К вопросу 0 дифференциации деревни

^[1]

Прежде всего я хотел бы остановиться на вопросе о самом понятии дифференциации. Я не присутствовал на докладе А. В. Чаянова. Но судя по прениям, в этом докладе, по-видимому, было указано, что существуют различные виды дифференциации: хозяйственная, семейная, профессиональная и т. д. А. В. Чаянов полагает, что их следует различать. Он полагает в то же время, что, изучая дифференциацию деревни, мы должны изучать все эти различные виды дифференциации.

Действительно, в литературе понятие дифференциации употребляется неоднозначно. Если не останавливаться на деталях, то, насколько я могу себе представить, ему придаются два основных значения: одно — весьма широкое и общее, другое — значительно более узкое и специальное. Несколько слов об этом широком и общем понимании дифференциации. Если взять работы Спенсера (Основания социологии), Дюркгейма (О разделении общественного труда), или Зиммеля (Социальная дифференциация), то мы увидим, что в них о дифференциации говорится очень много. Но необходимо признать, что здесь понятию дифференциация придается неизмеримо более широкое значение, чем-то, которое мы придаем ему, говоря специально о дифференциации деревни. В указанных работах дифференциация понимается в общесоциологическом смысле; под нее подводятся все процессы расслоения общества и перехода его от состояния большой однородности к состоянию большой разнородности. С такой точки зрения процессами дифференциации будут не только процессы расслоения общества по признаку богатства, не только прюцессы выделения социальных классов, но и все виды специализации, образования, профессий и т. д.

В данном случае это общее социологическое понимание дифференциации нас не интересует. В данном случае мы понимаем дифференциацию значительно уже, и притом в двух отношениях. Во-первых, мы говорим о дифференциации лишь одной части общества, а именно деревни. Во-вторых, и в отношении деревни здесь идет речь только об одном совершенно определенном виде социально-экономической дифференциации. Его можно было бы определить так.

Под дифференциацией крестьянских хозяйств мы понимаем расслоение их по экономической мощности — расслоение, которое при достаточном своем углублении ведет к образованию классовых групп в деревне.

Эта дифференциация представляет собой достаточно определенный объект изучения. И я не могу согласиться с А. В. Чаяновым, что изучение ее должно быть обязательно соединено с изучением всех других форм дифференциации.

Но если иметь в виду приведенное понятие дифференциации, то необходимо, далее, в каждый данный момент различать известное состояние дифференцированности крестьянских хозяйств и процесс дифференциации, который это состояние меняет в сторону нарастания. Обратный ему процесс будет процессом нивелировки. Конечно, нельзя сказать, что дифференциация как состояние и как процесс — два совершенно разных и не связанных между собой явления. Ясно, что та или иная дифференцированность достигается в результате процесса дифференциации. Все различие между ними сводится в конечном счете к точке зрения. В одном случае, а именно в случае, когда речь идет о дифференцированности, мы рассматриваем явление как бы статически. В другом случае, когда речь идет о процессе дифференциации, мы рассматриваем то же явление динамически. Этих двух точек зрения, однако, смешивать нельзя. Нас интересует здесь дифференциация преимущественно как процесс.

Установив понятие дифференциации, укажу теперь, какие вопросы, по моему мнению, являются основными вопросами при изучении процесса дифференциации.

Мне кажется, что здесь имеются три основные проблемы. Я говорю основные проблемы, так как не хочу ими ограничить все вопросы, связанные с дифференциацией. Эти основные проблемы следующие:

• 1) наблюдается ли в ту или другую историческую эпоху процесс дифференциации или его нет?
• 2} если он есть, то чем он вызывается?
• 3) какое социально-экономическое значение имеет этот процесс, если наблюдается в действительности?
• 2

Прежде чем двинуться дальше, необходимо сделать несколько замечаний о методе исследования этих вопросов дифференциации.

Совершенно очевидно, что при изучении дифференциации мы не можем обойтись без статистического метода. Но если это так, то какие признаки мы должны положить в основу при статистическом изучении дифференциации, какие признаки мы должны положить в основу группировки хозяйств? Об этом много спорили и спорят. И многие здесь расщепляют волос даже не на четыре, а на гораздо большее число частей. Я, откровенно говоря, не особенно верю, что на путях этого расщепления волоса могут быть д ости шуты очень большие результаты. По существу и теоретически вопрос здесь проще, чем это иногда кажется. И главные затруднения здесь лежат не столько в теории метода, сколько в фактических возможностях его применения. Чтобы сделать свои дальнейшие соображения о статистическом методе при изучении дифференциации возможно более ясными, я проведу одну параллель, а именно параллель с применением статистического метода при изучении интенсификации.

Строго статистически проблему интенсификации следовало бы изучать, имея прямые данные о затратах хозяйства. Но так как этих данных у нас часто нет, то делают иначе: кладут в основу изучения такие косвенные признаки, которые считают тесно связанными с уровнем интенсивности хозяйств, например процент трудоемких культур, состав стада и т. д. Всем известные работы А. П. Челинцсва построены на основе стремления определить интенсивность хозяйств как раз по методу учета косвенных признаков интенсификации. Едва ли нужно доказывать, что, строго говоря, ни один из этих признаков не дает точного указания на интенсивность хозяйства. Точное указание можно было бы получить, имея данные о прямых затратах, их степени и изменении. Однако невозможность иметь эти данные заставляет переходить к учету косвенных признаков. Причем изучение этих признаков имеет, конечно, и самостоятельное значение для уяснения стадий изменения внешнеорганизационной структуры хозяйств. Но все же с точки зрения изучения интенсивности они служат лишь косвенными признаками ее.

