Теоретико-методологические основы исследования политического экстремизма

Сущность и разновидности политического экстремизма

Проблема экстремизма в последнее время является одной из наиболее актуальных и для России, и для мирового сообщества в целом. И связано это прежде всего с ростом политической активности различных общественных организаций, объединений и групп. Причем спектр этой активности достаточно широк и проявляется как в политическом хулиганстве (оскорбление представителей власти, несанкционированное проведение митингов, пикетов, нанесение надписей политического характера и т. д.), так и в политических убийствах, захвате заложников, деятельности различных террористических организаций.

Экстремизм — сложное и многоаспектное явление, имеющее множество политических, социальных, экономических, психологических и прочих особенностей, которые, действуя в комплексе, обусловливают его масштабы и перспективы развития. Основу для распространения различных проявлений политического экстремизма составляют устойчивые кризисные явления в социальноэкономической и политической сферах, глубокие экономические, социальные, национальные противоречия, политическая нестабильность, отсутствие в обществе сплоченности — все эти явления характерны и для развития современного российского общества. Таким образом, переводя религиозные, национальные и этнические вопросы в политическую плоскость, используя их в качестве инструмента, средства для разжигания конфликтов, экстремизм создает реальную угрозу безопасности российского государства и общества.

В тоже время экстремизм — это явление международного масштаба. Не замечая государственных границ, поддерживаемый системой организационных связей, он представляет особую опасность для мирного сотрудничества различных государств, в целом для международных контактов и отношений. В условиях глобализации и трансформации экстремизм в своих многообразных проявлениях превращается во всеобщую проблему глобализирующегося мира.

Развитие современной политической ситуации в мире показывает, что экстремизм довольно часто становится средством борьбы субъектов политической деятельности в ходе достижения ими своих целей. Обострение проявлений экстремизма, расширение направленности осуществляемых акций создают постоянную угрозу безопасности государству, обществу и личности. Своевременное и эффективное противодействие этой опасности имеет большое значение для интересов России.

Неоднозначность политических, идеологических, этнонациональных, религиозныхпроцессов, происходящихвсовременной России, придает исследованию проблемы экстремизма особую актуальность, требует его глубокого теоретико-методологического осмысления. Поэтому в российской и зарубежной науке изучение проявлений экстремизма стало весьма востребованным.

История изучения экстремизма как социально-политического явления сравнительно молода, хотя сам экстремизм известен давно и проявил себя как явление многоаспектное. И поэтому, на наш взгляд, изучение экстремизма как социального феномена необходимо вести комплексно, то есть на основе использования результатов исследований различных научных подходов и обращаясь к широкому кругу разнообразных источников.

Следует отметить, что одними из первых на феномен экстремизма обратили внимание представители различных направлений в психологии, предположив, что экстремизм — это проявление врожденной или приобретенной агрессивности человека (психологический подход).

Сторонники социал-дарвинизма поставили вопрос о природной врожденной агрессивности человека. Так, австрийский ученый К. Лоренц, основываясь на изучении поведения животных, предположил, что определенные ситуации могут увеличивать вероятность проявления врожденной агрессивности особей. Сделав вывод о природной агрессивности животных, Лоренц отметил, что ю.

«поскольку человек произошел от животных предков в результате эволюции, то все его побуждения и мотивы также являются эволюционировавшими от соответствующих проявлений у животных предков"'.

Положение о врожденной агрессивности разделялось не только биологами. Пожалуй, наиболее подробно разработана эта проблема в теории основоположника психоанализа 3. Фрейда. В его поздней трактовке агрессия является проявлением инстинкта смерти. В результате борьбы этого инстинкта с инстинктом жизни агрессия может менять свое направление и проецироваться вовне. Однако этому противостоят нормы человеческой культуры, направленные на обуздание агрессивного инстинкта, и, если это удается, — возникает невроз. Таким образом, в любом случае борьба с агрессией оборачивается поражением для человека^[1][2].

Позднее психоаналитики, отойдя от классической концепции Фрейда, высказывали иной взгляд на природу агрессии. Самостоятельная теория агрессии была предложена в рамках психоанализа Р. Ливенштейном, Г. Гарманом и Е. Крис. В их теории «агрессивный инстинкт первоначально направлен на внешний мир. В случае невозможности его разрядки вовне происходит интернализация агрессии, что приводит к возникновению самодеструктивных импульсов. Вместе с тем часть психоаналитиков отказалась от понимания агрессии как инстинктивного образования, рассматривая ее как реакцию личности на определенные ситуации внешнего мира. Но поскольку окружающая действительность понималась как изначально враждебная человеку, то отсюда следовало, что проявления агрессии неизбежны»^[3].

В отечественной психологии проблема агрессии рассматривалась в работах Н. Левитова, Г. Солдатовой. По мнению Н. Левитова, возникновение человеческой агрессивности зависит в первую очередь от общественных условий, однако, отводя детерминирующую роль социальной действительности, нельзя вовсе отвергать влияние фактора наследственности. Такие свойства нервной системы, как повышенная возбудимость и сила оборонительного рефлекса, являются врожденными, следовательно, они создают определенную предрасположенность к проявлению агрессии^[4].

Вместе с тем исследования Г. Солдатовой связаны с изучением психологии толерантности, а именно социально-психологической устойчивости к многообразию мира, к этническим, культурным, социальным и мировоззренческим различиям. Так, по ее мнению, в контексте межличностных отношений психическая неуравновешенность может проявиться и как повышенная агрессивность по отношению к окружающим, и как повышенная сензитивность, позволяющая улавливать более тонкие нюансы и полутона взаимодействия^[5].

Таким образом, в трудах зарубежных и отечественных исследователей предполагалось, что проявления экстремистской деятельности в обществе можно рассматривать как результат врожденной или приобретенной агрессивности человека. Следовательно, можно предположить, что одним из важнейших для понимания психологических особенностей экстремизма является понятие «агрессия», которое трактуется как «открытая неприязнь, вызывающая враждебность»^[6].

Здесь, по нашему мнению, необходимо обратиться к теории Э. Фромма, подразделявшего агрессию на «доброкачественную» и «злокачественную». Так, оценивая проявления человеческой агрессивности, Э. Фромм отмечал: «Я употребляю слово „агрессия“ в отношении поведения, связанного с самообороной, с ответной реакцией на угрозу, и, в конечном счете, пришел к понятию „доброкачественной агрессии“. А специфически человеческую страсть к абсолютному господству над другим живым существом и желание разрушать я выделяю в особую группу и называю словами „деструктивность“ и „жестокость“»^[7].

В силу чего «доброкачественная агрессия» является реакцией враждебности на созданную другими фрустрацию (препятствие на пути к цели, ущерб интересам субъекта) независимо от того, была ли эта фрустрация, в свою очередь, обусловлена враждебными намерениями или нет. В то же время возможны и такие случаи агрессии, которые не являются реакцией на фрустрацию, а возникают из желания воспрепятствовать, навредить кому-либо, обойтись с кем-то несправедливо, кого-нибудь оскорбить. Поэтому понятие агрессии применимо к оценке всего спектра человеческих отношений, а эго и борьба государств, народов и существенный аспект межличностных отношений.

Вместе с тем, возникнув в начале становления первобытного общества, агрессия как социальный феномен, будь то «доброкачественная» или «злокачественная», сопровождает развитие человечества и в современную эпоху. Да и одно без другого практически не существует и существовать не может, поскольку ответом на проявления враждебности, нападения («злокачественная агрессия») выступает самооборона — как ответная реакция на проявленную враждебность («доброкачественная агрессия»).

Естественно, любая форма агрессии в обществе вызывается целым комплексом причин — биологических, психологических, экономических, политических и т. д. Поэтому агрессия нередко связана с проявлением враждебности, даже если она носит вполне «доброкачественный» характер. Поскольку, например, осуществляя оборонительные действия против агрессора, мы испытываем к нему чувства неприязни и враждебности. Таким образом, на наш взгляд, одним из элементов экстремистской деятельности будет выступать человеческая агрессивность, то есть открытая враждебность, неприятие чего-либо, например, расизм, антисемитизм, шовинизм и др.

В тоже время многие представители социальной философии полагают, что история цивилизации развивается только благодаря фактору борьбы, конфликта социальных групп, что объясняет экстремистскую деятельность как вполне естественную (социальнофилософский подход), косвенно сопутствующую прогрессу.

Наиболее обстоятельно теорию социальных антагонизмов, как известно, разработали классики марксизма. Марксистский метод совмещает в себе историко-философский и социологический подходы, рассматривая классовую борьбу как основу многих проблем в истории развития цивилизации. Разрешение данных проблем с точки зрения марксистского подхода возможно лишь путем социальной революции, ликвидации классов, государства, частной собственности, правовой системы и т. д. Что естественно на практике связано с той или иной формой экстремистской деятельности. Так, один из известных российских социалдемократов Л. Д. Троцкий в 1920 г. в своей работе «Терроризм и коммунизм» прямо подчеркивал: «Но зато революция требует от революционного класса, чтобы он добился своей цели всеми средствами, какие имеются в его распоряжении: если нужно — вооруженным восстанием, если требуется — терроризмом… „Морально“ осуждать государственный революционный террор революционного класса может лишь тот, кто принципиально отвергает (на словах) всякое вообще насилие — стало быть, всякую войну и всякое восстание»^[8]. В тоже время В. И. Ленин, допуская использование различных форм вооруженной борьбы, связывал необходимость насильственных действий только с революционной ситуацией (или защитой завоеваний революции), полагая, что всякое политическое насилие есть лишь одно из средств борьбы, но не ее главная цель^[9].

Проблемами толерантности, ксенофобии, экстремизма активно занимались представители Франкфуртской школы философии. Так, теория толерантности как личностного начала была раскрыта в концепции «авторитарной личности» Т. Адорно, показавшего связь авторитарности с «интолерантностью к неопределенности», служащей важным индикатором нетерпимости на личном уровне^[10]. Поскольку неопределенность жизненных перспектив порождает ситуацию фрустрации, повышенную эмоциональную возбудимость и неуравновешенность, что на практике может привести такую личность к участию в экстремистской деятельности.

Большой исследовательский интерес представляют работы Г. Маркузе, который обратил внимание на участников экстремистских организаций, сделав вывод о вовлеченности в экстремистскую деятельность маргинальных слоев общества, к которым он относил, в первую очередь, студенчество". Также в рамках Франкфуртской школы при непосредственном участии Г. Маркузе был разработан богатый арсенал диагностики «авторитарного потенциала» — шкала антисемитизма, этноцентризма, фашизма, который может применяться для определения уровня толерантности в обществе.

В отличие от марксизма, представители постпозитивизма, такие как К. Поппер, Т. Гарр, К. Бринтон и другие, видели причину возникновения экстремизма в незавершенности процессов модернизации, реформирования, демократизации общества. Так, например, в своей работе «Открытое общество и его враги», признанной «Библией» неолиберализма, К. Поппер подверг критике марксистскую идею социальной революции «как насильственного взятия власти промышленными рабочими с целью избавления от нищеты», предположив, что «если рабочие убедятся в том, что их жизнь улучшается и при капитализме, они могут предпочесть постепенные реформы подавлению правящего класса и „полной победе“ над ним»^[11][12]. Иными словами, снятие проблемы политического экстремизма К. Поппер видел в проведении своевременных реформ в обществе. В тоже время К. Поппер оправдывал насильственное (революционное) свержение «тирании» (тоталитаризм) и применение насилия для защиты «демократии»^[13].

Некоторые исследователи связывают проблему проявления экстремизма в современном обществе с ценностными различиями (культурологический подход). Так, В. Г. Арсланов, А. В. Бузгалин, А. И. Колганов, В. М. Межуев видят корни экстремизма в неадаптированности определенных категорий людей (классов) к современной культуре, ставящей во главу угла потребительские интересы и предъявляющей к ним высокий имущественный ценз'⁴.

Также в рамках данного подхода, но на основе работы С. Хантингтона «Столкновение цивилизаций», философ, историк и публицист И. М. Ефимов пришел к выводу о ценностных (культурных) различиях между представителями отдельных народов как источниках возникновения и распространения экстремизма в современном обществе. Рассматривая проблему становления и развития исламского экстремизма, И. М. Ефимов отмечает, что различия в культурно-исторических традициях и ценностях между представителями мусульманского мира и стран Запада будут постоянно приводить к всплескам насилия как проявлениям экстремистской деятельности^[14][15].

Начиная с 1990;х гг. в российской науке, в исследовании проявлений экстремизма основную роль стал играть политикоправовой подход. Это было связано как с необходимостью анализа роста экстремистских проявлений в российском обществе, так и непосредственно со стремлением политологов, правоведов, государственных и общественных деятелей разработать и законодательно оформить действенную политику противодействия экстремизму в России.

В рамках политико-правового подхода начался процесс формирования нескольких направлений, по которым, по нашему мнению, велись исследования политического экстремизма в 1990;х — начале 2000;х гг.

Одним из первых направлений, появившихся в начале 1990;х гг., и которое можно было бы назвать «конъюнктурным», было стремление не столько ученых, сколько представителей государственных структур, общественности найти общие экстремистские черты у фашизма, нацизма, большевизма и т. п., таким образом, представив экстремизм как современное проявление этих крайних идей, взглядов, действий.

