Гибель античной философии и торжество христианства
При всем том, нужно иметь в виду еще то, что важнейшие догматы христианства сложилась под влиянием античной философии. В глазах католиков Аристотель стал чуть ли не одним из Отцов Церкви и его критика рассматривалась едва ли не как богохульство. Однако из духовного наследия античной культуры христианская церковь брала лишь то, что можно было использовать для обоснования догматов своего учения… Читать ещё >
Гибель античной философии и торжество христианства (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Особенно одиозные формы и масштабы этот аспект приобрел после того, как в 313 г. согласно Миланскому эдикту, декларировавшему веротерпимость, христианство было официально признано одной из равноправных религий в Римской империи, а в 324 г. — уже государственной религией. «В глазах отцов церкви, — писал Э. Гиббон в данной связи, — Аполлон и музы были органами адского духа, Гомер и Вергилий самыми высшими из их служителей, а великолепная мифология, наполняющая и одушевляющая произведения их гения, имела назначением превозносить славу демонов»[1].
Глубоко благочестивый император Юстиниан закрыл философские школы в Афинах, в которых продолжало господствовать язычество, в том числе в 529 г. платоновскую Академию, просуществовавшую в течение почти целого тысячелетия. Характерно, что в течение двух столетий после принятия Римской империей христианства Академия Платона сохранялась в качестве, как отмечал Б. Рассел, чуть ли не единственного островка язычества. Именно после ее закрытия, но его мнению, «в Европе наступили века мрака».
В V в. св. Кирилл прославился жесточайшей расправой над дочерью математика Теона Ипатией, вина которой состояла в том, что, будучи преподавателем философии Платона и Аристотеля в Афинах и Александрии, она придерживалась идей неоплатонизма. Э. Гиббон так описывал эту расправу: «Во время Великого Поста Ипатию стащили с ее колесницы, раздели догола и потащили к церкви; чтец Петр вместе с кучкой диких и бесчеловечных фанатиков безжалостно били ее, сдирали с ее костей мясо устричными раковинами и бросили ее трепещущее тело в огонь»[2].
Не менее свирепо действовали христианские правители и с помощью меча против своих врагов. Как отмечал тот же Э. Гиббон, «опустошения, которые были причинены (Риму. — К. Г.) варварами, приведенными Аларихом с берегов Дуная, были менее пагубны, чем неприязненные действия войск Карла V, который был католиком и сам себя называл императором римлян»[3].
При всем том, нужно иметь в виду еще то, что важнейшие догматы христианства сложилась под влиянием античной философии. В глазах католиков Аристотель стал чуть ли не одним из Отцов Церкви и его критика рассматривалась едва ли не как богохульство. Однако из духовного наследия античной культуры христианская церковь брала лишь то, что можно было использовать для обоснования догматов своего учения. А все то, что не сообразовывалось с ним, беспощадно отбрасывалось и предавалось анафеме.
Лишь позднее через много столетий исчезнувшие миры античной духовной жизни с величайшим трудом, сравнимым с извлечением из глубочайшего подземелья истории на свет божий Трои, чуть ли не по кускам были восстановлены и стали достоянием новоевропейской цивилизации.
В первые столетия своего существования христианская философия развивалась под знаменем патристики. Главными ее источниками стали авторитет и откровение. Утверждая, что божественное откровение не только превосходит человеческий разум, но и противно ему, Отцы Церкви пришли к выводу, что Евангелие находится в противоречии со светским знанием, с познавательной деятельностью человека.
Так, Тертуллиан (ок. 160 — после 220) «верил потому, что абсурдно» — credo quia absurdum est. В его глазах, как отмечал В. Виндельбанд, «христианство не имеет ничего общего с философией, как не имеет ничего общего Иерусалим с Афинами: философия в качестве естественного познания есть неверие; поэтому не существует никакой христианской философии»1.
Одной из главных отличительных особенностей христианской философии стал антропоцентризм или антропологизм. Человек рассматривается как центр и окончательная цель мироздания. Утверждалось, что именно человеку, как венцу творения, Бог дал откровение. Антропологический подход, который в несколько иной связи начал разрабатываться в греческой философии, приобрел преобладающее значение в христианской метафизике. Здесь протагоровская максима «человек есть мера всех вещей» была заменена на максиму, согласно которой мерой всех вещей является история спасения человечества.
При всем том в течение всего Средневековья сохранял силу принцип единства всех сфер жизни, их нерасчлененности и подчиненности некоему единому началу. Так, касаясь, например, средневековой культуры, А. Я. Гуревич писал: «Подобно тому, как в детали готического собора находили выражение архитектоника всего грандиозного сооружения, подобно тому, как в индивидуальном событии земной истории видели символ событий священной истории, т. е.
во временном ощущали вечное, — так и человек оказывался единством всех тех элементов, из которых построен мир, и конечной целью мироздания"1.
Не ограничиваясь одними только философскими и эстетическими категориями, литературой, изобразительными искусствами и музыкой, духовное начало в христианском его понимании пронизывало также право, хозяйство, всю практическую деятельность людей. И, наоборот, сама культура и все сферы общественной жизни были пронизаны политическим или государственным началом. И человек воспринимал свое социальное окружение в его цельности и нерасчлененности.
Феодализм не знает государства, существующего самостоятельно от хозяйственной системы или аппарата управления хозяйством, они проникают друг в друга. Аристократия, городские и сельские общины, корпорации ремесленников и др. представляли собой в той или иной форме привилегированные группы, обладающие определенными свободами в рамках своей сферы деятельности. Это был период преобладания частного права. Все права коренились в собственности, в договоре и наследстве. Каждый человек стал зависеть от своего сеньера и это подчинение получило правовое основание.
Власть оказалась теснейшим образом сопряжена с землевладением. В силу этого в средневековой концепции свободы отсутствовало различие между гражданской и политической свободами. Палата лордов, палата общин, генеральные штаты, сейм состояли не из представителей народа как такового, а выражали исключительно интересы отдельных сословий, корпораций, профессий и т. д.
Патримониальный (наследственный, родовой) характер собственности и хозяйства, политических и военных механизмов представлял собой один из основополагающих аспектов системы. Это вполне объяснимо, если учесть факт органического слияния в тот период собственности и власти, что, в свою очередь, обусловливало господство системы личных отношений между сувереном и вассалом.
В качестве определяющего нравственного императива в Средние века па смену древнегреческой добродетели пришла верность. Разрыв со своим сословием стал рассматриваться чуть ли не как смертный грех. Законом стал принцип унаследования сыном статуса отца. Как писал Ж. Ле Гофф, «устойчивость была противопоставлена социальным переменам, особенно возвышениям. Идеалом стало общество „старожилов“»1.