Нечто аналогичное наблюдается и при изучении вопросов дифференциации. Если мы хотим установить процесс дифференциации возможно точнее, то мы должны пользоваться данными о доходе хозяйств, так как доход является наиболее обобщающим и точным показателем экономической мощи хозяйств. Однако, как было указано выше, изучая дифференциацию, мы интересуемся не только сравнительной мощью хозяйств, но и тенденциями к кристаллизации (на почве различий в мощи хозяйств) социальноклассовых групп в деревне. Вот почему группировку по доходу правильнее всего комбинировать с группировкой по признакам, которые указывают на генезис или характер этого дохода. К таким признакам нужно отнести прежде всего данные о наемном сроковом труде, о сдаче инвентаря, об аренде земли и т. п. Таким образом, данные об уровне и характере дохода могут дать лучший ответ на вопрос о ходе дифференциации. Однако часто мы не имеем данных о доходе, о найме труда и т. д. В таком случае мы вынуждены пользоваться при группировках косвенными признаками. Причем ясно, что лучше всего пользоваться такими признаками, которые имеют факториальное значение, т. е. достаточно близко определяют собой доход хозяйств. Я считаю, что к таким признакам относятся прежде всего показатели обеспечения средствами производства. Меньшее, но достаточно показательное значение имеет группировка по посевным площадям, еще меньшее — по землепользованию, по семье и т. д. Однако и эти группировки при отсутствии других данных, конечно, могут быть использованы и могут дать известное представление о ходе дифференциации. Но если прямых данных о доходе и его структуре нет, то правильнее, при возможности к тому, пользоваться не одним, а несколькими косвенными признаками группировок, так как это позволит в итоге полнее и точнее осветить проблему.

Но какую бы группировку мы ни применяли при изучении дифференциации сельского хозяйства, мы должны помнить, далее, о следующем методологическом правиле. Если мы изучаем дифференциацию как процесс, а не как состояние дифференцированности, мы должны пользоваться статистическими данными, рисующими динамику хозяйств. Поэтому такое изучение дифференциации предполагает наличие повторных переписей или других повторных обследований сельского хозяйства. Делать те или иные заключения о процессе дифференциации на основании только данных, рисующих статику хозяйства, крайне рискованно. Такие данные могут быть использованы лишь как вспомогательные.

Наконец последнее методологическое замечание. Отвечая на поставленные выше основные вопросы дифференциации, мы не можем замкнуться в сфере только сельского хозяйства. Ни на один из этих вопросов нельзя дать правильный ответ, если брать сельское хозяйство только как таковое. И вопрос о причинах дифференциации, если она есть, и вопрос о значении дифференциации необходимо рассматривать, беря сельское хозяйство в системе народного хозяйства в целом.

Ограничиваясь в методологической части высказанными соображениями, я имею в виду далее кратко рассмотреть поставленные выше вопросы на данных двух эпох нашей истории: дореволюционной и современной. Этот путь рассмотрения удобен потому, что он позволяет лучше видеть, в чем сходство и в чем особенности нашего современного положения по сравнению с дореволюционным в вопросе о дифференциации.

Обращаюсь к вопросу о дифференциации сельского хозяйства в русском дореволюционном товарно-капиталистическом обществе.

Первый вопрос, на который мы должны здесь ответить, — это вопрос о том, наблюдался ли у нас* процесс дифференциации перед революцией или нет .На этот вопрос нужно ответить положительно.

Как известно, все относящиеся к вопросу дореволюционные данные говорят о том, что наша деревня была достаточно дифференцирована. Но вместе с тем до революции наблюдался и рост дифференциации. Я не думаю, чтобы это положение в настоящее время нуждалось в подробных доказательствах. Вопрос достаточно освещен в литературе, ограничусь поэтому лишь немногими соображениями.

Хотя процесс дифференциации в дореволюционной России и наблюдался, но в различных районах он шел с различной силой и обладал своеобразными чертами.

Процесс дифференциации в наиболее резкой, открытой и определенной форме наблюдался в тех районах, где сельское хозяйство сравнительно быстро развивалось, где было относительно слабо действие факторов, сдерживавших дифференциацию. Соответствующие иллюстративные данные можно получить преимущественно из земских переписей, и притом по районам, где они повторялись. Причем при группировке хозяйств приходится пользоваться преимущественно косвенными признаками дифференциации. Возьмем данные по Екатеринославскому у. Екатеринославской губернии^[2].

Отсюда видно интенсивное нарастание крайних групп в деревне: низшей, пауперизированной, и высших, имеющих свыше 20 десятин посева. Наоборот, средние группы понижают свой удельный вес.

Одновременно данные тех же земских переписей показывают, что высшие группы дворов в уезде обладают наибольшим количеством купчей земли на двор, значительно лучше снабжены машинами и значительно шире применяют наемный труд, чем средние и в особенности низшие группы.

Для краткости мы не будем приводить здесь всех этих данных. Уже из сказанного ясно, что перед нами открывается достаточно яркая картина процесса дифференциации, процесса кристаллизации полупролетарских хозяйств, с одной стороны, и полукапиталистических — с другой.

Аналогичную картину с теми или иными вариациями мы встречаем на протяжении всего многоземельного юга и юго-востока с развивающимся сельским хозяйством.

