонического объединения уровня достижений в разных видах деятельности и адекватного восприятия оценок окружающих. Самооценка взаимосвязана также с психологическими механизмами защиты, являясь в случаях адекватной защиты компенсацией внутренней неудовлетворенности собой и обеспечивая самоутверждение и социально-психологическую адаптацию субъекта к неблагоприятным условиям. В случаях патологической защиты стремление к сохранению самооценки и резистентность к позитивному опыту приводят к паранойяльному поведению, невротическому развитию личности и психастении (37, 92, 93]. Самооценка, таким образом, обеспечивает самоприятие индивида, которое, как показали специальные исследования, позитивно связывается с принятием других [56]. В зависимости от того, направлена ли деятельность на сохранение или повышение самооценки, мотивация к осуществлению деятельности может усиливаться или, наоборот, подавляться. (Вспомним пример Р. Бернса [29], когда неуспевающая в школе девочка, узнав о своих высоких показателях IQ, при повторном исследовании снизила эти показатели, чтобы сохранить имеющуюся низкую самооценку.) Таким образом, самооценка становится для личности инструментом самоуправления, она определяет характер социального поведения человека, его активность, потребность в достижениях, постановку новых целей и продуктивность деятельности [125, 153, 204). Понятно поэтому, почему «все исследователи согласны с тем, что самооценка является если не ядром личности, то, по крайней мере, одним из важнейших личностных образований» [37, с. 66].

Выбор самооценки в качестве объекта исследования обусловливается не только ее значимостью в структуре личности, но и тем, что самооценка является динамическим образованием: она существенно изменяется в онтогенезе, при изменении жизненных условий, а также при патологии психической деятельности. Поэтому самооценка является показателем зрелости, а в патопсихологии — сохранности личности [92, 93].

С.Л. Рубинштейн писал, что если изменяется объективное внешнее взаимоотношение человека с окружающими его людьми, то оно, отражаясь в его сознании, изменяет и внутреннее, психическое его сознание, его отношение к себе и к окружающим людям [193]. Закономерно предположить, что нарушения общей и вербальной коммуникации больного, изменяющие всю систему его связей с миром, должны существенно повлиять на представления больного о своей личности, его эмоциональное отношение к себе и к окружающим, что находит свое отражение в изменении самооценки, в частности таких ее параметров, как устойчивость и адекватность. В таком случае расширение коммуникативных возможностей больного в результате реабилитации должно, как нам представляется, воздействовать на возникшие изменения самооценки, сближая ее с самооценкой до болезни. При этом можно думать, что степень изменения самооценки может быть неодинаковой для различных качеств личности. Это последнее предположение исходит из того, что самооценка имеет сложную структуру, включающую представления испытуемого о своей социальной роли, физическом состоянии и здоровье, об отношениях с окружающими, о своих целях, желаниях, планах на будущее и др. [336].

Для исследования самооценки наиболее часто применяется метод полярных профилей ЛшЪо— Рубинштейн [195], который заключается в том, что испытуемый должен на отрезке прямой, конечные точки которой обозначают полярные выражения исследуемых качеств, отметить место, соответствующее, по его мнению, степени выраженности у него данного качества. В нашей модификации этого метода мы использовали вместо традиционных шкал, таких, как «здоровье», «характер», «ум» и «счастье», шкалы качеств, связанных с коммуникативными процессами и отражающих динамические смысловые системы личности [62, 74]. Была отобрана 21 личностная характеристика. Характеристики сгруппировались при анализе в 4 группы: коммуникативность, отношение к окружающим, активность, эмоционально-волевые качества (табл. 1). При предъявлении в случайном порядке чередовались определения, относящиеся к разным группам качеств, а также расположение «положительных» и «отрицательных» качеств на том или другом полюсе, чтобы не создавать соответствующей установки у испытуемого. Критерии контроля за пониманием больными материала этого и последующих тестов изложены ниже. Отметим, что отобранные определения личностных характеристик включали развернутое описание каждого качества с использованием нескольких синонимов, чтобы облегчить понимание материала больными с афазией.

Таблица 1.

