Место института арбитража (третейского разбирательства) в правовой системе

Будучи правовым институтом, арбитраж, или третейское разбирательство, представляет собой феномен, который находится на стыке, с одной стороны, публичного и частного права, с другой — материального и процессуального права, а также включает в себя как нормы международного права, так и нормы национального законодательства. Кроме того, существенное значение для данного института имеют локальные акты (регламенты, положения, правила и т. п.), издаваемые самими арбитражными учреждениями, а также нормы, порождаемые соглашениями, заключаемыми частными субъектами правоотношений.

Этот институт, как, впрочем, и некоторые иные правовые институты, демонстрирует условность единства и относительность дифференциации правовой материи. В арбитражном разбирательстве фокусируются и материальное и процессуальное начало, и публичный характер его отдельных элементов, и частноправовая природа его важнейших составных частей (третейское соглашение).

Если говорить о соотношении двух указанных пар правовых образований, являющихся своего рода юридическими антиномиями, — публичного и частного, с одной стороны, и материального и процессуального — с другой, то можно отметить, что процессуальное право в целом развивается в лоне публичного права, в то время как материальное право тяготеет к частному праву (хотя это утверждение и не носит абсолютного характера). В то же время институт третейского разбирательства, будучи в целом процессуальной по своему характеру совокупностью норм, не может рассматриваться исключительно в контексте процессуального права. Эти процессуальные нормы в большей своей части порождаются волей частных субъектов, т. е. генетически находятся в плоскости частного права. Таким образом, в данной сфере происходит своего рода приватизация той сферы права, которая традиционно является монополией публичного права.

Как известно, процессуальное право — это совокупность предписаний, обязывающих субъектов права вести себя так, чтобы надлежащим образом обеспечить в соответствии с процедурными указаниями разрешение спора между ними с целью установления истины в материальных правоотношениях и принятия на основании этого соответствующего судебного (юрисдикционного) решения, направленного на разрешение правовой коллизии. Поскольку общепризнано, что правосудие — это прерогатива публичной власти, ее неотъемлемое свойство, то государство оставляет за собой монопольное право формулировать правила разрешения правовых споров между частными субъектами. Выражается это в том, что именно акты публичной власти являются источником процессуального права, в рамках которого осуществляется отправление правосудия.

Институт третейского разбирательства является исключением из государственной монополии по осуществлению правосудия, базирующейся на понимании властвования, в том числе и судебного, как прерогативы публичной власти. Государство соглашается с тем, что субъекты гражданского оборота в частных отношениях вправе устанавливать те правила разрешения споров между ними, которые посчитают нужными. Гегель обосновывает это следующим образом: «Поскольку сторонам предоставляется право пройти весь тот длительный путь разветвленных формальностей, которые есть их право, а такие формальности могут быть обращены им во вред и даже превращены в неправовое орудие, чтобы защитить стороны и само право в качестве субстанционального, что только и имеет значение, от злоупотреблений, возможных в судопроизводстве, следует вменить сторонам в обязанность обратиться, прежде чем они передадут дело в официальный суд, к простому (третейскому, мировому) суду и попытаться прийти к соглашению»¹. Если верить величайшему в истории человечества философу, есть чрезвычайно глубинное значение в правовой возможности частных лиц самостоятельно урегулировать собственный спор, прежде чем прибегать к суду государственному, который из-за множества формализованных процедур в силу одного этого обстоятельства таит возможность несправедливого разрешения дела.

Вышеуказанные обстоятельства существенным образом определяют взгляды на природу отношений в данной сфере. Процессуальным отношениям государство придает договорный характер, поскольку в основе регулирующих их норм лежит соглашение частных субъектов, заинтересованных в разрешении частноправового спора^[1][2]. Отсюда в «арбитражном праве», как и в иных сферах частного права, утверждена идея принципа lex voluntaris — автономии воли тяжущихся сторон. Автономия воли сторон оказывается важной не только для материально-правовых, но и для процессуально-правовых взаимоотношений сторон, поскольку определяет таковые независимо (или почти независимо) от воли публичной власти. В этом смысле гражданское право и третейское разбирательство родственны: субъекты гражданского оборота приобретают и осуществляют свои гражданские нрава своей волей и в своем интересе (и. 2 ст. 1 ГК РФ), равно как и арбитражное соглашение заключается субъектами спорных гражданско-правовых отношений своей волей и в своем интересе.

