Изменение в области высшего образования в 70-80-е гг. XIX в

Изменение в области высшего образования в 70-80-е гг. XIX в.

Место университетского вопроса в общей политике самодержавия определялось значением, какое приобрело вообще высшее образование в 70-х гг. XIX в. Подготовка интеллигенции диктовалась общественным развитием, темпы которого усилились после падения крепостного права. Функционирование государственной системы требовало квалифицированных чиновников, юристов и других специалистов. Либерально-буржуазные реформы Александра II открывали широкое поле деятельности для лиц с высшем образованием.

Во второй половине XIX в. российские университеты сохраняли доминирующее положение в научном отношении и в деле подготовки специалистов. Они представляли собой крупные научные центры, обладающие определенными академическими традициями, сложившимися в процессе их развития.

В 70-х гг. ХГХ в. отмечается подъем в научной деятельности университетов: расширяется сеть учебно-вспомогательных учреждений, активно идет организация научных обществ, проводятся ученые съезды. Однако рост научных сил отставал от расширения объема преподавания и возросших требований к специалистам с высшим образованием. Столичные университеты уступали по численности профессорско-преподавательского состава европейским университетам. Наиболее ощутимым недостаток преподавателей был на юридическом и историко-филологическом факультетах, особенно в провинциальных университетах.

Введение

устава российских университетов 1863 г. не смогло разрешить многих проблем академической жизни. Неустойчивость и вынужденность реформистского курса самодержавия отразились в законодательстве, которое изобилует оговорками, поправками, дополнениями и изменениями. Предоставление университетам определенной автономии сопровождалось изданием серии законов, направленных на усиление контроля, расширение полномочий инспекции. В консервативных кругах все чаще обращали внимание на то, что университеты пользуются слишком большими правами и необходимо усилить влияние на них министра и попечителей. В конце 60-начале 80-х гг. XIX в. наблюдается постепенный переход российского самодержавия от либеральных мер, среди которых было введение университетского устава 1863 г., к усилению влияния власти на жизнь российского общества.

Законодательным путем была пересмотрена правительственная политика в области высшего образования. 14 апреля 1866 г. император назначил министром народного просвещения графа Д. А. Толстого, сменившего на этом посту А. В. Головина. По мнению нового министра образцовой являлась английская система образования, отличавшаяся выраженным аристократическим характером.

Со вступлением в должность Д. А. Толстого стали готовиться меры, направленные на ограничение прав университетов. Так, были одобрены «Правила о надзоре за студентами вне стен университета и воспитанниками высших учебных заведений разных ведомств», разработанные Особой комиссией под руководством заместителя министра просвещения И. Д. Делянова. «Правила» были рассмотрены в Комитете министров и высочайше утверждены 26 мая 1867 г. Согласно этим правилам, предписывалось извещать полицию и учебную администрацию о всех сомнительных в нравственном и политическом отношении лицах, «составляющих самый опасный и ненадежный элемент в университетской молодежи».

В августе 1872 г. Д. А. Толстой через попечителей учебных округов обратился к университетским советам с предложением высказать соображения о насущных изменениях в действующем уставе. Ответы сводились, главным образом, к необходимости улучшения материального положения университетов и университетских преподавателей. Правительство же взяло курс на реорганизацию основ университетской системы в России.

В конце 1874 г. было созвано Особое совещание министров «для коренного исследования вопроса о студенческих беспорядках», признавшего главной причиной волнений несовершенство внутренней организации университетов. Участники совещания высказались за ограничение автономии профессорских коллегий, усиление контроля над преподаванием, установление нового порядка назначения профессоров, сокращение «излишнего притока мало приготовленных и материально необеспеченных слушателей».

Выводы совещания полностью совпадали с позицией министра народного просвещения Д. А. Толстого, расценивавшего университетское самоуправление как ошибку, которую следует исправить. «Ученые, — по его словам, — не лучше детей, неспособных к управительной деятельности, столь отличной от трудов ученых». Министр заверил, что при пересмотре устава будут руководствоваться «единственно соображениями возможно большего развития науки во всех ее отраслях и пользою многочисленных университетских слушателей».