Материал для исследования самооценки.

Чтобы мотивировать больных к выполнению этого и последующих личностных тестов, мы объясняли перед началом эксперимента, что успешность восстановительного обучения и эффективность выздоровления зависят во многом от того, как человек к себе относится. Поэтому нам и надо это выяснить, чтобы лучше построить занятия. Все эксперименты с больными с афазией всегда проводились как фрагмент индивидуального занятия по восстановлению речи.

Наша модификация метода затрагивала не только экспериментальный материал (шкалы), но и процедуру проведения эксперимента. Мы применили два варианта процедуры эксперимента: в первом варианте между каждыми двумя выражениями полярных качеств имелись 7 отрезков прямой, обозначенных показателями «сильно», «средне», «слабо» и 0 (если, по мнению испытуемого, оба полярных качества у него выражены одинаково) и оцениваемых соответственно баллами от —3 до +3, например:

При этой процедуре очень просто количественно сравнить самооценку по разным шкалам и определить динамику при повторном обследовании. Например, если при первом шкалировании больной считал себя средненесчастным (-2), а при втором — слабосчастливым, то динамика оценивается показателем +3.

Второй вариант процедуры исследования самооценки направлен на исследование изменения самооценки в результате заболевания. Для этого на отрезке прямой длиной 10 см по каждой шкале больной ставил два крестика разного цвета: оценивал данное качество до болезни и в настоящее время, что позволяло количественно (в сантиметрах) установить не только актуальную самооценку больного, но и его субъективную оценку изменений, происшедших в результате болезни (расхождение самооценки).

Метод полярных профилей является адекватным для исследования больных с грубым нарушением или полным отсутствием речи, так как ответом больного является невербальная реакция: отметить крестиками места, соответствующие, по мнению испытуемого, степени выраженности у него данного качества сейчас и до заболевания.

Уровень притязаний исследовался по традиционной методике, разработанной в школе К. Левина. Перед испытуемым раскладываются 12 карточек с номерами, возрастающий порядок которых соответствует возрастающей сложности заданий. На каждый номер имеются 2 задания и отводится время, не сообщаемое заранее испытуемому. Он сам выбирает сложность каждого задания. Экспериментатор может произвольно увеличивать или уменьшать время, отведенное на задание, тем самым создавая ситуацию его выполнения или невыполнения (и соответственно вызывать переживание успеха или неуспеха). В результате эксперимент позволяет проследить, как влияет успешное или неуспешное выполнение задания на выбор степени сложности последующего задания [92, 195].

Как правило, в норме испытуемые выбирают после успешного решения более трудное задание, после неуспешного — менее трудное, но само понятие успеха или неуспеха не является лишь отражением достигнутого в тесте результата, но связано с личностными особенностями испытуемого: с потребностью в удовлетворяющей человека самооценке, с механизмами целеполагания, умением разделить реальную и идеальную цели (от этого в первую очередь зависят адекватность и уравновешенность уровня притязаний), с отношением к эксперименту и экспериментальному материалу [35, 92, 100, 160]. Так, например, в экспериментах Н. Г. Калиты [100] была выделена группа испытуемых, которых сама задача, сам процесс решения интересовали в большей степени, чем конечный результат, в отличие от группы испытуемых с так называемым «деловым» отношением к эксперименту, для которых на первом месте стоит оценка результата экспериментатором. Что касается отношения к экспериментальному материалу, можно предположить, что для больных с нарушениями речи уровень притязаний на речевые (личностно значимые) и неречевые задания может быть различным, а восстановление речевой деятельности может стать внутренним механизмом для формирования адекватного целеполагания и изменения уровня притязаний как на вербальные, так и на невербальные виды деятельности.

Это предположение подтверждают данные о том, что понятие успеха или неуспеха обнаруживает связь и с коммуникативными процессами, в частности с восприятием речи. Например, было экспериментально показано, что испытуемые, успешно выполнившие предварительное (неречевое) задание, лучше распознают тахистоскопически предъявляемые слова, обозначающие успех (типа «превосходный», «совершенство»), а испытуемые, потерпевшие неудачу в предварительном задании, более чувствительны к словам, обозначающим неуспех (типа «неспособный», «дефект») [295].