По нашему мнению, объяснялось это как наличием политической конъюнктуры того времени, так и отсутствием четкого понимания того, что такое «политический экстремизм», а также неразработанностью данной проблемы в отечественной политической науке. Так, в начале 1990;х гг. каких-то концептуальных политико-правовых исследований политического экстремизма в России еще не было, а работы советских ученых, таких как В. В. Витюк, А. С. Грачев и др. носили преимущественно социально-философский характер и были посвящены изучению явлений политического экстремизма за рубежом в капиталистическом мире^[16].

Отсюда стремление ряда представителей органов власти и общественных деятелей, главным образом сторонников демократических организаций, связать термин «экстремизм» с фашизмом, нацизмом и т. д. С этой целью использовались исследования советских ученых, таких как А. Галкин, А. Бланк, Б. Бессонов, М. Гус, П. Рахшмир и др.^[17] Безусловно, труды этих ученых внесли большой вклад в изучение и осмысление истоков, причин, сути фашизма, нацизма и их разновидностей, но к анализу сущности политического экстремизма 1990;х гг. подходили мало. Тем более большую роль сыграло стремление ряда политиков того времени попросту объединить понятия «фашизм» и «большевизм» в одно и представить все радикальные учения и доктрины как фашизм или неофашизм (именно тогда появился такой политический ярлык, как «красно-коричневые»).

Причем это не было изобретением российских общественных деятелей начала 1990;х гг. Данная тенденция уходит своими корнями на Запад. Достаточно ясно выразил ее итальянский профессор социологии Л. Стурце: «В сущности, между Россией и Италией есть только одна настоящая разница — именно то, что большевизм является левым фашизмом, тогда как фашизм является правым большевизмом»^[18]. Немецкий историк Э. Нольте считал, что коммунизм и фашизм равны, и рассматривал большевизм как предпосылку фашизма^[19].

Однако ко второй половине 1990;х гг. простое отождествление экстремизма с фашизмом себя исчерпало, что было во многом связано с появлением более серьезных исследований политического экстремизма в России. Вместе с тем этот конъюнктурный подход породил устойчивую практику использования термина «экстремизм» как некоего политического ярлыка, навешиваемого на всех недовольных и несогласных. И здесь сыграли свою роль российские средства массовой информации, правоохранительные органы и представители различных общественных структур.

Таким образом, отсутствие четкого научного понимания сущности данного феномена привело к довольно широкому его толкованию, когда любую протестную деятельность граждан можно было объявить «экстремистской» и, соответственно, «принять меры». К сожалению, данная практика применяется органами государственной власти и в наше время. Например, в 2010 г. общественной организации «РОТ ФРОНТ» Минюст отказал в регистрации как политической партии лишь на основании партийной символики: сжатый кулак на фоне красной звезды, что было расценено как экстремистское посягательство на конституционный строй РФ.

К середине 1990;х гг. сформировалось новое направление в исследовании экстремизма, представители которого стремились выяснить сущность, содержание и причины появления политического экстремизма в нашей стране и зарубежом. Здесь необходимо отметить труды Ю. И. Авдеева, Г. И. Авциновой, Н. А. Романова, С. А. Эфирова, Г. И. Морозова, А. М. Верховского, А. А. Козлова и др.

Рассматривая экстремизм как проявление политического радикализма или терроризма, исследователи данного направления пытались с разных позиций обосновать то или иное основание политического экстремизма. Так, в работах Г. И. Авциновой^[20] и С. А. Эфирова^[21] под экстремизмом понимался политический радикализм, преимущественно в форме пропагандирования ультраправых идей и взглядов. Тогда как, например Г. И. Морозов, прямо отождествлял экстремизм с терроризмом и насилием^[22].

Вместе с тем в данных исследованиях отразился взгляд на экстремизм как на приверженность к крайним взглядам и мерам, а не как на активную политическую деятельность определенного рода. Тогда же закрепилась этимологическая трактовка понятия «политический экстремизм», утверждающая, что «слово „экстремизм“ образовано от латинского extremus — крайний. В широком смысле экстремизм — это приверженность к крайним мерам, действиям, взглядам и решениям»^[23]. В некоторых работах эти крайние меры и действия рассматривались с точки зрения психологии, то есть применительно к человеку, личности. Так, в работе А. А. Козлова экстремизм трактовался как проявление человеческой злобности, злонамеренности, злого умысла^[24].

Серьезным упущением данных исследований стало то, что авторы, уделив значительное место описанию проявлений экстремизма в политической жизни, пытались обосновать сущность экстремизма, исходя из фактического отождествления экстремизма с политическим радикализмом и терроризмом. Следует отметить, что подобный подход к трактовке экстремизма дальнейшего развития в науке не получил.

Вместе с тем труды вышеперечисленных исследователей послужили началом к всестороннему исследованию проблемы политического экстремизма в современном российском обществе. Это придало данной проблеме новое значение (экстремизм перестал отождествляться исключительно с пропагандой фашистских идей, а в дальнейшем с политическим радикализмом и терроризмом) и послужило основой для начала разработки государственной политики по противодействию росту и распространению экстремизма в Российской Федерации.

В конце 1990;х — начале 2000;х гг., в политической науке начался новый этап исследований сущности, причин, разновидностей экстремистских проявлений в российском обществе. Этот этап проявился в формировании нескольких направлений.

По нашему мнению, одно из этих направлений сложилось на основе теории политического конфликта и было связано с предположением о том, что политический экстремизм порождает конфликты в обществе. Здесь следует отметить, что большое влияние на формирование этого направления оказали труды западных исследователей в области конфликтологии. Так, в трудах М. Вебера, Э. Геллнера, А. Гидденса, Р. Дарендорфа, М. Дойча, Г. Зиммеля, Л. Козера, М. Уолцера были изложены различные концепции конфликта, предложены многочисленные классификации конфликтов, изучена роль конфликтов в развитии общества^[25]. Так, немецкий ученый Р. Дарендорф утверждал, что основной конфликт в рамках всех социальных институтов касается скорее власти и авторитета, чем собственности и капитала, как у К. Маркса, и что именно отношения господства и подчинения приводят к возникновению антагонистических интересов. Это и вызывает взаимные трения, столкновения, а как результат этого — структурные изменения общества. В тоже время подавленный конфликт он сравнивал с опаснейшей злокачественной опухолью, то есть подавление конфликта ведет к его обострению (рост экстремистских настроений и действий в обществе), а «рациональная регуляция» — к «контролируемой эволюции»^[26].

По мнению американского исследователя Л. Козера, социальный конфликт это, прежде всего, идеологическое явление, отражающее устремления и чувства социальных групп и личностей в борьбе за объективные цели: власть, изменение статуса, перераспределение доходов, переоценку ценностей и т. д. Ценность конфликтов состоит в том, что они «предотвращают окостенение социальной системы, открывают дорогу инновациям»^[27].

Среди отечественных исследований этого направления можно выделить труды А. В. Глуховой, А. В. Дмитриева, Г. Ю. Запрудского^[28]. В данных работах отстаивалась точка зрения на то, что политический экстремизм порождает конфликты между субъектами экстремизма и общественным окружением. В зависимости от характера субъекта экстремистской деятельности, его целей и наличных ресурсов конфликты могут принимать различный масштаб, втягивая в свою орбиту различные политические структуры. К числу политических конфликтов, таким образом, прежде всего, относятся конфликты, связанные с проблемами сохранения или свержения власти, затрагивающие социально-классовые, межэтнические, религиозные, международные и другие отношения.

Вместе с тем в 1990;е гг. в западной политической науке популярной становится концепция «трех экстремизмов», связанная с социально-политическими исследованиями С. Липсета и Г. Ласуэлла и изложенная в концептуальной работе П. Милза «Что такое фашизм?»^[29]. Если ранее сторонники теории «двух экстремизмов».

• (правый и левый) уделяли большое внимание анализу таких явлений, как коммунизм и фашизм, считая их экстремистскими крайностями, характеризующими тот или иной вариант тоталитарного общества, то концепция «трех экстремизмов» в качестве критерия отнесения тех или иных субъектов к экстремистским выдвигает мировоззренческий (идеологический) компонент — антилиберальность. И, таким образом, основывается на двух положениях:
  • 1. Социальная база. Каждое направление из «трех экстремизмов» покоится на своей социальной базе. Социальная база «левых» — беднейшее крестьянство и промышленные рабочие, «правых» — различные буржуазные слои, «центристов» — так называемый «средний класс».
  • 2. Две политические тенденции в деятельности. Каждая из трех политических сил демонстрирует две антагонистические тенденции: умеренную и экстремистскую. Экстремистский вариант у «левых» — коммунизм и другие социально-политические феномены — анархизм, маоизм и т. п. Экстремистский вариант у «правых» — реакционные движения (например, легионеры К. Кодряну в Румынии) и режимы (Хорти в Венгрии, Салазара в Португалии, «черных полковников» в Греции и т. д.). Экстремистский вариант у «центристов» — фашизм (Германия, Италия)^[30].

Среди отечественных исследователей концепцию (направление) «трех экстремизмов» отстаивали Ю. К. Воробьевский, И. А. Сазонов, считавшие эту теорию «более конструктивной», чем предшествующие^[31].

На наш взгляд, слабость этой концепции состоит, вопервых, в выделении критерия «антилиберальность» для отнесения тех или иных субъектов политической деятельности к экстремистским. Так, для «правых» экстремистских организаций и групп наряду с антилиберализмом характерен ярко выраженный антикоммунизм (для примера можно рассмотреть деятельность любой экстремистской группировки — Военно-спортивную группу Гофмана в ФРГ, или НСО в России). Кроме того, среди левых экстремистов, участвующих в деятельности так называемого молодежного объединения «антифа» присутствуюти представители таких демократических (либеральных) организаций, как «Яблоко», ОГФ, «Оборона» и т. п. Во-вторых, в данной концепции не вполне понятно различие в социальной базе «правых» и «центристов», поскольку к так называемому «среднему классу» можно отнести и представителей буржуазных слоев (мелкая, средняя буржуазия), тогда как опора фашистских режимов (в концепции — «центристов») и в Германии и в Италии в первую очередь мелкобуржуазные слои. В-третьих, в теории «трех экстремизмов» не уделено место религиозно-политическому экстремизму, который к 1990;м гг. уже вполне проявил себя в странах «третьего мира» и обнаружил устойчивую тенденцию к росту и распространению во всем мире (например, такие организации, как «Братья-мусульмане», «Хамас», «Хизбут-Тахрир», «Хезболлах» и т. д.).

В конце 1990;х — начале 2000;х гг. сформировалось направление, изучающее экстремизм как международно-правовую категорию политического характера. Здесь следует отметить работы В. Ф. Антипенко, В. А. Дворянова, М. П. Краснова, Б. К. Мартыненко, В. В. Устинова и др.^[32]

Исследования этих ученых основывались, прежде всего, на изучении международно-правовых документов. Так, Декларация о мерах по ликвидации международного терроризма (утверждена Генеральной Ассамблеей ООН 9 декабря 1994 г.) провозглашала: «Будучи глубоко озабочена тем, что во многих регионах мира все чаще совершаются акты терроризма, в основе которых лежит нетерпимость или экстремизм…»^[33]. В докладе Генерального секретаря ООН К. Аннана утверждалось, что «идеология экстремизма отрицает ценность и достоинства других и изображает их как нелюдей, заслуживающих истребления. .»^[34]. Таким образом, в ряде своих документов ООН употребляло понятие «экстремизм» как идентичное понятию «нетерпимость» и связывало экстремизм с нетерпимостью к другим людям, понимая под этим отрицание ценности и достоинства других, изображение их как «нелюдей».

Более конкретизированное определение понятия «экстремизм» содержит Шанхайская конвенция «О борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом» от 15 июня 2001 г., ратифицированная Федеральным собранием Российской Федерации, утверждающая, что «экстремизм — какое-либо деяние, направленное на насильственный захват власти или насильственное удержание власти, а также на насильственное изменение конституционного строя государства, а равно насильственное посягательство на общественную безопасность, в том числе организация в вышеуказанных целях незаконных вооруженных формирований или участие в них…»^[35]. Здесь основным критерием для определения того или иного действия как экстремистского выступает определенное средство — насилие, причем связанное как с прямым его применением в ходе борьбы за власть, так и с организацией (создание, финансирование и т. п.) или личным участием в незаконных вооруженных формированиях. Ценность данного определения состоит в том, что экстремизм понимается прежде всего как форма политической борьбы, выраженная в совершении тех или иных насильственных действий.

Разработка и принятие Шанхайской конвенции, других международно-правовых документов по борьбе с политическим терроризмом и экстремизмом позволили В. Ф. Антипенко сделать вывод о том, что институциональный механизм сотрудничества в сфере борьбы с терроризмом целесообразно определить как базирующийся на международном и внутригосударственном праве комплекс мер и мероприятий, предпринимаемых в рамках международных организаций универсального характера (ООН и ее специализированные учреждения), региональных организаций (СоветЕвропы, СНГ, ОБСЕ, ОАГидр.). И поэтому можно говорить о постепенном формировании на национальном, региональном и международном уровнях институциональных систем и органов, в основе развития которых просматривается тенденция к оптимизации и взаимосвязанному структурированию".

