Возможности и пределы системного анализа международных отношений

Системный подход неслучайно привлекает многих исследователей, опирающихся на него в разработке различных типологий международных систем и стремящихся раскрыть на его основе общий смысл существовавших в истории и текущих событий, который способствовал бы успешному прогнозированию их развития в будущем. К преимуществам этого аналитического инструмента можно отнести его обобщающий, синтезирующий характер. Он позволяет глубже осмыслить как целостность изучаемого объекта, так и многообразие составляющих его элементов (подсистем), в качестве которых могут выступать участники международных взаимодействий, отношения между ними, пространственно-временные факторы, политические, экономические, социальные, конфессиональные характеристики и т. д.

Плодотворность системного подхода к анализу МО объясняется прежде всего тем эвристическим потенциалом, которым он обладает, облегчая основную задачу науки — поиск детерминантов и закономерностей функционирования ее объекта. Как показывает М. Хрусталев^[1], такой подход дает науке о международных отношениях возможность комплексного применения прикладных методов и техник анализа в самом разнообразном сочетании, расширяя тем самым перспективы исследований и увеличивая их практическую пользу для объяснения и прогнозирования мировой политики. Он позволяет не только фиксировать те или иные изменения в функционировании МО, но и обнаружить причинные связи таких сдвигов с эволюцией международной системы, выявить факторы, влияющие на стратегическое поведение государств. Работы зарубежных и российских авторов дают прекрасные иллюстрации тех возможностей теоретического экспериментирования, которые вносит в науку о международных отношениях системное моделирование и которых она в его отсутствие практически лишена.

Но было бы неверным преувеличивать значение системного подхода и системного моделирования для науки, игнорируя их слабые стороны и недостатки. Одним из них является, как ни покажется парадоксальным, тот факт, что никакая модель — даже самая безупречная в своих логических основаниях — не дает уверенности в правильности сделанных на ее основе выводов.

Не только преимущества, но и ограниченность системного подхода связаны с тем, что он относится к рациональным методам исследования, нацеливает на поиск причин происходящего и прогнозирование будущего, исходя из законов взаимодействующих элементов, сорганизованных в некий целостный агрегат. Приверженцы системного подхода особо подчеркивают свое стремление к получению рационального знания, концептуализации, опоре на объективные факты, поиску подлинных причин исследуемых явлений и процессов. При этом несколько затеняется другая сторона познавательного процесса, имеющая отношение к столь сложному объекту, каким являются международные взаимодействия, — его зависимость от идей, поведения, специфики восприятий анализирующего, принимающего решения и действующего субъекта. Иначе говоря, не находит достаточного отражения такой методологический оппонент воплощенного в системном подходе рационализма, как рефлективизм. Но именно разновидности последнего, такие как, например, постмодернизм (при всех его издержках), критическая теория, конструктивизм — более чем какой-либо другой подход в ТМО, развивают идеи не только об ограниченности любого рационального и, следовательно, детерминистского подхода к анализу международных отношений, но и открыты для постановки и осмысления важнейших моральноэтических вопросов мировой политики: о «неполном несоответствии» западных теорий незападным социальным и политическим реалиям, роли и ответственности Запада за возникновение войн, конфликтов, разобщенности между культурами и цивилизациями.

Кроме того, по мере роста уровня сложности системы (например, увеличение числа и многообразия элементов, подсистем и их взаимодействий) сокращаются возможности ее познания и выявления тенденций эволюции. Усложнение глобальной международной системы, ее контекста и энвайронмента значительно затрудняет возможности ее «втискивания» в концептуальные рамки системного анализа и несет угрозы искажения присущих ей характеристик. Все это снижает надежды на адекватность выводов, сделанных на основе системного подхода.

Поэтому (ввиду ограниченных возможностей системного подхода) взоры многих исследователей обратились к синергетике — открытому в 1960;е гг. междисциплинарному направлению научных исследований, изучающему закономерности самоорганизации, возникновения порядка из хаоса и обратных процессов в открытых, нелинейных, сложноорганизованных, неустойчивых системах независимо от их природы. Важно то, что именно к такому типу принадлежат и международные системы и что на прикладном уровне создание основанных на синергетических позициях концептуальных моделей социальных феноменов уже получило широкое распространение и приносит значимые позитивные результаты.