Уровень притязаний не является однозначной и стабильной характеристикой. Можно различать и количественно определить такие параметры, как исходный уровень притязаний в первом задании (определяемый самооценкой, уровнем Я испытуемого), конечный уровень притязаний в последнем задании, которое, как предупреждает экспериментатор, он не будет выполнять (связанный с идеальной целью), и динамику (устойчивость) уровня притязаний в зависимости от уровня достижений — степень выраженности реакции на успех или неуспех, которую определяют такие параметры, как диапазон выбора (разница между максимальной и минимальной сложностью выбранных заданий) и мера изменчивости (сумма сдвигов после успешного или неуспешного выполнения каждого задания).

Кроме разработки количественных параметров оценки теста на уровень притязаний наша модификация метода включала 2 серии: перцептивную (сравнение пар картинок с различным количеством различающихся деталей, что и являлось критерием сложности заданий) и вербальную (задания на повторение, называние, письмо, составление фраз с данным словом и соотнесение слова с картинкой) — с тем чтобы ответить на вопрос, в какой степени выявляемые изменения личности связаны именно с речевой деятельностью |66]. Вербальные задания подбирались индивидуально для каждого больного с учетом формы и степени выраженности нарушений речи и включали как доступные, так и не доступные из-за афазии задания. Так, например, для больного с грубой афферентно-моторной афазией с полным отсутствием спонтанной речи относительно легким заданием было найти картинку, соответствующую названному слову, более сложным (соответствующим большему номеру задания) было повторение звуков или коротких слов, а самым сложным (недоступным) заданием было составление или написание фраз. Для больных с сенсорными формами афазии, наоборот, наиболее трудными были задания на понимание (соотнесение с картинкой) низкочастотных слов или повторение длинных фраз. Усложнение задания осуществлялось путем увеличения его объема и (или) уменьшения времени, отведенного для выполнения. В обеих сериях при подборе заданий, предлагаемых больным, исключались задания, на результаты выполнения которых мог бы повлиять различный образовательный и культурный уровень испытуемых.

Как и в предыдущем тесте на самооценку, уровень притязаний у больных с афазией исследовался дважды: в начале и в конце 6-недельного цикла восстановительного обучения.

Реактивная и личностная тревожность — наиболее часто описываемые в литературе симптомы изменения личности при афазии [27, 130, 175, 245]. Однако исследование этого феномена затруднено тем, что понятие тревожности трактуется в психологии весьма неоднозначно.

Впервые термин «тревожность» (anxiety) был введен в психологию 3. Фрейдом и обозначал «некоторые состояния напряженности — результат, главным образом, вытеснения сексуальных импульсов и трансформации либидо в другие импульсы» [21, с. 19]. Если отвлечься от психоаналитической трактовки механизма тревожности, мы видим, что Фрейд понимает тревожность как некоторое психическое состояние. Аналогично В. С. Мерлин [159] рассматривает тревожность как временное эмоциональное состояние, возникающее при наличии угрозы, опасности или психологического конфликта, т. е. при возможном столкновении с раздражителями, эмоционально значимыми для субъекта. Наряду с этим Мерлин подчеркивает сложность этого психического состояния и выделяет ряд компонентов тревожности, такие как состояние эмоционального напряжения, переживание личной угрозы, повышение чувствительности, недовольство собой и т. д. Близкое к этому понимание тревожности мы находим в работах Томкинса [350] и Изарда [303], в которых тревожность рассматривается как комплекс фундаментальных эмоций, включающий страх, горе, гнев, стыд, вину. Относительная включенность этих эмоций в синдром тревожности зависит, как считают эти авторы, от индивидуальных особенностей личности и конкретных условий ее функционирования, в частности наличия в прошлом опыте столкновений с раздражителями, вызвавшими отрицательные эмоциональные реакции. Поэтому одна из основных причин возникновения состояния тревожности — ожидание неприятностей [252].