Созданию нового университетского устава предшествовало «обследование состояния русских университетов» отделом Высочайше утвержденной комиссии под председательством статс-секретаря И. Д. Делянова, проведенное в 1875 г. Из этих материалов были извлечены «кое-какие эффективные данные, чтобы их якобы документальным авторитетом подкрепить нарекания меньшинства комиссии, добивавшегося преобразования университетов». Советы российских университетов высказались против кардинального пересмотра основных положений устава 1863 г. Курс правительства расценивался как реакционный: «Назначена комиссия для пересмотра университетских уставов, то есть для сколь возможно большего их стеснения и уничтожения свободы университетской или высшей науки, — отмечали современники. Комиссия эта составлена из врагов университетов… Университеты хотят подчинить такой регламентации, чтобы университетского у них было только название». В целом, университеты были устранены от участия в подготовке нового устава.

Некоторые меры, предусмотренные новым университетским уставом и направленные на усиление правительственного влияния на управление университетами, контроля над преподаванием, утверждение порядка и дисциплины в учебных заведениях, были осуществлены на стадии подготовки проекта. Так, в 1879 г. Д. А. Толстой предложил изменить порядок управления университетами: упразднить университетский суд, передать от совета попечителю и правлению все административные, судебные и студенческие дела, подчинить инспектора (или проректора) непосредственно попечителю, увеличить штат инспекции за счет специальных средств университетов (до получения из казны дополнительных ассигнований). Ходатайство Д. А. Толстого поддержал Комитет министров, одобрил Император. Временное положение 14 августа 1881 г. предоставило местным властям при чрезвычайной ситуации право закрытия учебных заведений. Автономия вузовской науки практически уничтожалась: возросла роль министра, попечителя, значительно сузились функции советов, они реже собирались, почти лишались права голоса при определении профессоров на вакантные кафедры. В этот период утвердился взгляд на университетского профессора как на должностное лицо, прежде всего «благомыслящее», и на необходимость не науки вообще, а только «здравой и полезной», соответствующей требованиям государства. Повысилась плата за обучение в университетах, ужесточался контроль над студентами.

В 1880 г. была создана Комиссия по переработке университетского устава во главе с И. Д. Деляновым, который «целою комиссию объезжал университеты, выслушивал поочередно мнения каждого из профессоров, бумаги исписано было невероятное количество». В феврале того же года Д. А. Толстой внес выработанный этой Комиссией проект нового устава на рассмотрение Государственного Совета.

Однако обстановка в стране на тот момент не благоприятствовала претворению в жизнь данных намерений. После покушения на императора Александpa II 5 февраля 1880 г. наступил период диктатуры М. Т. Лорис — Меликова, сочетавшей полицейские меры с некоторыми уступками. В этих условиях подготовка контрреформы была приостановлена. Одной из уступок, которые правительство сделало обществу, была отставка Д. А. Толстого с поста министра народного просвещения вследствие «крайнего раздражения общества, особенно отцов и матерей, на министра народного просвещения».

К активному обсуждению проекта нового университетского устава, разработанного Комиссией И. Д. Делянова, приступили в конце 1882 г. Деятельное участие принял и Д. А. Толстой, назначенный в марте 1882 г. министром внутренних дел. Это назначение в обществе расценивалось как открытое проявление реакционного курса, намеченного, но сразу же не осуществленного манифестом Александра III от 29 апреля 1881 г. «По общему мнению, теперь должна была наступить диктатура не сердца Лорис-Меликова, а совсем другого рода, которая укрепляет власть и суровыми мерами положит конец всем неприглядным явлениям в нашей общественной жизни».

