Смысл истории и общественный прогресс

Вопросы смысла и направленности социума тесно связаны с проблемами общественного прогресса. Они всегда волновали мыслителей, исследовавших социум по восходящей линии его развития. Так, еще в античности римский поэт и философ Лукреций Кар в поэме «О природе вещей» попытался рассмотреть и проследить этапы движения общества от одной ступени к другой. О людях первобытной эпохи он, например, писал:

Люди еще не умели с огнем обращаться, и шкуры, Снятые с диких зверей, не служили одеждой их телу;

В рощах, в лесах или в горных они обитали пещерах И скрывали в кустах свои заскорузлые члены, Ежели их застигали дожди или ветра порывы.

Со временем жизнь налаживается, появляются продукты, одежда, возникают города и, таким образом, человечество постоянно и непрерывно совершенствуется.

Но особое внимание проблемам общественного прогресса стали уделять в Новое время, когда на историческую арену вышла буржуазия и устами своих представителей проповедовала идею бесконечного прогресса. Французский экономист и социолог Тюрго всемирную историю рассматривает как последовательность успешных действий человеческого рода. В этой связи он говорит о начале истории человечества, возникновении народов, создании правительств, образовании языков, достижениях наук и т. д. Несмотря на войны, перевороты и трудности, отмечает Тюрго, человечество постоянно развивается по восходящей линии, поскольку прогресс носит непрерывный характер. Рассматривая вопрос о возникновении общества, французский ученый пишет, что люди прежде всего заселили весь земной шар, затем стали заниматься науками, что способствовало совершенствованию человеческого разума. Он обращает внимание на неравномерность прогресса, выражающегося, с его точки зрения, в том, что искусство и науки у одних народов развиваются быстрее, чем у других народов. Тюрго рисует широкую картину истории Древней Греции, восхищается ее достижениями в области искусства, науки и философии. Но зато отрицательно отзывается о культуре Римской империи, в которой не видит большого прогресса, поскольку этой империей правили деспоты, которые мало заботились о прогрессе человеческого разума.

Новое время, по мнению Тюрго, характеризуется невиданным расцветом науки и философии. Декарт, Ньютон и другие корифеи науки продвинули вперед математику, физику, наполнили их новым содержанием. «Декарт рассматривал природу как человек, который, бросая на нее широкий взгляд, обнимает ее всецело и составляет ее план, так сказать, с высоты птичьего полета. Ньютон исследовал ее более подробно. Он описал страну, которую другой открыл»¹⁷³. Прогресс общества Тюрго сводит к прогрессу человеческого разума, который, по его мнению, развивается через науки и просвещение. Но он не интересуется другими аспектами социального прогресса, прежде всего экономическими, что, конечно, сужает понятие прогресса.

Немецкий просветитель Гердер, как и его французские коллеги, пытается представить всю мировую историю как единый развивающийся процесс. Правда, в отличие от французских ученых он начинает свой анализ человечества с характеристики Вселенной и Земли как планеты, населенной людьми. Руководствуясь натуралистической идеей, Гердер проводит аналогию между человеком и всеми частями космоса. «Человек, — пишет он, — формируется в чреве матери, растет там, как растение…^[1]

И жизнь нашу можно сравнить с жизнью растения: мы прорастаем, цветем, отцветаем, умираем"^[2]. Да и между животным и человеком Гердер видит больше сходства, чем различий.

Гегель всемирную историю характеризует как прогресс в сознании свободы. Он представлял весь исторический процесс как поступательное прогрессивное движение человеческого общества. Гегель-диалектик прекрасно сознавал, что прогресс в истории человечества не совершается без борьбы, что были и периоды регресса. Но, несмотря на это, прогресс человечества не останавливается. Правда, сам Гегель вершину развития мировой истории видел в Прусской монархии.

Н.А. Бердяев считает, что идея прогресса имеет религиозные корни. Она «предполагает цель исторического процесса и раскрытие смысла его зависимости от этой конечной цели»^[3]. Но сама цель находится за пределами исторического процесса. Эта идея есть идея наступления Царства Божьего и царства справедливости, и, в сущности, теоретики прогресса проповедовали религиозную идею.