Если Томкинс и Изард указывают на связь состояния тревожности с особенностями личности, то ряд других авторов считают саму тревожность личностной характеристикой и выявляют связанные с ней поведенческие установки. Так, Н. В. Имедадзе [98] прямо пишет, что тревожность надо рассматривать не как временное состояние в определенных условиях, но как некоторое индивидуально-дифференцированное хроническое состояние, как свойство личности, возможность реагировать более или менее эмоционально на ситуации, содержащие опасность для удовлетворения социальной потребности. При этом Имедадзе подчеркивает социальную природу тревожности как приобретенного свойства психики. Ж. Тэйлор [349], Ж. Аткинсон и Г. Литвин [270] также считают тревожность устойчивой индивидуально-специфической диспозицией, подобной потребности в достижении цели, однако если последняя связана с улучшением выполнения заданий испытуемыми и выступает в качестве положительного мотива, то тревожность, напротив, связана с ухудшением выполнения при тех же экспериментальных условиях, с уменьшением креативности и продуктивности деятельности, и поэтому авторы ее рассматривают в качестве отрицательного мотива. Такая неодинаковая трактовка понятия «тревожность» отражает сложность и неоднородность психологической реальности, стоящей за этим понятием.

Это нашло свое отражение в концепции тревожности Ч. Спилбсргсра, в которой выделяются две формы: реактивная тревожность — реактивное эмоциональное состояние напряженности, беспокойства, нервозности, сопровождающиеся активацией вегетативной нервной системы, и личностная тревожность — относительно устойчивая индивидуальная характеристика, говорящая о предрасположенности субъекта воспринимать достаточно широкий круг явлений и ситуаций как угрожающих и реагировать на них соответствующим эмоциональным состоянием. Личностная тревожность активизируется при восприятии определенных стимулов, связанных со специфическими ситуациями угрозы престижу или самооценке субъекта [345].

Для исследования этих двух форм тревожности Спилбергер разработал специальный опросник («Шкала реактивной и личностной тревожности»^[1]), состоящий из 40 вопросов-утверждений (по 20 на каждую форму тревожности), определяющих, как себя испытуемый чувствует в данный момент и обычно. На каждый вопрос имеются 4 ответа: 1) вовсе нет; 2) пожалуй так; 3) верно и 4) совершенно верно — для реактивной тревожности и: 1) почти никогда; 2) иногда; 3) часто и 4) почти всегда — для личностной. Номер ответа соответствует числу выставляемых за него баллов, что позволяет количественно определить степень выраженности каждой формы тревожности. Преимущество этой методики для исследования больных с речевыми нарушениями заключается в невербальном характере ответа — зачеркивание соответствующей цифры под ответом. Чередование прямых (например, «Я легко могу заплакать») и обратных вопросов (типа «Обычно я чувствую себя бодрым») снижает вероятность формирования установки на один и тот же ответ. Общий итоговый показатель по каждой из подшкал находится в диапазоне от 20 до 80 баллов, причем в соответствии с выведенными автором на большой выборке нормативами показатель меньше 30 баллов для каждой формы тревожности характеризует низкотревожную группу испытуемых; 31—45 баллов — умеренно тревожную (в нее попадают большинство здоровых испытуемых), а показатель выше 46 баллов характеризует высокотревожных субъектов. Эта шкала сейчас широко используется психологами во многих странах мира. В разработке адаптированного для русской популяции опросника участвовали Ч. Спилбергер и 7 психологов-экспертов, оценивающих каждый вопрос. Ю. А. Ханин [233], апробировавший русский вариант методики, указал на высокую валидность теста и устойчивость результатов при повторных обследованиях через 1 ч, 20 дней, 104 дня.

Личностные установки больных с афазией исследовались с помощью модификации широко известного в психологических исследованиях проективного теста Розенцвеига [337], состоящего из картинок, изображающих персонажей во фрустрирующей ситуации. Двое из схематически изображенных лиц обмениваются репликами, при этом приведены слова только одного из них. Испытуемый должен придумать ответ, который он дал бы на месте второго персонажа. Ответы кодируются по двум параметрам: направленность реакции (экстрапунитивная, интрапунитивная и импунитивная) и тип фиксации (на препятствии, самозащите и удовлетворении потребности, т. е. преодолении препятствия). Комбинации этих параметров дают 9 возможных типов ответов.

