Понятие речевой конвенции

Словом конвенция (от лат. con + venio: «вместе + приходить = объединять, сходиться, соглашаться») обозначается общее представление о чемлибо, что 1) привычно принимается, разделяется людьми; 2) в силу привычности производит впечатление естественности и 3) оценивается как правильное, уместное, ценное. Речь идет, таким образом, о правиле, обычае, условии или условности, которые устойчиво воспроизводятся в человеческом взаимодействии и которым люди подчиняются — сознательно или бессознательно, в силу обязанности или привычки. Под речевыми конвенциями подразумеваются нормы речевого поведения, соблюдение которых обеспечивает успешность коммуникации. К числу их принадлежат, в частности, и языковые конвенции, без опоры на которые мы вообще не смогли бы формировать осмысленных высказываний или быть поняты. Остин, однако, имеет в виду правила и нормы более широкого спектра и не случайно приводит в качестве примеров социальные ритуалы: крещение корабля, бракосочетание, судебное заседание. Конвенция здесь — это правило социальной игры, в которую люди играют долго, давно; такие правила часто усваиваются уже готовыми и исполняются автоматически — мы забываем об их искусственности. Разумеется, совсем забыть о «ненатуральности» конвенциональных правил невозможно: все же остановка на красный сигнал светофора (подчинение правилам дорожного движения) и падение с высоты (подчинение закону всемирного тяготения) переживаются нами как разные действия. С законом физики не поспоришь и с правилами движения как будто тоже, однако последние могут быть нарушены сознательно или случайно, их неизменность не гарантирована (например, вопрос о том, можно или нельзя поворачивать на красный свет, может быть решен и регламентирован так или иначе).

Конвенция стабильна не «от природы», а в силу воспроизводимости: она устанавливается путем повтора, существует не иначе, как в повторе, и иссякает при прекращении повтора. Поэтому конвенции для большей силы нужен дополнительный социальный «крепеж» в виде поддерживающего повтор социального института.

Институт (от лат. institutum — «установление, устройство») — это комплекс норм, установок, ролей, формализованных или неформальных, регулирующих и организующих гот или иной вид совместной деятельности людей, воспроизводимой длительно, из поколения в поколение.

Жизнь общества невозможна в отсутствие институтов — таких, например, как семья, школа, искусство, наука, литература, спорт, мода, медиа и т. д. Каждому из них соответствуют свои условности и правила поведения, в том числе речевого: дома на кухне мы ведем себя не так, как в университетской аудитории, разговариваем в другой манере, на другие темы и т. д. Институты создают рамки, русла, коридоры, но которым мы входим в разные системы социальных отношений, узнаем их изнутри, осваиваем правила поведения в них, чтобы этих правил в дальнейшем придерживаться. Своей устойчивостью институты компенсируют изменчивость и непредсказуемость жизни.

Речевые акты, поддержанные конвенциями, которые в свою очередь поддержаны институциональными практиками, отличаются почти гарантированной эффективностью. Например, рядовой зритель в зале суда волен высказываться относительно виновности или невиновности подсудимого, обращаясь к соседу, но это суждение, даже будучи аргументированным, ничего не решает. Когда же слова «виновен» или «невиновен» произносит председательствующий судья, они меняют чью-то судьбу. Можно сказать, что сила слов в этом случае гарантируется процедурой суда, а также множеством ее исполнений в прошлом (когда вынесенный судьей приговор неотвратимо вел к наказанию обвиняемого), иначе говоря, устойчивостью института судопроизводства. То же относится к массе других социальных и жизненных ситуаций. Разве любой человек может сказать: «Заседание окончено» так, чтобы оно действительно завершилось? Разве достаточно одних только слов «вы уволены», чтобы некто и впрямь потерял место работы? И в том, и в другом случае необходимо, чтобы говорящий занимал определенное место в рамках определенного института и соответствовал, по крайней мере, формально, требованиям занимаемого места.

Итак, очевидно, что, не обладая магической силой в прямом смысле слова, человеческая речь способна осуществлять изменения в окружающем мире. Чтобы реализовать эту способность, говорящий должен представлять себе, когда, где, кому, как сказать «нужные» слова, ну и, разумеется, располагать такой возможностью.