Анализируя учение о прогрессе, Бердяев пишет, что оно полно противоречий, основным среди которых является пренебрежительное отношение к времени. Оно игнорирует прошлое и настоящее, но зато поет дифирамбы будущему. Его нельзя обосновать научно. «Учение о прогрессе представляет собой религиозное исповедание, верование, потому что обосновать научно-позитивное учение о прогрессе нельзя, потому что научно-позитивно можно обосновать только теорию эволюции, учение же о прогрессе может быть только предметом веры, упования»^[4]. Теория прогресса предполагает, что задачи мировой истории будут разрешены в будущем, что наступит такой момент, когда будет в обществе полная гармония и будут разрешены все противоречия. В это верили Конт, Гегель, Спенсер, Маркс. Но Н. А. Бердяев считает, что нет никаких оснований верить в то, что в будущем придет конец трагедии всемирной истории. Если отбросить религиозную оболочку учения о прогрессе, то его нужно понимать так: «…В потоке времени, в котором свершаются судьбы человеческой истории, одно поколение сменяет другое, человечество восходит на какую-то неведомую и чуждую мне вершину, идет вперед, идет вверх, к высшему состоянию, по отношению к которому все предшествующие поколения являются лишь звеньями, лишь средством, орудием, а не самоцелью. Прогресс превращает каждое человеческое поколение, каждую эпоху истории в средство и орудие для окончательной цели — совершенства, могущества и блаженства грядущего человечества, в котором никто из нас не будет иметь удела»^[5]. Бердяев категорически выступает против такого прогресса, для которого, как он выражается, все поколения являются лишь средством осуществления царства гармонии и справедливости. Поэтому такой прогресс, убеждает русский мыслитель, нельзя допустить, ибо нет никаких оснований ради будущего поколения жертвовать счастьем настоящих поколений. Бердяев совершенно не понимает логику исторического процесса. Ни одно поколение людей не жертвует собой ради будущих поколений. Каждое поколение исходит из своих интересов и стремится к их удовлетворению. Конечно, оно оставляет последующим поколениям определенное общественное богатство, но не потому, что оно собой жертвует, а потому, что такова объективная логика исторического процесса. Поколение как таковое ни в чем не ограничивает себя, хотя отдельные люди могут себя в чем-то ограничивать, когда живут в стесненных обстоятельствах.

Бердяев полагает, что проблему прогресса можно решить только тогда, когда будет преодолен разрыв между прошлым, настоящим и будущим. Но это исключается, следовательно, исключается также и всякий социальный прогресс. Поскольку время делится на прошлое, настоящее и будущее, нет никаких оснований, что будущее более реально, чем прошлое. И надо работать во имя реального настоящего, а не мнимого будущего, тем более что люди никогда не добивались того, чего хотели. Все крупные исторические начинания, считает Бердяев, потерпели поражение: Ренессанс, Реформация, революции никогда не осуществили выдвинутых им лозунгов. «История и все историческое по природе своей таково, что никакие совершенные осуществления во временном их потоке — невозможны»^[6]. Поэтому в пределах истории никакого прогресса нет. Но за ее пределами, т. е. в небесной истории, это возможно, для чего необходимо вхождение земной истории в небесную, исчезновение граней между посюсторонним миром и потусторонним. Иными словами, прогресс человечества Бердяев растворил в религии.

Чтобы точнее выразить суть общественного прогресса, необходимо провести демаркационную линию между понятиями «прогресс», «развитие», «изменение», хотя часто они употребляются как синонимы, тем не менее их нельзя путать. Заметим, что еще Л. П. Карсавин обращал внимание на то, что многие их часто смешивают. Изменение он определял так: «изменение есть непрерывно меняющаяся во времени система взаимоотношений пространственно разъединенных элементов»^[7].

Без изменения ничего нет. Все природные и социальные процессы находятся в состоянии постоянного изменения. Но не всякое изменение приводит к развитию и тем более к прогрессу. Для этого необходимо наличие соответствующих условий. Понятие «изменение» по объему шире понятий «развитие» и «прогресс». Всякое развитие и всякий прогресс предполагают изменение, но не всякие изменения, как уже отмечалось, обязательно ведут к прогрессу или к развитию. Что касается соотношения понятий «развитие» и «прогресс», то понятие развития шире понятия прогресса. Всякий прогресс связан с развитием, но не всякое развитие есть прогресс. В этой связи следует заметить, что определение прогресса как необратимого процесса нуждается в уточнении. Дело в том, что данное определение применимо к прогрессивному развитию, тогда как регрессивное развитие нуждается в другой характеристике. Прогрессивное развитие связано с коренными, качественными изменениями, с переходом от низшего к высшему качественному уровню. Регрессивное развитие — антипод прогрессивного развития.

