Четвертый «большой спор». Постмодернизм, конструктивизм, критические теории
Согласно конструктивистам, в своем поведении люди склонны не столько к тому, чтобы максимизировать свои объективные частные интересы, сколько к тому, что кажется им более правильным и более принятым в конкретной ситуации. Определяющую роль в этом играет их идентичность, связывающая их с определенным сообществом в тот или иной момент жизни. Иначе говоря, поведение людей в значительной мере… Читать ещё >
Четвертый «большой спор». Постмодернизм, конструктивизм, критические теории (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Как известно, в конце 1980;х гг. международные отношения претерпевают радикальные трансформации, связанные с окончанием холодной войны и распадом Советского Союза. Спор между неолиберализмом и неореализмом привел к сближению ряда позиций этих, казалось бы, противоположных течений — явление, получившее в ТМО название «синтез нео-нео». Выяснилось, что неореализм и неолиберальный институционализм разделяют одни и те же взгляды на государство как на рационального и определяющего актора международных отношений. Одним из немногих серьезных различий, остающихся предметом споров между неореалистами и неолибералами, остается проблема абсолютных и относительных выгод. Так, неолибералы считают, что движущей силой межгосударственного сотрудничества является то, что оно приносит выгоды всем его участникам. С точки зрения неореалистов, установить сотрудничество достаточно трудно даже тогда, когда оно выгодно всем сторонам — ни одно государство не согласно на получение меньшей выгоды, чем другое. Беспокойство, касающееся относительной выгоды, таким образом, препятствует сотрудничеству. Перед лицом таких потенциальных проблем, как возможность обмана и девальвации преимуществ, государства стремятся к «справедливости» в распределении выгод от сотрудничества, которая рассматривается как сохранение баланса возможностей, существовавшего до сотрудничества[1].
В остальном же сближение неолиберализма и неореализма становится очевидным фактом. Оба признают роль национальных интересов как мотивов международного поведения государств и как первостепенной аналитической единицы. Различия лишь в том, что неолибералы трактуют их в терминах экономических приоритетов, а нереалисты подчеркивают роль властных и силовых факторов. Оба течения, за исключением незначительных нюансов, придают важное значение международным институтам. Наконец, оба опираются на методологию позитивизма, настаивая на существовании объективных законов международных отношении и стремясь на этой основе выявить независимые от действующих лиц причинно-следственные связи, лежащие в основе крупных международных событий. В этом контексте в ТМО появляется новое течение как совокупность подходов, представители которых не разделяют положений «синтеза нео-нео», получившее название рефлективном. Тем самым рефлективизм становится полюсом нового — четвертого «большого спора» в ТМО, выступая против рационализма неореалистов и неолибералов. Идейные истоки и основные проявления рефлективизма связаны с постмодернизмом, неомарксизмом (теория мир-системы), критическими теориями и конструктивизмом, предлагающими альтернативу «синтезу нео-нео».
Так, приверженцы постмодернизма в международно-политической науке (Р. Эшли, Д. Кэмпбелл, Дж. Дер Дериан, М. Шапиро, Р. Уолкер и пр.) настаивают на том, что рационализм — не лучший подход к осмыслению международных отношений, ибо они полны неопределенности, зависят не только от объективных процессов, но и от предпочтений самых разных лиц с присущими им ценностями, идеалами, предрассудками и т. п. С точки зрения постмодернистов, международные отношения — это не только результат и процесс политических и иных действий. Одновременно они являются продуктом нашего познания, присущих ему исследовательских средств, используемого языка и зависят от интерпретации соответствующих текстов. В итоге они не существуют в качестве неких независимых «объектов» помимо воспринимающего и творящего их «коллективного субъекта».
В основе постмодернизма — анализ проблем языка и дискурса международных отношений, а также истоков и оснований наших интерпретаций окружающего мира. Теории, концепции, понятия и идеи выражаются через соответствующие тексты. Последние же с точки зрения постмодернизма не приближают нас к пониманию или объяснению «реального мира», а наоборот, вводят в заблуждение. Поэтому мы должны не столько использовать тексты в попытках исследовать мир, сколько исследовать те интерпретации мира, которыми эти тексты являются. Тогда мы сможем понять исторические, культурные и лингвистические реальности, заложенные в основу сконструированного в них мира. В данной связи такие понятия, как государство, национальные интересы, суверенитет, территориальность и т. п., являются, согласно постмодернистам, не более чем своего рода «метафорами».
