Неточные и неясные имена

Имена можно классифицировать, исходя из самых разных соображений, ориентируясь на разные цели.

Так, противопоставление абстрактных имен конкретным призвано упредить попытку отыскать в реальном мире ту вещь, которая соответствует абстрактному имени. Например, в мире имеется такое свойство вещей, как белизна, и такое социальное отношение, как справедливость, однако в нем нет таких отдельных вещей (индивидов), указав на которые, можно было бы сказать: «Это — белизна» или «Это — справедливость».

Выделение пустых имен и противопоставление их именам, обозначающим какие-то существующие предметы, связано с тем, что обращение с пустыми именами требует особой осторожности.

Неправильное или даже просто неаккуратное употребление имен может стать источником неполного или не совсем адекватного понимания, привести к недоразумениям, ошибкам, а то и к прямому непониманию. Поэтому особенно важным является противо? оставление однозначных и многозначных имен, точных и неточных имен, ясных и неясных имен.

Многие имена не только естественного языка, но и языка пауки многозначны, неточны или неясны. Нередко это оказывается причиной непонимания и споров. Каждый легко вспомнит из своей жизни случаи, когда долгий спор кончался заключением, что спорить было, в сущности, не о чем: спорящие говорили о разных вещах, хотя и обозначали их одними и теми же словами.

Изучение многозначных, неточных и неясных имен имеет несомненный теоретический интерес. Оно расширяет общие представления об особенностях употребления имен, раскрывает происхождение многозначности, неточности и неясности. Разного рода «несовершенные» имена возникают чаще всего не в результате небрежности отдельных людей или их неспособности уловить суть дела и выразить свою мысль однозначно, точно и ясно. Такие имена — во многом неизбежное порождение самого процесса познания, выражение его динамики и противоречивости, и их «совершенствование» предполагает обычно не столько исправление чьих-то субъективных ошибок, сколько дальнейшее углубление знаний об обозначаемых этими именами вещах.

Анализ «несовершенных» имен важен и в практическом отношении. Нередко он помогает избежать грубых ошибок, столь обычных в обращении с многозначными, неточными и неясными именами.

О многозначности как возможной причине непонимания будет говориться дальше. Здесь подчеркнем лишь то, что широко распространенная многозначность языковых выражений не только не исключает требования однозначности, но даже предполагает его. Согласно принципу однозначности, в процессе коммуникации не следует использовать языковые выражения с несколькими разными значениями. Если понимать этот принцип как описание нашего обычного общения, он окажется очевидно ложным. Нет, пожалуй, такой ситуации, когда использовались бы только однозначные выражения. Но несмотря на постоянную и всюду проникающую многозначность, принцип однозначности необходим. Он гарантирует понятность языковых выражений и поэтому является важным условием успешного употребления языка.

Нередко бывает так, что сложные и глубокие проблемы первоначально встают в форме очень простых и как будто даже наивных вопросов.

Даже ребенок может спросить, почему плавают ужи. Рыба отталкивается от воды хвостом и плавниками, собака и лошадь — ногами. У ужа ничего этого нет, он способен только изгибаться. И все-таки он движется вперед.

Оказывается, на этот как будто простой вопрос до недавних пор вообще не существовало ответа. Только в 1950;е гг. — после полувека жарких споров — специалисты по гидродинамике сумели раскрыть механизм превращения изгибных усилий ужа в тягу.

Случаи, когда за внешне простыми вопросами вдруг обнаруживаются неожиданные и неясные глубины, особенно часты в логике. Логические парадоксы — хорошее свидетельство этого. Так называемые неточные имена — еще одно неплохое свидетельство.

В случае неточных имен не всегда ясно, какие именно вещи подпадают под них, а какие нет.

Например, понятие «молодой человек». В двадцать лет человека вполне можно назвать молодым. А в тридцать? А в тридцать с половиной? Можно поставить вопрос даже резче: начиная с какого дня или даже мгновения тот, кто считался до этого молодым, перестал быть им? Разумеется, ни такого дня, ни тем более мгновения назвать нельзя. Это не означает, конечно, что человек всегда остается молодым, даже в сто лет. Просто имя «молодой человек» является неточным, граница области тех людей, к которым оно приложимо, лишена резкости, размыта.