В то же время нельзя забывать и о том, что государство не оставляет полностью вне своего контроля сферу третейского разбирательства. Определенные параметры, в рамках которых возможно процедурное нормотворчество, осуществляемое субъектами арбитража, задаются в законодательстве о третейском разбирательстве. Однако эти законодательные параметры, как, скажем, и в сфере гражданско-правового регулирования договорного нормотворчества, очерчивают лишь те границы, за пределы которых стороны не вправе выходить при установлении правил разбирательства передаваемых на разрешение третейского суда споров. Указанные соображения повлекли возникновение доктрины публичного порядка, границы которого являются пределами для реализации интересов частноправовых субъектов. Несанкционированное вторжение частноправовых субъектов в сферу публичного порядка пресекается установленными законом способами. Контроль за деятельностью частных субъектов в сфере третейского разбирательства в определенной степени возложен на компетентные государственные суды. Так, в случае оспаривания решения третейского суда компетентный государственный суд должен проверить действительность арбитражного соглашения, т. е. соответствие договора частных лиц о передаче спора третейскому суду действующему законодательству о третейских судах, арбитражному процессуальному и гражданскому процессуальному законодательству, устанавливающим рамочные требования к третейскому соглашению. Например, несоблюдение требования закона о письменной форме третейского соглашения является основанием для отмены решения третейского суда или отказа в его принудительном исполнении, поскольку нарушаются императивные предписания действующего законодательства.

Необходимость адекватного описания феномена третейского разбирательства важна не только с точки зрения необходимости познания социально-правовых явлений или, говоря иными словами, не только в аспекте теоретического исследования. Эта необходимость диктуется и потребностями рационализации практического законотворческого процесса, основная цель которого состоит в правильном размещении правовых институтов в нормативной системе, оптимизации тех форм, в которых правовые институты нормативно выражаются, определении взаимосвязей со смежными правовыми институтами. Одним из важных направлений законотворческой работы является оптимальное структурирование нормативного материала, закрепляемое в принимаемых законодательных актах. Такая оптимизация строится, как правило, на основании анализа закономерностей развития правовой материи и рациональной фиксации норм, отражающих эти закономерности и регулирующих необходимое направление развития общественных отношений. В то же время в каких-то ситуациях закономерности классификации правовых явлений, как это ни парадоксально, оказываются самодовлеющими, препятствующими нормативному воплощению новых социальных явлений или, во всяком случае, затрудняющими их оптимальное размещение в ортодоксальной системе норм.

Объективно государство заинтересовано в развитии третейского судопроизводства. Это обусловлено теми многочисленными преимуществами третейского суда, которые довольно подробно описаны в специальной литературе, посвященной третейскому судопроизводству, и апробированы в юрисдикционной практике многих государств. Среди общепризнанных достоинств развитой системы третейского судопроизводства не последнее место занимает тот факт, что значительным образом снижается нагрузка на государственные суды, а также за счет меньшего формализма в процедурах ускоряется процесс разрешения коллизий, что чрезвычайно важно для коммерческого оборота. Немаловажно и то обстоятельство, что в рамках третейского разбирательства во многих случаях происходит удешевление процедур разрешения споров, снимается нагрузка на судебную систему государства.

В то же время субъективные факторы, препятствующие развитию системы третейского судопроизводства, отодвигают на второй план объективную потребность в альтернативных способах разрешения правовых споров, в том числе и при помощи третейских судов. К числу таких факторов относятся: нежелание значительной части чиновничества (в том числе и судебных чиновников) делиться судебной властью¹; антиарбитражная практика разрешения споров, связанных с третейским разбирательством, которая формировалась ушедшим в прошлое Высшим Арбитражным Судом РФ; отсутствие значительного количества квалифицированных юристов, обладающих навыками разрешения юридических коллизий; недоверие к деятельности третейских судов, порожденное в том числе и дискредитирующими действиями со стороны самих третейских судов; отсутствие реальных эффективных рычагов, обеспечивающих надлежащее исполнение решений, принимаемых третейскими судами, и пр. Именно подобного рода причинами объясняется и непростая судьба законопроекта об арбитраже, который принимался в условиях его резкой критики со стороны экспертного сообщества.