Сложным является вопрос о применимости понятия прогресса к неживой и живой природе, хотя она непрерывно изменяется. Есть ли прогресс в неживой природе?

Отрицательный ответ на этот вопрос может поставить нас в затруднительное положение, ибо если нет прогресса в неживой природе, то мы не сможем выяснить, каким образом возникли живая природа и общество. Но, с другой стороны, при изучении современной неживой природы положительный ответ на этот вопрос нас тоже ставит в неудобное положение. Вряд ли можно доказать, что существующая на земле современная неорганическая природа развивается прогрессивно и по восходящей линии. Если бы это было так, то на каком-то этапе ее эволюции снова появилась бы живая природа, а затем и общество; в таком случае наличествовали бы две разновидности живой природы и социума, что абсолютно исключается. Поэтому, на мой взгляд, можно говорить о прогрессивном развитии неорганического мира до возникновения живой природы и общества. Но понятие прогресса к современной неживой природе неприменимо.

В сущности, то же самое можно сказать и относительно живой природы. Переход от неживой природы к живой, а затем к обществу представляет собой прогрессивную ступень в развитии материи. Но о современной живой природе трудно сказать, что она прогрессивно развивается. Связывать прогресс в живой природе с приспособлением организмов к внешним условиям, как это делается иной раз, мягко говоря, не совсем верно, ибо для прогресса характерны развитие по восходящей линии, переход от низшего к высшему, а приспособление необязательно предполагает прогрессивное развитие. Таким образом, с моей точки зрения, понятие прогресса не является универсальным и применимо лишь к общественной жизни.

Общественный прогресс — это переход от менее совершенных форм организации человеческой деятельности к более совершенным, это поступательное развитие всей мировой истории. Нельзя прогресс сводить только к количественным изменениям. Конечно, они подразумеваются, но для социального прогресса главной характеристикой являются качественные изменения. Переход от старого к новому подготавливается всем ходом предшествующей истории. Предпосылки возникновения нового уже находятся в недрах старого, и когда рамки старого становятся узкими для нового, тогда происходит скачок в развитии общества. Он может носить как эволюционный, так и революционный характер. Вообще надо сказать, что революции — исключение, тогда как эволюционный путь прогресса является естественной формой восходящего развития общества.

Человечество непрерывно совершенствуется и идет по пути социального прогресса. Это универсальный закон общества. Но отсюда вовсе не следует, что в его развитии не бывает регресса, никаких, так сказать, попятных движений, что все страны и регионы нашей планеты развиваются равномерно, одними и теми же темпами и, если можно так выразиться, спокойно плывут по течению истории. Но история — сложный и противоречивый процесс. Она есть продукт деятельности миллионов и миллионов людей, в ней происходит борьба между новым и старым и бывают периоды, когда новое терпит поражение, и в результате этого общество совершает гигантские скачки назад. Иначе говоря, прогресс и регресс сосуществуют, вернее соседствуют. Кроме того, следует иметь в виду и то, что социальный прогресс имеет не прямолинейный, а плюралистический характер, т. е. прогрессивное развитие общества протекает не однообразно, а разнообразно. В разных странах и регионах в зависимости от конкретных социально-экономических условий поразному осуществляется прогресс. Одни оказываются на вершине социальной пирамиды, а другие — у ее подножия. Нельзя забывать и то, что история драматична (здесь Бердяев прав), а иногда даже трагична, и часто прогресс осуществляется ценой жизни сотен тысяч людей. Египетские пирамиды, например, свидетельствуют о громадных успехах египетской цивилизации, но при их строительстве погибли тысячи и тысячи людей. Можно, конечно, протестовать против такого прогресса, но тогда нужно протестовать против истории вообще или же остановить ее на уровне первобытного состояния, что в кот нечном итоге приведет к ее естественной смерти.

Актуальной проблемой теории социального прогресса является выяснение его критерия. Наличие общефилософского критерия играет важную роль в установлении этапов развития человеческого общества, в выявлении прогрессивного хода исторического процесса. Одни исследователи в качестве такого критерия выдвигают человеческий разум, другие — производительность труда или производительные силы, третьи — способ производства как единство производительных сил и производственных отношений, четвертые вообще отвергают общефилософский критерий, считая понятие прогресса лишь оценочным суждением. Но тогда бессмысленно говорить о каком-либо прогрессе, и то, что одни считают прогрессом, для других будет выступать регрессом. Между тем критерий должен иметь объективный характер и не зависеть от субъективных желаний исследователя.