Если в двадцать лет человек определенно молод, то в сорок его точно нельзя назвать молодым, во всяком случае, это будет уже не первая молодость. Где-то между двадцатью и сорока годами лежит довольно широкая полоса неопределенности, когда нельзя с уверенностью назвать человека молодым, ни сказать, что он уже не молодой.

Неточными являются эмпирические характеристики, подобные «высокий», «лысый», «отдаленный» и т. п. Неточны такие обычные имена, «как «дом», «окно», «куча» и т. п. В случае всех этих и подобных им имен определенно существуют ситуации, когда нет уверенности, употребимо в них рассматриваемое имя или нет. Причем сомнения и колебания в приложимости имени к конкретным вещам не удается устранить ни путем привлечения каких-то новых фактов, ни дополнительным анализом самого имени.

Например, «окно» — это отверстие в стене здания, через которое в здание может проникать свет. Но всякое ли такое отверстие является окном? Будет ли окном дыра в стене, проделанная снарядом и пропускающая свет? Кроме того, далеко не любое окно представляет собой отверстие. Бывают ложные и нарисованные окна. И не всегда окно связано со стеной. Есть окна на крышах, в полу и т. д.

Иначе говоря, существуют объекты, которые мы не колеблясь называем окнами, и объекты, которые явно не относятся нами к окнам. Но есть и такие, относительно которых трудно сказать, окна это или нет. И как ни рассматривай, допустим, ту же дыру в стене от снаряда, как ни размышляй над тем, что же такое окно, неуверенность в том, что эту дыру можно назвать окном, не удастся рассеять.

Другой пример — «дом». Возьмем строение, несомненно, являющееся домом, и снимем с него крышу или значительную ее часть. Дом без крыши или с ее остатками — это, пожалуй, все-таки дом. Конечно, многое зависит от конкретной ситуаций, от контекста: сколько этажей в этом строении, для каких целей его намереваются использовать, в какое время года и т. д. Допустим далее, что в рассматриваемом строении выбиты также все окна или большое их количество. Осталось оно домом или нет? Колебания в ответе на этот вопрос скорее всего неизбежны. Предположим, что у этого строения исчезли не только крыша и окна, но и двери. Можно ли оставшееся назвать домом? Трудно сказать. Здесь ответ в еще большей мере зависит от ситуации. Для бездомного или в летнее время это может быть и дом; зимой же или для человека, имеющего выбор, это, пожалуй, уже не дом, а развалины. На каком этапе последовательной его разборки дом исчезнет, т.с. перестанет быть тем, что принято называть домом? Вряд ли возможен какой-то единый ответ на этот вопрос.

Этот пример можно усложнить, представив, что дом разбирается не крупными блоками, а по кирпичу и по бревнышку. На каком кирпиче или на каком бревнышке исчезнет дом и появятся его развалины? На этот вопрос скорее всего невозможно ответить.

Можно пойти еще дальше, представив, что дом разбирается по песчинке или даже по атому. После удаления какой песчинки или атома дом превратится в руины? Этот вопрос звучит, как кажется, почти бессмысленно.

Простые примеры с «окном» и «домом» указывают на две важные особенности рассуждений, включающих неточные Имена.

Во-первых, неточность имеет контекстуальный характер, и это следует постоянно учитывать при разговоре об объектах, обозначаемых такими именами. Бессмысленно спорить, является какое-то сооружение домом или нет, принимая во внимание только само это сооружение. В одних ситуациях и для одних целей — это, возможно, дом, с других точек зрения — это вовсе не дом.

Во-вторых, употребление неточных имен способно вести к парадоксальным заключениям. Нет песчинки, убрав которую, мы могли бы сказать, что с ее устранением оставшееся нельзя называть домом. Но ведь это означает как будто, что ни в какой момент постепенной разборки дома — вплоть до полного его исчезновения — нет оснований заявить, что дома нет! Вывод явно парадоксальный и обескураживающий, и на нем надо будет специально остановиться.

Приведем еще один пример, подчеркивающий зависимость значений неточных имен от ситуации их употребления. Размытость этих значений нередко является результатом их изменения с течением времени, следствием того, что разные эпохи смотрят на одни и те же, казалось бы, вещи совершенно по-разному.

