Избегание стыда при помощи успеха

Я работал с несколькими пациентами, которым удавалось избегать и блокировать стыд и беспомощность при помощи своей успешности. Джейн вышла замуж за очень богатого банкира, а также добилась больших успехов как специалист в области декора и моды. Она страдала от приступов паники с раннего детства и потому всегда искала близости с матерью. Успех, которого она добилась, был как развитием ее талантов, так и реализацией неудавшихся амбиций ее матери.

Хотя они с мужем жили в роскоши, всегда путешествовали первым классом, останавливались в прекрасных отелях, она чувствовала себя ограниченной из-за того, что не может жить такой же жизнью, как другие богатые люди. Очевидно, ею двигали ее желания, и мы с ней затронули вопрос, кто этот «Я» (глаз)^[1], который желает, и эти желания находят свое выражение через нее. Она вспомнила о том, что она извлекла из своей психики, о стыде, который она ощущала в подростковый период, когда у нее на каникулах не было лыжных ботинок. Их надо было брать в прокате, на них были проставлены номера, и она пыталась спрятать их; это было похоже на номера жертв Аушвица. Я поднял вопросы, которые она блокировала, а именно еврейства, психологии Холокоста; в ее семье это всегда оставалось фоновой угрозой, не признаваемой и не вербализуемой. На идиш говорила только бабушка со стороны отца, жившая в маленьком американском городке. Хотя ее муж умер молодым, она смогла добыть денег и обеспечить своим детям обучение в университете. Отец Джейн всегда проявлял лояльность к своей матери, но его жена стыдилась этой женщины и всегда огорчалась, когда приходило время наносить ежемесячный визит. Они проводили лето в Хэмптонсе, на богатой и модной части Восточного побережья, и между ее родителями всегда возникало напряжение, когда приезжали бабушки и дедушки. Эти проблемы стыда никогда не признавались и с ними никогда не работали. Пациентка росла с психологией, которая — как иммунная система — не встречалась со здоровыми переживаниями, которые могли бы выстроить ее иммунитет. Отсюда и приступы паники.

Приступы паники вызывали у нее ощущение внутренней пустоты. Ей приходилось, как только начинался приступ, идти домой, но у нее никогда не было чувства настоящего понимания того, из-за чего начинается паника или избавления от нее. Мы сейчас работаем над тем, как эта паника связана с потенциальным стыдом.

Ричард — очень успешный бизнесмен, которого высоко ценят в кругу коллег и в религиозном сообществе. Он пришел ко мне около 15 лет назад из-за того, что по выходным у него было чувство депрессии и неадекватности, и он чувствовал, что его деловая карьера вовсе не так уж успешна, а жизнь проходит без особых достижений. В то время его отец был еще жив; этот человек вышел из нищеты и построил успешный бизнес, в который позже вошел мой пациент. Через несколько лет он сменил отца на посту руководителя и дальше жил в ощущении ожидаемого возмездия. В детстве его холодная амбициозная мать выстраивала отношения исключительно с мужем и давала пациенту очень мало материнской теплоты. В возрасте 6 лет его отослали в пансион, и он начал сам добиваться успеха. Мы с ним прорабатывали темы угрозы утраты престижа, когда ему пришлось оставить роль председателя, которую он сочетал с ролью исполнительного директора в своем бизнесе. Он чувствовал невыносимую угрозу своему образу самости, который он настолько сильно инвестировал в материальный мир, страх, что без прикрытия материальным успехом ему придется вновь столкнуться с плохим представлением о себе, идущим из детства. Когда он был ребенком, он иногда причинял себе боль и бился головой о стену от чувства, что он очень плохой. У него не возникало ощущения, что он хорош для своей матери, поскольку ее взгляд был обращен только на отца. Он боялся, что может оказаться голым королем, поскольку не был укутан в хороший любящий образ себя. Он не мог использовать свое воображение для того, чтобы проникнуть за пределы защитного образа самости, а в соответствии с ним он никогда не видел снов! Он чувствовал, что должен, как барон Мюнхгаузен, постоянно сам себя вытаскивать за волосы из болота. Он жил в состоянии голода и пустоты, и проблемы становились для него средством подпитки себя и постоянного продвижения вперед. Старение и смерть угрожали восстановлением отношений с матерью, со снежной королевой, которая может отнять его жизнь. Мы с ним смогли поговорить о страхе разрушающейся самости, которую он пытался поддерживать работой, успехом, обретением репутации. Постепенно он смирился с тем, что не должен стараться быть «на верху каждой горы» и что он может выработать более естественный ритм жизни.