На мой взгляд, не следует путать общефилософский критерий прогресса с частным критерием, скажем, с духовным или экономическим критерием. Критерий разума — это частный критерий в сфере духовной жизни, если, конечно, есть прогресс в этой сфере. Критерий производительных сил или способа производства — это критерий в экономической области. Критерий прогресса в морали относится только к моральной сфере. Все эти критерии очень важны, но недостаточны для характеристики всего прогрессивною развития исторического процесса. Общефилософский критерий главное внимание обращает на такой стержень, который находится в центре всей мировой истории. В качестве такого стержня выступает человек. Поэтому общефилософским критерием общественного прогресса является положение человека в окружающей природной и социальной действительности, ибо в конце концов все делается во имя человека и для человека. Надо показать, как в ходе длительного развития исторического процесса человек менялся, становился более свободным и получал большую возможность проявлять свои духовные и физические силы, удовлетворять свои потребности.

В современную эпоху, когда человечество переживает глубокий кризис, многие исследователи решили пересмотреть теорию общественного прогресса. Они ее объявляют либо несостоятельной, либо сводят лишь к количественным характеристикам. «Прогресс умер, —заявляет видный французский Лилософ Ж. Лакруа, — и его труп отравляет атмосферу…"™.

Арон в первых своих работах признавал прогресс, но сводил его к чисто количественным накоплениям. «…Некоторые виды человеческой деятельности, — писал он, — имеют такой характер, который нельзя не признать пре;

Lacroix J. Histoire et шумёге. Paris, 1962. Р. И.

восходством настоящего над прошлым и будущего над настоящим. Это такие виды человеческой деятельности, продукты которых накапливаются или результаты которых имеют количественный характер.

Однако вряд ли можно согласиться с такой позицией. Есть, конечно, по сравнению с прошлыми эпохами больше оснований для пессимизма, чем в те периоды, когда в философии истории преобладали оптимистические воззрения. Но все же объективный анализ общества показывает, что человечество совершило гигантский шаг вперед в развитии производительных сил, в освоении космического пространства, в политической и социальных сферах, в улучшении жизненных условий человека, короче, во всех областях социума. Современный человек не смог бы и не захотел бы жить, скажем, в средневековье, когда он вынужден был бороться постоянно за свое существование. Вот как Л. Февр описывает француза XVI столетия. Он отмечает, что между французом XVI века и французом XX века мало сходства. «Этот сельский житель, кочевник, человек грубый и неотесанный — как он далек от нас! К тридцати годам, когда он достигал расцвета сил, — каких только опасностей он не преодолел, каких испытаний не перенес! Прежде всего, он выжил. Он миновал, не погибнув, первые шестнадцать лет своего существования — за это время погибал каждый второй ребенок… В более позднем возрасте он выстоял, не погибнув, против всех смертельных поветрий… которые каждый год уносили жизни многих тысяч людей цветущего возраста…»^[8]. Он постоянно рисковал своей жизнью как солдат, всюду его ожидали опасности и редко когда он доживал отведенный ему природой срок жизни.

Что касается современной кризисной ситуации, то надо сказать, что человечество не впервые сталкивается с трудностями, но оно их всегда преодолевало и шло вперед. И надо надеяться на то, что оно преодолеет и нынешние трудности и будет развиваться по восходящей линии, ибо для его совершенствования нет никаких пределов. История вообще не имеет конца в социальном смысле слова, т. е. нельзя сказать, что вот это конечная остановка истории, а дальше ехать запрещено. Исторический процесс — это бесконечный процесс-континуум.

• [1] Тюрго А. Р. Избр. филос. произв. М., 1937. С. 115.
• [2] 1.4 Гердер И Г. Идеи к философии истории человечества. М., 1977. С. 40.
• [3] 1.5 Бердяев Н. А. Смысл истории. С. 145.
• [4] 1.6 Там же. С. 147.
• [5] Бердяев Н. А Смысл истории. С. 147.
• [6] Бердяев НА. Смысл истории. С. 157.
• [7] Карсавин Л. П. Философия истории. СПб., 1993. С. 19.
• [8] февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 295,