Догматический характер экономического материализма

Другая сторона дела заключается в том, что основной тезис этого учения — о зависимости всех общественных явлений от одной экономики — является чисто догматическим утверждением, доказать которое представители этой теории даже не считают нужным. Вся аргументация — их в пользу этого тезиса сводится к критике идеализма (спиритуализма) в философском понимании истории, как будто этот идеализм до сих пор безраздельно царит в социологии, как будто идеология Гегеля не отжила еще своего века. Критика, какою занимаются экономические материалисты, опять-таки отстала на полвека. Для нее как бы совершенно не существует социологических теорий, развившихся во второй половине нашего столетия. Обосновать себя на развалинах всех других социологических теорий экономический материализм мог бы только в том случае, если бы своею критикою разрушил все эти теории, но его представители, по-видимому, даже и не подозревают о существовании подобной задачи.

Недостатки экономического материализма с социологической точки зрения.

Конт создал замечательную классификацию наук, которая с указанною в своем месте поправкою определяет место социологии в иерархии человеческих знаний. У экономического материализма нет своей классификации наук, и его представители не подозревают ее важности. Они хотят построить всю социологию на одной политической экономии, но не задаются вопросом, какое на это они имеют право. Явления духовного характера, происходящие в обществе, т. е. всю культурную жизнь общества, его религию, мораль, философию, литературу, искусство, равно как политические и юридические воззрения, они хотят вывести из экономики общества, иначе говоря, хотят объяснить факты коллективной психологии принципами политической экономии, как будто не существует индивидуальной психологии, которая в эволюционном и логическом порядке предшествует и коллективной психологии, и самой политической экономии. Ведь экономические отношения (обмен услуг и обмен продуктов) уже предполагают существование психического взаимодействия, а в таком случае отношения между психологией и экономией будут совершенно иные, нежели те, какие существуют в представлении экономических материалистов. Чтобы доказать правильность своего понимания в этом вопросе, экономические материалисты должны были бы дать свою классификацию наук, а для этого им нужно было бы разрушить существующую. Ни того, ни другого последователи этого направления и не думали делать.

Одною из важных забот позитивной социологии была выработка научного метода для изучения общественных явлений. Экономический материализм не имеет и собственной методологии, если не считать взятого напрокат у гегельянцев диалектического метода. Мы не говорим здесь о тех методах, коими пользовался Маркс в теоретических и исторических частях своего «Капитала», так как это важное произведение научной литературы не находится ни в какой внутренней связи с экономическим материализмом. Равным образом этому учению остались чужды весьма многие научные понятия и термины, созданные новейшей социологией. Если чем из современной социологической литературы и старается экономический материализм воспользоваться для своих теоретических целей, то это относится лишь к изучению первобытных общественных отношений, в котором так еще много гипотетического и, следовательно, наиболее поддающегося проведению предвзятых взглядов.

Наконец, и еще в одном отношении экономический материализм может считаться явлением отсталым сравнительно с позитивною социологией. Некоторые его последователи думают основать его истинность на том соображении, что он составляет философию рабочего класса, как будто при определении верности или неверности того или другого воззрения решающим моментом является не то, какие есть у воззрения логические и фактические основания, а то, кем это воззрение разделяется. Можно признавать правоту практических требований рабочего класса, но это отнюдь не влечет за собою обязанности признавать, что рабочий класс — лучший судья в теоретических вопросах философии, психологии, социологии, политической экономии и истории. Конт различил чистые и прикладные науки, а экономический материализм смешивает воедино отвлеченную теорию и житейскую практику. Если немецкий пролетариат, организованный в социальную демократию, — а о нем только и должна здесь идти речь, — и думает, что лишь в экономическом материализме и может заключаться теоретическое оправдание его практических требований, то причиною этого факта является только крупное недоразумение: экономический материализм ничего не прибавляет к справедливости этих требований, имеющей совершенно другие основания, и популярность теории у людей, которые ценят ее по чисто практическим соображениям, не исследуя ее логических и фактических оснований, равным образом не может служить аргументом в пользу этой теории. То же самое можно сказать и о проповеди экономического материализма в русской литературе. У нас защита этой теории соединена с отрицательным отношением к общинному землевладению, к артелям и кустарным промыслам, за которые, наоборот, другие ратуют. Это относится к спору так называемых марксистов и народников, хотя решение вопроса об общине, артели и кустарях в какую бы то ни было сторону отнюдь ничего не говорит ни против экономического материализма, ни за него, и хотя, с другой стороны, многие народники сами являются последователями односторонне-экономического понимания общества. Конечно, это только ненужным образом осложняет и запутывает вопрос, и многие, вероятно, лишь потому готовы стать на сторону этой теории, что приписывают ей практическое значение, которого по существу своему она вовсе не имеет.