Переплетение публичного и частного в третейском судопроизводстве заключается в том, что частные лица своим усмотрением изменяют публично значимые отношения: подведомственность рассмотрения дел, устанавливаемую государством в целях реализации одной из государственных функций — осуществления правосудия и защиты субъективных гражданских прав. Ситуация, почти невозможная в сфере государственного судопроизводства^[3][4], оказывается допустимой в области частного судопроизводства. Более того, возможность изменения подведомственности рассмотрения спора является фундаментальным принципом арбитражного процесса, без которого нельзя представить существование этого института. Усмотрением частного лица меняется, казалось бы, незыблемая основа публичной власти — исключительное право государства осуществлять разрешение спора.

Третейское соглашение, т. е. акт двух субъектов частного права, изменяющий порядок рассмотрения споров между ними, является одним из самых важных составляющих элементов института третейского разбирательства. Однако усмотрение частных лиц, которым оказывается влияние на публичную организацию системы разрешения споров, возможно только до определенного предела — до того момента, когда попытки разрешения частноправовой коллизии строятся на основе признания права иного, противостоящего лица, включая добровольное признание решения третейского суда, которым была устранена юридическая коллизия. Как только одна из сторон демонстрирует пренебрежение к правам своего контрагента, непризнание решения третейского суда, заканчивается «период свободного усмотрения». Государство вмешивается, предоставляя заинтересованному лицу средства принудительного исполнения решения третейского суда, и эта процедура не может быть подчинена согласованному усмотрению сторон; она должна базироваться на тех нормативных предписаниях, которые зафиксированы в законе и имеют характер норм гражданского (арбитражного) процессуального права.

Такое разделение сфер вполне объяснимо, ибо «смешение режимов свободной и функциональной деятельности, распространение первого типа деятельности („можно все, что не противоречит определенным публичным интересам“) на второй („можно только то, что предписано законодательством“) и наоборот недопустимо, потому что ведет либо к вседозволенности (произволу) государства и попранию прав и свобод частных лиц (гражданского общества), либо к вседозволенности (анархии) частных лиц и попранию публичных интересов (государства)»¹. Применительно к третейскому судопроизводству это означает, что государство является «дремлющим сторожем» по отношению к частным лицам, которые вправе по собственному усмотрению «творить» третейский процесс, лишь бы это не нарушало публичного порядка, права контрагента и третьих лиц. Как только происходит такое нарушение, государство в лице судебных органов «просыпается» и вмешивается в частные отношения, возвращая их в стабильное русло.

Представляется, что исследование третейского процесса не может быть ограничено рамками изучения этого правового феномена в контексте соотношения «система права — система законодательства». На местоположение института третейского судопроизводства в системе права оказывает существенное влияние то обстоятельство, что его правовая основа порождается не столько нормами законодательства, сколько нормами договоров, заключаемых сторонами, нормами обычаев, а также нормами международного права. Причем удельная доля норм «договорного права», пожалуй, не уступает законодательным нормам. В связи с этим неслучайной кажется так называемая автономная теория^[5][6] третейского суда, которая рассматривает его правовую природу с точки зрения отражения прагматических потребностей торгового оборота, в связи с чем в данной сфере допустимы оторванные от прямого нормативного регулирования соответствующие эксперименты сообщества бизнесменов^[7]. При этом прагматизм этого подхода удивительным образом сочетается с глубоким гуманитарным началом, на котором базируются альтернативные методы разрешения споров (к числу каковых относится и третейское судопроизводство), поскольку, по верному замечанию французского юриста Н. Рулана, «категории договора отдается предпочтение перед категорией принуждения: таким способом можно с большей эффективностью и с меньшими затратами урегулировать значительное число конфликтов»^[8].

Множественность источников правового регулирования третейского процесса является одной из наиболее характерных особенностей, свидетельствующих о том, что третейское судопроизводство не укладывается в рамки сугубо процессуального права. Среди источников права есть и такие, в которых отсутствует нормотворческая воля государства и которые суть порождение исключительно воли частных субъектов. Нормотворческая деятельность частных лиц, основанная исключительно на согласовании их воли, придает третейскому судопроизводству частноправовой характер, выводит его из сферы тотального публичного контроля.