План реформирования высшей школы России предусматривал, прежде всего, введение нового университетского устава и пакета смежных нормативных документов. Проект общего Устава российских университетов внес на рассмотрение Государственного совета 30 ноября 1882 г. И. Д. Делянов, назначенный в марте того же года министром народного просвещения. В нем были учтены принципиальные замечания Д. А. Толстого по реорганизации экзаменационной системы в вузах: каждый выпускник должен сдавать государственные экзамены, которые могут реально показать профессиональные качества специалиста. Государственные экзамены должны были принимать не профессора университетов, а чиновники из министерства и другие специалисты в составе особых комиссий.

Следует отметить, что проект нового университетского устава не получил поддержки в Государственном совете. Наиболее резко против него выступили бывшие министры народного просвещения А. В. Головин и А. П. Николаи, считавшие целесообразным сохранить устав 1863 г. и разработать к нему несколько вспомогательных документов. Против ломки сложившейся университетской системы выступил также обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев. Он предлагал постепенное ее реформирование на базе прежнего устава, при этом подчеркивал необходимость значительных финансовых ассигнований на развитие учебно-материальной базы университетов, увеличения должностных окладов профессорско-преподавательскому составу и стипендий студентам.

Серьезные разногласия среди членов Государственного совета вызывал предлагавшийся порядок назначения ректоров, деканов и профессоров в университетах. В проекте этот вопрос отдавался на усмотрение попечителей учебных округов и министра народного просвещения. Оппоненты же полагали, что ключевые должностные лица в университетах могут быть только выборными.

Бурное обсуждение проекта университетского устава продолжалось больше полугода. Сторонники кардинального реформирования высшей школы во главе с И. Д. Деляновым и Д. А. Толстым возлагали ответственность на высшую школу за «низменный уровень и в большинстве превратные понятия нашей интеллигенции» и за «появление в России радикальных взглядов и террористических кружков». Другой частью обвинений были указания на неэффективность постановки учебного процесса в университетах, вследствие чего студенты «сделались жертвой политической агитации».

Против реформы высшей школы, имевшей политическую основу, выступали многие профессора российских университетов. Так, по мнению крупного русского историка-медиевиста, видного деятеля русского буржуазного либерализма П. Г. Виноградова, основной идеей такого реформирования была «бюрократизация университетов… мера не только недостаточная, но и не нужная», поскольку для «того политического исцеления, которое имелось в виду, надо было не реформировать, а уничтожить университеты», восстановив их только тогда, когда в стране вновь воцариться «спокойствие и порядок».

К последнему заседанию Государственного совета четко обозначились непримиримые разногласия по ряду положений устава. Спустя несколько лет газета «Московские ведомости» писала: «Едва ли какое-либо дело проходило в Государственном совете с такими трудностями, как университетский устав 1884 г., с ним была борьба не только как с уставом учебных заведений, но и как с поворотом к иной системе».

Процесс сохранения важного документа затягивался, в этих условиях император Александр III долго колебался, пытаясь примирить оппонентов по проекту университетского устава. Летом 1884 г. монарх занял сторону меньшинства Государственного совета во главе с министром народного просвещения И. Д. Деляновым. 23 августа был подписан указ Сенату о введении в действие Общего устава российских университетов с 1884/1885 учебного года.

В большинстве работ Устав 1884 г. подвергается острой критике как реакционный, даже «реакционнейший». Многие научные издания, как правило, исходят из однозначно негативной оценки устава как реакционной контрреформы. Между тем устав 1884 г. вводил в университетскую практику много нового. Так, впервые в отечественной практике студенту предоставлялось на выбор несколько учебных планов, разрешалось посещать лекции на других факультетах, что отражалось в дипломах. В свете новейших данных современного обществоведения наблюдается уточнение и развитие распространенных оценок сущности правительственной политики в области высшего образования в 80-х гг. XIX в. Обращается внимание на содержательность реформы, внесшей существенные преобразования прогрессивного характера, которые оказали заметное влияние на развитие высшей школы в целом. По нашему мнению, устав 1884 г. не поддается однозначной оценке. Критики акцентировали внимание на его негативных сторонах, но устав 1884 г. все-таки стабилизировал учебный процесс в российских университетах.