Древние греки зенитом жизни мужчины — его акмэ — считали сорок лет. В этом возрасте еще не совсем растраченные физические силы удачно дополняются и уравновешиваются накопленными опытом и мудростью.

Мужчина в гармоничном расцвете своего тела и духа владеет «мерой вещей», с помощью которой отсеивает случайное от необходимого, эфемерное от вековечного. И вместе с тем у него еще достаточно энергии, чтобы не только созерцать, но и действовать. Однако акмэ — это хотя и золотоносная, но не самая счастливая фаза в жизни человека. В древности прошедший эту фазу и выполнивший свой долг перед людьми считался старым и даже ненужным. В те времена (да и гораздо более поздние) долголетие было исключением.

В Древнем Риме некто Катон-младишй, решивший покончить с собой, недоумевал, почему его отговаривают — ведь ему уже… 48 лет!

Еще в XIX в. И. С. Тургенев в ремарке к комедии «Холостяк» писал: «Мошкин, 50 лет, живой, хлопотливый, добродушный старик».

Л.И. Герцен принялся подводить итог жизни, писать свои мемуары «Былое и думы» вскоре после того, как ему исполнилось 40 лет.

В наше время вряд ли какой мужчина согласится с характеристикой 50-летнего Мошкина. И в этом нет ничего странного: на рубеже между старой и новой эрами средняя продолжительность человеческой жизни составляла всего 22 года, пятнадцать веков назад — 33,5 года, в 1,900 г. — 49,5 года, а ныне она превышает 70 лет.

«Средний возраст» неуклонно расширяет свои границы. Создается даже впечатление, что старики существовали только в прошлом, сейчас остались только две возрастные категории: одна из них — молодежь, а все остальные — люди среднего поколения. На Всемирном конгрессе по геронтологии, проведенном по инициативе ЮНЕСКО в 1977 г., была принята новая классификация населения по возрасту, согласно которой молодость длится до 45 лет, средний возраст — от 46 до 59 лет, пожилой — от 60 до 74, старческий возраст наступает только после 74 лет.

Налицо заметное смещение возрастных границ. Тот, кто в своей молодости называл 50-летних стариками, сейчас сам, перевалив за эту черту, твердо относит себя к людям среднего возраста.

Чтобы решить, относится ли кто-то к среднему возрасту, надо знать не только, сколько ему лет, но и то, в какую эпоху он жил.

Имя «человек среднего возраста» не просто неточно, а неточно в двух смыслах или отношениях. Оно не имеет ясной и резкой границы сейчас, в настоящее время, как, впрочем, не имело ее ни в какое другое фиксированное время. Но даже эта расплывчатая граница не остается на одном и том же месте, она меняет свое положение с течением времени.

• 1оворят, главное во всяком деле — уловить момент. Это относится, пожалуй, и к таким делам, как размышление и рассуждение. Однако здесь «момент» улавливается особенно трудно, и существенную роль в этом играют как раз неточные имена.
• — Один мальчик сказал мне, — говорит ребенок взрослому, — что человек произошел от обезьяны. Это правда?
• — Да. конечно, это все знают.
• — А кто был тот первый человек, который не являлся уже обезьяной?
• — Ну, это было так давно, что его забыли.
• — Но он знал, что он человек, а не обезьяна?
• — Вряд ли он догадывался об этом. Скорее всего только гораздо позднее кто-то заметил, что люди больше нс обезьяны…

Эти вопросы только кажутся простыми и наивными. За этими «детскими» вопросами скрываются, если вдуматься, сложные проблемы, затрагивающие вполне серьезные темы и прежде всего темунеточных имен.

Можно рассуждать так. Если человек произошел от обезьяны, то в ряду существ, ведущем от древней обезьяны к современному человеку, был, очевидно, первый человек, который не являлся обезьяной. Скорее всего он не догадывался, что он уже не обезьяна. Позднее появился первый человек, заметивший, что он больше не обезьяна, и т. д.