Исследование проблем третейского процесса в отечественном правоведении традиционно осуществляется в рамках гражданского (арбитражного) процесса. Этот подход обусловлен тем, что третейское судопроизводство рассматривается как процессуальная деятельность по разрешению гражданскоправовых споров. Такой подход является основанием для вывода, который делается некоторыми специалистами, о том, что институт третейского разбирательства является составной частью гражданского процессуального права¹, что в свою очередь служит основанием для формулирования так называемой процессуальной теории^[9][10] правовой природы третейского суда. Эта констатация базируется на признании доминирования в третейском судопроизводстве норм процессуального характера. В общетеоретической юридической литературе при характеристике смешанных правовых институтов зачастую говорят об их принадлежности к тем отраслям права, нормы которых преобладают в данном правовом институте^[11]. Однако такая постановка вопроса уже критиковалась в отечественной юридической литературе по той причине, что она основывается на смешении вопросов системы и систематики права^[12].

Применительно к обсуждаемой нами теме это означает, что количественное доминирование норм процессуального характера еще не означает необходимости категоричной квалификации института третейского разбирательства в качестве элемента процессуального права. Сочетание норм различной отраслевой принадлежности в едином правовом феномене исключает его монистическую правовую природу и свидетельствует о его комплексном характере.

Между тем процессуальная теория правовой природы третейского судопроизводства становится теоретической основой для моделирования такой законодательной гражданско-процессуальной системы, которая рассматривает институт третейского разбирательства в качестве института гражданского судопроизводства. Соответственно и квалификация третейского судопроизводства осуществляется через призму гражданского (арбитражного) процессуального права. Такие взгляды довольно многочисленны. Вот некоторые примеры. А. И. Зайцев рассматривает третейское судопроизводство как составную часть гражданского процесса^[13] (почему не арбитражного процесса?). В. Н. Ганеев утверждает, что «важнейшими чертами гражданского процесса будет, в частности, наличие форм правосудия, альтернативных государственному»¹. В. Г. Пастухов пишет о том, что «третейские суды осуществляют свою деятельность исключительно в рамках гражданского судопроизводства»^[14][15]. В. А. Мусин полагает, что третейские соглашения «создают субъективные права и обязанности в сфере гражданского процесса (а не гражданского материального права)»^[16]. С. А. Курочкин настаивает на том, что «третейский процесс как система процессуальных действий третейского суда и других участников третейского разбирательства, осуществляемых ими в процессе рассмотрения и разрешения в третейском суде, и объект правового регулирования являются составной частью гражданского процесса в широком его понимании»^[17].

Этот же подход проявился и в конкретных законотворческих предложениях, высказываемых в рамках обсуждения предлагаемых к принятию законопроектов. К примеру, Б. Н. Лапин говорит о необходимости при определении основных понятий Модельного кодекса гражданского судопроизводства для стран Содружества Независимых Государств рассматривать в качестве такового третейское разбирательство^[18]. Подобного рода взгляды формулируются и применительно к международному коммерческому арбитражу. К примеру, в курсе международного частного права, подготовленном В. П. Звековым, к вопросам международного гражданского процесса отнесен международный коммерческий арбитраж (включая вопросы признания и принудительного исполнения иностранных арбитражных решений)^[19].

Представляется, что изложенный подход к третейскому судопроизводству и его соотношению с гражданским (арбитражным) процессуальным правом весьма дискуссионен. Да, есть все основания говорить о наличии связи между третейским разбирательством и гражданским (арбитражным) процессом. Эта связь проявляется, как уже подчеркивалось, в том, что в рамках как гражданского, гак и третейского процесса осуществляется разрешение споров; что рассмотрение споров осуществляется в процессуальных формах; что принудительное исполнение решений третейских судов возможно исключительно с санкции компетентных государственных судов, действующих на основании норм, установленных гражданским процессуальным правом; что допускается опротестование решений третейских судов в государственные суды и пр. Формально взаимосвязь между третейским и гражданским (арбитражным) процессом проявляется в том, что ГПК РФ и АПК РФ содержат главы, в которых урегулированы вопросы принудительного исполнения решений, принимаемых третейскими судами, а также основания оспаривания решений третейских судов и некоторые другие вопросы, касающиеся арбитражного разбирательства.