Минуя промежуточные районы, возьмем район значительного аграрного перенаселения, район, сельское хозяйство которого переживает депрессивное состояние в течение длительного времени, а именно Воронежскую губернию. Данные повторных земских переписей по 5 северо-западным уездам губернии показывают, что крестьянское хозяйство здесь шаг за шагом мельчает, как бы опускается вниз, Уто видно из следующих цифр^[3]:

Отсюда ясно, что как удельный вес, так и число хозяйств высших групп упало. Удельный вес и число хозяйств низших групп, наоборот, возросли. Правда, удельный вес самой низшей группы — беспосевных — несколько сократился. Однако он сократился весьма мало, причем число беспосевных возросло. Таким образом, приведенные данные, несомненно, свидетельствуют о процессе мельчания хозяйств и общей передвижке их вниз. Аналогичные выводы получаем мы и при группировке хозяйств по рабочему скату и по работникам. Однако ограничиться этим выводом, как делают многие, было бы неправильно.

Сельское хозяйство этого района, как известно, находилось в рассматриваемое время уже в состоянии нарастающего кризиса и обостряющегося перенаселения. В связи с этим в районе наблюдаются не только общее «сползание» хозяйств вниз, но и усиленный переход населения к промыслам. Число хозяйств, занимающихся промыслами, от первой переписи ко второй возросло с 67,99 до 72,62%, причем оно в особенности возросло в низших группах.

Наряду с этим и в этом районе при массовой передвижке крестьянских хозяйств вниз, при возрастающем переходе их к занятиям промыслами, при падающем удельном весе высших групп хозяйств среди последних выделяется часть, социально-экономическая мощь которой явно увеличивается и которая приобретает капиталистический характер. Это видно из следующих цифр:

Мы видим, что аренда земли резко нарастает в самой высшей группе. Применение машин особенно распространено и сильно нарастает в высших группах. Очевидно поэтому, что при массовой передвижке хозяйств вниз и обнищании их среди высших слоев деревни все же остается группа хозяйств, социально-экономическая мощь которых растет и которая достаточно резко выделяется из общей массы хозяйств по своему социальному характеру. К тем же выводам позволяют прийти и данные о динамике найма земли и найма рабочей силы по группам. Если учесть это, если учесть, далее, отмеченный выше отток главным образом пауперизированного сельского населения низших групп из деревни в промыслы, то и в этом районе мы должны признать наличие процесса дифференциации. Однако его проявление внешне чрезвычайно ослабляется именно процессом постепенного массового упадка крестьянских хозяйств и оттока беднейших из них в промыслы.

Возьмем, наконец, район Московского уезда, где имеет место прогрессивное развитие хозяйства на основе молочного животноводства, где отток в промыслы и в города получил весьма широкое развитие и где хозяйство пошло относительно далеко по пути интенсификации. Мы наблюдаем здесь следующую картину^[4]:

Отсюда ясно видно, что при падении удельного веса однокоровных (т.е. для этого района типично средних) хозяйств несколько повышается удельный вес бескоровных и резко растет удельный вес высших групп. Причем сравнительно слабое повышение группы бескоровных, т. е. низших, хозяйств, несомненно, объясняется интенсивным оттоком пролетаризирующихся слоев деревни в город, что в этом районе при сильном развитии индустрии вполне естественно и понятно. Таким образом, ясно, что приведенные данные говорят о происходящем здесь процессе дифференциации на основе подъема сельского хозяйства.

Мы не можем рассматривать здесь других районов, и они едва ли прибавят что-либо новое к рассмотренным. Из сказанного же выше вытекает следующее. Процесс дифференциации имеет место во всех районах, однако в различных районах он имеет различный характер. В многоземельных районах с развивающимся земледелием этот процесс протекает в наиболее ярком и чистом виде. В районах острого перенаселения со слабым развитием промышленности и депрессивным состоянием сельского хозяйства имеют место процесс дробления хозяйств и массовая передвижка вниз; однако и здесь на фоне этой передвижки имеют место рост социально-экономической мощи известной части высших групп и выделение пролетаризирующихся слоев. Наконец в районах, продвинувшихся сравнительно далеко по пути интенсификации и развития хозяйства, расположенных вблизи индустриальных центров, мы наблюдаем бесспорное повышение удельного веса высших групп при оттоке пауперизированного сельского населения из деревни и вследствие этого при незначительном повышении удельного веса низшей группы.

В итоге мы можем сказать, что процесс дифференциации до революции имел место, но в некоторых районах внешне он затушевывался и частично парализовался дроблением хозяйств и ростом оттока низших слоев деревни в город, в индустрию. Известно, что в города главным образом уходило пауперизированное сельское население, что, несомненно, смягчало картину резкого нарастания низших групп. Что отвлечение сельского населения в город шло главным образом за счет низших групп деревни — это видно из следующих цифр по Епифанскому у. Тульской губ.⁴

⁴ Крестьянок хозво по переписи 1899−1911 гг. Епифанский у. Ч. II. Тула, 1916. С. 177.

Но если это так и если, как было указано выше, эволюцию сельского хозяйства рассматривать в связи с эволюцией всего народного хозяйства, то этот отток низших слоев деревни предстанет перед нами как доказательство не отсутствия, а именно существования ее дифференциации.