В нашей модификации метода Розенцвеига вместо вербальных ответов испытуемого используется выбор к каждой из 24 картинок одной из 9 карточек с возможным ответом, который читает экспериментатор сопряженно с больным [61]. Этим достигается возможность использования данного теста для исследования больных с афазией даже с грубыми нарушениями или полным отсутствием спонтанной речи при условии сохранности внутреннего чтения. Каждый ответ в нашей модификации соответствует одному из 9 типов реакций, выделенных Розенцвейгом, и составляет наиболее часто встречающиеся в его списке реплики испытуемых, адаптированные с точки зрения лексики и грамматики для исследования больных с афазией (табл. 2).

Таблица 2.

Материал модифицированного теста Розенцвейга.

С целью проверки адекватности отобранных по всем ситуациям адаптированных ответов был проведен контрольный эксперимент, в котором три психолога должны были расклассифицировать карточки ответов по 9 типам реагирования. Эксперимент показал адекватность выбранных реплик.

Далее для проверки валидности методики Розенцвейга в этой форме модификации теста была исследована группа здоровых испытуемых разного возраста и уровня образования. Здоровым испытуемым давалась та же инструкция, что и больным: рассмотреть внимательно картинку, прочитать все возможные ответы на карточках (для обеспечения этого экспериментатор фиксировал пальцем и читал каждый ответ сопряженно с испытуемым) и выбрать тот, какой он дал бы сам на месте нарисованного человека. Оказалось, что при исследовании здоровых испытуемых по типам реакций мы получили показатели, близкие к данным Розенцвейга по нормативной группе (например, нормативный показатель Розенцвейга для реакций типа Е = 40, в нашей модификации 38,2; для 12 30, у нас 31,5; для М? 30, у нас 30,3). Это свидетельствует об адекватности примененной модификации теста. Апробация теста показала его доступность для исследования больных.

Исследование особенностей межличностных отношений в семьях разных категорий больных с различными формами и выраженностью речевых нарушений имеет первостепенное значение для практики реабилитации и формирования адекватной установки семьи на конструктивное решение проблем, помогающую реабилитации деятельность и эмпатийное поведение, а не на пассивное выжидание ими врачебной помощи. «Крайне важно добиться, чтобы члены семьи больного правильно представляли себе его состояние и действовали заодно со специалистами. В связи с этим в обязанности медицинского персонала должно входить установление тесного контакта с семьями больных» [256, с. 251].

Специалисты по речевой терапии отмечают также, что невротическая реакция наблюдается как у больного, так и у членов его семьи [10]. Экспериментальные исследования родственников больных с речевой патологией с помощью теста Розенцвейга отмечают повышенную фрустрированность родных (повышение показателей ОД и Е) и низкий уровень попыток решения проблем самостоятельно (понижение показателей NP) [106]. По данным Кинселла и Даффи [309], 47% супругов больных с афазией нуждаются в посещении психиатра, 76% принимают транквилизаторы, у многих наблюдаются соматические заболевания нейрогенной природы. Поэтому необходимо выявить типы семей, прежде всего нуждающихся в психокоррекционной работе, в помощи реабилитатора, а также необходима специальная работа по переосмыслению членами семьи имевшей место раньше или актуальной психогении. Так, например, известно, что наиболее негативно фактор болезни сказывается на стабильности молодых семей, где возраст больного составляет 35—40 лет. В них, по данным В. М. Шкловского [256], в 32% случаев болезнь приводит к разводу.