Вместе с тем квалификация третейского разбирательства в качестве института гражданского (арбитражного) процесса не отражает реалий в этой сфере общественных отношений. Что свидетельствует об этом?

Во-первых, базирование на различных принципах. Два правовых феномена — гражданский (арбитражный) процесс и третейское разбирательство — основываются на различных принципах. Если какая-то часть принципов гражданского (арбитражного) судопроизводства совпадает с принципами, на основании которых осуществляется третейское судопроизводство, то это те принципы, которые имеют общеправовое значение (законность, состязательность, диспозитивность, равенство сторон) и свойственны не только этим правовым феноменам, но и иным отраслям права.

В то же время внутриотраслевые (внутриинституционные) принципы осуществления гражданского правосудия и третейского разбирательства разнятся. К примеру, в качестве принципа гражданского процесса выступает публичность судебного разбирательства. Закрытость или конфиденциальность судебного гражданского процесса является исключением из принципа его публичности и допустима лишь в случаях, предусмотренных законом, как правило, для обеспечения интересов несовершеннолетних, охраны интимных подробностей жизни лиц, защиты государственной и коммерческой тайны. В третейском процессе, напротив, действует принцип конфиденциальности, а открытость судебного заседания рассматривается в качестве jus singulare (нормы для особого случая), поскольку допустима лишь на основании специального разрешения участников процесса.

Помимо этого, в третейском судопроизводстве действуют и те принципы, которые не получили соответствующей квалификации в законе в качестве принципов, например «принцип компетенции компетенции» и «принцип автономности третейского соглашения». Исследователи обращают внимание на то, что эти два принципа являются специальными^[20], поскольку не поименованы среди принципов третейского разбирательства, хотя и имеют нормативное воплощение в качестве основных категорий третейского процесса.

Имеется разница и в содержании, которым наполнены одноименные принципы гражданского процесса, с одной стороны, и третейского судопроизводства — с другой. Скажем, принцип диспозитивности в третейском процессе предполагает гораздо более широкие полномочия сторон, нежели те полномочия, которыми обладают участники гражданского процесса. Кроме того, дискретность полномочий третейского суда как реализация принципа диспозитивности приобретает иной характер, нежели соответствующие полномочия компетентного государственного суда.

То же самое касается и принципа состязательности. Неслучайно исследователь третейских судов Е. А. Виноградова пишет о том, что «большой ошибкой было бы применение в третейском разбирательстве принципа состязательности в тех же пределах, что и в гражданском судопроизводстве»¹.

Таким образом, представляется, что суждение о том, что принципы гражданского процессуального права и принципы третейского разбирательства соотносятся как общее и особенное^[21][22], нуждается в существенной корректировке. Принципы гражданского процесса и третейского судопроизводства соотносятся как однопорядковые, хотя и тесно связанные между собой явления.

Во-вторых, о различном характере этих двух правовых феноменов (гражданского/арбитражного процесса и третейского разбирательства) свидетельствуют различные предметы правового регулирования, т. е. разнородные группы общественных отношений, подвергающиеся правовому регулированию. Если гражданское процессуальное право является совокупностью норм, регулирующих общественные отношения в сфере правосудия^[23], то третейский процесс представляет совокупность норм, предметом регулирования которых выступают отношения в сфере третейского разбирательства споров, не являющиеся правосудием и относящиеся к альтернативным методам разбирательства правовых споров. Как известно, в соответствии с Федеральным конституционным законом от 31.12.1996 № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» третейские суды не входят в перечень судов, составляющих судебную систему Российской Федерации, и, как следствие, не вправе осуществлять правосудие, являющееся исключительной функцией государственных судов. На указанное обстоятельство обращается внимание в юридической литературе^[24], подтверждается оно и судебной практикой^[25].