Положения нового устава первоначально распространялись на Московский, Петербургский, Казанский, Харьковский, Новороссийский и св. Владимира в Киеве университеты. Впоследствии по этому уставу стали работать Варшавский, Дерптский и открытый в 1888 г. Томский университеты.

В большинстве университетов конца XIX в. действовали четыре факультета: историко-филологический, физико-математический, юридический, медицинский. В Петербургском университете существовал особый факультет восточных языков. В уставе специально оговаривалось, что все факультеты университета представляют собой составные части одного целого.

Согласно уставу каждый университет находился под главным ведением министра народного просвещения и вверялся попечителю местного учебного округа. Непосредственное управление вузов осуществлял ректор при участии в определенных случаях: совета, правления, собраний и деканов факультета, инспектора студентов.

Все российские университеты именовались императорскими и находились под постоянным наблюдением Александра III. Монарх понимал особую роль университетского образования в системе просвещения и стремился превратить отечественные вузы в очаги высокой науки и культуры. Даже в период бурных студенческих выступлений император отверг многочисленные предложения крупных сановников о закрытии университетов. Кроме того, он отклонил проект закона об отдаче студентов в солдаты за участие в беспорядках, на чем настаивали многие министры.

По сравнению с уставом 1863 г. был расширен круг полномочий попечителей учебных округов. В ст. 6 главы 1 устава было записано: «Попечитель учебного округа заботиться о благосостоянии университета; наблюдает за ходом университетского преподавания и за точным исполнением всеми принадлежащими к университету установлениями и должностными лицами правил, предписанных законом или распоряжением правительства; пресекает всякое уклонение от этих правил, возбуждает дела об ответственности виновных и ходатайствует о награждении достойных». Таким образом, на попечителе лежала обязанность высшего руководства во всех распоряжениях по охране порядка и дисциплине в вузе.

Глава вторая устава утверждала обязанности и права ректора университета. Ректор избирался министром народного просвещения из ординарных профессоров университета и назначался на должность императором России сроком на четыре года. В непосредственном подчинении ректора находились: секретари совета и правления университета, служащие канцелярии и его помощники, секретарь библиотеки, бухгалтер, казначей, архитектор, экзекутор, архивариус и врач.

Согласно ст. 13 Устава в обязанности ректора входило: наблюдение за правильным ходом учебного процесса и полнотой преподавания в университете, за надлежащим исполнением всех служащих университета своих обязанностей, за соблюдением студентами предписанных правил, за содержанием в порядке учебно-вспомогательных учреждений университета, за правильным расходом денежных средств университета и за сохранением в целости принадлежащего университету имущества.

Полномочия совета университета рассматривались в четвертой главе устава 1884 г. Совет состоял под председательством ректора из всех профессоров университета. В числе наиболее важных вопросов, которые обсуждали советы университетов, были отчеты профессоров об их научной и учебной работе, о деловых связях с зарубежными учеными и др. Устав ликвидировал даже ограниченную самостоятельность университетских советов.

В деле руководства университетом большое значение придавалось правлению, состоявшему из деканов всех факультетов, инспектора и ректора, который осуществлял общее руководство. Все заседания правления протоколировались, а материалы представлялись для рассмотрения попечителю учебного округа.

В компетенции правления находились следующие вопросы: распоряжение денежными суммами, назначенными на содержание университета по финансовой смете; заключение контрактов по подрядам и поставкам; принятие решений по изданию сочинений, одобренных собраниями факультетов и предназначенных к публикации; рассмотрение дел о переходе студентов с одного факультета на другой, об отчислении из вуза, о приеме молодых людей в число студентов по распоряжению ректора; разбирательство по делам студентов — нарушителей порядка и дисциплины. Самые сложные вопросы требовали утверждения министром народного просвещения. К ним относились утверждение крупных сверхштатных расходов и заключение подрядов и контрактов на дорогостоящие работы.