Дисгармония семейных отношений часто усугубляет дефекты речи и их субъективное переживание больными, тормозит и снижает эффективность реабилитационных мероприятий и способствует возникновению рецидивов болезни. Поэтому анализ межличностных отношений и психологического климата в семье необходим для сохранения и поддерживания коммуникативных и терапевтических функций семьи больного, т. е. в конечном счете для повышения эффективности восстановительного обучения и нормальной жизнедеятельности всех членов семьи. Из 8 выделенных психологических факторов, влияющих на успешность реабилитации больных с афазией, фактор семьи оказался на третьем месте [332]. Даже одинокая жизнь больного до заболевания оказывает негативное влияние на последующую реабилитацию [302]. «Больной, включенный в социальный мир семьи, уже на пути к восстановлению» [358, с. 20]. И наоборот, негативные установки членов семьи, такие, как нереалистические ожидания, чувство вины, гиперпротскция, отчужденность, гиперкритическое и гипертревожное отношение и т. п., приводят к ухудшению коммуникативных возможностей, увеличению эмоциональных трудностей больного, т. е. к возникновению своего рода порочного круга [268, 309].

В теоретическом плане изучение межличностных отношений в семье больного входит в широкий круг проблем социальной перцепции, ибо «психологический комплекс неполноценности, формирующийся у людей с действительной или внушенной физической ненормальностью, сказывается не только на их познавательных процессах, переживаниях, поведении, когда они возникают по поводу самих этих людей. Они в столь же явной степени накладывают печать на познание, отношение и поведение этих людей, когда они направлены и на тех лиц из их окружения, с которыми они повседневно общаются…» [32, с. 53].

Семья является одной из разновидностей малых социальных групп. Семья как социальный организм имеет специфические и многообразные функции, такие, как репродуктивная (воспроизводство жизни), хозяйственно-экономическая, рекреативная (организация досуга и отдыха), коммуникативная, воспитательная и психотерапевтическая (обеспечение психологического комфорта и эмоциональной поддержки друг друга). Последняя функция больше всего коррелирует с удовлетворенностью браком [237].

Условием успешного функционирования семьи является, с одной стороны, выполнение каждым членом семьи свойственной ему роли, а с другой — соответствие поведения каждого ролевым ожиданиям других членов семьи. Для больного с афазией значение внутрисемейных связей резко возрастает вследствие изменения социально-трудового статуса, сокращения социальных связей и необходимости постоянного ухода и поддержки. Микросреда становится теперь макросредой. В связи с инвалидизацией повышается роль семьи как сферы, в которой в основном может быть реализовано общение больного с афазией. Иначе говоря, семья выступает в качестве малой терапевтической группы, отличающейся от сформированной в больнице терапевтической группы больных с афазией по характеру и продолжительности воздействия, но также способствующей (или препятствующей при негативных эмоциональных отношениях или гиперопеке) восстановлению вербальной коммуникации.

Ситуация болезни неизбежно нарушает выработанное равновесие в семье. Возникает необходимость перераспределения внутрисемейных ролей, что, безусловно, отражается на характере межличностных отношений (МО) и тесно связанной с ней межличностной перцепции членов семьи. Межличностные отношения в семье в значительной степени определяют личность больного и могут способствовать или, наоборот, препятствовать активизации остаточных или восстановлению речевых возможностей.

Все сказанное выше обусловливает актуальность исследования межличностных отношений в семьях хронических больных, имплицитно представленных в образах межличностного восприятия.

Проведение такого рода исследования предъявляет большие требования к экспериментатору в связи с тем, что он вторгается в область интимных взаимоотношений членов семьи. Поэтому исследование больного и его ближайших родственников начиналось с предварительной беседы, в которой объяснялось, что собираемые сведения необходимы для повышения эффективности проводимой реабилитационной работы, отбора наиболее полезных и интересных для больного методов занятий. Подобная установка способствовала также повышению достоверности получаемых данных. Обязательным условием исследования было проведение его одним и тем же исследователем и по возможности в одинаковой ситуации — в больнице (а не в домашней обстановке), где обычно проходят беседы с родственниками и занятия с больными, что еще более подчеркивало терапевтическую направленность обследования. Предварительная апробация методик с соблюдением указанных условий показала, что у испытуемых вырабатывалась необходимая установка: «помощь психологу-терапевту в наилучшей организации восстановительного обучения». Родственники, как правило, охотно выполняли предлагаемые задания, в конце посещения обычно говорили: «Если нужно, я приеду еще» и «Может быть, еще что-нибудь написать?» и т. д.