В литературе ставится вопрос о существовании процессуального права как некоей системной общности «процессуальных норм в их социальноправовом назначении по отношению к нормам материальным», а также об имеющихся формах их «систематизации в виде процессуальных отраслей, подотраслей и институтов»¹. В связи с этим возникает вопрос: являются ли нормы, регулирующие третейский процесс, составной частью процессуального права в широком смысле? Ответ на него не кажется таким уж очевидным. Целый ряд иных вопросов, регулируемых в рамках третейского процесса, имеют ярко выраженный материально-правовой характер, в частности статус третейского суда и статус субъектов, обращающихся за разрешением спора в третейский суд (вопросы их правоспособности и дееспособности), а также юридическая квалификация самого третейского (арбитражного) соглашения, являющегося основанием возникновения третейской процедуры. Правовая характеристика этих понятий имеет решающее значение для обозначения места соответствующего правового образования в системе права. Вместе с тем характеристика процессуального права предполагает выделение норм, направленных на урегулирование собственно процессуальных отношений, которые хотя и складываются на основе материальных отношений, по своей направленностью имеют урегулирование процедуры защиты прав и законных интересов соответствующих субъектов, равно как и применение мер государственного принуждения юрисдикционными органами.

Между тем сущностными составляющими третейского процесса являются как элементы материально-правового свойства, так и элементы процессуального характера. Указанное обстоятельство не дает возможности оценивать третейский процесс исключительно с позиций процессуального нрава и, следовательно, не позволяет рассматривать его как составную часть процессуального права в смысле системной общности норм единой (процессуальной) направленности. Генетическое доминирование в третейском процессе элементов материально-правового свойства исключает однозначную квалификацию данного института в лоне процессуальной системы.

Что касается «процессуальной составляющей» третейского разбирательства, то третейские суды при рассмотрении и разрешении споров не используют процессуальную форму, для которой характерна высокая степень регламентации процессуальных действий. Это является одним из оснований для квалификации исследователями третейских судов в качестве «специфического правового института»^[26][27].

В-третьих, разнятся и правовые режимы регулирования, т. е. совокупность способов правового воздействия на регулируемые общественные отношения. Если гражданское процессуальное право характеризуется относительно однородными приемами регулирования, основанными на императивном методе воздействия, то третейский процесс в этом смысле однородным не является. Ему свойственно сочетание различных приемов регулирования, как императивных, так и диспозитивных. При этом правила регулирования устанавливаются самими субъектами, в отношении которых третий субъект — правоприменитель (третейский суд) — будет применять нормы, установленные этими же сторонами. Это дает основание исследователям при анализе различий между государственным и третейским судом констатировать, что государственный суд «при вынесении решения обязательно опирается на соответствующую норму права, третейский же суд более гибко подходит к решению спора»¹. Данное суждение отражает то обстоятельство, что источниками третейского процесса, в противовес всем иным процессуальным институтам, являются не только правовые акты, но и нормы договорного права, нормы, устанавливаемые общественными организациями, а также обычаи.

Таким образом, попытки однозначно охарактеризовать метод регулирования третейского разбирательства с позиции «классического», не смешанного метода, заведомо обречены на неудачу. При этом практически невозможно провести грань между императивным и диспозитивным методами регулирования третейского разбирательства.

Справедливости ради отметим, что третейскому суду делегированы и определенные публично-правовые функции. К примеру, ему предоставлены полномочия распорядиться о принятии обеспечительных мер, в том числе налагать обеспечительный арест на суда (ст. 388 КТМ РФ). То есть в данном случае частноправовой институт, каковым является третейский суд, реализует публично-властные полномочия. Этим достигается придание актам, принимаемым третейским судом, такого свойства, как принудительность. В то же время реализация публично-правовых функций третейским судом проходит иод контролем компетентного государственного суда. Следует отметить, что институт обеспечения иска входит в конфликт с принципами третейского разбирательства, основанными на добровольном подчинении сторон юрисдикции третейского суда. Однако это вынужденная мера, предусмотренная законодателем. Объясняется это тем, что «меры по обеспечению иска осуществляются, как правило, против воли одной из сторон, а потому их реализация происходит обычно в принудительном порядке»^[28][29]. Ни один из участников процесса объективно не заинтересован в том, чтобы некими мерами была скована его возможность пользоваться имуществом, распоряжаться денежными средствами и т. д.; именно поэтому участники судебного процесса всегда будут препятствовать применению мер обеспечительного характера. Преодоление же этих препятствий возможно только па основе принудительных механизмов исполнения соответствующих решений об обеспечении исковых требований.