Согласно уставу каждый факультет включал в свой состав декана и всех профессоров. По уставу 1884 г. к профессорско-преподавательскому составу университета относились ординарные и экстраординарные профессора, приват-доценты, лекторы, лица, составлявшие персонал учебно-вспомогательных учреждений. На историко-филологических факультетах было положено 12 ординарных, 5 экстраординарных профессоров и 4 лектора новых языков.

Законодательство 1884 г. упростило номенклатуру преподавательских должностей: доцентура была упразднена, оба профессорских разряда сохранялись, число профессоров в университетах было увеличено, но главный упор был сделан на приват-доцентов: количество их на факультетах не ограничивалось и зависело от реальных потребностей учебных заведений и размера их фонда специальных средств.

Устав 1884 г. облегчил приобретение звания приват-доцента, отменив предоставление диссертации и чтение двух пробных лекций для лиц, имеющих ученую степень магистра или доктора. Последнее условие стало необходимым для выдержавших испытание на степень магистра, но еще не защитивших диссертацию.

Поскольку преподаватель, даже с докторской ученой степенью, мог начать работу в университете не иначе как в качестве приват-доцента, число последних быстро росло. По подсчетам Н. И. Кареева, в 1881—1884 гг. количество приват-доцентов в Петербургском университете увеличилось с 14 до 82, в Московском — с 11 до 120, в Харьковском — с 5 до 50. В 1892 г. на исторических кафедрах Московского университета приват-доцентами работали магистранты С.

Ф. Фортунатов, П. В. Безобразов, М. С. Корелин, В. Михайловский, Р. Ю. Виппер (всеобщая история), магистры В. Е. Якушкин и И. А. Линниченко, магистрант П. Н. Милюков (русская история), магистранты Аппельрот и Миронов (теория и история искусств). В Петербургском университете по данным на 1 января 1892 г. из 63 приват-доцентов 21 преподавал на историко-филологическом факультете, среди них были историки А.С. Лаппо-Данилевский, С. Ф. Платонов, Г. В. Форстен.

Устав 1884 г. внес коренные изменения в практиковавшуюся ранее систему замещения вакантных профессорских мест. Факультетская корпорация была лишена инициативы и способов контроля в решении данного вопроса. Университеты могли только выдвигать кандидатов, но не избирать их. Теперь преподаватели на кафедры назначались министром народного просвещения или по его распоряжению избирались из числа достойных кандидатов университета. При баллотировке нескольких кандидатов избирался тот доктор наук, за которого подавалось больше голосов. Большое значение в вопросах приискания кандидатов новый устав отводил конкурсам, имея целью «положить предел партийности на факультетах».

Для занятия профессорской должности было поставлено непременное условие — степень доктора по специальности, соответствующей кафедре. Профессором мог стать только доктор наук, который на высоком уровне читал курс лекций не менее трех лет. Профессор обязан был посвящать преподаванию по занимаемой кафедре достаточное число часов, применительно к шестичасовой норме. Сверх этого, профессору предоставлялось право объявлять курсы и практические занятия по другим предметам учебной программы. Дополнительные занятия оплачивались в размере не более половины жалования, установленного ординарному профессору.

Устав 1884 г. ввел звание заслуженного доктора, которое давалось профессорам, добросовестно преподававшим в университете более 25 лет. Профессора, чей стаж педагогической деятельности превышал 30 лет, лишались права замещать штатные вакантные преподавательские должности. Однако если позволяло состояние здоровья, то таким лицам разрешалось читать лекции как приватным профессорам и руководить учебно-вспомогательными установлениями университета.

Штатным преподавателям предписывалось исполнять поручения соответствующих факультетских собраний, университетского совета и попечителя учебного округа в русле их научной специальности. Такого рода поручения не входили в обязательную нагрузку профессорско-преподавательского состава и дополнительно не вознаграждались. Однако качество исполнения научно-исследовательской работы преподавателей учитывалось при их дальнейшем продвижении по службе. Лучшие научные труды представлялись для участия в конкурсах.