Влияние постмодернизма заметно в работах таких авторов, как Р. Кокс, С. Гилл, А. Г. Франк, Э. Линклейтер и ряда других, которых относят к критической школе или неограмшизму. Критическая школа концентрируется на исследовании вопросов социального и экономического неравенства, существующего в капиталистической международной системе, а также утраты государством его традиционных функций и ключевых признаков, в частности суверенитета.
Согласно одному из центральных положений постмодернизма международные отношения, как и вся социальная реальность, — это результат наших собственных мыслей и действий. Поскольку социальная действительность не существует сама по себе, независимо от нашего познания и используемых методов, постольку парадигмы, теории, понятия, методологии, банки данных и т. п. — не инструменты познания, а, скорее, орудия конструирования международной реальности. Они не столько отражают, сколько создают международные факторы, события, нормы и процессы. Данное положение стало основой концептуальных построений конструктивизма.
Идеи и положения конструктивизма получили широкую известность в академическом сообществе на рубеже 1990;х гг. благодаря работам Н. Онуфа и А. Вендта. Коротко говоря, конструктивизм исходит из того, что международная среда, в которой взаимодействуют государства, является одновременно материальной и социальной. С этой точки зрения существенную роль в поведении международных акторов и в структурировании международной жизни в целом играют не только силовые отношения, но и такие нематериальные факторы, как правила и нормы. Эти правила и нормы признаются совокупностью акторов международной системы и влияют на их политику. Подобно материальным структурам, они представляют собой социальные структуры, определяющие поведение действующих лиц. В данной связи наряду с термином «актор» конструктивисты используют термин «агент», который, с их точки зрения, лучше отражает влияние структур на поведение участников международных отношений. Важная роль в этом контексте уделяется понятию «агентство». С точки зрения конструктивистов, агентство — это проявление идентичности и интересов государств. При этом идентичность составляет предварительное условие интересов.
Согласно конструктивистам, в своем поведении люди склонны не столько к тому, чтобы максимизировать свои объективные частные интересы, сколько к тому, что кажется им более правильным и более принятым в конкретной ситуации. Определяющую роль в этом играет их идентичность, связывающая их с определенным сообществом в тот или иной момент жизни. Иначе говоря, поведение людей в значительной мере иррационально, чрезвычайно разнообразно и изменчиво. Реальность международных отношений есть результат конструирования, а точнее, со-конституирования, вытекающий из взаимодействия индивидов и институтов или структур. Структуры детерминируют идентичности, интересы и поведение людей. В то же время люди, в свою очередь, создают, воспроизводят и изменяют институциональные структуры международного общества Таким образом, центральная проблематика конструктивизма — это соотношение агента и структуры. Конструктивисты допускают, что иногда основной единицей анализа является индивид, а в других случаях на передний план следует выдвигать структуру. В конечном счете, как индивид, так и структура являются социально сконструированными. Конструктивизм претендует на via media — средний путь, или компромисс между реалистами, для которых международная действительность является объективной, и либералами, для которых она является субъективной. С точки зрения конструктивистов, она является в определенной мере и объективной, и субъективной одновременно. Она интерсубъективна, т. е. постоянно создается и воссоздается взаимодействиями между акторами международной системы и тем значением, которое ей придают эти акторы.
Понимаемая и неореалистами, и неолибералами как анархия, структура выступает для них единственным фактором, объясняющим поведение государств в международной системе. Согласно Уолтцу, международные структуры суть непреднамеренный результат поведения акторов (государств). Со своей стороны неолиберальные теоретики взаимозависимости фактически утверждают то же самое. Конструктивисты настаивают, что одни структуры могут рассматриваться как непреднамеренные, тогда как другие — как преднамеренные. Более того, непреднамеренные структуры имеют не больше веса, чем преднамеренные. Но, по их мнению, и неореалисты, и неолибералы, как и традиционные теории в целом, игнорируют некоторые важные для анализа международных отношений структуры, например идеи и нормы. Так, в XX в. сильной идеей в международной системе стала демократия. Западные страны придали ей не только смысл и значение, но и практическое воплощение, что способствовало изменению международных реалий. И если с позиций неореализма и неолиберализма достаточно трудно найти этому объяснение, то конструктивисты полагают, что они это объяснение нашли.