Таким образом, третейское разбирательство можно охарактеризовать как комплексный правовой институт, источниками которого являются нормы как материального, так и процессуального права, публичного и частного права, а также нормы самих арбитражных учреждений и нормы, форм ул и ру ем ы е сторонам и.

Качественная специфика этого института определяется неразрывным соединением и взаимодействием его элементов. Место третейского разбирательства в системе российского права определяется его независимостью от гражданского (арбитражного) процессуального права, с которыми, впрочем, существует тесная связь. Как указывает Д. X. Валеев, механический перенос категориально-понятийного аппарата правил публичного цивилистического процесса на третейское разбирательство является чрезвычайно распространенной ошибкой, в результате совершения которой происходит формирование искаженного представления о третейском разбирательстве¹.

Генетически третейское разбирательство возникает в системе частного и материального права на основании договора (третейского соглашения) и трансформируется в систему норм процессуального характера, регулирующих отношения сторон по разбирательству спора. В завершающей стадии третейский процесс приобретает черты исключительно публично-правового характера, поскольку реализация иеисполняемого решения третейского суда осуществляется при помощи процедур, используемых публичной властью в лице компетентных государственных судов.

При этом следует отметить и то, что поскольку компетенция третейского суда и сама процедура третейского разбирательства определяются сторонами и являются производными от воли сторон, это не приводит к возникновению отношений власти-подчинения в том виде, в каком они существуют в гражданском процессе^[30][31].