В тоже время в исследовании Б. К. Мартыненко поднимался вопрос о взаимосвязанности политического терроризма с правовым нигилизмом, выступающим крайней формой его проявления. По его мнению, «в законодательных актах предусмотрены разные виды правовой ответственности для террористов, но совершенно нет установления для политических и государственных руководителей конкретных правовых обязанностей по борьбе с политическим терроризмом и ответственности за неприятие своевременных мер как во внутреннем, так и в международном законодательстве»^[36][37]. Таким образом, Б. К. Мартыненко, проанализировав существовавшие на тот момент международно-правовые документы, поставил вопрос о несовершенстве (декларативном характере) как международного, так и отечественного законодательства в деле борьбы с проявлениями политического терроризма.

Сосредоточившись на разграничении понятий «терроризм» и «экстремизм», В. В. Устинов описывал экстремизм как социальнополитическое явление, считая его формой политической борьбы, характеризующейся отрицанием сложившихся государственных, общественных институтов и структур и стремлением заменить сложившийся порядок в соответствии с собственными властными устремлениями. По мнению В. В. Устинова, экстремизм характеризуется «определенным поведением и выражается как агрессивный настрой личности, наиболее существенными внешними проявлениями, которого служат нетерпимость к мнению оппонента; склонность к крайним (силовым) вариантам решения проблемы; неприятие прав личности и ее самоценности»^[38]. Однако, на наш взгляд, сложно согласиться с автором, что такое определение четко различает явления «терроризма» и «экстремизма». Поскольку и для терроризма характерно «отрицание сложившихся государственных, общественных институтов и структур», а для террористов — «нетерпимость к мнению оппонента; склонность к крайним (силовым) вариантам решения проблемы; неприятие прав личности и ее самоценности». Поэтому в определении В. В. Устинова перечислены противоправные действия, но нет указания на сущность, ключевые характеристики данного явления.

Вместе с тем в рамках данного направления (изучение экстремизма как международно-правовой категории политического характера) был поставлен вопрос о необходимости выработки научного подхода для разграничения понятий «терроризм» и «экстремизм» на основе использования международно-правовых документов, а также необходимости совершенствования российского законодательства в деле борьбы с проявлениями политического экстремизма и терроризма.

К концу 1990;х гг. складывается направление, рассматривающее проблему экстремизма применительно к российской региональной специфике^[39].

В исследованиях 3. С. Арухова, М. И. Лабунца, И. В. Манацкова, Д. В. Новикова рассматриваются проблемы политического экстремизма и терроризма в региональном аспекте, а именно на материале Северо-Кавказского региона. Авторы пытались заострить внимание прежде всего на социальных истоках и условиях возникновения и роста экстремистских проявлений на Северном Кавказе в 1990;е гг.

В монографии 3. С. Арухова на большом объеме фактологической информации рассматривается феномен исламского экстремизма. Причем, по мнению автора, «исламский фундаментализм» и «исламизм» — тождественные понятия, поскольку они «оперируют категориями политического ислама»^[40]. С чем, на наш взгляд, трудно согласиться, поскольку исламский фундаментализм, да и любой другой прежде всего включает в себя религиозные ценности и требования (более активное распространение в данном случае мусульманских обрядов и традиций, строительство мечетей, миссионерская деятельность, призывы неукоснительно соблюдать религиозные обряды и т. п.). Тогда как исламизм — это использование фундаменталистских ценностей для камуфлирования своих политических, экономических и прочих целей, связанных, в том числе с осуществлением экстремистской деятельности. Этот феномен можно назвать «политическим исламом».

В целом труды 3. С. Арухова, М. И. Лабунца, И. В. Манацкова, Д. В. Новикова, несмотря на довольно сильную информационноаналитическую часть, ограничены одним регионом и за пределы Северного Кавказа не выходят.

Большой исследовательский интерес представляют труды Н. Н. Кудриной, А. Ю. Пиджакова, А. Б. Соловьева^[41], посвященные политико-правовым аспектам изучения политического экстремизма и терроризма в России. В данных работах рассматриваются вопросы разграничения понятий «экстремизм» и «терроризм», даются авторские определения терроризму, политическому экстремизму, предложены различные классификации экстремизма и терроризма.

Достаточно серьезные исследования по проблеме политического экстремизма принадлежат А. Ю. Пиджакову^[42].

В своих трудах он неоднократно рассматривал проблему важности разграничения понятий «политический терроризм» и «политический экстремизм». По мнению ученого: «Необходимо отличать политический терроризм от политического экстремизма, — схожего, но не тождественного явления. Понятие экстремизма значительно шире: террористические методы нередко используются экстремистскими организациями для осуществления их целей»^[43]. Кроме того, А. Ю. Пиджаков, согласившись с большинством авторов, определяющих понятие «экстремизм» в широком и узком смысле, предложил собственную трактовку узкого толкования понятия «экстремизм», связав ее с событиями текущего момента: «Для характеристики текущего момента часто достаточно узкой трактовки политического экстремизма как незаконной деятельности политических движений и партий, а также должностных лиц и рядовых граждан, направленной на насильственное изменение существующего государственного строя и на разжигание национальной и социальной розни»^[44]. Однако в данном определении указывается лишь на экстремистскую деятельность, направленную на «насильственное изменение существующего строя», но ничего не говорится о государственном экстремизме в интересах сохранения государственного строя (например, тоталитарного режима) и насильственного подавления, например, сторонников демократических преобразований.

В исследовании Н. Н. Кудриной основное место отводится теоретическому осмыслению феномена политического экстремизма, его сущности и формам проявления. По мнению данного исследователя, понятие «терроризм», во-первых, не тождественно понятиям «террор», «экстремизм», «радикализм», во-вторых, террор — это государственная политика устрашения слабых (оппозиции) сильными (властью), а терроризм устрашение слабыми сильных^[45]. То есть более правомерно понятие «террор» относить к политическим силам, находящимся во власти, опирающимся на властные структуры и репрессивный аппарат подавления, армию, различные спецслужбы, то есть объективно являющимся более сильной стороной в противоборстве. Понятие «терроризм» лучше относить к оппозиционным силам, выступающим против официальной власти и объективно являющимся более слабой стороной в конфликте. Схожей позиции, но уже применительно к политическому экстремизму придерживался в своем труде А. Б. Соловьев, указавший на целесообразность выделения «оппозиционного экстремизма», стремящегося к свержению существующего государственного строя и «государственного экстремизма», отстаивающего с помощью ничем не ограниченного насилия существующий политический режим^[46].

На современном этапе в области теоретического изучения проблемы политического экстремизма сформировалось два направления (тенденции). Представители первого направления в своем понимании и определении экстремизма однозначно и без всяких условностей оценивают его как исключительно негативное, социально опасное явление, требующее жесткого противодействия со стороны государственных органов (увеличение сроков уголовного наказания, расширения прав сотрудников правоохранительных органов и т. п.). Сторонников данного подхода большинство, и представлены они как деятелями науки, так и сотрудниками силовых структур. Такой взгляд на проблему является достаточно традиционным для различных стран мира, и поэтому представителей этого направления условно можно назвать «традиционалисты».

В последнее время появилось много работ сторонников этого подхода, но наиболее известные и интересные исследования представлены научными трудами Ю. М. Антоняна, Н. Б. Бааль, В. А. Бурковской, Е. В. Демидовой, А. В. Кузьмина, В. В. Лунеева, А. В. Павлинова, И. В. Понкина, А. В. Ростокинского, О. И. Селивановой, И. Ю. Сундиева, В. В. Федуловой, М. И. Халикова и др.^[47]

В работах данных исследователей раскрываются теоретикометодологические аспекты изучения политического экстремизма, предлагаются авторские определения понятия «экстремизм», приводятся различные классификационные схемы, исследуются вопросы организации противодействия политическому экстремизму в российском обществе.

В тоже время следует отметить, что некоторые исследования экстремизма в рамках политико-правового подхода объединяет стремление охарактеризовать этот феномен как «криминальный экстремизм», введя, таким образом, в научный оборот новый термин. Так, например, А. В. Павлиновым была предложена категория «криминального (насильственного) антигосударственного экстремизма» как носящей системный, организованный, масштабный характер вооруженной деятельности, направленной на государственную власть с целью изменения основ конституционного строя Российской Федерации либо нарушения ее целостности с использованием насилия или угрозы насилия⁴⁴. Еще раньше В. А. Бурковская определила «криминальный религиозный экстремизм» как «целостную совокупность (систему) признанных преступлениями общественно опасных деяний, направленных на формирование и распространение любыми способами религиозных идей, произвольно объявленных истинными в ущерб всем иным религиозным либо светским идеям, а также на реализацию этих идей уголовно-наказуемыми способами»⁵⁰. В свою очередь А. В. Ростокинский утверждает, что «исследуемый объект криминологического изучения должен определяться в категориях уголовного права, но не политологии или психологии, поскольку мы говорим не просто о криминогенном явлении общественной жизни, но об экстремизме криминальном, а значит, сосуществующим с некриминальным»⁵'.

Безусловно признавая оригинальность данных конструкций, стоит спросить: что же такое все-таки «криминальный экстремизм»? И так ли важно для понимания сути проблемы представлять в определенных случаях данный феномен как «криминальный экстремизм», а в других — как «некриминальный»? По нашему мнению, введение новой категории «криминальный экстремизм» только запутывает понимание сущности (природы) экстремизма, тем более политического экстремизма. Любые проявления политического экстремизма так или иначе связаны с насилием (физическим, духовным и т. п.), то есть изначально могут трактоваться как криминальные, подпадающие под определенные статьи Уголовного кодекса. Тем более является спорным понятие, предложенное А. В. Павлиновым, — «криминальный антигосударственный экстремизм», поскольку предполагает возможность довольно широкого толкования при оценке деятельности политической оппозиции, что чревато серьезными нарушениями конституционных прав и свобод граждан.^[48][49][50]

В тоже время в рамках данного «традиционалистского» направления постоянно идет процесс выделения различных видов проявлений того, что авторы считают экстремизмом. Помимо традиционных — «левого» и «правого», — в последнее десятилетие появились молодежный, подростковый, детский, религиозный, экономический, экономико-политический, социально-политический, националистический, национально-политический, этнополитический, этнический, расово-этнический, этнорелигиозный, религиозно-политический, криминальнополитический, криминально-религиозный, информационный, духовный, экологический, международный, насильственный, преступный, рациональный, иррациональный, психопатический, идеологический, мировоззренческий, спортивный, сексуальный, бытовой, национал-экстремизм, киберэкстремизм и т. п. Причем для выделения видов экстремизма используются самые разнообразные критерии, что, в конечном итоге, серьезно осложняет понимание сути данного явления. На наш взгляд, такое «размывание» понятия «экстремизм», его сущности и видов будет способствовать тому, что в скором времени подобные классификации будут простым перечислением всех известных сфер общественной жизни, где возможны групповая ненависть и вражда. И, таким образом, будут, например, исследовать театральный, садоводческий, жилищно-коммунальный, автодорожный, школьный, семейный и тому подобный «экстремизм». Вместе с тем на сегодняшний день имеется немало исследований, освещающих теоретические проблемы экстремизма^[51], но при классификации отдельных его видов общие, свойственные вообще экстремизму черты авторами не всегда анализируются и не сопоставляются со специфическими характеристиками, присущими классифицируемому виду.

В последнее время в исследованиях конкретных проявлений экстремизма в рамках данного «традиционного» подхода сформировалась позиция, которая заключается в том, что с экстремизмом связывается не только возбуждение ненависти или вражды, нарушение прав и свобод граждан, унижение человеческого достоинства в пределах какой-либо страны, но и геноцид, апартеид, международный терроризм как преступления против мира и человечества. Так, В. А. Бурковская и Р. С. Тамаев считают: «Международное сотрудничество в сфере борьбы с экстремизмом (в том числе с криминальным экстремизмом) направлено на формирование общих стандартов: во-первых, по недопущению дискриминации человека в зависимости от какихлибо обстоятельств (пол, раса, национальность и т. д.), во-вторых, по созданию равных возможностей реализации своих прав в самых различных областях деятельности (труд, образование и т. д.), в-третьих, по пресечению его проявлений (терроризма, геноцида, апартеида и т. д.)»^[52]. Такой подход, по мнению И. Ю. Сундиева, малопродуктивен, поскольку в понятие экстремизма через запятую включаются все формы и проявления радикализма и, конечно, терроризм^[53].

Вместе с тем, как считает И. Ю. Сундиев, интенсификация экстремизма и терроризма в современном мире связана с противоречиями процесса глобализации. Поскольку для многих стран экстремизм и терроризм являются внутренней болезнью, порождаемой их самобытным развитием, там, где есть незавершенная модернизация, ресурсы и нестабильная власть. Поэтому в условиях глобализации экстремизм и терроризм следуетрассматривать именно с «политико-криминологических» позиций, «любой другой подход (экономический, религиозный, националистический, цивилизационный и т. д.) к этой проблеме вторичен, поскольку будет отвлекать исследователя от анализа коренных причин, ее определяющих»^[54].

С позицией И. Ю. Сундиева не согласен В. В. Лунеев, утверждающий, что «главными детерминантами экстремизма и терроризма были и остаются социально-экономические причины, выраженные в величайшей социальной несправедливости … в антагонизме между страшной бедностью отдельных регионов и беспредельным богатством развитых стран, которое нередко было добыто неправедным путем»^[55].

По нашему мнению, проявления экстремизма и терроризма в современном мире надо рассматривать, используя комплексный подход с учетом различных факторов: политических, экономических, религиозных, цивилизационных, психологических и прочих, поскольку в условиях глобализации экстремизм, как и терроризм, приобретает многоаспектный характер как явление, сопутствующее глобализационному процессу.