Конструктивизм уже с конца 1990;х гг. многими международниками стал рассматриваться как новая парадигма. Некоторые считают, что он фактически вытеснил марксистскую парадигму.
(вернее, неомарксизм), хотя за пределами США этот вывод не подтверждается. Конструктивистов все чаще называют идеалистами. Основания для этого есть: во-первых, с точки зрения конструктивистов, структуры международных отношений определяются, прежде всего, не материальными силами, а общими идеями, и, во-вторых, конструктивисты настаивают, что интересы и идентичности акторов не даны от природы, а конструируются на основе этих идей.
Важно отметить, что идеализм конструктивизма — не единственное, что сближает его с либерализмом. Эволюция конструктивизма свидетельствует о все большем сближении его позиций с позициями неолиберализма. Это касается, во-первых, вывода о неотделимости внутренней и внешней политики, единство которых создает международное общество. Во-вторых, конструктивизм, так же как и неолиберализм, привержен акционализму. Воспроизводя классические темы ТМО (анархия, безопасность, интересы и т. п.), он анализирует их на основе действия. Анархия, например, становится условием действия, которое может стать причиной не только конфликта, но и сотрудничества. Это тот социальный контекст, в котором действуют акторы, придавая смысл структурам. Он сконструирован на основе интерсубъективности и представлений, которые трансформируются в поведение. Анархия не является объективной фатальностью, на которую не могут влиять акторы. Напротив, они постоянно переопределяют и переосмысливают ее и задаются вопросом, какие действия следует предпринять для ее преодоления. В-третьих, конструктивизм разделяет неолиберальную концепцию мирового общества, обосновывая возможность достижения всеобщего ценностного консенсуса и глобального распространения универсальных норм. В этом смысле конструктивизм не стал теоретической альтернативой существующим теориям и парадигмам ТМО, хотя и обогатил ее в методологическом плане.
Завершая рассмотрение четвертого «большого спора», стоит коротко остановиться на тесно связанных с его содержанием критических теориях, хотя они и остаются на периферии ТМО по сравнению с доминирующими в ней версиями реализма и либерализма. Так, феминизм оспаривает объективность и нейтральность неореалистских подходов к анализу международных отношений. В основе этих подходов, с точки зрения теоретиков феминизма, лежит жажда власти, расчетливое стремление к достижению интересов, использование силы — качества, неотрывные от мужской психологии. Возможно, если бы женщины имели больше власти, концептуализация международных отношений и не стала бы более объективной, но она опиралась бы на более альтруистические и более гуманные ценности, поскольку женщины, дающие жизнь и одновременно испытывающие многочисленные формы эксплуатации, дискриминации и подчинения, склонны к миру, разрешению конфликтов и осуждению всякой агрессии.
Со своей стороны, радикальный экологиям отвергает либеральный тезис, согласно которому главная причина проблем окружающей среды связана с исчерпаемостью природных ресурсов, потребностями в энергии и углеводородах или с чрезмерным потреблением. Он не согласен и с реалистскими выводами о том, что деградация окружающей среды связана с анархией международной системы и отказом государств соблюдать соответствующие международные соглашения, ибо они ограничивают их суверенитет и противоречат национальным интересам. Наконец, сторонники радикального экологизма оспаривают и неолиберальные утверждения о том, что решение экологических проблем лежит на пути дальнейшего роста взаимозависимости и создания международных экологических режимов. С точки зрения радикальных экологистов, главная причина деградации экосистем — это подавляющее господство западных модернистских капиталистических ценностей — индивидуализма, материализма, продуктивизма и потребительства[2].
Критическая геополитика настаивает на ангажированности существующих геополитических концепций, скрытый смысл которых, по мнению ее сторонников, состоит в стремлении авторов к господству и контролю над пространством. Приверженцы критической геополитики выступают против монополии государства на трактовку вопросов власти и безопасности, настаивая на открытом обсуждении смысла подобных вопросов транснациональным сообществом граждан.
Таким образом, критические теории развиваются под очевидным влиянием постмодернизма, неомарксизма и конструктивизма, вписываясь тем самым в проблематику четвертого «большого спора».