• [1] Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990. С. 259.
• [2] На основе этой идеи в доктрине российского арбитража появилась теория частногопроцессуального права (см. параграф 3.7 учебника).
• [3] Так, по мнению ряда авторов, одной из причин, тормозящих развитие института третейского разбирательства, является положение, при котором государственный арбитражныйсуд на практике выступает, но отношению к третейскому суду в качестве своеобразной апелляционной инстанции. См.: Балаян Л. Г., Поганцев И. В. Анализ практики применения государственными арбитражными судами положений главы 30 Арбитражного процессуальногокодекса Российской Федерации и Федерального закона «О третейских судах в РоссийскойФедерации» // Третейский суд. 2004. № 4 (34). С. 121 — 122.
• [4] Одно из немногих исключений составляют пророгационные соглашения.
• [5] Попондопуло В. Ф. Система общественных отношений и их правовые формы (к вопросуо системе права) // Правоведение. 2002. № 4. С. 83. См. также: Попондопуло В. Ф. Частноеи публичное право как отрасли права // Цивилистичсскис записки: межвузовский сб. науч.тр. Вып. 2. М" 2002.
• [6] См.: Параграф 3.5 учебника.
• [7] См.: Минаков А. И. Арбитражное соглашение и практика рассмотрения внешнеэкономических споров. М.: Юрид. лит., 1985. С. 84—85.
• [8] Рулан Н. Юридическая антропология. М., 1999. С. 180.
• [9] См., например: Гапеев В. Н. О достоинствах негосударственной формы защиты субъективных прав (Размышления по поводу книги Зайцева Л. И., Кузнецова Н. В., Савельевой Т. Л."Негосударственные процедуры урегулирования правовых споров". Саратов, 2000) // Ученые записки Донского юридического института / отв. ред. Е. И. Дулимов. Ростов н/Д, 2001.Т. 17. С. 49; Курочкин С. А. Теоретико-правовые основы третейского разбирательства в Российской Федерации: автореф. дис… канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2004. С. 6.
• [10] См.: Параграф 3.3.
• [11] См.: Алексеев С. С. О теоретических основах классификации отраслей советскогоправа // Советское государство и право. 1957. № 7. С. 104.
• [12] См.: Толстой Ю. К. О теоретических основах кодификации гражданского законодательства // Правоведение. 1957. № 1. С. 47.
• [13] См.: Зайцев А. И. Диспозитивность — основополагающий принцип третейского судопроизводства // Третейский суд. 2000. № 1. С. 36.
• [14] Гапеев В. Н. О достоинствах негосударственной формы защиты субъективных прав… С. 49.
• [15] Пастухов В. Г. Некоторые мысли по поводу конференции в Геленджике (Альтернативные формы разрешения правовых конфликтов: практика, проблемы, перспективы)//Третейский суд. 1999. № 4—6. С. 29.
• [16] Мусин В. А. О взаимоотношениях арбитражных и третейских судов // Арбитражныеспоры. 2004. № 1 (25). С. 96.
• [17] Курочкин С. А. Теоретико-правовые основы третейского разбирательства в РоссийскойФедерации. С. 6.
• [18] См.: Лапин В. Н. О концепции проекта Модельного кодекса гражданского судопроизводства для стран Содружества Независимых Государств // СНГ: реформа гражданскогопроцессуального права: материалы Мсждунар. конф. / под общ. ред. М. М. Богуславского, А. Трунка. М" 2002. С. 34.
• [19] См.: Звеков В. П. Международное частное право: курс лекций. М., 2001. С. 430—431.
• [20] См.: Комментарий к Федеральному закону «О третейских судах в Российской Федерации» / отв. ред. А. Л. Маковский, Е. А. Суханов. М.: Статут, 2003. С. 77—78 (автор ком-мент. — Е. А. Виноградова).
• [21] Арбитражный процесс: учебник / отв. рсд. В. В. Ярков. 2-е изд., псрсраб. и доп. М., 2003. С. 691 (автор главы — Е. А. Виноградова).
• [22] См.: Курочкин С. А. Теоретико-правовые основы третейского разбирательства в Российской Федерации. С. 8.
• [23] См.: Гражданский процесс: учебник / под ред. В. А. Мусина, Н. А. Чсчиной, Д. М. Чечота. М., 1996. С. 13 (автор главы — Д. М. Чечот).
• [24] См., например: Новиков Е. /О. Третейское разбирательство споров, подведомственныхсудам общей юрисдикции: проблемы нормативного регулирования // Актуальные проблемыфажданского процесса: сб. ст. в честь юбилея доктора юридических наук, профессора, заслуженного работника высшей школы РФ Надежды Александровны Чечиной / под рсд. В. А. Мусина.СПб., 2002. С. 190—191; Петров М В. Взаимодействие государственного суда и международного коммерческого арбитража: автореф. дис… канд. юрид. наук. СПб., 2003. С. 11—12; Морозов М. Э. Правовое значение решения третейского суда // Третейский суд. 2004. № 2 (32). С. 90.
• [25] См.: Определение Конституционного Суда РФ от 13.04.2000 № 45−0 «Об отказев принятии к рассмотрению обращения Независимого арбитражного (третейского) судапри Торгово-промышленной палате Ставропольского края о проверке конституционностистатьи 333 Гражданского кодекса Российской Федерации»; Постановление Конституционного Суда РФ от 26.05.2011 № 10-П «По делу о проверке конституционности положенийпункта 1 статьи 11 Гражданского кодекса Российской Федерации, пункта 2 статьи 1 Федерального закона «О третейских судах в Российской Федерации», статьи 28 Федеральногозакона «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним», пункта 1 статьи 33 и статьи 51 Федерального закона «Об ипотеке (залоге недвижимости)"в связи с запросом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации».
• [26] Лукьянова Е. Г. Теория процессуального права. М.: Норма, 2003. С. 115.
• [27] Ручкина Г. Ф., Ручкип О. Ю. Защита прав субъектов предпринимательской деятельности в рамках несудебной гражданской юрисдикции // Арбитражный и гражданский процесс. 2003. № 3. С. 30.
• [28] Каллистратова Р. Ф. Альтернативное судопроизводство для экономических споров //Судебная система России. М.: Дело, 2000. С. 249.
• [29] Мусин В. А. Меры по обеспечению иска, предъявляемого в третейском суде // Третейский суд при Санкт-Петербургской торгово-промышленной палате / под ред. В. А. Мусина.СПб., 2001. С. 48.
• [30] См.: Комментарий к Федеральному закону от 24 июля 2002 года № 102-ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации» (постатейный) / Д. X. Ванеев, А. И. Зайцев, М. В. Фетюхин. М.: Статут, 2015. С. 33 (автор коммент. — Д. X. Валеев).
• [31] См.: Морозов М. Э. Отраслевая природа третейского судопроизводства // Закон. 2008. Ns 1. С. 45.