Устав 1884 г. ввел гонорарную систему оплаты в виде поощрения, призванную побудить преподавателей к улучшению качества преподавания. Предполагалось, что при равных условиях, тот преподаватель, который лучше преподает, будет иметь и больше слушателей. В то же время рассчитывали, что и студенты будут повнимательнее относиться к занятиям. Но данная система не прижилась. Для обязательных предметов гонорар утратил свое значение стимула. Причем гонорар распределялся между преподавателями без учета их таланта и учености, а в зависимости от количества студентов и их распределения по курсам и факультетам. В 1902 г. данная система была отменена.

Министерство народного просвещения следило за тем, чтобы лучшие профессора и преподаватели поощрялись достойным образом за свой нелегкий труд. Так, за 1891 г. несколько университетских профессоров получили награды, в том числе ректор Петербургского университета В. И. Владиславлев, которому был пожалован орден Анны 1 степени.

На каждом факультете действовали собрания, как коллегиальные органы руководства, под председательством декана. На их заседаниях обсуждались вопросы о проведении испытаний на ученые степени, рассмотрении сочинений, предназначавшихся для изданий за счет университета, о присуждении студентам и слушателям медалей и почетных отзывов за написанные ими сочинения, заслушивались отчеты преподавателей о практических занятиях и др.

Декан факультета избирался попечителем из числа профессоров соответствующего факультета, а утверждение в должности сроком на четыре года осуществлял министр народного просвещения.

Важной главой университетского устава 1884 г. была глава седьмая «Об инспекторе студентов и его помощниках». Роль этой группы должностных лиц подвергалась резкой критике в либерально-демократических кругах. Но с другой стороны, без каждодневной воспитательной и профилактической работы инспекции учебный процесс и элементарный порядок в вузах Российской империи в то бурное время находился бы под вопросом.

Инспектор студентов назначался на должность министром народного просвещения по предоставлению попечителя. Как правило, инспекторами в университетах служили опытные статские или военные чиновники с безупречной репутацией. Они следили за соблюдением порядка в университетах. Одной из обязанностей инспектора являлся контроль за соблюдением законности в отношении арестованных студентов, содержащихся в карцере. В своей повседневной деятельности инспектор подчинялся ректору.

На принципиально новых началах, в соответствии с общей кампанией классифицирования гуманитарного образования в стране, была проведена реорганизация учебного процесса на историко-филологическом факультете. Существовавшее деление факультета на три отделения отменялось, но на старших курсах сохранялась специализация по истории и славяно-русской филологии. В системе занятий историко-филологического факультета, в соответствии с новыми учебными планами, основное внимание уделялось изучению древних классических языков, что, по мнению многих профессоров российских университетов, явилось наиболее слабым звеном министерского плана предметов.

Университетский устав 1884 г. подтвердил состав кафедр историко-филологического факультета, установленный в 1863 г. На историко-филологическом факультете полагалось одиннадцать кафедр: философии, классической филологии, сравнительного языкознания, русского языка и русской литературы, санскритского языка, славянской филологии, географии и этнографии, всеобщей литературы, русской истории, истории западноевропейских литератур, истории церкви, теории и истории искусства.

По Уставу 1884 г. на историко-филологическом факультете была утверждена новая кафедра географии и этнографии. Процесс превращения этнографии в университетскую науку был сложным и противоречивым, оставаясь незавершенным вплоть до Октябрьской революции. В университетских лекционных курсах XIX в. этнографический материал использовался некоторыми профессорами философского, юридического, а позже и историко-филологического факультетов при рассмотрении вопросов преимущественно исторического характера. В то же время вплоть до 60-х гг. XIX в. изучение этнографии в российских университетах носило в значительной степени случайный характер. В учебных планах не предусматривалось специальных этнографических курсов, не существовало особых обществ или кружков.

Большое значение в развитии этнографии и этнографического образования в России имел университетский устав 1863 г. При Московском университете было создано общество любителей естествознания, антропологии и этнографии, которое объединило не только профессоров университета, но и исследователей из других учреждений. Этнографический отдел общества начал свою работу с 1867 г. С 60-х гг. этнографические исследования в университетах страны проводились в рамках научных обществ. Но впервые кафедра этнографии была открыта на историко-филологическом факультете.