Теперь возникает второй вопрос — вопрос о причинах дифференциации в условиях товарно-капиталистического общества. Ясно, что процесс дифференциации вызывался достаточно серьезными общими причинами, потому что он был не только у нас. Он был и есть и в других товарно-капиталистических странах, где идет в общем с той же закономерностью, какая наблюдалась и у нас.

Основные и общие предпосылки процесса дифференциации деревни лежат в существовании и развитии рыночных отношений. Если существуют рыночные отношения, если они развиваются, то можно сказать, что имеется множество различных конкретных поводов, которые благоприятствуют процессу расслоения деревни. Если бы при наличии рынка все хозяйства имели совершенно одинаковые шансы на успех в конкурентной борьбе, которая возникает на рынке и которая рынок характеризует, тогда, вероятно, процесса дифференциации не было бы. Но именно этого равенства шансов на успех в действительности никогда нет. Их нет потому, что никогда не существует полного равенства в условиях развития отдельных хозяйств. Если одни хозяйства захватили лучшую землю, а другие — худшую, если одни хозяйства оказались вблизи хороших путей сообщения, а другие — нет, если одни хозяйства постигло бедствие, а другие — нет, если одни хозяева обладают большими способностями, чем другие, и т. д., то во всех этих случаях уже нет равенства шансов в борьбе, во всех этих случаях при наличии рынка и рыночно-конкурентной борьбы в зародыше уже даны основы для выделения более сильных и более слабых хозяйств. Но если это так, то все остальное становится ясным. То, что отдельные группы хозяйств имеют преимущества в борьбе и выдвигаются, — это дает им новое преимущество в дальнейшем их росте и укреплении. Действительно, раз они сильнее других, то они легко воспользуются своим преимуществом для дальнейшего своего укрепления, не останавливаясь иногда перед скрытым или явным экономическим насилием над более слабыми, и легко перейдут к эксплуатации этих других, более слабых, и превратятся в капиталистическую группу. И превращение их в таковую становится тем более легким и возможным, чем более специализируется и механизируется сельское хозяйство, т. е. чем большую роль приобретает в нем факт обладания достаточными средствами производства и чем более предпосылок для превращения их в капитал. В этом смысле с исторической точки зрения в генезисе дифференциации деревни, естественно, очень много общего с генезисом зарождения капитализма вообще. Для доказательства этой мысли достаточно обратиться к «Капиталу» Маркса или к работам Зомбарта и др авторов о генезисе капитализма.

Объясняя причины дифференциации, я бы хотел, чтобы моя мысль была понята правильно. Если я говорю, что конкретных условий, которые создают неравенство шансов в рыночной борьбе, может быть очень много, то этим я не хочу сказать, что именно в этих конкретных условиях нужно видеть причину дифференциации. Сами по себе без наличия рынка и рыночных отношений они были бы не в состоянии породить дифференциацию, как мы ее наблюдали. Следовательно, они проявляют себя лишь в условиях и в атмосфере рыночных отношений и рыночной борьбы. Следовательно, существование рынка с его стихийными и слепыми закономерностями является основной и наиболее общей предпосылкой дифференциации.

Обращаюсь к третьему вопросу. Если процесс дифференциации был и если он органически вытекал из условий жизни дореволюционной деревни, то что означал он с социально-экономической точки зрения?

Прежде всего можно считать бесспорным, что более крупные, более мощные группы хозяйств обладали более высоким уровнем производительности сельскохозяйственного труда и доходности хозяйства. Далее, более сильные группы хозяйств обладали соответственно и более напряженным темпом накопления капитала.

Сказанное достаточно убедительно доказывается бюджетными данными¹.

¹ Прокопович С. Н. Крестьянское хозяйство. С. 229,234.

Отсюда ясно, что доход, а следовательно, и производительность труда, так же как и накопление хозяйственного имущества, на работника тем больше, чем крупнее хозяйство.

Наконец можно считать бесспорным, что эти более сильные группы хозяйств обладали и более высокой чистой товарностью. Причем, говоря о чистой товарности, я имею в виду размеры валового отчуждения продуктов с хозяйства на рынок минус то, что оно обратно покупает. Если оно продает, например, хлеба на 50 руб., а покупает на 10 руб., то чистая товарность хозяйства будет 40 руб. Вероятно, можно было бы указать и ряд других особенностей, какими высшие группы характеризовались в отличие от низших. Но я ограничусь указанными как наиболее существенными. И нужно подчеркнуть, что это те особенности их, на которых, между прочим, решительно настаивала марксистская литература. И в этом она была совершенно права.

Но если эти положения верны, то ясно, что процесс дифференциации, который приводил к росту производительности сельского хозяйства в высших группах деревни, к росту накопления и товарности хозяйства, особенно при оттоке преимущественно пролетаризирующихся слоев деревни в город, в товарно-капиталистических условиях был процессом, ускоряющим развитие производительных сил страны, был процессом роста рынка и экспорта. Действительно, если более мощные группы деревни были фактором ускоренного роста производительности и товарности хозяйства, если более слабые слои деревни, хотя бы частично, отходили в город, в индустрию, или шли в наем, то бесспорно, что общий темп накопления в стране благодаря этому процессу усиливался, усиливалось разделение труда между городом и деревней и ускорялся рост индустрии. Все это и позволяет сказать, что процесс дифференциации с народнохозяйственной точки зрения в дореволюционных условиях был процессом положительным, ускоряющим развитие производительных сил страны.

