«Политическая хроногеометрия» в теории политического пространства и времени. А. С. Панарин, В. В. Ильин

В изучение того, как политические события, явления и процессы развертываются не только в пространстве, но и во времени, а также как влияет временной диапазон на осмысление и оценку значимости тех или иных политических феноменов, немалый вклад внесли российские исследователи. Вопрос о современных подходах к пространственно-временным аспектам функционирования политики рассматривает отечественный философ, политолог, публицист Александр Сергеевич Панарин (1940— 2003) в монографии «Философия политики»^[1], написанной совместно с философом и историком науки Виктором Васильевичем Ильиным (р. 1952). Обоснование необходимости исследования проблем хрононолитики содержится также в книгах А. С. Панарина «Философия политики»^[2] и В. В. Ильина. «Политология»^[3].

В. В. Ильин обращается также к понятию «политическая хроногеометрия», которую называет сущностной теорией политического пространства и времени^[4].

Важно!

Рассмотрение политических процессов с точки зрения хроногеометрии в контексте философии политики осуществляется в тесной связи с представлениями о пространстве и времени, которые сложились в гуманитарном и естественнонаучном знании. Политическое пространство и время анализируются в единстве количественных (метрических) и качественных (топологических) характеристик.

«Политическое вещество», по мнению В. В. Ильина, распределяется в соответствии с кривизной пространства, которая может быть нулевой, отрицательной и положительной. В случае нулевой кривизны политического пространства, определяемой активностью (энергетикой) политической жизни, может наблюдаться устойчивый нейтралитет. Отрицательная кривизна соответствует деятельности зависимых субъектов (например, колоний), положительная — отражает динамику экспансивных и энергичных субъектов-лидеров (например, великих держав).

Таким образом, «метрика политического пространства зависит от геополитической массы (фонды, мощности, резервы), географии (пространственный контур, выходы к морю, отлаженность транспортных сетей, наличие портов), состояния народного духа (страновые, блоковые сосредоточения, индивидуальная, групповая экзальтация). Ресурсы, их мобилизация и связь отменяют постулаты существования стационарных систем. В терминах римановой геометрии речь идет о мире с переменной величиной гравитационных полей, навевающих картину П&^ута (Все течет. — Авт.), где нет геометрии жестких тел, все структурно преобразуется (деформируется), утрачивает тождество»^[5].

Политическое пространство обладает рядом характеристик. Это неоднородность (неравноценность отдельных точек пространства), анизотропность (неравноправность направленности политических процессов), размерность (векторность и фазовость), компактность (замкнутость и континуальность политического множества), устойчивость (способность политических структур к самосохранению)^[6].

Что касается топологии политического времени, то оно также отличается неоднородностью и анизотропностью, которая связана с коллективными настроениями, темпоральными «перепадами», обусловленными неравнозначностью событий и политическим параллаксом в их интерпретации, а также с акселерацией мировой истории: Хронологические отрезки мировой истории неравномерны и неравноценны, отделены друг от друга качественными переломами, сдвигами. В череде динамических фигур истории как эшелонированного целого проступают стадии роста: зарождение, зрелость, упадок; восхождение (прогрессивная эволюция) сменяется нисхождением (реставрация, реакция, инволюция)^[7].

Эта сложность хронополитического «рисунка» политической истории связана такими понятиями, как ирогрессизм, финализм и циклизм.

В философии политики идея прогресса, получившая развитие в учениях мыслителей различных эпох, выступает как уверенность в движении человечества к совершенству. Но, несмотря на свою популярность, вера в лучшее будущее уязвима ввиду отсутствия универсальных путей его достижения и неравномерности развития тех или иных народов, а также в силу нелинейности прогресса и трудностей, которые возникают в процессе применения универсальных моделей «идеального общества» к отдельно взятым национальным государствам. Финализм выражается, в частности, в концепциях «конца истории» (как оптимистических, так и пессимистических), которые опираются на отрицание прошлого и неприятие настоящего. К тому же концептуально не проработано состояние «конца» как предельной полосы развития. Полнокровное историческое бытие всегда богаче его доктринальных финализаций^[8]. В концепции политической хроногеометрии мы находим положение о том, что локальное политическое время всегда конечно; глобальное (цивилизационное) политическое время совпадает с длительностью бытия человечества^[9].

В глубокой древности коренятся представления о циклизме. Концепции, связанные с разнообразными циклами жизнедеятельности социума, широко представлены в отечественной и зарубежной научной мысли. Предметом изучения стали гелиобиологические (солнечные), экономические, технологические и прочие циклы. В свете философии политики циклизм «означает признание чередуемое™ и равнодостойности восходящих и нисходящих ветвей общественной динамики»^[10] и отражает пульсацию истории, «приливы», «отливы», «повышательные» и «понижательные» волны в ее течении. Сихронизация и десинхронизация «цикловых волн» в философии политики интерпретируются как следствие развития технологических укладов, а также их распределения между центром, периферией и иолупериферией (согласно концепции И. Валлерстайна). В практически политическом плане вектор движения полупериферии в сторону центра оказывается возможным в случае выявления реального внутреннего, прежде всего инновационного потенциала полупериферийных государств^[11].

В поисках объяснения хронополитических особенностей функционирования общественной жизни В. В. Ильин предлагает обратиться к современной термодинамике. Ученый приходит к выводу, что социально-политическая неустойчивость возникает на той стадии развития, когда происходят сбои в управлении социальной системой, «разлаживающие жизнь». Поэтому эволюция предпочтительнее революционных взрывов, которые представляют собой «возмущения» естественных ритмов^[12]. Если рассматривать политические проявления принципа причинности с позиций философии политики, то здесь на первый план также выдвигается зависимость «пространсгвенно-временного объединенного порядка» от процессов упорядочения. Законы причинности находятся и в основе политического взаимодействия в его сильных (силовых) и слабых (информационных и социокультурных) формах, связь которых может осуществляться через «несиловое» взаимодействие, опирающееся на идеи национальной идентичности, а также осознание той или иной страной своего места в общецивилизационном развитии. Отсюда следует вывод о примиряющем предназначении России, обусловленном ее историческими и геополитическими особенностями^[13].

• [1] Ильин В. В., Панарин А. С. Философия политики. М.: Изд-во МГУ, 1994.
• [2] Панарин А. С. Философия политики: учеб, пособие. М.: Новая школа, 1996.
• [3] э Ильин В. В. Политология. М.: Книжный дом «Университет», 1999.
• [4] Ильин В. В., Панарин А. С. Указ соч. С. 43.
• [5] Ильин В. В., Панарин А. С. Философия политики. С. 78.
• [6] Там же. С. 45—64.
• [7] Там же. С. 65.
• [8] Ильин В. В., Панарин А. С. Философия политики. С. 69.
• [9] Там же. С. 45.
• [10] Там же. С. 69.
• [11] Там же. С. 77.
• [12] Там же. С. 75, 76.
• [13] Ильин В. В., Панарин А. С. Философия политики. С. 80.