Таким образом, в целом представители, условно говоря, первого направления существенно обогатили политическую науку исследованиями проблемы политического экстремизма, предложив авторские подходы к определению этого понятия, изучению его природы, причин возникновения, условий распространения, а также сформулировав свои рекомендации по широкомасштабной антиэкстремистской политике, основанной на тесном взаимодействии государства и общества. Существенной недоработкой исследователей данного направления, на наш взгляд, является постоянное тиражирование видов экстремизма (по нашим данным, уже в литературе присутствует около 30 видов, и этот процесс продолжается), создание объемных классификаций проявлений деятельности, которую авторы характеризуют как экстремистскую, что в реальности лишь усложняет, затушевывает, размывает проблему конкретизации разновидностей экстремистской деятельности.

Представители второго направления, их можно условно назвать «либералами», считают, что использование расширительного толкования понятия «экстремизм» охватывает широкий круг правоотношений и поэтому происходит сужение, умаление прав и свобод граждан и общественных объединений. И в этом случае любое инакомыслие, выраженное в крайней форме, на основе традиционного толкования экстремизма можно признать противозаконным и уголовно наказуемым. Следовательно, любой гражданин становится потенциально не защищенным от возможного произвола силовых структур государства. В рамках данного подхода можно отметить работы О. А. Бегловой, С. А. Боголюбова, А. М. Верховского, Е. В. Ефановой, К. Н. Лешенкова, В. С. Мартьянова, Е. Ф. Сальникова и др.^[56]

Одним из первых исследователей, высказавшихся скептически по проблеме разработки и принятия Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности», был С. А. Боголюбов, утверждавший, что «все или почти все проступки предусмотрены в Кодексе об административных правонарушениях, а опасные деяния — в УК. Какие еще деяния должны быть в нем? Экстремистские? Но такого преступления не было и нет ни в российском, ни в зарубежном праве; это политологический и публицистический термин, обобщающий все нежелательные и опасные для государства действия»^[57]. Схожей позиции придерживается Е. Ф. Сальников, который полагает, что проблема экстремизма надуманна, это только «медиакатегория», пример создания СМИ некоего «пугала», «страшилки», то есть «экстремизм как феномен массмедиа есть мифологема врата власти, коварного и многоликого, бесформенного ровно настолько, насколько это необходимо медиакратии, чтобы навешивать ярлыки, создавать необходимое восприятие событий»^[58].

Не отрицая в принципе необходимость антиэкстремистского законодательства, А. М. Верховский считает, что «обширное и довольно сложное антиэкстремистское законодательство лишь постепенно осваивается правоохранительными органами. Закон „О противодействии экстремистской деятельности“ скорее служит не для массового подавления, а для массового запугивания на отдельных показательных примерах. Существование законодательства, заведомо ориентированного на выборочное правоприменение, тем более в сфере, включающей реализацию основных гражданских прав и свобод, чрезвычайно вредно и для правовой системы, и для общества в целом»^[59]. Отсюда следует вывод: борьба с экстремизмом при всей ее непоследовательности превращается в систематическую кампанию, направленную на дальнейшее сужение пространства свободы.

Почти об этом же в своем исследовании говорит В. С. Мартьянов, утверждающий, что «понятие экстремизма имеет искусственный характер и рождено столкновением государств с новым комплексом вызовов морально-политического плана. При этом государство и его агенты еще не знают, как реагировать на вызовы своей легитимности, начиная смешивать разные явления и порождая новые объяснительно-бесполезные сущности — такие, как экстремизм»^[60]. По мнению В. С. Мартьянова, экстремизм — это лишь вид различных практик, таких как геноцид, этноцид, терроризм. Поэтому автор в своем исследовании просто отождествляет экстремизм с терроризмом на основе применения политического насилия и, таким образом, призывает бороться не с проявлениями экстремизма, а с терроризмом как разновидностью политических практик^[61]. На наш взгляд, слабость позиции В. С. Мартьянова в попытке представить экстремизм только явлением современной действительности, увязав его с некой реакцией неких государств на «новые вызовы моральнополитического плана» и таким образом объединив или даже подменив его содержание терроризмом, геноцидом, этноцидом и прочими политическими практиками. Спорным является и вывод данного автора, считающего, что продолжение борьбы с этим «искусственным» злом только лишь суживает политические права и свободы граждан.

Таким образом, по мнению сторонников данного направления, неоднозначность экстремизма вызвана прежде всего возможностью широкого охвата действий различного характера, подпадающих под данный феномен. И поэтому в таком широком понимании диагностировать его как исключительно социально опасное явление не совсем корректно, так как в таком случае пришлось бы признать многие крайние взгляды и действия заведомо экстремистскими (например, пикеты, марши протеста, голодовки и т. д.). С точки зрения «либералов», именно масштабность охвата понятия экстремизма и вызванные этим обстоятельством относительность и неоднозначность данного термина являются главным моментом, служащим основным источником не только различных юридических, но и морально-этических противоречий.

По нашему мнению, такая позиция в ряде приведенных положений, как например, является ли экстремизм исключительно социально опасным феноменом, или возможно ли отождествление экстремизма с терроризмом, имеет спорный характер. Однако достаточно разумным выглядит вывод о том, что существует опасность целенаправленного, корыстного использования государством и другими заинтересованными субъектами широкой трактовки экстремизма в целях применения насилия (репрессий) против своих оппонентов. Такая трактовка экстремизма применялась и может применяться тоталитарными и авторитарными режимами для подавления политических противников.

Кроме того, государство может выступать субъектом правовой борьбы с экстремизмом, не отказываясь, в то же время, от проведения собственной экстремистской политики, использования методов нелегитимного насилия в отношении оппозиционных организаций и групп. Примером применения таких «двойных» стандартов были режимы Муссолини в Италии, Гитлера в Германии, Франко в Испании, Стресснера в Парагвае, Пиночета в Чили, а также на Гаити, в Аргентине, Гватемале, Сальвадоре, ЮАР, Уругвае и Южной Родезии. Следовательно, сторонники «либерального» направления в этом вопросе достаточно аргументированно демонстрируют отсутствие четкого инструментария в процессе классификации экстремистской деятельности какого-либо субъекта политики.

Вцеломглавнымпрактическимвыводомширокогорассмотрения понятия «экстремизм» как с позиции «традиционалистов», так и с позиции «либералов» является обнаружение слабых, не конкретных моментов в определении экстремизма. Такое углубление в понятийное пространство экстремизма объясняется прежде всего тем, что, только подробно разобравшись в происхождении этого социального явления, определив основные критерии данного понятия, а также существенные факторы, способствующие распространению экстремизма, можно не только эффективно противодействовать экстремизму, но и избежать возможного неправомерно широкого толкования этого феномена.

В связи с чем, по нашему мнению, необходимо провести разграничение таких понятий, как «политический экстремизм», «политический радикализм», «терроризм», что позволит нам сузить толкование термина «экстремизм», указав на его вполне конкретное содержание. На наш взгляд, довольно часто, особенно в СМИ, понятие «экстремизм» отождествляют с понятием «радикализм», что не совсем теоретически обоснованно и правомерно.

Так, в настоящее время, термин «политический радикализм» применяется к обозначению самых разных проявлений в современной политике. Нередко данным термином обозначают сторонников крайних взглядов, политические организации, а то и вообще религиозных фанатиков и террористов. Как справедливо отмечает Г. И. Авцинова: «Термин „политический радикализм“, широко эксплуатируясь средствами массовой информации, учеными, носит пропагандистско-лингвистический характер»⁶³.

Поэтому неслучайно, что понятие «политический радикализм» со временем стало расплывчатым, неоднозначным, что, конечно, связано со сложностью и многогранностью обозначаемых явлений, которые к тому же могут выступать в разных формах в различные исторические периоды. Это подтверждает и анализ подходов к термину «политический радикализм» в отечественной литературе советского и современного российского периода.^[62]

Так, в период становления биполярного мира политический радикализм оценивался как в целом позитивное явление, как потенциальный союзник коммунистического движения. Обращалось внимание на то, что радикализм представляет собой проявление «недовольства широких масс мелкой и отчасти средней буржуазии, среди которых стало расти стремление к союзу с рабочим классом»^[63][64]. В период «холодной войны» использовался термин «левый радикализм», который рассматривался уже однозначно позитивно: «По своему объективному содержанию все типы леворадикального сознания антибуржуазны»^[65].

В годы перестройки, в связи с ростом этнонациональных конфликтов, деятельности радикально настроенных политических сил стали изменяться подходы к определению этого понятия. Так, Философский энциклопедический словарь выделял как левый, так и правый радикализм как разновидности антидемократического движения и устанавливал фактическое тождество радикализма и экстремизма: «Для современного политического радикализма (экстремизма) характерны выбор, отстаивание и применение крайних насильственных методов и средств».

Становление российской государственности в 1991 г., распад Советского Союза, тяжелые последствия «радикальных» реформ по Е. Гайдару подтолкнули исследователей к пересмотру ранее принятых толкований термина «политический радикализм». Вышедший в 1993 г. энциклопедический словарь «Политология» обращается к лексическому, основанному на этимологии значению данного термина: «Радикализм — стремление к решительным методам и действиям в политике»^[66]. Тогда как понятие «политический экстремизм» трактовалось как «приверженность в политике и идеях к крайним взглядам и действиям»^[67]. Таким образом, авторы словаря предлагали считать, что радикализм — это «стремление», а экстремизм — «приверженность», то есть радикал — это тот, кто стремится к решительным действиям, а экстремист — тот, кто совершает крайние действия. Получалось, что радикализм — это решительное, но не крайнее, а экстремизм — крайнее и решительное действие.

На современном этапе политический радикализм нередко определяют как «социально-политические идеи и действия, направленные на наиболее кардинальное, решительное изменение существующих социальных и политических институтов»^[68]. Причем, по мнению некоторых исследователей, в содержательном плане, на теоретическом уровне разницы между радикализмом и экстремизмом нет (это практически тождественные друг другу явления)^[69]. Однако тот же В. С. Мартьянов все-таки делает оговорку, что политический радикализм становится экстремизмом, когда переходит от слов к действию.

В данной позиции В. С. Мартьянова не совсем ясно то, что если радикализм переходит в экстремизм на основе критерия «деятельность», тогда чем отличается радикальная деятельность от экстремистской? На наш взгляд, в качестве рабочей гипотезы основным критерием различия между этими двумя действительно очень близкими явлениями выступает умышленное совершение противоправных насильственных действий, имеющее четко выраженную побудительную причину (мотив). Экстремисты в своей политической деятельности всегда осознают, что они внутренне психологически готовы к совершению насильственных (противоправных) действий для достижения поставленной цели, отсюда их «крайность» в поступках максимальна и ими нравственно оправдана (например, подготовить и осуществить теракт, не задумываясь о возможных невинных жертвах). Тогда как представители политического радикализма, хотя и являются приверженцами решительных действий и взглядов, как правило, эту черту (психологически оправданное умышленное совершение насилия) стараются не переходить. Отсюда примерами радикальной деятельности могут быть: несанкционированные безоружные пикеты и митинги оппозиции, перекрытие автодорог протестующими, акции протеста против точечной застройки жилых кварталов, голодовки, несанкционированное нанесение надписей политического характера и т. п.

Таким образом, на наш взгляд, основное содержательное отличие «политического радикализма» от «политического экстремизма» заключается в том, что экстремизм проявляется через применение нелегитимного политического насилия в крайних формах: физическое насилие; умышленное уничтожение чужого имущества в политических целях; морально-психологическое насилие, тогда как представители радикализма не стремятся достичь своих политических целей различными насильственными действиями. Вместе с тем следует отметить, что политический радикализм представляется как решительный образ действия при преодолении каких-либо политических проблем, кризисных ситуаций и т. д.

Поэтому, по нашему мнению, можно предложить следующее рабочее определение: политический радикализм — это тип социальной деятельности, основанный на решительных, но не связанных с применением насилия действиях, направленных на противодействие или изменение существующей политической системы и ее институтов.

Так, по своему содержанию понятие «политический радикализм», характеризуя образ действия социального субъекта, предполагает, что это действие носит не связанный с применением нелегитимного насилия характер. Тогда как экстремизм непосредственно проявляется как решительное действие, связанное с применением насилия для достижения политических целей.

Однако следует учитывать, грань, отделяющая проявления радикализма от экстремизма в политике чрезвычайно тонка и, например, при чрезвычайном ухудшении социально-политического положения тех или иных социальных групп, вероятна возможность всплеска экстремистских действий со стороны радикально настроенных представителей этих сил.

Нередко в российских СМИ, а также в массовом сознании экстремизм отождествляется с терроризмом на основе использования ими различных способов насильственных действий. Безусловно, терроризм является формой политического насилия, но если насилие в истории существовало всегда, то терроризм — это «изобретение» конца XVIII в., времен Великой Французской революции.

В основе террористической деятельности лежит стремление создать ощущение постоянной опасности в обществе, посеять страх и неуверенность, дезорганизовать деятельность государственных органов власти, чтобы таким образом достичь своих преступных целей. Субъектами террористической деятельности могут выступать террористы-одиночки, террористические группы и организации, а также государственные режимы, осуществляющие репрессии в отношении своих граждан, политической оппозиции с целью парализовать волю к сопротивлению и утвердить свое господство.