Среди основных понятий, привлекающих внимание исследователей международных отношений и мировой политики к синергетике, особой популярностью пользуются такие, как бифуркация (множественность возможных путей развития объекта), флуктуации (незначительные и случайные возмущения в системе), аттракторы (состояния, к которым тяготеет система, оказавшись вблизи относительно устойчивой структуры) и др. Интересные попытки анализа мировой системы с позиций синергетического подхода содержатся в работах К. С. Гаджиева, М. М. Лебедевой, Д. М. Темникова и других отечественных авторов. В частности, в них показано, что регулирование мировой системы связано не только с действиями международных акторов, но и с механизмами трансформации (структурирование взаимодействия элементов) самой системы^[2]. В целом о важности и эффективности использования синергетического подхода применительно к социальным наукам говорится немало и достаточно обоснованно.

Однако следует видеть ограниченность и синергетики как методологии изучения мировой политики, в том числе связанную с ее отличиями от системного подхода. Основные отличия системного подхода и синергетики состоят, во-первых, в том, что если системный подход связан с изучением взаимодействия элементов определенной целостности, то синергетика — это исследование причин тех или иных свойств системы. Во-вторых, при системном подходе анализ ведется, как правило, на качественном уровне. Синергетика же изучает главным образом количественные отношения и параметры, хотя и здесь важное место занимает качественная сторона явлений и процессов. В-третьих, для синергетики свойственно рассматривать самоорганизующуюся систему как специфически вероятностный, но своей природе объект.

Поэтому главное заключается в том, что синергетика, как и системный подход, тоже не способна однозначно предсказывать, что произойдет в будущем. И если использование понятий бифуркации, диссипации (т.е. рассеивания, перехода в состояние неупорядоченности), непредсказуемости и ряда других подобных в анализе международных отношений и мировой политики себя более или менее оправдывает (с определенными поправками применительно к объекту нашей дисциплины), то в отношении самоорганизации и самоупорядочивания ГМС существуют более серьезные ограничения.

Возникновение порядка из хаоса в глобальном космосе постулируется его пространственной бесконечностью и временной вечностью: здесь не столь важно, какое время может занять процесс самоупорядочивания и в каком месте произойдет самоорганизация хаотизировавшейся системы. Кроме того, речь идет о сугубо объективных процессах. Напротив, при анализе международных отношений и мировой политики важно иметь в виду как относительную кратковременность — в естественно-природном и социально-историческом смысле, — так и относительную пространственную замкнутость ареала существования человечества. Следует принимать во внимание и то, что процессы упорядочивания и хаотизации в мировой политической системе носят часто «рукотворный» характер, т. е. определяются стратегией наиболее сильных акторов^[3].

Глобальная международная система зависит в значительной степени от людей, т. е. от решений, принимаемых политиками разного уровня, спонтанных действий тех или иных социальных и политических сил, борьбы, страстей, импульсивных реакций и т. п. Хаотизация здесь может наступить внезапно и стать исторически длительной, а для самоупорядочивания системе может либо просто не хватить времени, либо этот процесс может затянуться настолько (например, даже на столетия), что уже не будет представлять реального интереса для существующей человеческой цивилизации. Так, например, Карибский кризис 1962 г. угрожал не только кратковременной хаотизацией мировой системы, но и разрушением значительной части (а возможно и всей) человеческой цивилизации. Его урегулирование потребовало полнейшего напряжения сил обеих сторон, оказавшихся перед необходимостью принятия единственно правильного решения в условиях дефицита информации и времени. Тогда такое решение было найдено, но нет гарантии, что оно может быть найдено при схожих ситуациях, возникновения которых нельзя исключать в будущем. Во многом аналогичная ситуация сложилась в 2013 г., когда ситуация вокруг Сирийского конфликта фактически поставила перед угрозой хаотизации не только Ближневосточный регион, но и мир в целом. Самоупорядочивание впоследствии, возможно, и наступило бы, но в течение какого времени и какой ценой для целых поколений людей? В этом отношении показательна «модель» хаотизации Ирака. Прошло уже больше 10 лет после разрушения государственных и всей системы общественных отношений в стране, большинство населения которой постоянно рискует пополнить список ежедневных жертв насильственных действий различных экстремистских группировок, а о самоупорядочивании здесь говорить пока не приходится. Трудно говорить о самоупорядочивании и того хаоса, который стал результатом и проявлением комплексного (экономического, политического, социального, культурного, ментального) кризиса на Украине. Спровоцированный не только внутренними, но и в значительной мере внешнеполитическими причинами, украинский кризис оказывает серьезное влияние как на региональную, так и на глобальную международную систему, ибо здесь сталкиваются интересы крупных игроков — ЕС, США и России. Стремление украинского руководства играть на противоречиях между ними способствует лишь углублению кризиса. Поэтому для его урегулирования необходимы не только воля конфликтующих сторон к нахождению путей для компромисса. Еще в большей мере требуются целенаправленные и непредвзятые усилия со стороны международных институтов, прежде всего ООН, согласование позиций и интересов внешних сил и нахождение компромиссных решений, призванных склонить украинское руководство и быстро формирующиеся политические структуры юго-востока страны к сотрудничеству в нахождении мирного пути выхода из сложившейся ситуации. Ясно, что все это потребует времени, поэтому быстрое разрешение кризиса вряд ли возможно; скорее всего, придется пройти через несколько этапов его урегулирования.