Для повышения надежности полученных данных мы использовали сопоставление результатов прямых и косвенных (прожективных) методов, взаимодополняющих (частично перекрывающих) друг друга.

Учитывая, что невозможно получить объективные данные об отношениях в семье до болезни, чтобы решить задачу оценки динамики межличностных восприятий и отношений в семье больного, мы просили испытуемых большинство тестов выполнять дважды (заранее не предупреждая о возможности повторного предъявления теста). Сначала оценивались различные показатели МО в настоящее время, затем производилась ретроспективная оценка испытуемыми тех же показателей до возникновения заболевания. Достаточно большое количество вопросов, по нашему мнению, позволяло предположить, что второе выполнение было относительно независимым от первого, т. е. испытуемый не мог точно помнить свои ответы в первом тесте и должен был проводить оценки заново в соответствии с новой инструкцией, что давало возможность оценить динамику МО и восприятий в семье больного с афазией по сравнению с преморбидным состоянием.

Естественно, что ретроспективный характер опроса не позволял получить полностью адекватные сведения о семейных отношениях до возникновения болезни, так как со временем и в связи с изменением ситуации в семье была неизбежна переоценка этих отношений респондентом (дающим сведения). Нас интересовало в большей степени не объективное изменение характера МО, а субъективное восприятие респондентом этих изменений, ибо именно оно, по нашему мнению, больше всего значимо для формирования, с одной стороны, особенностей личности больного, а с другой — эмоционального климата в семье.

Межличностные отношения в семьях больных с афазией исследовались с помощью трех методик: шкалирования эмоциональных отношений [213], ранжирования определений [362], а также с помощью контент-анализа сочинений (свободного описания) родственников о больном (последняя методика использовалась также Н. Л. Карповой [106] для анализа отношений в семьях больных заиканием).

Методика шкалирования эмоциональных отношений является вариантом описанного выше метода полярных профилей, основанным на экспериментально подтвержденной гипотезе о том, что эмоционально-ценностное отношение к другому человеку включает в себя три независимых измерения (категории): симпатия — антипатия (с — а); уважение — неуважение (у — н/у), близость — отдаленность (б— о) [213]. Методика включает 18 шкал с расположенными на полюсах в случайном порядке прямыми и обратными характеристиками этих трех категорий (табл. 3).

Таблица 3.

Шкала эмоциональных отношений (по В.В.Столину).

Обследуемые (больной и член его семьи) оценивали свое отношение к родственнику (прямая оценка) и свое мнение об отношении родственника к себе (рефлексивная оценка). Если рефлексивная оценка отношения ниже прямой оценки его родственником, респондент недооценивает действительное отношение к себе, если выше — имеет место переоценка отношения. Оба случая говорят о нарушениях адекватности межличностного восприятия в семье. При подсчете для обратных характеристик знак балла в шкале меняется на противоположный. Показатели ниже 0 для каждой категории характеризуют отрицательное отношение; от 0 до 6 — среднее; более 6 — положительное отношение.

Методика ранжирования определений является модификацией метода измерения самооценки как расхождения реального и идеального Я [362]. Испытуемому предлагается 20 карточек с позитивными личностными характеристиками (см. с. 56). В нашей модификации они использовались для взаимооценок, т. е. испытуемым (больному и его родственнику) предлагалось оценить по предложенным качествам не себя, а члена семьи. Испытуемый должен был выбрать одну из карточек с определением, которое его больше всего характеризует в настоящее время, затем из оставшихся 19 еще одно, и так до 10 выборов.

Материал методики ранжирования определений (карточки).

Таким образом, получается определенная иерархия характеристик отношения респондента к одному из членов его семьи (больного к родственнику и родственника к нему). Затем отобранные 10 карточек перемешиваются, раскладываются перед испытуемым, и ему предлагается вновь провести 10 выборов, оценивая этого же человека до настоящего заболевания, а затем повторяется та же процедура, но оценивается тот же человек в идеале («каким бы он хотел его видеть»).