В то же время не всякое экстремистское действие есть теракт (терроризм), но всякий террористический акт есть проявление экстремизма. Поэтому, чтобы избежать логического смешения понятий «экстремизм» и «терроризм», необходимо указать на то, что экстремизм характеризует специфический, чрезвычайный тип социального действия. Тогда как понятие «терроризм» характеризует лишь один из видов или способов действия. И оно гораздо уже по своему логическому смыслу. Поэтому, на наш взгляд, терроризм — один из видов или способов экстремистского действия, используя который отдельное лицо, организованная группа (организация) или государство стремится достичь провозглашенных целей в политике, осуществляя акты прямого физического насилия против отдельных лиц, социальных групп, организаций и государств.

Таким образом, по нашему мнению, такие понятия, как «политический экстремизм», «политический радикализм» и «терроризм», не являются синонимами (не равнозначны) и имеют довольно разное содержание. Так, по своему содержанию понятие «политический радикализм», характеризуя образ действия социального субъекта, предполагает, что это действие носит не связанный с применением нелегитимного насилия характер. Тогда как экстремизм непосредственно проявляется как решительное действие, связанное с применением насилия для достижения политических целей. В свою очередь, понятие «терроризм» характеризует только один из видов (способов) экстремистского действия.

В тоже время причины появления политического радикализма связаны с естественным столкновением интересов и противоречиями политического, экономического, социального, национального и конфессионального характера. Поэтому политический радикализм можно представить как реакцию тех или иных социальных субъектов на критические, тупиковые или конфликтные ситуации, с которыми они сталкиваются в ходе исторического процесса. Однако в случае невозможности соблюдения своих интересов, реальной угрозы дальнейшему существованию одна из сторон конфликта вполне способна перейти к крайним мерам решения назревших политических, экономических, социальных и прочих проблем. Переход к крайним решительным действиям сопряжен с использованием нелегитимного политического насилия, что позволяет охарактеризовать данные действия, как проявления экстремизма.

Для понимания сущности политического экстремизма следует обратиться к таким понятиям, как «насилие» и «политическое насилие», которые, по нашему мнению, являются ключевыми (родовыми) для понимания такого социального феномена как политический экстремизм.

Прежде всего необходимо отметить, что рассмотренные нами различные научные подходы и направления исследований экстремизма объединяет одно неспецифическое основание применение насилия для достижения определенных целей: нападение и защита от врагов, борьба за власть или ее удержание, защита культурных, традиционных, религиозных и прочих ценностей и т. д.

В Толковом словаре русского языка слово «насилие» используется в следующих значениях: «принудительное воздействие и применение физической силы»^[70]. В ряде философских работ насилие интерпретируется как ограничение физических и духовных возможностей человека, подавление свободы его воли. Составители итальянской философской энциклопедии определили насилие как действие, совершаемое «извне» против спонтанного влечения и естественного движения^[71]. Как «узурпацию свободной воли» определяет насилие известный российский философ А. Гусейнов^[72].

Однако экстремизм и насилие не синонимичные понятия, поскольку различные проявления насилия в обществе не обязательно связаны с экстремизмом. Так, например, уголовное преступление, связанное с применением насилия (например, убийство), совершенное из криминальных побуждений, вряд ли можно охарактеризовать как проявление экстремизма в обществе. Тем более что понятие «экстремизм» в этом случае было бы избыточной категорией для интерпретации данного деяния.

В свою очередь, насилие непосредственно связано с проявлением агрессии, поскольку открытая враждебность, неприязнь нередко приводит к различным видам насильственных действий. Причем насилие может осуществляться в виде непосредственного применения силы (прямое насилие), а может — в виде косвенного (скрытого) насилия, которое выражается через те или иные угрозы применения силы (психологическое, духовное давление, политический ультиматум и т. д.).

В тоже время осуществление насилия в обществе предполагает наличие его в политической сфере. Политическое насилие выступает в качестве различных форм принуждения (например, репрессии, террор, ограничение прав и свобод граждан, воздействие на внутренний мир человека и т. д.) с целью приобретения или сохранения своего господствующего, ведущего положения в обществе. Поэтому политическое насилие всегда является исключительной мерой (действием) для достижения определенных целей в политике.

В свою очередь, политическое насилие осуществляется как легитимное политическое насилие, монополия на правоприменение которого принадлежит государству, и как нелегитимное, свойственное подчас как самому государству, так и обществу.

Здесь важным является исследование понятия «легитимность», способствующего определению политического экстремизма.

Одним из основных специфических свойств политической власти является ее легитимность. Политическая легитимность — это общественное признание власти и ее права на управление. Она выражает собой право власти на существование, ее обоснование и оправдание, в том числе в вопросах применения политического насилия. Поэтому легитимность связана с верой значительной части населения страны, что существующий порядок является наилучшим для этой страны.

В тоже время понятие «легитимность» не является синонимом понятию «легальность», носящему юридический характер и подчеркивающему правовое (законное) основание власти. Однако политическая власть не всегда опирается на право и закон, но всегда нуждается в поддержке хотя бы части населения страны.

Соответственно, политическая власть, обладающая легитимностью, то есть опирающаяся на поддержку определенной части населения, может прибегать к политическому насилию. И такое насилие, осуществляемое государством, будет носить не только легальный, но и легитимный характер.

Вместестем «легитимность власти-понятие, характеризующее степень согласия между управляемыми и управляющими»^[73]. В этой ситуации управляемые признают право управляющих на власть, а управляющие ждут от управляемых подчинения и одобрения их действий по подавлению и осуждению инакомыслящих, несогласных, диссидентов. Однако в определенных критических ситуациях, когда управляющие начинают терять общественное доверие в силу неэффективности деятельности органов власти в различных сферах общества, такие правящие группы нередко прибегают к систематическому (возрастающему) политическому насилию. И это насилие начинает приобретать избыточные и чрезмерные формы (например, массовые репрессии, террор проправительственных структур — «эскадронов смерти» и т. д.), то есть принимает нелегитимный характер. Здесь начинается область политического экстремизма.

Причем политический экстремизм, проявляющийся через нелегитимноенасилие, можетосуществлятьсякакгосударственными структурами (силовое подавление оппозиции), так и общественными организациями, движениями, группами и т. д. В тоже время если правящий режим в условиях применения нелегитимного насилия окончательно потеряет поддержку значительной части общества, то он, в конце концов, потеряет и власть. Тогда как политическая оппозиция, даже в условиях использования насилия против представителей власти, может, наоборот, получить поддержку определенной части общества, то есть приобрести легитимность и власть. И при таких обстоятельствах осуществляемое оппозицией нелегитимное (экстремистское) насилие приобретет сначала легитимный, а затем и легальный характер.

Такое положение вещей, как участие государства в осуществлении нелегитимного насилия и, наоборот, приобретение оппозицией права на насилие (поддержка части общества), приводит к тому, что сущность политического экстремизма всячески извращается, затушевывается, ретушируется. Поскольку научное определение экстремизма потенциально несет угрозу монопольному праву государства на осуществление насилия в обществе. Так возникает стремление правящего режима представить политический экстремизм в виде «ярлыка», которым удобно клеймить любое оппозиционное движение, особенно, если режим теряет свою опору и поддержку в широких слоях населения. В этом же мы видим стремление правящей группы использовать понятие «экстремизм» не как научное, а как метафору, употребляемую для характеристики других сфер общественной жизни. Отсюда речь идет о социальном, экономическом, религиозном, экологическом, молодежном, бытовом и прочих видах экстремизма.

В тоже время мы считаем, что любое проявление экстремизма, так или иначе происходит публично, то есть связано со сферой политики, деятельностью государства, партий, прочих субъектов политических отношений. Поэтому экстремизм, по нашему мнению, является политическим феноменом, связанным, как правило, с политической деятельностью, осуществлением нелегитимного насилия в сфере политики, тогда как любое другое насилие в сфере частной жизни граждан полностью совпадает с неполитическими (бытовыми) преступлениями, и их дополнительная классификация в качестве экстремистских не требуется. В противном случае любую драку на бытовом уровне между представителями разных национальностей можно будет субъективно оценить как проявление «националистического» экстремизма, хотя истинные причины конфликта нередко далеки от политики, возбуждения национальной ненависти и т. д.

По нашему мнению, экстремизм как политико-правовая категория характеризуется следующими признаками:

• 1) Наличие агрессивной реакции социальных субъектов на чрезвычайные исторические ситуации. Данный критерий характеризует устойчивую связь экстремизма с кризисными (экстремальными) ситуациями, в которых оказываются те или иные социальные субъекты. Поэтому экстремизм является в этом смысле нормальной (естественной) реакцией на критические ситуации, связанные с угрозой интересам, занимаемому положению в социальной иерархии или вообще существованию различных социальных групп. Причем в данной критической ситуации могут оказаться как представители правящей элиты, так и политической оппозиции. Так, в условиях социальной революции, а это, безусловно, экстремальная историческая ситуация, агрессивную реакцию в виде совершения тех или иных экстремистских действий будут проявлять как революционные силы, так и контрреволюционные (например, массовый обоюдный террор в годы Гражданской войны в России). Следовательно, экстремизм проявляется как агрессивная реакция определенных социальных сил, направленная за или против коренных изменений существующего социального порядка.
• 2) Осуществление определенной политической деятельности, обязательно связанной с применением нелегитимного политического насилия (простая приверженность к крайним взглядам, мнениям, оценкам не может считаться экстремизмом). Данный признак подразумевает, что экстремизм проявляется через целенаправленные действия насильственного характера. Очень важно, что эти действия могут осуществляться как государством, так и представителями общественных организаций, движений, объединений с целью нарушение основ конституционного строя, завоевания государственной власти, возбуждения расовой, религиозной, национальной розни и т. д. Словом, проявления экстремизма связаны с политическими действиями, и данное понятие должно характеризовать именно определенный тип деятельности для достижения политических целей. Тогда как проявления открытой враждебности, неприязни, насильственных действий в других сферах общества должны интерпретироваться в соответствии с общепринятыми стандартами (правонарушение, преступление, нарушение моральных норм и т. п.).
• 3) Идеологическая обеспеченность экстремистских действий. Экстремисты не только отрицают инакомыслие и испытывают нетерпимость к сторонникам иных взглядов. Они стремятся апеллировать к каким-либо известным политическим идеологиям или религиозным учениям, претендуют на свое «истинное» или «углубленное» толкование того или иного учения или идеологии. Причем, как правило, экстремистские организации используют отдельные положения тех или иных идеологий, нередко добавляя к ним разного рода религиозные идеи, стремясь, однако, обосновать достижение именно политических целей. Религиозные доктрины, таким образом, выступают лишь для камуфлирования истинных целей экстремистских сообществ.
• 4) Публичность экстремизма. Как правило, большинство экстремистских действий имеет публичный характер. То есть публичность проявляется в стремлении экстремистов обратиться к широкому кругу людей с целью не только просто заявить о себе, но и в попытке расширить собственную социальную базу, а также оправдать свои действия некими чрезвычайными обстоятельствами (например, произвол властей, происки «врагов народа», борьба с неверными и т. д.). С этой целью экстремисты используют как собственные средства агитации и пропаганды (интернет-сайты, газеты, брошюры, листовки и т. п.), так и любую возможность обратиться к населению через интервью, выступления, статьи в различных СМИ.
• 5) Противоправность экстремизма. Данный признак подразумевает, что экстремистская деятельность нелегальна и должна быть запрещена законом. Подобный признак может не только находить выражение в случае привлечения виновного лица к уголовной ответственности, но и применяться для определения экстремистских действий юридического лица, когда встает вопрос о его ликвидации или запрете деятельности. Этот признак может применяться и к оценке деятельности государства, когда осуществляемое им насилие носит чрезмерный, избыточный и деструктивный характер, приобретает нелегитимные черты (например, насилие, нарушающее основные права человека негосударственных, но прорежимных структур).
• 6) Корпоративность экстремизма. За экстремистским действием по большей части стоит группа (сообщество). Проявления индивидуального экстремизма чрезвычайно редки. Но даже здесь, хотя бы в воображении экстремиста-одиночки, создается своя «идеальная группа», выразителем которой он себя представляет. Корпоративность характерна и для оппозиционного, и для государственного экстремизма. Поэтому экстремизм, как правило, проявляется как групповая (корпоративная) деятельность, имеющая характерное коллективное представление о достижении тех или иных целей и обоснованная экстремистской идеологией. Кроме того, конечным результатом этой деятельности представляется признание идеи превосходства определенной группы и господство ее морально-ценностных ориентаций.

На наш взгляд, данные признаки хоть и не могут отразить всю совокупность подходов и мнений относительно оценки сущности и содержания экстремизма, тем не менее являются необходимым инструментарием для диагностирования данного феномена. Кроме того, выделение признаков экстремизма, позволяет более четко исследовать сущность политического экстремизма, а также решить задачу нахождения приемлемой, конкретизированной дефиниции этого явления.

В тоже время, по нашему мнению, из вышеперечисленных признаков основными будут следующие: использование различных форм политического насилия и идеологическая обеспеченность экстремистской деятельности. Подробно экстремистскую идеологию и деятельность мы рассмотрим в следующих главах нашего исследования. Здесь же необходимо отметить, что применение насилия экстремистами является важным критерием для определения экстремистского действия, поскольку характеризует использование различных противоправных методов воздействия одного социального субъекта на другой (других) с целью достижения определенной политической цели. Поэтому нелегитимное политическое насилие можно определить как особый тип действия, проявляемый в крайних, нелегальных и противоправных формах через применение различных средств принуждения с целью завоевания, удержания, узурпации и реализации государственной власти в личных, групповых или корпоративных интересах.