Между ним и другим пациентом, Гарольдом, есть потрясающее сходство. Гарольд также добился заметных успехов, но ему было необходимо время от времени возвращаться на сессии на кушетке, чтобы исследовать свои глубинные страхи. Он стремился разотождествиться со своим отцом-неудачником. Когда пациент добился первого серьезного коммерческого успеха, его отец сказал некоему третьему лицу: «Гарольд думает, что он важная птица, а он просто большой кусок дерьма». На протяжении своего детства он пытался справиться с ощущением стыда оттого, что его семья была относительно бедной по сравнению с благополучными соседями, а также оттого, что его страдающая пограничным психотическим расстройством мать вела себя так, что он смущался.

Эти люди пытались обойти стыд и в своих усилиях не могли ни на минуту расслабиться. А каковы люди, поддавшиеся депрессии?

Здесь я сошлюсь на статью Чарльза Монтгомери, опубликованную в сборнике по групповому анализу «Ценность депрессии и тайная жизнь стыда: групп-аналитическая перспектива». Согласно его опыту депрессия некоторых пациентов является противодействием, которое должно нейтрализовать осознание стыда. В этом смысле депрессия играет роль избавления; она приглушает воспоминания о стыде и парализует индивида в этом процессе. Стыд остается скрытым при посредстве внутренней организации, предназначенной защитить человека от осознания собственной ненависти и желания отомстить за ранние травмы, вызывавшие стыд. В его группе индивиды смогли установить достаточный контакт с этим блокированным уровнем, признать злость, ярость, деструктивный триумф наряду с невыносимыми чувствами любви и раскаяния, направленными на тот же самый объект. Мы можем связать это с «нарциссической яростью» по Когуту — нескончаемой яростью в отношении того, кто причинил нарциссическую травму.

Описываемая терапевтическая группа смогла поделиться переживаниями унижения и стыда в детстве. Однако ярость, направленная на того, кто вызвал эту злость и унижение, в течение долгого времени отсутствовала. Они говорили о чувстве пустоты, вызванном отсутствием эмпатического отклика в детстве. Защитная озабоченность утратой и пустотой наконец была разрушена новым членом группы, пограничным пациентом, который принес с собой выраженную подавленность, злость и смог направить их против членов группы и терапевта.

Таким образом, за разделяемыми историями и признанием сходства обнаружились различия и конфликт. Пациенты начали видеть, что находится за пределами адаптивной, послушной, ложной самости, из-за которой они не чувствовали жизненной энергии и наполненности. Постепенно в групповой работе начало проявляться ощущение более аутентичной истинной самости, более связное и более глубоко интегрированное. Баланс между избеганием стыда при помощи сокрытия и стремлением говорить о лжи, которая должна стать правдой, изменился. Диалог группы привел к углублению уровней самоисследования и самовыражения. «Эти проблески, моменты взаимного признания и одобрения, уникальны для тех видов терапии самости, которые происходят в аналитических группах». Появление «группового селфобъекта», «групповой самости», было ступенью к более сепаратному психологическому переживанию. Симптом говорит негромко, но он хочет быть услышанным и понятым.

Я закончу цитатой из замечательной книги Тома Кейва «Триада. Врач. Аналитик. Каббалист» (Лондон, Rosenberg and Krausz, 2000).

«В существовании правого подразумевается существование левого. То и другое существует, и у каждого из нас левое — это зеркальное отражение правого. Когда я по-настоящему понимаю и признаю это в себе, я чувствую себя целостным, чувствую единство со своей самостью. Нет ни правого, ни левого, есть только я как единое целое. Есть те, кто симметричен и сбалансирован, и те, кто этого лишен, кто страдает от недостатка симметрии, у кого доминирует та или другая сторона. Такие люди могут реализовать только одну свою сторону, левую или правую. Поэтому они неразвиты как личности. Они, независимо от их возраста, остаются детьми».

• [1] Англ, «я» (I) и «глаз» (eye) произносятся одинаково. — Прим, перев.