При помощи критерия ранговой корреляции Спирмена подсчитываются корреляции между тремя полученными иерархиями качеств («сейчас», «до болезни» и «идеально»), которые показывают, насколько изменилось восприятие друг друга больным и членами его семьи, а также насколько оно отличается от желаемого (идеального).

В дополнение к этому в нашей модификации испытуемому предлагалось оценить все 20 карточек (как выбранные, так и не выбранные, вперемешку) по 5-балльной шкале в соответствии с тем, насколько они для него значимы, безотносительно оцениваемого. Из суммы баллов выбранных качеств вычиталась сумма баллов невыбранных определений, что составляло индекс позитивности/ негативности произведенных ранее оценок.

Методика сочинения предлагает родственнику описать произвольный «портрет» больного («пишите все, что хотите, нам все интересно и важно»). В связи с неопределенностью инструкции психолог имеет дело с проекцией существенных для респондента чувств и отношений к больному.

Сочинения анализировались с помощью контент-анализа [213], качественными единицами которого были те же категории, что и в методике эмоционального шкалирования отношений. Сочинения анализировались независимо друг от друга тремя экспертами, которые с опорой на словарь индикаторов (табл. 5) определяли представленность и количественное выражение каждой категории или их комбинаций по 4-балльной шкале.

Словарь индикаторов для контент-анализа сочинений (по В.В.Столину) Таблица 4.

Кроме того, косвенным выражением эмоционального отношения к больному служат объем, содержание и временные характеристики сочинения. Например, если большая часть сочинения посвящена преморбидным характеристикам личности, это указывает на недовольство больным в настоящем.

Описанные методы позволяют, с одной стороны, выявить дисгармонию семейных отношений, а с другой — сформировать у родственников взаимоответственность и установку на сотрудничество в предстоящем лечении близкого им человека. Данные тестов могут также служить источником обратной связи при семейной терапии.

Для каждого экспериментального исследования были разработаны способы контроля за пониманием больными материала теста:

• • материал эксперимента включал такие определения измеряемых качеств или фразы, которые были, во-первых, достаточно простыми в грамматическом и семантическом отношении, а во-вторых, содержали развернутое описание каждого качества с использованием нескольких синонимов, например (для метода полярных профилей): «Я очень замкнутый, не люблю общества, трудно знакомлюсь с людьми» — «Я очень общительный, люблю общество, легко знакомлюсь с людьми»;
• • в эксперименте участвовали только больные, предварительное нейропсихологическое исследование которых показало сохранность внутреннего чтения;
• • ив экспериментальных, и в контрольных группах испытуемых чтение тестового материала проводилось сопряженно с экспериментатором с дополнительной фиксацией каждого стимула пальцем, чтобы обеспечить восприятие каждого стимула и исключить случайные ответы (особенно в тесте Розенцвейга с достаточно большим выбором возможных ответов), причем экспериментатор тщательно контролировал понимание вопросов и инструкций, повторяя и разъясняя их в каждом сомнительном случае;
• • критерием понимания тестового материала являются сходные ответы на синонимичные или близкие по смыслу высказывания (например, в тесте Спилбергера: «Я слишком переживаю изза пустяков» и «Всякие пустяки отвлекают и волнуют меня») и противоположные по знаку оценки антонимичных высказываний (например: «Я очень неуравновешенный» и «Я очень сдержанный» в тесте полярных профилей; или: «Я уверен в себе» и «Мне не хватает уверенности в себе» в тесте Спилбергера);
• • дополнительные возможности контроля за адекватностью выполнения тестов давал анализ сопутствующих вербальных и эмоциональных реакций испытуемых.

Всего в экспериментах приняли участие более 100 испытуемых. Каждый из них был обследован дважды: в начале и в конце цикла восстановительного обучения.

Далее при изложении результатов описанных экспериментальных исследований мы попытаемся показать, насколько разработанный методический аппарат (методические требования к тестам, специфические модификации методик и процедура контроля за адекватностью их выполнения) адекватны, валидны и чувствительны для исследования личности больных с нарушениями операциональных возможностей общения, в частности с афазией.

• [1] Эта шкала настолько широко распространена в психологических исследованиях, что нет необходимости приводить сс полностью.