Соответственно, основными (видовыми) признаками такого насилия будут: 1) политическое действие, осуществляемое в крайних формах (например, участие в осуществлении террористического акта, планирование массовых репрессий против инакомыслящих и т. п.); 2) умышленное применение противоправных методов воздействия (террор, разжигание национальной, религиозной, расовой и прочей розни, шантаж, незаконное ограничение свободы и т. д.); 3) агрессивное навязывание своей воли для достижения определенной политической цели.

Таким образом, на наш взгляд, целесообразно рассматривать экстремизм как политическое явление, то есть политический экстремизм, и в науке и законодательной практике отказаться от бесконечного тиражирования его «разновидностей», вызванных метафорическим употреблением этого понятия. Поскольку в любом конфликте на национальной, религиозной, социальной, этнической почве экстремизм проявляется только во взаимосвязи с политическими интересами, целями, убеждениями участников конфликта.

Однако необходимо еще раз отметить, что единого, общепринятого определения политического экстремизма в науке до сих пор нет. По нашему мнению, основная причина этого заключается в политизированности оценки экстремизма со стороны различных экспертов, государственных институтов, отдельных стран. Каждая сторона в этом вопросе исходит из собственного субъективноговиденияситуации, своихинтересовигосударственной безопасности. Причем особую роль здесь играет государство, для которого в одних случаях определенная деятельность будет считаться экстремистской (например, выступления оппозиции), а в других — отвечать интересам государства (нелегитимные способы противодействия той же оппозиции). Кроме того, противоречие социальных, национальных, корпоративных и прочих интересов принципиальным образом обусловливает нереальность нахождения единого, устраивающего абсолютно все заинтересованные стороны определения данного термина.

Вместе с тем, на наш взгляд, прежде чем предложить авторскую рабочую гипотезу трактовки данного понятия, необходимо рассмотреть деятельность представителей законодательной и исполнительной власти РФ по разработке и принятию антиэкстремистского законодательства.

В связи с этим следует обратить внимание на то, что Основным законом Российской Федерации — Конституцией, имеющей высшую юридическую силу и прямое действие, установлены запреты на создание и деятельность общественных объединений, цели или действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооруженных формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни (ст. 13), на любые формы ограничения прав граждан по признакам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности (ст. 19), пропаганду и агитацию, возбуждающую социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду (ст. 29). Поэтому современное законодательство Российской Федерации по противодействию экстремистской деятельности основывается на положениях Конституции Российской Федерации.

В тоже время еще до принятия Конституции РФ одной из первых попыток борьбы с проявлениями экстремизма на государственном уровне был Указ Президента РФ Б. Н. Ельцина от 28 октября.

1992 г. № 1308 «О мерах по защите Конституционного строя Российской Федерации», в котором говорилось об экстремистских целях неких организаций, а главам региональной исполнительной власти предлагалось «принять строжайшие меры к пресечению деятельности экстремистских элементов»^[74]. Однако вэтом документе отсутствовало конкретное понимание того, что такое «экстремизм» и как с ним необходимо бороться, не выходя за пределы правового поля. А так как в то время противостояние в обществе нарастало, то данный указ сразу же приобрел декларативный, необязательный ни для кого характер.

Отсутствие четкого понимания сущности экстремизма привело представителей законодательного органа власти к попытке «простого» решения данной проблемы. Так, 14 февраля 1995 г. в Государственной Думе прошли парламентские слушания на тему «О предупреждении проявлений фашистской опасности в Российской Федерации», где, в частности, были высказаны мнения о существовании в России фашистской опасности в виде различных «красно-коричневых» организаций, блоков и фронтов. Причем на этих слушаниях не только псевдонаучно отождествлялась коммунистическая идеология с фашистской, но и фактически термин «экстремизм» подменялся более привычным — «фашизм».

Всего в 1995 г. в Государственную Думу было внесено четыре проекта федеральных законов по противодействию фашизму, в которых понятие «фашизм» оставалось основным, подменяющим все другие разновидности радикальных и экстремистских идеологий. В тоже время 23 марта 1995 г. президентом Б. Н. Ельциным был подписан Указ № 310 «О мерах по обеспечению согласованных действий органов государственной власти в борьбе с проявлениями фашизма и иных форм политического экстремизма в Российской Федерации». В указе предусматривался целый комплекс мер по усилению борьбы с проявлениями фашизма и экстремизма, ставились задачи для Генеральной прокуратуры, ФСБ, МВД, Минюста, органов исполнительной власти в субъектах федерации, но отсутствовало понимание что такое «экстремизм», «экстремистская деятельность», все опять свелось к противодействию распространению фашистских идей в обществе.

Вместе с тем нарастающие проявления экстремистской деятельности в российском обществе требовали более четкой реакции органов исполнительной и законодательной власти. Так, 27 октября 1997 г. президентом РФ Б. Н. Ельциным был подписан Указ № 1143 «О Комиссии при Президенте Российской Федерации по противодействию политическому экстремизму в Российской Федерации». На основе данного указа создавалась государственная комиссия для разработки на государственном уровне мер, направленных на предупреждение и устранение причин и условий, способствующих проявлению различных форм политического экстремизма. Иными словами, от комиссии требовалось провести мониторинг ситуации, разработать план и осуществить контроль за выполнением силовыми ведомствами этой программы. Однако деятельность данной комиссии не привела к каким-либо существенным результатам.

В преддверии выборов 1999 г. Государственная Дума приняла Постановление «Об истоках политического экстремизма в Российской Федерации», в котором решительно осудила все проявления экстремизма, направленные на дестабилизацию экономической и политической ситуации в России. В дальнейшем органы законодательной и исполнительной власти периодически продолжали рассматривать проявления экстремизма в российском обществе и пытались разработать и законодательно оформить меры по противодействию политическому экстремизму в России.

• 10 января 2000 г. президентом РФ была подписана Концепция национальной безопасности, где предусматривалось совершенствование механизма, препятствующего созданию политических партий и общественных объединений, преследующих сепаратистские и антиконституционные цели, и пресечение их деятельности. 25 августа 2001 г. правительством РФ было принято Постановление № 629 «О Федеральной целевой программе «Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе (2001— 2005 гг.)», где предполагалась «разработка законодательства, обеспечивающего условия для формирования толерантного поведения, борьба с проявлениями экстремизма, национальной и религиозной нетерпимости»^[75].
• 11 июля 2001 г. Государственной Думой РФ был принят Федеральный закон № 95-ФЗ «О политических партиях», который запрещал создание и деятельность политических партий, цели которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя РФ, подрыв безопасности государства, разжигание социальной, расовой, национальной или религиозной розни. Данные положения были напрямую направлены против создания и функционирования экстремистских организаций (партий) и существенно ограничивали поле их легальной политической деятельности (например, участие в избирательных процессах в различные органы власти).

И только летом 2002 г. депутаты ГД РФ приняли закон, регламентирующий противодействие экстремизму в России, являющийся и в настоящее время основным нормативноправовым документом. Федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» (в ред. федеральных законов от 27.07.06 № 148-ФЗ, от 10.05.07 № 71-ФЗ, от 24.07.07 № 211-ФЗ, от 29.04.08 № 54-ФЗ) определяет правовые и организационные основы противодействия экстремистской деятельности и устанавливает ответственность за ее осуществление. Следует отметить, что немаловажную роль в разработке данного закона сыграли исследования 1990;х — начала 2000 гг. в области изучения экстремизма и терроризма, сделанные представителями российской политической науки.

В тоже время следует отметить, что, несмотря на многочисленные изменения (2006, 2007, 2008), Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности» не дает точного определения понятия «экстремизм», предлагая вместо него лишь перечень определенных действий, которые предлагается считать заведомо экстремистскими. Как отмечает В. Мартьянов, «в перечень экстремистских деяний закона № 114-ФЗ включены такие действия, как: публичное оправдание терроризма и иной террористической деятельности (остаются непонятными критерии „иной террористической деятельности“); организация и подготовка экстремистских деяний, а также подстрекательство к их осуществлению (формулировка, вмещающая практически все что угодно!); публичные призывы к осуществлению указанных деяний либо массовое распространение заведомо экстремистских материалов, а равно их изготовление или хранение в целях массового распространения (а что делать, если материалы не кажутся их изготовителям „заведомо“ экстремистскими, тем более что таковыми их может признать только суд?); финансирование указанных деяний либо иное содействие в их организации, подготовке и осуществлении, в том числе путем предоставления учебной, полиграфической и материально-технической базы, телефонной и иных видов связи или оказания информационных услуг (видимо, перед тем как дать в долг, нужно спросить: не экстремист ли занимающий у вас?) и т. д.»^[76].

Понятие «экстремизм» в ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» используется как идентичное другому — «экстремистская деятельность», а последнее дается при отсутствии четкого общего определения, как простой и подчас произвольный перечень преступных деяний. По мнению эксперта института по восточноевропейскому праву при университете Кельна Кармен Шмидт: «В соответствии с поправками к закону РФ „О противодействии экстремистской деятельности“ понятие экстремизма определяется очень широко. Текст закона изобилует нечеткими формулировками. А расплывчатые формулировки, как правило, создают благодатную почву для злоупотреблений»^[77].

По нашему мнению, несовершенство основных положений Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» проявляется в первую очередь в его правоприменении, поскольку в таком виде статьи закона можно использовать как для борьбы с экстремизмом, так и для борьбы с массовыми политическими акциями протеста, путем привлечения к ответственности отдельных лиц, не призывающих к активной насильственной борьбе с властью, но критикующих правящую элиту в достаточно резкой форме. При желании «экстремистами» можно объявить любую общественную группу, организацию, отдельных лиц, то есть тех, чья деятельность не устраивает правящий режим. Чтобы не допустить подобного, необходимо законодательное толкование и закрепление признаков экстремизма с установлением четких границ, где кончается свободное распространение идей, доктрин, течений и начинается экстремистская деятельность как покушение на права и свободы граждан.

В целом Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности» как основной нормативно-правовой документ в сфере борьбы с экстремизмом определяет экстремизм (экстремистскую деятельность) по факту преступления, приводя список экстремистских деяний, таких как террористическая деятельность, возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни, насильственное изменение основ конституционного строя и т. п.

Однако нечеткость положений Закона «О противодействии экстремистской деятельности» ведет к размыванию границы, отделяющей экстремизм от допустимых форм политической деятельности. Становится очень тонкой грань, за которой любые политические действия в соответствии с умеренной националистической или религиозной концепцией изменения политического порядка превращаются в экстремистские, что может вести к нарушению конституционных прав граждан, сужению политических свобод в российском обществе, репрессиям против оппозиции, инакомыслящих и несогласных.

Таким образом, российское антиэкстремистское законодательство на современном этапе не содержит четкого определения понятия «экстремизм», что существенно затрудняет его правоприменение в борьбе с проявлениями экстремистской деятельности.

Вместе с тем учитывая, что экстремизм является объективной реальностью мира политики, оказывает определенное влияние на внутриполитические и международные процессы, мы считаем, что определение понятия «политический экстремизм» должно включать в себя обязательное указание на сочетание в данном феномене определенных мотивов и идей, обоснованной ими деятельности, а также методов достижения поставленной цели.

В связи с чем, на наш взгляд, достаточно удачным является определение понятия «экстремизм», разработанное коллективом авторов фундаментального учебного пособия по политологии под руководством А. Ю. Мельвиля: «Экстремизм — ориентация в политике на крайне радикальные идеи и цели, достижение которых осуществляется силовыми, а также нелегитимными и противоправными методами и средствами (например, терроризм, разжигание религиозной, расовой ненависти, вооруженные выступления, партизанские войны и т. д.)»^[78]. Данное определение удачно тем, что рассматривает экстремизм как явление мира политики, характеризуя его как отдельный вид политической деятельности.

В тоже время отдельные положения приведенного определения, по нашему мнению, требуют необходимой конкретизации.

Во-первых, экстремизм — это не просто «ориентация в политике на крайне радикальные идеи и цели», а прежде всего, определенный вид деятельности, связанный с применением нелегитимного политического насилия. Именно прежде всего применение актов нелегитимного насилия отличает экстремизм от проявлений радикализма в политике, представители которого действительно могут ориентироваться на крайне радикальные идеи и цели. Тем более что простое высказывание (суждение) отдельным лицом радикальных идей еще не делает человека экстремистом, иначе нарушается право на свободомыслие. Но тоже действие, осуществляемое в виде публичного призыва или с использованием средств массовой информации, уже позволяет квалифицировать его как экстремистское.

Во-вторых, это вопрос о политической деятельности, точнее, о разграничении действий и методов (средств) деятельности. Под политической деятельностью мы понимаем совокупность различных действий, в том числе взаимодействий, индивидов, социальных групп, политических институтов в политике, направленных на достижение какой-либо цели. Поэтому экстремизм как вид деятельности в сфере политики также предполагает различные способы действий определенных субъектов политических отношений для достижения поставленных целей. Причем данные экстремистские действия носят заведомо противоправный и нелегитимный характер. Однако в приведенном определении смешаны действия и методы (средства) — все перечислено просто через запятую: «терроризм, разжигание религиозной, расовой ненависти, вооруженные выступления, партизанские войны и т. д.». Тогда как экстремистскими действиями будут: подготовка и осуществление террористического акта, организация вооруженного восстания, участие в незаконных вооруженных формированиях, разжигание религиозной или национальной розни и т. д. А соответственно средствами и способами достижения цели — терроризм, партизанская война, вооруженное восстание и др.