Ряд лингвистов и философов, разрабатывавших вслед за Остином теорию речевых актов, склонны были выделять в особую категорию конвенциональные речевые акты, используемые в рамках институционализированных, формализованных, жестко закрепленных конвенций (примерами таковых могут служить официальная судебная процедура или армейская дисциплина).

Эмиль Бенвенист (1902—1976) — французский лингвист, теоретик языка и речи. Основная работа — «Общая лингвистика» (1966—1974).

«До акта производства высказывания язык — всего лишь возможность языка. После производства высказывания язык реализован в данном акте речи, который исходит от говорящего».

Эмиль Бенвенист, например, был убежден, что перформативными следует называть только высказывания, исходящие от лица, наделенного властными полномочиями, которые являются обязывающими и для говорящего, и для адресата. Если некто закричит посреди улицы: «Объявляю всеобщую мобилизацию!» — это хулиганская шутка и никак не перформатив. А вот в устах президента страны эти слова как раз окажутся перформативом, означая перемену в жизни многих людей. Это справедливо, но встречно можно заметить, что и хулиганскую шутку на улице «бездейственной» никак не назовешь: пусть не на уровне государственной политики, а на уровне течения повседневной жизни она неизбежно произведет эффект — вызовет смех, испуг, возмущение или даже панику среди адресатов, в том числе невольных.

Речевые акты, относимые Бенвенистом к категории неконвенциональных (иначе они еще определяются как коммуникативные), на поверку тоже основываются на конвенциях, только мягких, размытых, представляющих собой не писаные законы, а неписаные пакты о взаимопонимании. Возьмем для примера такой речевой акт, как обещание: и тот, кто обещает, например, «вернуться к одиннадцати», и тот, кто принимает эти слова к сведению (оказывает акт доверия), имеют некоторое представление о том, что они делают. Но как описать это совместно производимое коммуникативное действие? Есть ли у него правила, обязательные для участвующих сторон? Кажется, нет. Но есть комплекс привычных представлений о том, как можно и нужно обещать — и как нельзя и не нужно. К примеру, мы не станем обещать сделать что-то заведомо невероятное или что-то относящееся к прошедшему времени, хорошо понимая, что это будет «неправильное» обещание. Мы знаем, что нарушение данного слова в быту не влечет за собой формальных и обязательных санкций (чего не скажешь о нарушении присяги), но мы знаем и то, что весомость этого акта для человеческих отношений порой бывает исключительно высока.

Можно заключить, что более или менее выраженный элемент конвенциональное™ присутствует в любом речевом акте, как и в любом социальном действии вообще, и служит опорой, если не гарантией, его успешности. Любопытно, однако, то, что Остин в своих рассуждениях о речевых действиях то и дело обращается к теме коммуникативных «неудач», «срывов», «сбоев», «осечек»: они интересуют философа едва ли не больше, чем «удачи». Почему? Может быть, потому, что в живой речи понимание всегда и обязательно представляет собой частичное непонимание, всякий успех допускает возможность провала, хотя и провал, в свою очередь, может обернуться успехом. К этой теме мы вернемся в параграфе 8.4.

Остии первым предпринял попытку классифицировать действия, привычно осуществляемые людьми в речи, разделив их на следующие виды:

• • вердиктивы, то есть судительные действия (от англ, verdict — «приговор»), как то: «Я считаю, что…», «Я заявляю, что…», «Я определяю…» и т. д.;
• • экзерситивы (от англ, exercise — «исполнять»), предполагающие осуществление власти, влияния (например, совет, предупреждение, приказ);
• • комиссивы (от англ, commitment — «обязательство»), обязывающие человека что-то выполнить (например, обещание, клятва);
• • бехабитивы (в названии соединились два английских слова: behave — «вести себя» и habit — «привычка»), связанные с общественным поведением и взаимоотношениями людей (например, извинение, благодарность, поздравление, соболезнование, похвала, вызов);
• • экспозитивы (от англ, exposition — «толкование, объяснение, описание, показ»), используемые в споре или беседе. Например: «Я признаю…», «Я допускаю…», «Я отвечаю…», «Я доказываю…» и т. д.

Сам автор классификации не был ею вполне доволен, сознавая, что она страдает неточностью и не является всеохватной. О типологии речевых актов, предложенной Дж. Сёрлем, речь пойдет в следующем параграфе.