Но что означал этот процесс в социальном смысле? Несомненно, что с социальной точки зрения он был связан с усилением капиталистических отношений как в сельском хозяйстве, так и во всем народном хозяйстве, был связан с ростом отношений эксплуатации. Это едва ли нужно доказывать. Это имело место. Но если верно, что процесс дифференциации, как отмечено выше, ускорял рост производительных сил в стране, то тем самым он был и фактором повышения благосостояния населения, в том числе в какойто мере и низших его групп. Этого нельзя забывать, рассматривая дифференциацию с социальной точки зрения. Конечно, повышение благосостояния различных общественных групп шло неравномерно. Верно, что некоторые низшие общественные группы относительно нищали, некоторые нищали даже абсолютно. Верно, что усиливалось экономическое неравенство. Но никто не докажет, что шло общее абсолютное обнищание масс, что наблюдалось общее ухудшение их питания и т. д. Несомненно, что хотя и неравномерно, но именно благодаря росту производительных сил происходила массовая, пусть и не всеобщая, передвижка благосостояния различных групп населения вверх. Несомненно, что при отсутствии капиталистического развития, при отсутствии процесса дифференциации, при сохранении прежнего патриархального строя дореволюционной деревни ее перенаселение стало бы еще больше, а условия жизни еще тяжелее. Но если это так, то путь развития производительных сил через дифференциацию деревни в дореволюционных условиях был тяжелым и трудным путем, однако при той хозяйственной отсталости нашей страны, и особенно сельского хозяйства, какая имела место, при той патриархальности его, какая наблюдалась, он был путем исторически неизбежным, необходимым и прогрессивным.

Заканчивая разбор дореволюционной дифференциации, я хочу кратко затронуть в заключение такой вопрос: обязательно ли, чтобы те группы хозяйств, которые в процессе дифференциации стали более сильными и мощными, были, так сказать, прикреплены к этой позиции, а те группы их, которые в сельскохозяйственном отношении ослабевали, были бы заклеймены печатью пауперизма? Происходил ли процесс циркуляции хозяйств из высших групп в низшие, и наоборот? Возможно, что случаи такой циркуляции имели место и у нас. Но в наших русских условиях правилом такая циркуляция быть не могла. Наоборот, в других исторических условиях, при другой обстановке мы как будто имеем и другую картину. В этом отношении интересно указать на положение в американском сельском хозяйстве, особенно в прошлом. Там тоже была и есть дифференциация, тоже есть более слабые и более сильные группы фермеров. Но там, в условиях относительной молодости страны и большого земельного простора, мы замечали и процесс циркуляции хозяйств из одной группы в другую, из низших в высшие, в частности процесс передвижения из батраков в арендаторы, из арендаторов в собственники. Однако такая циркуляция наблюдается и там лишь в условиях большего земельного простора и пока капиталистическое общество страны не кристаллизовалось и не «окостенело» .

И я коснулся этого вопроса о циркуляции для того, чтобы сказать, что этот процесс циркуляции не может считаться общим правилом капиталистического развития, чтобы возражать против теории, которая думает, что в сельском хозяйстве имеет место нечто вроде постоянного «броуновского» движения. Если такая циркуляция и наблюдается, то лишь в известных исторических условиях и как исключение, а не как правило.

Теперь позвольте перейти к вопросу о дифференциации в современных наших условиях. При этом необходимо прежде всего учесть следующее. Условия, социально-политическая среда, окружающая крестьянское хозяйство после революции, глубоко изменились. Эго изменение связано с уничтожением частной собственности на землю и помещичьего хозяйства, с национализацией промышленности, транспорта и кредита, с изменением характера экономической политики, с борьбой за плановую организацию народного хозяйства. Это с одной стороны. С другой стороны, характер самого крестьянского хозяйства далеко не подвергся столь радикальному изменению. «Ибо, — как правильно и открыто говорит Ленин, — дело переработки мелкого земледельца, переработки всей его психологии и навыков есть дело, требующее поколений» ¹. Крестьянин был мелким товарным производителем и пока в массе своей таковым остался. Тот, кто отказывается от учета всего значения последнего положения, может легко обречь себя на ошибки. Если он воображает себе какую-то другую идеализированную фигуру крестьянина, то рано или поздно он будет вынужден заменить ее реальной фигурой его.

Указав отмеченные два положения, в дальнейшем я намерен пойти по тем же вопросам, по которым шел при анализе дореволюционной дифференциации. Обращаюсь к первому вопросу.

Существует ли у нас процесс дифференциации как факт? На этот вопрос нужно ответить в общем положительно: да, существует.

Однако он существует в своеобразной и осложненной форме.

Возьмем статистические данные о динамике различных групп деревни. Эти данные нужно было бы взять по всем важнейшим районам. Однако мы не имеем возможности сделать это здесь. Для краткости возьмем их лишь по двум районам и приведем группировку по коровности^[5][6] (см. табл, на с. 426).

Всматриваясь в эти цифры, легко увидеть прежде всего следующее. Имеет место известная дифференцированность деревни. Причем удельный вес высших групп весьма незначителен. С точки зрения динамики имеет место падение удельного веса низших групп при росте удельного веса высших. Иначе говоря, мы наблюдаем несомненный процесс общего повышения уровня экономического обеспечения всех групп. Следовательно, приведенные цифры нс вскрывают процесса дифференциации. Однако они не вскрывают и процесса нивелировки. Они просто говорят о другом процессе — о процессе подъема благосостояния сельского населения.