Кроме того, исследуя природу данного феномена, необходимо учитывать, что экстремизм по существу есть борьба чрезвычайными методами поставленных в критическую ситуацию социальных групп за сохранение своего физического существования и культурной идентичности. То есть он выступает спонтанной реакцией различных социальных сил на критические социальные ситуации, формой борьбы с этими ситуациями, направленной на преодоление данных состояний. Но важно отметить, что эта борьба по существу деструктивная и иллюзорная. Она может либо лишь усугубить сложившуюся критическую ситуацию, либо в какой-то мере способствовать преобразованию общества, но чаще в негативном, разрушительном или реакционном направлении.

На наш взгляд, политический экстремизм — это не метафора, не ярлык для оскорбления оппонентов, а термин, имеющий вполне конкретное содержательное наполнение. Поэтому в качестве рабочей гипотезы можно предложить такую трактовку данного понятия: политический экстремизм — это радикальный, идейно обоснованный вид политической деятельности определенных социальных субъектов, поставленных в критические, чрезвычайные условия существования и использующих нелегитимные и противоправные формы политического насилия для коренного изменения сложившейся ситуации.

Экстремизм, возникая как импульсивная, спонтанная, агрессивная реакция социальных групп на экстремальные условия, и как форма сопротивления этим условиям институционализируется. Элементами этого института, по нашему мнению, могут быть: экстремистская идеология (формируется на основе радикальных идей путем их комбинирования и трансформации); экстремистские организации (объединения единомышленников для осуществления экстремистской деятельности); методы воздействия (физическое насилие, уничтожение материальных объектов, морально-психологическое насилие), применяемые для достижения определенных политических целей.

В тоже время исследование сущности (природы) экстремизма ставит перед нами задачу определения субъектов и разновидностей данного явления. Какого-либо устоявшегося общего взгляда на проблему определения субъектов экстремистской деятельности в современной науке по-прежнему нет. Так, например,.

B. С. Мартьянов утверждает, что «субъектами экстремистской деятельности, как правило, выступают политические маргиналы (люди и маргинальные группы), неспособные добиться своих целей легальными средствами»^[76]. Безусловно, среди представителей экстремистских организаций немало тех, кого можно отнести к тем или иным маргинальным группам. Но только ли маргиналы могут быть субъектами экстремистской деятельности?

В сфере политики «под субъектами понимаются участники политической жизни, способные формулировать и реализовывать собственные цели»^[80]. Тогда как субъектами экстремизма могут выступать: государство при использовании различных форм нелегитимного насилия, политические партии, общественные организации и движения, религиозные группы, международные центры и организации, отдельные граждане и группы граждан, стремящиеся достичь своих целей.

Не менее важен вопрос о разновидностях экстремизма. На сегодняшний день, как это уже было отмечено нами выше, существует практика постоянного умножения разновидностей экстремизма. На наш взгляд (здесь мы придерживаемся позиции.

C. А. Боголюбова, В. С. Мартьянова, А. Ю. Мельвиля и др.), экстремизм, проявляясь в публичной сфере, может быть только политическим явлением. И ни о каком подростковом, психопатическом, спортивном, сексуальном, бытовом, мировоззренческом и прочем экстремизме как о научном термине речь идти не должна, если руководствоваться его точным значением.

Вместе с тем экстремизм как политический феномен может быть классифицирован, исходя из критериев, используемых в политической науке:

• 1) По масштабам проявления экстремизм можно разделить на внутригосударственный и международный. Внутригосударственный вид экстремизма проявляется в деятельности органов государственной власти, политических партий и движений, религиозных структур, молодежных неформальных объединений и т. п. Данная экстремистская деятельность направлена либо на закрепление существующего порядка (государственный режим), либо, наоборот, на его коренное преобразование, тогда как международный экстремизм реализуется в деятельности субъектов мирового сообщества: это развязывание (провоцирование) военных конфликтов (войны) между государствами или блоками государств, деятельность международных экстремистских организаций и т. д.
• 2) По отношению к существующему (государственному) строю — государственный и оппозиционный. Государственный, или властный, политический экстремизм осуществляется субъектами (органы власти, правящая паргия и т. п.), которым принадлежит реальное политическое и экономическое господство в обществе. Поэтому данный экстремизм направлен против подчиненных, зависимых социальных групп, классов и слоев. Оппозиционный экстремизм может выступать, в одном случае, как средство борьбы за власть различных радикальных партий, движений, группировок, которые имеют маргинальный характер и не пользуются широкой поддержкой различных социальных групп. Либо, в другом случае, оппозиционный экстремизм выступает как ответное действие подчиненных групп на экстремистские действия органов государственной власти. Такой вид экстремизма носит протестный характер и выступает как защитная реакция на резкое ухудшение условий жизни низших, зависимых социальных групп, классов и слоев.
• 3) По идеологическому принципу — левый и правый. «Левый» экстремизм проявляется в деятельности левоэкстремистских организаций и движений (марксисты, троцкисты, маоисты, анархисты, «новые левые» и т. п.), которые опираются на различные варианты социалистической, коммунистической идеологии, выступают против существующего капиталистического строя и стремятся к революционным преобразованиям современного общества. «Правый» экстремизм имеет две разновидности: светский и религиозно-политический. Светский правый экстремизм нередко именуют националистическим, фашистским, расистским, поскольку представители правоэкстремистских групп преимущественно опираются на идеи германских националсоциалистов, итальянских фашистов, румынских гвардистов и т. д. Большое значение в правоэкстремистской идеологии играет расизм как средство крайне радикального решения вопросов нелегальной иммиграции, особенно это характерно для многочисленных группировок скинхедов. Религиозно-политический экстремизм, сочетая ту или иную религиозную доктрину с правоэкстремистской идеологией, проявляется в деятельности, имеющей целью разрушение институтов светского общественно-политического строя и создание клерикального государства. Кроме того, большое значение для религиозных экстремистов имеет борьба за утверждение власти представителей одной конфессии на территории всей страны, что на практике приводит к эскалации религиозных конфликтов между представителями разных конфессий, росту сепаратистских настроений, стремлению навязать в качестве государственной идеологии какое-либо религиозное учение.
• 4) По субъекту экстремистской деятельности — индивидуальный, групповой, государственный. Данный критерий позволяет говорить о массовидности экстремистской деятельности, что для любого государства чревато различными политическими осложнениями. Индивидуальный и групповой экстремизм характерен преимущественно для оппозиционных организаций, групп, а также действий отдельных граждан. Причем групповой экстремизм может проявляться не только в деятельности организованных групп или организаций (политических партий, движений и т. п.), но и в деятельности больших масс людей, что может вести к массовым уличным беспорядкам, погромам, ничем не ограниченному насилию и т. д. В тоже время государственный экстремизм, проявляемый через деятельность органов власти, может привести к необоснованным массовым репрессиям, организации террора против инакомыслящих, существенному ограничению прав и свобод граждан под угрозой осуществления насилия, провоцированию военных конфликтов на международной арене и т. д. Естественно, все это существенно осложнит взаимодействие государства и общества и при эскалации насилия может привести не только к утрате власти существующим правящим режимом, но и к массовым жертвам среди гражданского населения.
• 5) По применяемым средствам экстремизм может быть вооруженным и невооруженным. Вооруженный экстремизм проявляется через военные конфликты, терроризм, массовые репрессии, геноцид и т. д. Невооруженный связан с пропагандой исключительности или неполноценности граждан по национальному, социальному, религиозному признаку, публичными призывами к осуществлению экстремистских действий, распространением материалов, побуждающих к осуществлению экстремистской деятельности, осуществлением финансирования или любого другого содействия деятельности экстремистских организаций и т. д.

Таким образом, приведенная нами в качестве рабочей гипотезы классификация видов экстремизма может быть средством диагностики и теоретического анализа сущности конкретных проявлений экстремистской деятельности в политике. Следует отметить, что виды экстремизма тесно взаимосвязаны между собой и, как правило, характеризуют разные стороны одного процесса, влияют друг на друга, отражая сложность такого социального феномена, как экстремизм.

Все вышеизложенное позволяет сделать следующие выводы:

1. Изучение феномена экстремизма в современной политической науке свидетельствует об отсутствии общепризнанного подхода к определению данного понятия и классификации его проявлений в российской политической жизни. Вместе с тем можно говорить о том, что на современном этапе сложилось два направления в изучении этого социального явления. Представители первого направления, условно их можно назвать.

«традиционалистами» или «консерваторами», в своем понимании и определении экстремизма однозначно и без всяких условностей оценивают его как исключительно негативное, социальноопасное явление, требующее жесткого противодействия со стороны государственных органов (увеличение сроков уголовного наказания, расширения прав сотрудников правоохранительных органов и т. п.). Тогда как представители второго направления, «либералы», считают, что использование расширительного толкования понятия «экстремизм» охватывает широкий круг правоотношений и поэтому происходит сужение, умаление прав и свобод граждан и общественных объединений. Следовательно, любой гражданин становится потенциально не защищенным от возможного произвола силовых структур государства.

• 2. Усложняющим понимание сущности экстремизма является постоянное умножение («почкование») видов экстремизма на основе самых разнообразных критериев, не всегда объясняемых исследователями данной проблемы. По нашему мнению, необходимо не «внешнее умножение» разновидностей экстремизма, а внутреннее деление на основе общепринятых в науке критериев: по отношению к существующему государственному строю, по идеологическому принципу, по субъектам деятельности, по масштабам проявления в политике, по применяемым средствам и т. д.
• 3. Исследование сущности политического экстремизма позволяет предположить, что такие понятия как «насилие» и «политическое насилие» являются ключевыми для определения экстремизма. Насилие в обществе, проявляясь как принудительное воздействие (в открытой и скрытой форме), непосредственно связано с агрессией, поскольку враждебность, неприязнь нередко приводят к различным видам насильственных действий. Тогда как политическое насилие выступает в качестве различных форм принуждения с целью приобретения или сохранения своего господствующего, значимого, ведущего положения в обществе. Поэтому политическое насилие всегда является крайней мерой (действием) для достижения определенных целей в политике. В свою очередь, экстремизм проявляется как идейно обоснованное, крайне решительное действие, связанное с применением нелегитимного насилия для достижения политических целей.
• 4. Особую роль в определении политического экстремизма играет понятие «легитимность». Политическая легитимность — это общественное признание власти и ее права на управление. Она выражает собой право власти на существование, ее обоснование и оправдание, в том числе в вопросах применения политического насилия. И такое насилие, осуществляемое государством, будет носить не только легальный, но и легитимный характер.

Однако в определенных критических ситуациях, когда управляющие начинают терять общественное доверие в силу неэффективности деятельности органов власти в различных сферах общества, такие правящие группы нередко прибегают к систематическому чрезмерному (деструктивному) политическому насилию, приобретающему нелегитимный характер. Поэтому политический экстремизм, проявляющийся через нелегитимное насилие, может осуществляться как государственными структурами (силовое подавление оппозиции), так и общественными организациями, движениями, группами и т. д.

Вместе с тем большое значение для исследования сущности экстремизма имеет изучение различных факторов, способствующих возникновению и развитию данного феномена. Отсутствие одного или нескольких из этих факторов значительно препятствует распространению экстремистских настроений и резко снижает воздействие экстремистской идеологии на этнонациональный менталитет и социокультурную деятельность.

• [1] Лоренц К. Агрессия. М, 2003. С. 24.
• [2] См.: Фрейд 3.

  Введение

  в психоанализ. Лекции. М., 2007. С. 67−81.

