«Научные революции» в физике и модель С. Тулмина

Теперь перейдем к анализу революционных изменений. Само понятие научной революции вызвало много споров. Ярым противником этого понятия и критиком Куна выступал С. Тулмин — продолжатель понперовской эволюционной эпистемологии. Поэтому рассмотрим подробнее его (и Поппера) концепцию в применении к физике. Альтернативой этой одноуровневой модели являются рассмотренные выше три взаимодополнительные модели — Т. Куна, И. Лакатоса и «объектной», где есть два иерархических уровня и где научной революции отвечает скачкообразное изменение более глубокого уровня, отвечающего, соответственно, «парадигме», «жесткому ядру», «основаниям раздела физики» (ОРФ).

Начнем с тулминовской критики модели Куна. Тулмин и др., во-первых, оспаривали тезис Куна о том, что в истории науки «непрерывный интеллектуальный прогресс прерывался „революциями“» [31, с. 124]. Тулмин утверждал, что куновские исторические реконструкции этих революций являются «карикатурами» и что «при более близком рассмотрении… даже революции, произведенные Коперником и Эйнштейном, были не совсем „революционными“ (в кумовском смысле)» [31, с. 24], не было, мол, стены непонимания между ньютонианцами и эйнштейнианцами (однако Тулмин замалчивает тот факт, что сообщество физиков, включая весьма известных, довольно долго и с большим трудом принимало теорию относительности Эйнштейна^[1], что следовало бы истолковать в пользу модели Куна). В качестве аргумента в свою пользу Тулмин приводил отступление перед подобной критикой самого Куна, который после нее начал говорить о постоянных «микрореволюциях». Действительно, Кун был не до конца последователен и в ответ на критику предпринял попытку уточнения понятий «парадигма» и «научная революция» отдельно друг от друга. Эти уточнения и критиковал Тулмин, исходивший из того, что «два ключевых понятия в объяснении Куна — „парадигма“ и „революция“ — в действительности разделены и независимы друг от друга и по своему смыслу, и по своему историческому происхождению» [311.

Однако на материале физики можно увидеть несостоятельность критики Тулмина. Во-первых, куновские понятия «парадигма» и «революция» нельзя рассматривать независимо — это элементы системы из четырех понятий (см. параграф 6.4). Во-вторых, в физике, как было сказано чуть выше, можно дать четкий образ парадигмы. Это «основания раздела физики (науки)» (ОРФ (Н)) для раздела физики. Тогда «революции» отвечает создание нового раздела физики. Граница между разделами очень четкая — разные ОРФ. Вопрос об историческом процессе создания нового ОРФ центральный для Тулмина — наш аппарат рассмотреть не позволяет. Но из конечного результата очевидно, что для двухуровневой иерархической структуры, которую демонстрирует теоретическая физика (на уровне зрелого раздела физики со сформированным ОРФ), в противоположность тому, что утверждает Тулмин, имеется единая логическая система понятий — ОРФ, а следовательно, раздел физики не является «исторической популяцией» логически независимых понятий и теорий, полученных «независимо друг от друга, в разное время и для разных целей», «каждая из которых имеет свою собственную, отличную от других историю, структуру и смысл»^[2] [31, с. 1401. При этом базовые понятия (ПИО), входящие в ОРФ, приобретают внутри него жесткое значение, которое далее не меняется. То есть основные понятия ведут себя здесь не по Тулмину, а по Куну. Единицами в физике, как было показано в параграфе 9.2, являются разделы физики со своими ОРФ, в которую входит ПИО на первом уровне, и модели-теории явлений (ВИО) — на втором, т. е. это довольно четкие единицы, а не расплывчатые «нововведения».

Неадекватность концепции Тулмина в отношении физики, в частности, связана с тем, что он в качестве выделяемой единицы выбирает не разделы физики (для этого надо обращаться к курсам теоретической физики), а дисциплины — «оптику» и «атомную физику» — стандартные разделы курсов «обшей физики» (см. параграф 9.1).

Как же Тулмин выделяет общность-дисциплину под названием «атомная физика»? «В чем состоит основной отличительный признак, благодаря которому интеллектуальная деятельность приобретает характер научной дисциплины?» — спрашивает он [31, с. 152]. «Для того чтобы адекватно охарактеризовать науку (речь идет об атомной физике. — А. У/.), мы должны дать определение (т.е. определить критерии единства, последовательности и преемственности) в таких терминах, которые охватывают идеи, распространенные среди физиков-атомщиков и в 1910;х, и в 1930;х, и в 1950;х гг., кроме того, мы должны дать такое определение, которое показывает, как предмет этой науки связан с ее предшественниками в общей физике 90-х гг. XIX в., а также и с более специализированными и узкими дисциплинами, которые выступили ее преемниками в 60—70-е гг. XX столетия…» [31, с. 154].