Правда, в РСФСР в 1926 г. группа бескоровных не падает, а даже несколько растет, средняя группа — однокоровных — сокращается, а высшие — увеличиваются. Несомненно, эти явления уже указывают на процесс дифференциации. Однако данная суммарная таблица обнаруживает все же малозаметные сдвиги в направлении дифференциации. Тем более что такие же суммарные данные по РСФСР с группировкой по посеву и по лошадности говорят о сокращении низших групп.

Процент хозяйств в групп"!

Но если предыдущие данные указывают скорее только на процесс повышения общего благосостояния деревни и не отмечают достаточно отчетливо процесса дифференциации, то следующие, более показательные для дифференциации данные ЦСУ осложняют и углубляют картину.

В то время как в более низких посевных группах, как правило, относительный вес аренды и наем сроковых и годовых рабочих сокращается, в более высоких группах он увеличивается. Из этого правила дает некоторое исключение лишь вторая по очереди низшая группа по производящей полосе. Но ясно, что здесь частичное расширение аренды и найма имеет иное экономическое значение, чем в высших группах.

Если из приведенной таблицы видно, что в высших группах удельный вес аренды и найма труда растет, то из нижеследующих данных видно, что низшие группы, наоборот, все больше сдают землю в аренду и отпускают работников в батраки. Возьмем для краткости данные лишь по производящей полосе:

Из приведенных данных (предыдущей и последней таблиц) ясно видно, что аренда и наем приобретают относительно больший вес по мере того, как мы переходим к высшим группам. Наоборот, сдача земли и отпуск батраков имеют относительно большое значение в более низких группах. И в то время как аренда и наем в высших группах со временем растут, в более низших группах они падают. Правда, сдача земли растет и в самых верхних группах. Но очевидно, что сдача земли в этих группах имеет другой экономический смысл, чем в низших группах: она в свою очередь говорит скорее о зависимости слабых групп от высших.

Итак, все приведенные выше данные позволяют утверждать, что хотя и наблюдается процесс общего подъема благосостояния деревни, однако на фоне этого подъема идет и процесс дифференциации. Мощь верхних групп возрастает быстрее, и в связи с этим развиваются отношения зависимости низших групп от более сильных. Таким образом, несомненно, что процесс дифференциации имеет место и в нашей деревне. Однако, признавая это, нужно одновременно признать также, что роль высших групп в современной деревне значительно меньше, чем в деревне дореволюционной, и что процесс дифференциации выражается в гораздо менее резких формах, чем это было при капитализме.

Более сдержанный размах нашей дифференциации объясняется своими причинами. Так же как и до революции (что было отмечено выше), видимое проявление дифференциации в статистических данных, помимо других причин, маскируется оттоком из деревни в города, на промыслы и в индустрию прежде всего населения именно из низших групп. По данным выборочных обследований ЦСУ можно установить следующее положение процесса ликвидации земледельческих хозяйств за 1924 г. по группам:

Кроме того, дифференциация реально сдерживается аграрным перенаселением и связанным с ним усиленным дроблением хозяйств. Такова, например, картина в Центрально-Черноземном районе.

Однако основное значение для сдерживания процесса дифференциации в наших условиях имеют, по-видимому, мероприятия экономической политики государства, направленной к поддержке беднейших и средних слоев деревни и к борьбе против высших эксплуататорских групп ее.

Регулирующие мероприятия государства — это меч, который срезает самую верхушку деревни и, несомненно, задерживает рост наиболее богатых — полукапиталистических и капиталистических — слоев ее. Это новая и весьма действенная сила, которой не было до революции. Если смысл дореволюционной аграрной политики был как раз в ставке на дифференциацию, на сильного, то в наших условиях существует ставка не на процесс дифференциации, а как раз на рост и развитие на базе кооперирования основной массы деревни — беднейших и средних ее слоев. Ярким выражением дореволюционной политики была столыпинская ставка на сильного мужика. Мы стремимся, задерживая рост капиталистических слоев деревни, подтянуть нижние ее кадры вверх по возможности без процесса дифференциации.

Выше уже было отмечено, что аграрное перенаселение способствует дроблению хозяйств и сдерживает дифференциацию. В том же направлении действует и наша только что охарактеризованная экономическая политика. В итоге мы имеем в современной деревне ускоренный процесс дробления хозяйств, напряжение которого примерно в два раза превосходит напряжение дореволюционного процесса дробления. Причем вполне понятно, что дробление хозяйств захватывает сильнее всего именно верхние группы деревни. Это видно из следующих данных выборочных обследований ЦСУ.

Процент хозяйств, разделявшихся в 1924 г.

Итак, мы наблюдаем у нас процесс дифференциации. В то же время мы наблюдаем и могущественное действие факторов, задерживающих и смягчающих этот процесс.

Обратимся теперь ко второму вопросу — к вопросу о причинах процесса дифференциации в наших условиях. Я считаю, что причины нашей дифференциации, поскольку она существует, в общем те же, которые действовали и до революции. Конечно, как уже отмечалось выше, сейчас другая социально-политическая обстановка в деревне. Но основные причины дифференциации лежат там же, а именно в действии прежде всего рынка.