Но история в таком изложении просто невозможна! Чтобы выявить это, достаточно немного перестроить рассуждение. Человек произошел от обезьяны, и был когда-то первый человек, не являвшийся обезьяной. У него были, разумеется, родители, и они были обезьянами: ведь до этого — первого — человека людей вообще не было. Но здесь надо остановиться: две обезьяны не способы произвести на свет человека. Значит, никакого «первого человека» вообще не было.

Но если это так, то как быть с эволюционным рядом, который ведет от обезьяны к человеку?

Подобные трудности, можно даже сказать — тупики в рассуждении, — неизбежное следствие недостаточно осторожного и корректного оперирования неточными именами.

Более наглядно трудности этого рода демонстрируются классическими парадоксами «лысый» и «куча», сформулированными Евбулидом еще в IV в. до н.э., который доказывал, что лысых людей нс существует (о самом Евбулиде, о его жизни и внешности не дошло никаких сведений; неизвестно, в частности, был он сам лысым или нет).

Доказательство Евбулида, изложенное в несколько осовремененной версии, звучит так.

Допустим, что мы собрали людей с разной степенью облысения и строим их в ряд. Первым в ряду поставим человека с самой буйной шевелюрой, какая вообще возможна. У второго пусть будет только ца один волос меньше, чем у первого, у третьего — на волос меньше, чем и второго, и т. д. Последним в ряду будет совершенно лысый человек. На голове у человека более ста тысяч волос, так что в этом ряд)' окажется более ста тысяч человек.

Будем рассуждать, начиная с первого, стоящего в ряду. Он. без сомнения, не лысый. Взяв произвольную пару в этом ряду, найдем, что если первый из них не лысый, то и непосредственно следующий за ним также не является лысым, поскольку у этого следующего всего на один волос меньше. Следовательно, каждый человек из этого ряда не является лысым. Подчеркнем — каждый, включая как первого, гак и последнего.

Доказано это, как будто, строго — методом математической индукции.

Но ведь последний в ряду — совершенно лысый человек. Однако лысый, так сказать, только фактически: мы видим, что у него на голове нет волос, и именно поэтому мы и поставили его в конце ряда. Но рассуждая, мы приходим к заключению, что он не является лысым.

Таким образом, мы оказываемся перед дилеммой: нам остается либо верить своим глазам и не верить своему уму, либо наоборот.

Используя прием Евбулида, можно доказать и прямо противоположное утверждение, что «волосатых» людей нет и все являются лысыми.

Для этого достаточно начать с другого конца образованного нами ряда людей. В этом случае первым человеком будет совершенно лысый. У каждого следующего в ряду будет всего на один волос больше, чем у предыдущего. Так что если предыдущий — лысый, то и следующий за ним также лысый. Значит, каждый человек является лысым, включая, естественно, и последних в ряду, у которых на головах буйные шевелюры.

Здесь уже не просто рассогласование чувств и разума, а прямое противоречие в самом разуме. Удалось доказать с равной силой как-то, что ни одного лысого нет, так и то, что все являются совершенно лысыми. И оба доказательства были проведены с помощью метода математической индукции, в безупречность которой мы верим со школьных лет и которая лежит в основании такой строгой и точной науки, как математика.

Парадокс «куча» строго аналогичен парадоксу «лысый». Одно зерно (один камень и т. п.) не образует кучи. Если п зерен не образуют кучи, той п+1 зерно не образуют кучи. Следовательно, никакое число зерен не может образовать кучи.

Продолжая тему возраста, начатую предыдущими примерами («молодой человек», «человек среднего возраста»), можно было бы доказать теперь, что стариков вообще нет, а есть только младенцы. Правда, к последним относились бы и все тс, кому сто лет и больше. С равным успехом удалось бы также показать, что всякий человек, в том числе и только родившийся, является глубоким стариком.

Возможность всех этих и подобных им доказательств означает, что принцип математической индукции имеет строго ограниченную область приложения. В частности, он не должен применяться в рассуждениях об объектах, обозначаемых неточными, расплывчатыми именами.

Однако возникает вопрос: благодаря каким свойствам математических понятий парадоксы, подобные описанным, не могут появиться в математике? В чем состоит та особая «жесткость» математических объектов, которая дает возможность распространить на них математическую индукцию? Или, говоря иначе, какие именно объекты являются «математическими», подпадающими под действие принципа математической индукции?

