Проблема традиции и новаторства в литературе XVII в

Бурные события начала XVII в., усиление роли городов как центров экономической и культурной жизни способствовали появлению большого количества разнообразных литературных произведений.

В период Смуты литература оказалась фактически свободной от запретов. Авторы начинают бурно обсуждать перемены, происшедшие в сознании людей, переживавших Смутное время, идеи «самовластия» человека. Только теперь эта идея из области духовной (XVI в.) перемещается в область реального, земного человеческого существования.

Главным содержанием литературных произведений становится проблема соотношения традиции и новации. В литературе XVII в. явственно прослеживается начало процесса освобождения культуры из-под влияния церкви («обмирщение» культуры).

Тема ценности личности в народной литературе. Повести и сказания о Смутном времени объединяет тема ценности человеческой личности. Эта тема становится главной в литературе XVII в. и получает развитие в народной литературе. Ее авторы — простые люди, иногда даже не имевшие собственного угла и «скитавшиеся меж двор». Именно в этих произведениях, создававшихся в тиши монастырских бибилиотек или боярских палат, человек все больше выступал как сложное в нравственном отношении существо, связанное с другими людьми, с бытовой обстановкой, с проблемами, которые ему приходилось разрешать.

Появляется разнообразная литература, посвященная мироощущению человека в «бунташном веке»: «Повесть о Ерше Ершовиче», «Повесть о Шемякином суде», «Повесть о бражнике», «Повесть о Горе-Злосчастии». Это рассуждения о жизни человека, испытывающего на себе перемены, начавшиеся в обществе и государстве.

Вряд ли можно говорить о том, что народная литература посягает на главные святыни старины — государя, государство, веру. Но она оставляет за собой право оценки, право собственного мнения человека по поводу институтов власти, церкви.

Авторов произведений с «несерьезными» сюжетами интересовали очень серьезные вопросы: «безмерная» нищета одних и незаслуженное богатство других, бесправность простого человека перед властью и т. д.

Вопросы социальной справедливости поднимались и в литературе XVI в. Но то были философские рассуждения сторонних наблюдателей. Теперь же об этом пишут сами «босые» и «голодные».

Народная литература острее и ярче переживает идею ценности человеческой личности. Самым гуманистическим произведением XVII в. называют «Повесть о Горе-Злосчастии». Ее главный герой — самый невзрачный и самый непутевый человек, какой может появиться на этой грешной земле.

В «Повести о Горе-Злосчастии» уживаются рядом и тради^ь ционность подачи земной судьбы как предопределенной свыше (автор начинает повествование «от Адама и Евы»), и право человека на попытку изменить свою судьбу. Конфликт между личностью и судьбой не характерен для средневековой культуры, ибо судьба предопределена и избежать ее нельзя.

Но самое поразительное заключается в том, что, рассказывая о злоключениях молодца, честь которого, «яко река текла», автор не осуждает его, а сочувствует, сопереживает его попыткам изменить судьбу. Сочувствие греховному человеку прежде было невозможно. Его следовало обличать, поучать. Здесь же совсем иная картина: автор с нескрываемой симпатией рассказывает о тяжких испытаниях, выпавших на долю простого человека потому, что не слушал он своих родителей, а пытался сам выбрать себе жизненный путь:

Ахти мне, Злосчастие горинское! уморило меня, молодца, смертью голодною, уже три дни мне были нерадошны; не едал я, молодец, ни полукуска хлеба!

И, но кинусь я, молодец, в быструю реку — полощъ мое тело, быстрая река, ино ешьте, рыбы, мое тело белое!

Ино лучше мне жития сего позорного.

Автор с нескрываемой радостью говорит о завершении страданий своего героя:

Спамятует молодец спасенный путь, и оттоле молодец в монастырь пошел постригатися, а Горе у святых ворот оставается, к молодцу впредь не привяжетца.

Повесть заканчивается по всем правилам средневековой традиции — герой находит утешение в монастыре. Тем не менее это уже литература другого времени. Она исследует понятие добра и зла, основываясь на значительности земного существования человека, праве личности на борьбу за изменение своей судьбы.

Новый культурный герой житийной литературы. Новый герой и новые темы появляются в житийной литературе. Для литературы XVII в. характерна противоречивость между формой и содержанием. Житийная литература этого времени — автобиографическое повествование, в котором остро чувствуется двойственность, переходный характер культуры.

К наиболее известным произведениям XVII в. относится знаменитая автобиография протопопа Аввакума, идейного вождя старообрядчества. По своим взглядам Аввакум — крайний консерватор, проповедник «старой веры». Но как личность — это герой нового времени. Он борется, исправляет нравы, проповедует (но не как святой — аскет средневекового времени). Аввакум занимает активную, деятельную позицию. Форму средневекового «жития* он использует для описания собственной жизни, прославления собственной личности, что было бы сочтено страшным грехом в совсем недалеком прошлом. Наконец, автобиография Аввакума демонстрирует рождение нового литературного языка. «Житие* изобилует контрастным соседством церковного высокопарного слога и живого разговорного просторечия.

«Просторечие* Аввакума предвосхитило эпоху Петра. Аввакум оказался большим новатором, чем кто-либо другой из известных нам авторов XVII в, сделав простоту и доступность изложения важнейшим принципом своего творчества. В «Житии» Аввакум дЬет такое обоснование своей позиции: «Аще что речено просто, и вы, Господа ради, чтущи и слышащи, не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русский природный язык*. Эта похвала русскому языку в рамках религиозного сознания невольно вводила новую систему ренессансных, гуманистических ценностей. Все народы Европы, и в первую очередь Италия, начинали ренессансное время с утверждения национального языка как языка культуры.

Защищая старую веру, Аввакум, тем не менее, демонстрирует качества человека нового времени. Его бунт — бунт личности, которая не признает неоспоримого прежде права на исключительность за царем. «Видишь ли, самодержавие. Ты владеешь на свободе одною русскою землею, а мне сын Божий покорил за темничное сидение небо и землю*, — насмешливо замечает мятежный протопоп в одном из своих посланий царю Алексею Михайловичу.

Русская литература XVII в., опираясь на опыт и открытия, накопленные с начала XIV в., рождала нового культурного героя, новый язык культуры.

Особенностью времени становится своеобразный диалог между «простонародной» и «высокой» литературой, одинаково сложно переживавшими проблему взаимодействия традиции и новации. В результате происходило высвобождение литературы из-под власти церковного языка, отчетливей становилась грань между церковной и светской литературой.

Развитию новых черт в культуре способствовал начавшийся активный диалог с Западной Европой. Никогда прежде московские люди не сближались так с западными европейцами, не перенимали у них различных мелочей быта, не переводили столько иностранных книг, как в XVII в.

Несмотря на сложное отношение к иностранцам, шедшее от «старины» и Смуты, «культурное влияние западного люда» оказывало заметное воздействие на русское общество. Диалог с Западной Европой создавал благоприятные условия для продвижения русской культуры от средневековья к новому времени.

В придворной литературе XVII в. появляются и развиваются элементы барокко. Подробнее о значении стиля барокко для русской культуры XVII в. речь пойдет позже. Сейчас же важно заметить, что культурный перелом, начало которому было положено Смутой, продолжал развиваться в эпоху Алексея Михайловича. Русское общество разделялось на два лагеря: людей старозаветных и новых. Как заметил историк С. Ф. Платонов: *Одни отворачивались от новых веяний, как от «прелести бесовской», другие же всей душой шли навстречу образованию и культуре, мечтали «прелесть бесовскую» ввести в жизнь…".