Вопрос о включении этнографии в систему университетских курсов на первых порах рассматривался вместе с проблемой складывания географического образования, причем приоритет отдавался последнему. Острота дискуссий по этому вопросу была вызвана, прежде всего, незрелостью данных наук, неопределенностью предмета, методов исследования, их места в научной классификации. Показательно, что Министерство просвещения прислушивалось к мнению университетов и их историко-филологических факультетов в решении принципиальных вопросов академической жизни.

Важным был вопрос о факультетской принадлежности данных кафедр. В частности, Новороссийский университет, создав особую комиссию по вопросам организации кафедры географии и этнографии в университетах страны, обратился в Министерство народного просвещения с предложением вывести кафедру географии из состава историко-филологического факультета. В соответствии с другой позицией кафедра географии и этнографии должна была отнесена к историко-филологическому факультету, так как «…в содержание географии как университетской дисциплины должно входить только то, что касается человека, а что касается земли должно быть отнесено к уже существующей кафедре физической географии».

Специальный ученый комитет Министерства народного просвещения согласился с этим мнением, и в русских университетах по уставу 1884 г. на историко-филологических факультетах была открыта кафедра этнографии и географии. Что расходилось с практикой большинства западноевропейских университетов, где аналогичные кафедры, открывшиеся в 70-х — 80-х гг. XIX столетия, относились к естественному отделению философского факультета. Учреждение данной кафедры ознаменовало новый этап в развитии этнографии: впервые она стала читаться как самостоятельная научная дисциплина наравне с другими историческими науками, преподаваемыми на историко-филологическом факультете.

Сам факт открытия кафедр географии и этнографии в университетах России явился положительным моментом в истории высшего образования. Но с другой стороны, объединение этих наук в рамках одной кафедры, неудовлетворительная постановка преподавания этих дисциплин не позволили им занять достойное место в университетской системе. К тому же, предметы по данной кафедре были отнесены к необязательным.

Длительные дискуссии и активная работа в области подготовки научно-педагогических кадров в русских университетах в XIX столетии являлись показателем того значения, которое придавалось этой проблеме академической общественностью и правительством. При этом во второй половине XIX в. действовала неукоснительная установка: никто не имел права быть профессором, не имея степени доктора по соответствующему разряду наук; никто не имел права быть доцентом, не имея ученой степени магистра. Для практики соискания ученых степеней в русских университетах была характерна высокая требовательность к соискателю.

Корнилов А. А. Курс истории России XIX века (переиздание). — М., 1993.

Косачевская СМ. М. А. Болугянский и Петербургский университет в первой четверти XIX века. — Л., 1971. 271 с.

Косминский Е. Столетие преподавания истории средних веков в Московском университете. // Историк-марксист. 1940 № 7. С. 101 — 105.

Кричевский Г. Г. Ученые степени в университетах дореволюционной России. // История СССР. 1985. № 2. С. 141 — 153.

Круглов Ю.Г., Олесюк Е. В., Шулус А. А. Университетские уставы XIX в. в свете идей национальной образовательной доктрины. // Высшее образование сегодня. 2002 № 1. С. 35 — 40.

Кулакова И. П. Московский университет в историко-культурной среде XVIII века. Автореф. дисс. канд. ист. наук. — М., 2002.

Куликова A.M. Становление университетского востоковедения в Петербурге. — М: Наука, 1982. 207 с.

Куприц Н.Я. О преподавании государственного права в России в период крепостнической реакции 30−50-х гг. XIX в. // Вестник Московского университета. Серия «Право» 1978, № 4. С. 17−25.

Курбатов Г. Д. Византиноведение в Петербургском университете. // Вестник ЛГУ. 1969. № 2. С. 130 — 136.

Лаптева Л. М. Славяноведение в Московском университете в XIX — нач. XX в.в. — М: МГУ, 1997. 296 с.

университетский научный попечитель высший