Сказанное, разумеется, не означает отрицания той серьезной методологической роли, которую синергетика может играть в изучении международных отношений и мировой политики. Речь лишь о том, что следует представлять ее пределы и ограничения, обусловленные несводимыми особенностями международных систем. Необходимо принимать во внимание и то, что безоглядная вера в закон неминуемого и самопроизвольного возникновения порядка из хаоса несет в себе риск недооценки исследователями международных отношений и мировой политики осознанной деятельности творцов мировой политики, опосредованного демобилизующего влияния на эту деятельность, невольного и независимого от ее результатов морального оправдания волюнтаристского поведения наиболее влиятельных акторов — элементов системы. В любом случае исследователям-международникам следует принимать во внимание, что создатели синергетики И. Пригожин и И. Стенгерс предупреждали о недопустимости простого заимствования социальными дисциплинами используемого в естествознании синергетического подхода.

Р. Кохейн и Дж. Най еще в 1970;е гг. показали важное значение критериев, исходя из которых они выделяют и анализируют политическое значение коммерческих, энергетических, финансовых и других международных систем. Сегодня эти системы играют заметную роль в структуре и функционировании глобальной международной системы как ее элементы — подсистемы. Усиливается влияние и таких элементов ГМС, как негосударственные действующие лица — транснациональные корпорации, некоммерческие организации, профессиональные объединения, сетевые игроки, преступные и мафиозные группировки. Особо стоит отметить возрастающую роль международных институтов — организаций, норм, режимов и правил — как элементов глобального регулирования, формирующих тенденцию к трансформации глобальной международной системы в общемировую целостность, функционирующую на основе единых механизмов управления. Этого требуют и возрастающие глобальные проблемы, обусловленные ростом влияния на международные отношения и мировую политику окружающей социоириродной среды.

Вместе с тем тенденция формирования общемировой целостности — не линейная перспектива, а один из разнонаправленных трендов, вероятность реализации которого зависит от очень большого числа факторов и может относиться к достаточно отдаленному и достаточно неопределенному будущему. В сегодняшней реальности и в обозримой перспективе, как справедливо отмечает В. Барановский, главная роль в структурировании глобальной международной системы принадлежит небольшому числу великих держав, формирующих ее ядро, за вхождение в состав которого соперничают друг с другом еще несколько крупнейших государств.

Международные системы — это модели, создаваемые в науке о международных отношениях и мировой политике (МОиМП) с целью нахождения детерминантов и закономерностей, объясняющих поведение действующих лиц (политических акторов) и их объединений, а также функционирование и эволюцию образуемой ими более широкой целостности. В рамках такой целостности с позиций системного подхода участники мировой политики включены в процесс регулярных взаимодействий, которые создают ту или иную конфигурацию центров влияния или структуру, а также находятся под воздействием среды, т. е. внутренних (контекст) и внешних (энвайронмент) принуждений и ограничений. Системный подход помогает выявить и описать важные черты международной реальности, расширяя тем самым возможности ее понимания и объяснения. Он не может гарантировать абсолютной уверенности в наших знаниях, но вместе с тем дает солидную основу для прогнозов относительно вариантов возможной эволюции международных отношений и мировой политики. Важная роль в решении этой задачи принадлежит анализу миропорядка, а также глобальной социоприродной среды мировой системы.

• [1] См.: Хрусталев М. А. Указ. соч.
• [2] См., например: Гаджиев К. С. Миропорядок сквозь призму синергетики //Между народные процессы. 2005. Т. 3. № 3 (9); Лебедева М. М. Мировая политикав XXI веке: акторы, процессы, проблемы. М.: МГИМО-Университет, 2009; Темников Д. М. Лидерство и самоорганизация в мировой системе. М.: Аспект-Пресс, 2011.
• [3] См. об этом: Аршин К. Приключения одной теории. Научная концепция и ееполитические выводы. URL: http://terra-america.ru/priklyucheniya-odnoi-teorii.aspx