Из этих вопросов можно сделать, в частности, вывод, что при обосновании математики принцип математической индукции не должен приниматься в качестве самоочевидного и исходного.

Оказывается в итоге, что древние парадоксы, касающиеся неточных имен, перекликаются с самыми современными спорами по поводу оснований математики.

Неточными являются не только эмпирические имена, подобные «дому», «куче», «старику» и т. д., но и многие теоретические имена: «идеальный газ», «материальная точка» и др.

Характерная особенность неточных имен заключается в том, что с их помощью можно конструировать неразрешимые высказывания. Относительно таких высказываний невозможно решить, истинны они или нет, как, скажем, в случае высказываний: «Человек тридцати лет молод» и «Тридцать лет — это средний возраст».

Естественно, что наука стремится исключить из своего языка неточные имена, как и содержащие их неразрешимые высказывания. Однако ей не всегда удастся это сделать. Многие се имена заимствованы из повседневного языка, модификация и уточнение их не всегда и не сразу приводят к успеху.

Например, неточными являются обычные имена, связанйые с измерением пространства и времени. На это впервые обратил внимание А. Эйнштейн. Он показал, что имена «одновременные события» и «настоящее время» не являются точными. Легко сказать, одновременны или нет события, происходящие в пределах восприятия человека. Установление же одновременности удаленных друг от друга событий требует синхронизации часов, сигналов. Содержание обычного понятия одновременности не определяет никакого метода, дающего хотя бы абстрактную возможность суждения об одновременности событий.

То, что большинство имен являются неточными, означает, что каждый язык, включая и язык любой научной теории, более или менее неточен. Сопоставление теории, сформулированной в таком языке, с реальными и эмпирически устанавливаемыми сущностями всегда обнаруживает определенное расхождение теоретической модели с реальным миром. Обычно это расхождение относят к проблематике, связанной с приложимостью теории, оно оказывается тем самым в известной мере завуалированным. Но, конечно, это не означает, что расхождения нет.

'Б этом плане особенно остро стоит вопрос о приложимости к эмпирической реальности наиболее абстрактных теорий — логических и математических.

Применительно к математике А. Эйнштейн выразил эту мысль так: «Поскольку математические предложения относятся к действительности, они не являются бесспорными, а поскольку они являются бесспорными, они не относятся к действительности». Анализируя понятие неточности, Б. Рассел пришел к заключению, что поскольку логика требует, чтобы используемые имена были точными, она применима не к реальному миру, а только к «воображаемому неземному существованию».

Эти мнения являются, конечно, крайними. Но они хорошо подчеркивают серьезность тех проблем, которые связаны с неточностью имен.

Иногда неточные имена, подобные «молодому», удается устранить. Как правило, это бывает в практических ситуациях, требующих однозначности и точности и не мирящихся с колебаниями.

Во-первых, можно прибегнуть к соглашению и ввести вместо неопределенного имени новое имя со строго определенными границами. Например, иногда наряду с крайне расплывчатым именем «молодой» используется точное имя «совершеннолетний». Оно является настолько жестким, что тот, кому 18 лет и более, относится к совершеннолетним, а тог, кому хотя бы на один день меньше, считается еще несовершеннолетним.

Во-вторых, можно избегать неточных имен, вводя вместо них сравнительные имена. Например, иногда вместо выяснения того, кто молод, а кто нет, достаточно установить, кто кого моложе.

Разумеется, эти и иные способы устранения неточных имен применимы только в редких ситуациях и для узкого круга целей. Попытка достичь сразу же, одним движением высокой точности там, где она объективно не сложилась, способна привести только к искусственным границам и самодовлеющему схематизму.

«Несовершеннолетие, — утверждал философ И. Кант, — есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого». Очевидно, что о так понимаемом несовершеннолетии никак не скажешь, что оно может отделяться от совершеннолетия всего одним днем.