Тулмин считает, что критерий, установленный в терминах человеческой преемственности, обеспеченной самими физиками-атомщиками («атомная физика — это предмет, изобретенный Дж. Дж. Томсоном, Эрнестом Резерфордом и Нильсом Бором и развитый их учениками и преемниками» [31, с. 154]), не годится. Нет, с его точки зрения, и общности в терминологии, ибо к 1930;м гг. из того, с чем имел дело Резерфорд, «вряд ли выжило чтолибо, кроме слов; понятия „электрон“ и „ядро“ кардинально изменились» [31, с. 155]. Тулмин останавливается на «генеалогии проблем», но конкретного анализа в подтверждение этой версии не приводит. Остаются без ответа вопросы, на каком основании он выделяет данный период, на каком основании определяется принадлежность к «физикам-атомщикам». Он хочет найти преемственность, и он ее находит, ибо с чем придешь, то и найдешь. У каждого ученого можно найти учителя. Абсолютные самоучки — большая редкость, к тому же на каком основании можно опровергнуть утверждение о том, что некто, с кем ты говорил или кого ты читал, не стал твоим учителем? Можно прорисовать последовательность объектов, а можно последовательность проблем по поводу этих объектов (кстати, не совсем ясно, как отличить одно от другого). То есть у Тулмина все расплывчато, плохо определено и нефальсифицируемо (в смысле Поппера).

Наоборот, со стороны квантовой механики как раздела теоретической физики все очень четко (см. гл. 15): в 1925—1927 гг. была создана четкая система понятий, составившая ОРН для квантовой механики, и эта система понятий с тех пор не менялась. Этой научной революции в смысле Куна предшествовали четверть века «старой квантовой теории», состоявшей из набора рецептов применения постоянной Планка, ей предшествовал период возникновения «парадоксов» в различных разделах физики: спектр теплового излучения черного тела, фотоэффект, теплоемкость твердых тел при низких температурах, слабо связанных с понятием атома, а также парадокс с планетарной моделью атома Резерфорда и атомным спектром водорода, которые только и приводит Тулмин. Все эти явления первоначально далеко отстояли друг от друга и были совмещены только своим решением, использующим постоянную Планка. Мне представляется, что эти события куда лучше описываются моделью Куна, чем эволюционной эпистемологией Поппера — Тулмина¹, носящей умозрительный и нефальсифицируемый характер^[3][4].

Итак, сравнив общие умозрительные положения Тулмина с конкретной структурой физического знания, мы выявляем почти полную неадекватность эволюционной эпистемологии С. Тулмина и адекватность модели Куна.

• [1] В июле 1907 г. Планк писал Эйнштейну: «Сегодня… сторонников СТО можно пересчитать по пальцам…» [25, с. 146, 147]. Э. Мах так и не принял СТО.
• [2] Похожим недостатком — неучетом наличия иерархии двух уровней понятий и связанными с этим скачками «научных революций» — обладает и весьма интересная концепцияДж. Холтона, названная им «тематическим анализом» — «термином, известным благодаряего использованию в антропологии, искусствоведении, теории музыки». «Мое отношениек задаче идентификации тематических элементов научных дискуссий, — говорит он, —в чем-то аналогично подходам фольклориста или антрополога, выслушивающих эпическиепредания с целью выявления глубинных тематических структур и повторов». Его, как и Тулмина, интересует «анализ той фазы работы ученого, в которой происходит зарождение новыхидей», — фазы, которая не рассматривается в моделях науки Куна, Лакатоса и представленнойв параграфе 9.2. Он уделяет «особое внимание… тому, чтобы установить, в какой мере творческое воображение ученого может в определенные решающие моменты его деятельностинаправляться его личной, возможно, даже неявной приверженности к некоторой определенной теме». Его интересует «изучение глубинных предубеждений, на которых основываетсядеятельность ученых». В качестве таких тем он выделяет «темы простоты и необходимости"(у Коперника), симметрии, континуума и более сложных. Он полагает, что «тематическуюструктуру научной деятельности можно считать в основном независимой от эмпирическогоили аналитического содержания исследований». В ходе этого анализа он «старается рассматривать любой результат научной деятельности, опубликованный или неопубликованный, в качестве некоторого «события», расположенного на пересечении… исторических «траекторий», таких, как по преимуществу индивидуальные и осуществляющиеся наедине с собойличные усилия ученого; «публичное» научное знание, разделяемое членами того сообщества, в которое входит этот ученый; совокупность социологических факторов, влияющих на развитие науки, и… общий культурный контекст данного времени» [34, с. 7, 8, 10, 12, 24, 26].
• [3] Сторонникам эволюционной эпистемологии можно было бы посоветовать использовать вместо дарвиновской более современную теорию биологической эволюции, включающей «блочно-иерархический принцип» [35], что позволит включить в эволюционную модельпонятие научной революции. По в этом случае нрав будет не Тулмин, а Кун: революциибудут существовать, и им будет отвечать создание нового «блока».
• [4] То же можно сказать о других примерах, приводимым Тулминым. Так, его утвержденияо переходе от натурфилософии к науке на примере Дальтона представляются нам поверхностными и неадекватными [31, с. 162] (см. параграф 17.1 — про рождение химии Дальтона —Лавуазье и подпараграф 9.1.1 — про переход от натурфилософии к естественной науке).