Как только после введения нэпа появился рынок, как только была создана обстановка для борьбы отдельных хозяйств за успех на рынке, были созданы и предпосылки для процесса дифференциации. При развивающемся рынке те конкретные условия, в которых живут отдельные хозяйства, те условия, которые делают шансы отдельных хозяйств на рынке неравными, послужили и у нас основанием для неравномерного развития этих хозяйств. Аграрная революция расширила земельный фонд крестьянства и значительно уравняла его землепользование. Но сама по себе она не могла, конечно, полностью обеспечить крестьян орудиями и средствами производства, не могла создать и равенства в обеспечении ими. Различие в обеспечении средствами производства и является у нас основой неравенства шансов различных групп крестьянских хозяйств в их экономической борьбе. И те из них, которые имели больше данных, лучшие шансы, используют свое преимущество и достигают больших успехов. Таким образом, основания и механизм дифференциации у нас выявляются в общем те же, которые действовали и до революции. Это не мешает тому, что у нас имеются новые силы, которые смягчают и ограничивают процесс дифференциации.

Перехожу к вопросу о том, какое социально-экономическое значение в наших условиях имеет процесс дифференциации? Здесь я хотел бы констатировать следующие правильности, на которые отчасти было указано уже при анализе дореволюционной дифференциации. Во-первых, производительность сельскохозяйственного труда в более сильных группах выше, чем производительность труда в более слабых группах.

Возьмем следующие данные по бюджетам ЦСУ за 1924;1925 гг.

Мы хорошо знаем, что данными о доходе нельзя соизмерять производительность труда в различных отраслях хозяйства. Но если идет речь о производительности труда в одних и тех же отраслях хозяйства и соизмеряется его относительный уровень по различным группам хозяйств, то данные о доходе, несомненно, дают достаточно отчетливое представление о сравнительной высоте производительности труда по группам. Из приведенной таблицы видно, что производительность труда повышается по мере перехода к более мощным группам хозяйств.

Во-вторых, накопление материальных средств в более сильных группах идет более напряженным темпом, чем в группах слабых. Более того, самые слабые группы вообще почти ничего не накапливают, а лишь сводят концы с концами или живут при пониженных нормах потребления.

Накопление начинается и затем растет лишь в средних и более сильных группах. И только здесь формируются ресурсы, из которых можно черпать средства как на цели расширенного воспроизводства в сельском хозяйстве, так в известной мере и для накопления в государственном секторе. О ходе накопления по группам хозяйств говорят следующие данные бюджетов ЦСУ._.

В-третьих, чистая товарность более сильных групп значительно выше, чем групп слабых. Это видно из следующих данных по бюджетам ЦСУ за 1923;1924 гг. для района Левобережной Украины.

Таким образом, мы устанавливаем, что, как и до революции, производительность труда, накопление и уровень товарности выше в более сильных группах. Отсюда следует вывод: если мы хотим иметь более высокую производительность труда, более сильный темп накопления в хозяйстве, если мы хотим более быстрого роста производительных сил в сельском хозяйстве, мы нс можем допустить слишком значительного мельчания хозяйств.

Это, мне кажется, не всегда достаточно учитывается. Иногда мы недостаточно ценим и используем более сильные и вовсе не капиталистические группы крестьянских хозяйств. Мы уже отмечали, что наша деревня переживает полосу слишком интенсивного процесса семейных разделов (равным образом и общинных переделов), которые способствуют мельчанию хозяйств со всеми вытекающими отсюда последствиями. Последствия же эти достаточно ясны из предыдущего изложения и сводятся к замедлению роста товарности и процесса накопления и вследствие этого к замедлению реорганизации сельского хозяйства, к замедлению притока вкладов крестьянства в кредитную систему и сельскохозяйственную кооперацию и т. д.

Совершенно очевидно, что эти проявления неустойчивости крестьянского хозяйства и замедления в развитии производительных сил сельского хозяйства ставят вопрос о путях их устранения и обеспечения дальнейшего достаточно быстрого роста сельского хозяйства.

С точки зрения общих задач экономической политики Советской власти наиболее желательный путь лежит через производственную кооперацию мелких и мельчайших крестьянских хозяйств, через укрупнение и повышение их производительности и товарности при помощи коллективизации. Разумеется, этот путь должен быть использован максимально. Однако на него следует смотреть достаточно реально. Широкое развитие производственной кооперации предполагает высокий уровень техники сельскохозяйственного производства. «Решить этот вопрос (т.е. вопрос о преобразовании индивидуалистического характера крестьянских хозяйств. — Н.И) по отношению к мелкому земледельцу, — писал Ленин, — оздоровить, так сказать, всю его психологию может только материальная база, техника, приложение тракторов и машин в земледелии в массовом масштабе, электрификация в массовом масштабе» ¹. Однако мы не располагаем возможностями немедленно или очень быстро обеспечить эти предпосылки. И потому потребуется очень длительное время раньше, чем кооперативное сельскохозяйственное производство приобретет заметное влияние. Пока же удельный вес ею ничтожен. Действительно, удельный вес коллективного сельскохозяйственного производства, по данным Госплана, составлял²:

• 1 Ленин В. И. Полн.собр.соч. Т.43. С. 6. — Ред.
• 2 Контрольные цифры народного хозяйства на 1926/27 г.

