Утраченный тип личности

В классической теории государства обычно выделяют три основных типа власти: монархическую, аристократическую и демократическую. В некоторых странах, в частности в Древнем Риме, все три типа периодически существовали одновременно, а в некоторых — существуют и сейчас, например, в Англии, где есть и королева, и аристократическая (наследственная) палата лордов, и демократически избираемая палата представителей. В большинстве других стран аристократия практически исчезла, а на ее месте прочно обосновалась плутократия^[1]. Некоторая часть власти представлена охлократией, которая в ее исходном понимании характеризуется как власть «черни» (то есть — необразованной и не способной к сколько-нибудь рациональным решениям части общества); в современном мире — это преимущественно партии «одной личности», возглавляемые яркими демагогами, играющими на низменных чувствах наиболее примитивной части населения. То, чего сегодня не хватает особенно заметно — это, безусловно, аристократия. Напомним истинный смысл этого слова: аристократ — это характеристика гражданина, обладающего совокупностью самых достойных личных качеств, высокообразованного и культурного, руководствующегося во всем непреложными принципами нравственности, долга и высокого служения и действующего исключительно во благо интересов своего народа, общества и государства. К сожалению, в большинстве современных стран, все попытки возрождения граждан такого качества, преимущественно «на основе внешней атрибутики», пока выглядят скорее гротескно, пародийно, а порой даже неприлично. Утрачено что-то, нс имеющее измерения.

Может быть, стоит посмотреть и на демократию (как вариант «светской теологии», знаменовавшей кризис веры), и на технический прогресс, сформировавший специфическую мораль «общества потребления», как на глубоко взаимосвязанные процессы, где все меньше места для веры и культуры (что закономерно, ибо вера и культура не относятся к тому, что можно «потреблять»).

Предвидя типичные обвинения в «пораженчестве» и утверждение, что европейская культура устойчиво лидировала в течение двух последних тысячелетий, хотя европейцы никогда не были популяционным большинством, следует добавить: мы лидировали и выигрывали технологически и экономически в условиях более высокой общественной морали^[2], а также — в силу асинхронного развития других стран и народов, когда европейский научный и экономический прорыв долгое время «соседствовал» с феодальными и даже первобытно-общинными отношениями на значительной части территории планеты.

Сейчас практически все высокие технологии становятся общедоступными, за исключением некоторых стратегических, которые нашим же (сверх-державиым) решением запрещены к передаче третьим странам (что в ряде последних характеризуется как вариант «неоколониализма»). Технологии — общедоступны, а популяционные ресурсы, впрочем, как и природные ресурсы — резко отличаются. Надо ли этого бояться? История — это не соревнование. Здесь требуется мыслить не узконациональными, а историческими категориями, пытаясь охватить столетия и тысячелетия, которые для истории — не более чем миг.

• [1] В России это понятие нередко воспринимается не совсем верно в силу сходствазвучания совсем с другим определением, хотя на самом деле греческое «плутос"обозначает богатство, но во многих случаях — это уточнение не сильно меняетсмысл.
• [2] Сейчас деньги стали настолько важными, что в ряде случаев позволяютотносительно легко пренебрегать моралью, честью и честностью. Тотальнаякоммерциализация (предположительно) началась в середине 60-х годов XX века в спорте. Чуть позднее она охватила массовую культуру, когда гонорарыпоп-звезд начали превышать доходы «капитанов» крупного бизнеса, и одновременно с информационным взрывом началось активное «взаимодействие"политической элиты и артистического бомонда, с существенно отличающимисяот преобладающих в обществе нормами морали и нравственности. К концуXX века коммерциализация почти поглотила литературу, науку, образование, медицину и даже межличностные отношения — дружба и привязанности всечаще определяются нс образованием, не социальным статусом, а доходами. Уже почти не осталось философов и писателей в традиционном пониманииэтих слов — властителей дум целых поколений. Их сменило бесчисленноеколичество кандидатов и докторов философских наук и море литераторов. В свое время Зигмунд Фрейд обосновал, что каждый конкретный человек является врагом культуры, вкладывая в это выражение не всем понятный смысл, а именно: человек становится Человеком в высоком смысле этого слова нестолько благодаря, сколько вопреки своей природе, и это возвышает его гораздобольше, чем паранаучный тезис о некой врожденной моральности. Массовыйиндивид общества потребления — уже не враг культуры. Он — вне культуры. При этом государственная мораль, идя на поводу безудержной демократии, категорически не желает принимать во внимание, что наряду с высокими вобществе всегда существует множество самых низменных потребностей, которые ни при каких условиях не должны удовлетворяться (в том числе путемзаконодательного запрета).