• [3] 5 Цит. по: Психоанализ в трудах зарубежных авторов. СПб., 2006. С. 79.
• [4] См.: Левитов Н. Д. Психическое состояние агрессии // Вопросы психологии.2004. № 6. С. 46.
• [5] См.: Солдатова Г. Практическая психология толерантности. URL: http: //www.tolz.ru/library/?de=0&id=425 (дата обращения: 11.02.2012).
• [6] Ожегов С. И., Шведова И. Ю. Толковый словарь русского языка. 80 000слов и фразеологических выражений. М., 1995. С. 16.
• [7] Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994. С. 18.
• [8] Троцкий Л. Д. Терроризм и коммунизм // Л. Троцкий. Перманентная революция. М., 2005. С. 61−62.
• [9] См.: Сарматов В. Коммунисты и вооруженная борьба. URL: http://rksmb.org/get.php?4639 (дата обращения: 05.04.2013).
• [10] См.: Адорно Т. Исследования авторитарной личности. М., 2001. С. 124−231.
• [11] «См.: Грачев А. С. Политический экстремизм. М., 1986. С. 100.
• [12] Поппер К. Открытое общество и его враги: в 2-х т. М., 1992. Т. 2. С. 181.
• [13] „См.: Поппер К. Указ. соч. С. 177.
• [14] См.: Арсланов В. Г., Бузгалин А. В., Колганов А. И., Межуев В. М. Марксизм: Альтернативы XXI века (дебаты постсоветской школы критического марксизма) / под ред. А. В. Бузгалина. М., 2009. С. 158−186.
• [15] См.: Ефимов И. М. Грядущий Атилла: Прошлое, настоящее и будущеемеждународного терроризма. СПб., 2008. С. 299−334.
• [16] См., напр.: Витюк В. В. Социальная сущность и идейно-политическая концепция современного „левого“ терроризма: автореф. дис. … докт. филос. наук.М., 1985; Грачев А. С. Политический экстремизм. М., 1986.
• [17] См., наир.: Бланк А. Адвокаты фашизма. Легенды и мифы реакционнойбуржуазной историографии о германском фашизме. М., 1974; Бланк А. Неонацизм — орудие реакции. М., 1979; Бессонов Б. Н. Фашизм: идеология и политика.М., 1985; Галкин А. А. Германский фашизм. М., 1967; Гус М. Безумие свастики.М., 1973; Иванов В. Со свастикой и без… М., 1981; Новик Ф. Неонацизм в ФРГ: подъем и поражение 1949;1974 гг. М., 1976; Рахишир П. Происхождение фашизма. М., 1981 и др.
• [18] Стурце Л. Фашизм. Тоталитарная диктатура. М., 1991. С. 36.
• [19] См.: Nolte Е. Der europaische Burgerkrieg 1917;1945. Nazionalsozialismusund Bolschewismus. Berlin, 1987.
• [20] См.: Авцинова Г. И. Указ соч. С. 31.
• [21] См.: Эфиров С. А. Опасность радикализма // Политические исследования.1994. № 2. С. 37.
• [22] 25 См.: Морозов Г. И. Терроризм — преступление против человечества. М., 1997. С. 62.
• [23] Верховский А., Папп А., Прибыловский В. Указ. соч. С. 14.
• [24] См.: Козлов А. А. Молодежный экстремизм. СПб., 1996. С. 7.
• [25] См.: Вебер М. Образ общества. М., 1994; Геллнер Э. Нации и национализм.М., 1991; Гидденс Э. Социология. М., 1999; Дарендорф Р. Элементы теориисоциального конфликта// Социс. 1994. № 5; Дойч М. Разрешение конфликтов. Конструктивные и деструктивные процессы // Соц.-полит. журнал. 1997. № 1 ;Зиммеяь Г. Конфликт современной культуры. М, 1996; Козер Л. Основы конфликтологии. СПб., 1999; Уолцер М. О терпимости. М., 2000.
• [26] См.: Дарендорф Р. Указ. соч. С. 18−32.
• [27] Козер Л. Основы конфликтологии. С. 268.
• [28] См.: Глухова А. В. Политический конфликт: анализ теории и методологииисследования: дис. … докт. полит, наук. М., 1997; Дмитриев А. В. Этническийконфликт: теория и практика. М., 1998; Запрудский Г. Ю. Социальный конфликт (политологический анализ). Ростов н/Д, 1992.
• [29] Милза П. Что такое фашизм? // Полис. 1995. № 2.
• [30] См.: Милза П. Указ. соч. С. 158.
• [31] См.: Воробьевский Ю. К. Творцы серой расы // Москва. 1997. № 7. С. 189 ;Сазонов И. А. Политический экстремизм и проблема его категориального осмысления // Вести. Моек, ун-та. Сер. 12: Полит, науки. 2000. № 2. С. 114.
• [32] 53 См.: Антипенко В. Ф. Борьба с современным терроризмом: международно-правовые подходы. Киев, 2002; Дворянов В. А. Политический экстремизм вЦентральной Европе // Терроризм и политический экстремизм: вызовы и поискиадекватных ответов. М., 2002; Краснов М. П. Политический экстремизм — угрозагосударственности // Рос. юстиция. 1999. № 4; Мартыненко Б. К. Теоретико-правовые вопросы политического терроризма: дис… канд. юрид. наук. Ростов н/Д, 1999; Устинов В. В. Обвиняется терроризм. М., 2002.
• [33] 34 Декларация о мерах по ликвидации международного терроризма // www.un.org/russian/documen/declarat/terrdecl (дата обращения: 12.03.2013).
• [34] Единство в борьбе с терроризмом: рекомендации по глобальной контртеррористической стратегии // www.un.org/russian/unitingagainsterrorism/ch2.html30.10.08 (дата обращения: 12.12.2010).
• [35] Шанхайская организация сотрудничества в документах. М., 2006. С. 10−22.
• [36] См.: Антипенко В. Ф. Борьба с современным терроризмом. С. 62.
• [37] 3S Мартыненко Б. К. Теоретико-правовые вопросы политического терроризма: дис… канд. юрид. наук. Ростов н/Д, 1999. С. 7.
• [38] Устинов В. В. Обвиняется терроризм. С. 16.
• [39] См.: Арухов 3. С. Экстремизм в современном исламе. Махачкала, 1999; Волков В. В. Политический радикализм в исламе и национальная безопасность России: дис. … канд. полит, наук. М., 2002; Лабунец М. И. Политический экстремизм: эт-нонациональная регионализация: дис… канд. полит, наук. Ростов н/Д, 2002; Ма-нацков И. В. Политический терроризм: региональный аспект: дис. … канд. филос.наук. Ростов н/Д, 1998; Новиков Д. В. Этнорелигиозный экстремизм на СеверномКавказе: методы противостояния. Политико-правовой аспект: дис. … канд. полит, наук. Ростов н/Д, 2002.
• [40] Арухов 3. С. Экстремизм в современном исламе. С. 64.
• [41] См.: Кудрина Н. Н. Политический терроризм: сущность, формы проявления, методы противодействия: дис. … канд. полит, наук. М., 2000; Пиджаков А. Ю. Политический экстремизм в России — угроза современному патриотизму // Материалы межвуз. науч.-практ. конф. „Современный патриотизм: борьбаидей и проблемы формирования“. 5 февраля 2002 г. СПб., 2002; Соловьев А. Б. Политический экстремизм в современной России: 1980;1990;е годы: дис. …канд. полит, наук. Нижний Новгород, 2000.
• [42] См.: Пиджаков А. Ю. Борьба с политическим терроризмом и экстремизмом (международнои национально-правовые проблемы). СПб., 2003; Международно-правовое регулирование борьбы с современным терроризмом. СПб., 2001 ;
• [43] Политический терроризм в России (историко-правовые аспекты) // КЛИО. 2001.№ 1. С. 119−125; Международно-правовые основы противодействия терроризмуи политическому экстремизму // Проблемы междунар. и иац. Безопасности: сб.науч. тр. СПб., 2001. С. 70−80; О роли МВД в борьбе с терроризмом // Закон и армия. 2002. № 3; Политический экстремизм и терроризм в России: историографияпроблемы // Россия и мир. Гуманитарные проблемы: межвуз. сб. науч. трудов.Вып. 5. СПб., 2002. 44 Пиджаков А. Ю. Указ. соч. С. 89.
• [44] 45 Там же. С. 97.
• [45] См.: Кудрина Н. Н. Указ. соч. С. 12.
• [46] См.: Соловьев А. Б. Политический экстремизм в современной России:1980;1990;е годы: дис… канд. полит, наук. Нижний Новгород, 2000. С. 37.
• [47] См.: Антонян Ю. М. Экстремизм и его причины. М., 2010; Бааль Н. Б. Политический экстремизм российской молодежи и технологии его преодоления: авторсф.дис. … докт. полит, наук. Нижний Новгород. 2012; Бурковская В. А. Криминальный религиозный экстремизм: уголовно-правовые и криминологические основыпротиводействия: дис… докт. юрид. наук. М., 2006 ;ДемидоваЕ. В. Экстремизм: понятие и сущность // Вести. Казан, юрид. ин-та МВД России. 2010. № 2; Кузьмин А. В. Противодействие экстремизму и терроризму: социально-культурныйподход // Всстн. Моек. гос. ун-та культуры и искусств. 2011. № 4; Лунеев В. В. Проблемы криминализации и противодействия экстремизму//Государство и право. 2009. № 9; Павлинов А. В. Криминальный антигосударственный экстремизм: уголовно-правовые и криминологические аспекты: дис. … дою. юрид. наук. М., 2008; Понкин И. В. Проблемы государственной политики в сфере противодействия экстремистской деятельности. М., 2011; Ростокинский А. В. Современныйэкстремизм: криминологические и уголовно-правовые проблемы квалификациии противодействия. Саратов. 2007; Селиванова О. А. Основные направления профилактики интолсрантности и экстремизма в среде современного региональноговуза // Образование и наука. 2012. № 3; Сундиев И. Ю. Экстремизм и терроризмв условиях развертывания глобального кризиса // Новая криминальная ситуация: оценка и реагирование. М., 2009; Федулова В. В. Экстремизм как социально-политический феномен // Социально-гуманитарные знания. 2011. № 3; Халиков М. И. Социальный экстремизм // Закон и право. 2010. № 10.
• [48] 4'' См.: Павлинов А. В. Указ. соч. С. 8.
• [49] Бурковская В. А. Указ. соч. С. 13.
• [50] Ростокинский А. В. Указ. соч. С. 23.
• [51] См.: Аршинова А. И. Сущность и специфические особенности экстремизма// Вест. Моек, ун-та. Сер. 18: Социология и политология. 2010. № 3; Красиков В. И. Экстремизм: междисциплинарное философское исследование причин, форм, паттернов экстремистского сознания. М., 2006; Некрасова Е. В. Экстремизм и его особенности в молодежной среде // Вести. С.-Петерб. ун-та. Сер. 12: Психология. Социология. Педагогика. 2011. № 4; Никонов К. О. Проблемы определения экстремизма // Юридический мир. 2011. № 7; Федулова В. В. Экстремизмкак социально-политический феномен // Социально-гуманитарные знания. 2011.№ 3 и др.
• [52] Бурковская В. А., Тамаев Р. С. Россия и Европа: анализ законодательства, направленного на предупреждение экстремизма и терроризма. М., 2008. С. 7−8.
• [53] См.: Сундиев И. Ю. Экстремизм в условиях развертывания глобальногокризиса: экспозиция явления // Научный портал МВД России. 2009. № 2. С. 65.
• [54] Сундиев И. Ю. Террористическое вторжение: криминологические и социально-политические аспекты проблемы. М., 2008. С. 16.
• [55] Лунеев В. В. Проблемы криминализации и противодействия экстремизму. С. 62.
• [56] См.: Беглова О. А. Любой ли экстремизм противоправен? // Вести.С.-Петерб. ун-та. Сер. 14: Право. 2011. № 4; Боголюбов С. А. Нужен ли закон опротиводействии политическому экстремизму? // Адвокат. 2001. № 11; Верховский А. М. Антиэкстремистское законодательство и злоупотребления при его применении // Ксенофобия, свобода совести и антиэкстремизм в России в 2007 году. М, 2007; Ефапова Е. В. Молодежный экстремизм как форма политического протеста // Власть. 2011. № 8; Лещенков К. Н. Кооперация или экстремизм: гражданственность как фактор самоорганизации // Мир психологии. 2011. № 1; Мартьянов В. С. Умножение зла добром // Свободная мысль. 2008. № 5; Сальников Е. Ф. Экстремизм: фантом медиакратии // Вести. Моек, ун-та. Сер. 12: Политическиенауки. 2007. № 6.
• [57] Боголюбов С. А. Указ. соч. С. 97.
• [58] Сальников Е. Ф. Экстремизм: Фантом медиапрактики. С. 57.
• [59] Верховский А. М. Указ. соч. С. 24.
• [60] Мартьянов В. С. Указ. соч. С. 84.
• [61] Там же. С. 91.
• [62] Авцинова Г. И. Указ. соч. С. 31.
• [63] Большая советская энциклопедия / под ред. О. Ю. Шмидта. М, 1941.Т. 48. С. 106.
• [64] Современное политическое сознание в США / под ред. Э. Я. Баталова иЮ. В. Замошкина. М., 1980. С. 272.
• [65] 4 м Философский энциклопедический словарь / под ред. С. С. Аверинцева идр. 2-с изд. М“ 1989. С. 536.
• [66] Политология: энциклопед. словарь / общ. ред. и сост. Ю. И. Аверьянов. М» 1993. С. 328.
• [67] Там же. С. 400.
• [68] Ольшанский Д. В. Психология террора. СПб., 2002. С. 215.
• [69] См.: Мартьянов В. С. Указ. соч. С. 85; Ольшанский Д. В. Указ. соч. С. 216.
• [70] Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Указ. соч. С. 384.
• [71] См.: Reason and Violence: Philosophical Investigations / Ed. Bu Sh. Stanage. Oxford: Basil Blackvell, 1974. XV. P. 234.
• [72] См.: Гусейнов А. А. Моральная демагогия как форма апологии насилия //Вопросы философии. 1995. № 5. С. 5−12.
• [73] ГозманЛ. Я., Шестопал Е. Б. Политическая психология. Ростов н/Д, 19%. С. 64.
• [74] Евдокимова Т. Л. Формирование законодательных основ противодействияэкстремизму // Власть. 2009. № 9. С. 96.
• [75] Евдокимова Т. Л. Указ. соч. С. 98.
• [76] Мартьянов В. С. Указ. соч. С. 85.
• [77] 7S Deutsche Welle. URL: http://mvw.dw-world.dc/dw/artielc/0,2144,1 742 907,00.html (дата обращения: 15.06.2012).
• [78] Политология: учебник / под. ред. А. Ю. Мельвиля. М., 2004. С. 597.
• [79] Мартьянов В. С. Указ. соч. С. 85.
• [80] Амелин В. П. Социология политики. М., 1992. С. 23.