Очевидно, что при этих условиях требуются и другие пути и методы развития производительных сил сельского хозяйства. Второй и по своему удельному весу пока основной путь состоит в том, чтобы, взяв основную массу беднейших и средних индивидуальных крестьянских хозяйств, кооперируя их на почве сбытовых и снабженческих функций, на почве общего пользования машинами и переработки продуктов и оказывая им содействие мероприятиями в области кредита, землеустройства, мелиорации и т. д., поднимать их общий хозяйственно-культурный уровень и усиливать рост производительных сил сельского хозяйства. Повторяем: этот путь развития сельского хозяйства в данное и ближайшее время является основным. Но поскольку он опирается на индивидуальные хозяйства, поскольку эти индивидуальные хозяйства являются хозяйствами товаропроизводителей, постольку сам по себе он не гарантирует, что при прохождении его деревня не будет переживать и процесс некоторого расслоения, процесс, в силу которого в деревне будут отслаиваться беднейшие группы и будут формироваться слои крепнущего середняка, верхние группы которого в известной части способны превратиться в мелкую деревенскую буржуазию. И тогда вопрос сводится к оценке этого процесса расслоения.

Если бы рост коллективного земледелия мог идти достаточно быстро, если бы государство располагало вполне достаточными средствами содействия низшим группам хозяйств, оно могло бы, разумеется, без всякой угрозы быстрому развитию производительных сил сельского хозяйства, подтягивая низшие группы вверх, совершенно не допустить образования упомянутых групп крепнущего середняка, способного в каждый данный момент в некоторой части превратиться в мелкую деревенскую буржуазию. Нужно признать, однако, что такими достаточными средствами государство в данное время еще не располагает.

Между тем задача ускорения темпа роста сельского хозяйства и индустрии, задача расширения экспорта и вообще производительных сил народного хозяйства стоит во весь рост.

Задача приостановки роста аграрного перенаселения в ряде районов не терпит отлагательства. Оставаться на прежней примитивной базе нашего сельского хозяйства мы сколько-нибудь длительно не можем. Но если база последнего до крайности примитивна и архаична, если кооперативный путь развития сельского хозяйства представляется чрезвычайно длительным, если мы пока не в состоянии полностью обслужить нужды слабеющих групп деревни, если в то же время развитие экспорта, повышение товарности сельского хозяйства, его производительности и накопления нам необходимы, то при этих условиях в интересах развития производительных сил, сельского хозяйства и преодоления аграрного перенаселения мы не можем до известных пределов не использовать и путь развития сельского хозяйства через некоторое усиление в деревне процесса дифференциации. Этот путь, ускоряя рост производительных сил сельского хозяйства, не может не отразиться на ускорении развития и всего народного хозяйства, в том числе и индустрии. При наличии же развивающейся индустрии и, следовательно, росте городов в условиях, когда у государства находятся почти вся промышленность, транспорт, кредит, процесс дифференциации не таит в себе никаких социально-экономических неожиданностей. В этих условиях значительная часть более слабых слоев деревни будет оттягиваться городом, промыслами и рынком сх рабочей силы в деревне. Кроме того, в этих условиях государство сможет располагать большими реальными возможностями в деле непосредственной помощи развитию хозяйства низших слоев деревни.

Таким образом, мы склонны и в наших конкретных исторических условиях — ввиду патриархального строя нашего сельского хозяйства — там, где другие указанные пути не являются достаточными и решающими, и в той мере, в какой они таковыми не являются, признать положительное значение процесса дифференциации. Отсюда ясно, что положительное значение дифференциации мы признаем не ради самой дифференциации, не во имя интересов преуспевающих высших групп деревни, а ради реализма в подходе к условиям нашего успешного хозяйственного развития, ради ускорения этого развития и обеспечения материальной базы содействия низшим группам деревни. В этом отношении приобретает исключительное значение мысль В.ИЛенина.

" Капитализм, — писал он в брошюре «О продовольственном налоге» , — есть зло по отношению к социализму. Капитализм есть благо по отношению к средневековью, по отношению к мелкому производству, по отношению к связанному с распыленностью мелких производителей бюрократизму. Поскольку мы еще не в силах осуществить непосредственный переход от мелкого производства к социализму, постольку капитализм неизбежен в известной мере, как стихийный продукт мелкого производства и. обмена, и постольку мы должны использовать капитализм (в особенности направляя его в русло государственного капитализма), как посредствующее звено между мелким производством и социализмом, как средство, путь, прием, способ повышения производительных сил"^[7].

Подчеркивая известное положительное значение процесса дифференциации в наших условиях, мы в то же время не хотим сказать, что этому процессу должен быть дан полный простор. Государство имеет возможность держать его в определенных рамках. Вопрос о пределах этого простора — это вопрос конкретной экономической политики каждого данного момента.

Печатается по: Пути сельского хозяйства 1927. № 5. С. 123−140.

• [1] Настоящая заметка представляет собой исправленную стенограмму речи авторев Научно-исслсд. институте прж обсуждении доклада о дифференциации. Во времяисправления стенограммы отдельные положения речи были развиты и уточнены. Вчастности, бьши расширены цифрювые данные, которые в устном выступлении, естественно, сводились к минимуму.
• [2] Данные заимствованы из работы: Книпович Б. Н. К вопросу о дифференциациирусского крестьянства. 1912. С. 35.
• [3] <�По изд.> Материалы повторной переписи крест <�ьянских> хоз<�яйств> в Воронежской губ<�ернии> 1900 г. Воронеж, 1 $ 03.
• [4] По данным сводной работы: Савицкие З. М. и НА Земские подворные переписи1880−1913 гг. М., 1926.
• [5] Ленин В. И. Полн.собр.соч. Т. 43. С. 60.
• [6] Данные ЦСУ по ежегодным переписям тех же селений.
• [7] Ленин В. И. Полн.собр.соч. Т. 43. С. 229. — Ред.