Подведем итог сказанному о многозначности и неточности имен обычного языка. Эти особенности обычных имен — предмет интереса не только чистой теории, но и нашей повседневной практики употребления языка. Всякая наша мысль и каждое наше высказывание включает имена. Как правило, они являются многозначными или неточными, а нередко и теми и другими вместе. Это нужно постоянно иметь в виду, чтобы избегать недоразумений, непонимания, ненужных, чисто «словесных» споров.

До сих пор речь шла о неточных именах. Граница множества вещей, подпадающих под неточное имя, размыта и неопределенна. Относительно тех из них, которые лежат на этой границе, иельзя с уверенностью и без колебаний сказать ни то,.что им присущи признаки, мыслимые в имени, ни то, что у них нет этих признаков.

Имя может быть размытым и недостаточно определенным также в отношении своего содержания, или смысла. В последнем случае понятие можно назвать содержательно неясным, или просто неясным.

Хороший (можно сказать, классический) пример содержательно неясного имени представляет собой имя «человек».

Неточность этого имени совершенно незначительна, если она вообще существует. Класс людей ясно и резко очерчен. У нас никогда не возникает колебаний относительно того, кто является человеком, а кто нет, особенно если отвлечься от вопросов происхождения человека, предыстории человеческого рода и т. п.

Вместе с тем с точки зрения содержания это имя представляется весьма неопределенным.

Писатель П. Веркор начинает свой роман «Люди или животные» эпиграфом: «Все несчастья на земле происходят оттого, что люди до сих пор не уяснили себе, что такое человек, и не договорились между собой, каким они хотят его видеть». В другом месте Веркор замечает: «Человечество напоминает собой клуб для избранных, доступ в который весьма затруднен. Мы сами решаем, кто может быть туда допущен». На основе каких признаков решается это? На что мы опираемся, причисляя к классу людей одни живые существа и исключая из него другие? Или, выражаясь более специально, какие признаки мыслятся нами в содержании имени «человек»?

Как ни странно, четкого ответа на данный вопрос нет. Именно это обстоятельство обыгрывается в романе Веркора: суду присяжных нужно решить, является ли убийство «тропи», обезьяночеловека, убийством человека или же убийством животного.

Существуют десятки и десятки разных определений человека.

Одним из самых старых и известных из них является определение его как животного, наделенного разумом. Но что такое разум, которого лишено все живое, кроме человека?

Философ Платон определил человека как двуногое бесперое существо. Другой философ, Диоген, ощипал цыпленка и бросил его к ногам Платона со словами: «Вот твой человек». После этого Платон уточнил свое определение: человек — это двуногое бесперое существо с широкими ногтями.

Еще один философ охарактеризовал человека как существо с мягкой мочкой уха. Благодаря какому-то капризу природы оказалось, что из всех живых существ только у человека мягкая мочка уха.

Последние два определения позволяют безошибочно и просто отграничивать людей от всех иных существ. Но можно ли сказать, что в этих определениях раскрывается содержание имени «человек»?

Вряд ли. Они ориентированы на сугубо внешние и случайные особенности человека и ничего не говорят о нем по существу. Разве человек перестал бы быть самим собою, если бы у него ногти были несколько поуже или мочка уха твердой? Пожалуй, нет.

Философ А. Бергсон отличительную особенность человека усматривал (не без иронии) в способности смеяться и особенно в способности смешить других. Неуклюжие или забавные движения животного могут вызвать наш смех. Но животное никогда нс задается специальной целью рассмешить. Оно не смеется само и не пытается смешить других. Только человек смеется и смешит.

В каждую эпоху имелось определение человека, представлявшееся для своего времени наиболее глубоким. Философ. Р. Барнет писал, что для греков человек — это мыслящее существо, для христиан — существо с бессмертной душой, для современных ученых — животное, производящее орудия труда. Сверх того, для психолога человек является животным, употребляющим язык, для этика — существом с чувством высшей ответственности, для теории эволюции — млекопитающим с громадным мозгом и т. д.

Это обилие определений и точек зрения на «сущность» человека и его «отличительные особенности» связано, конечно, с недостаточной четкостью имени «человек», с неясностью его содержания.

Еще одним примером содержательной неясности может служить понятие «токсичное вещество**.

Растущее внимание к токсикологии окружающей среды находит отчасти свое выражение в постоянном росте числа таких веществ. Одно из первых руководств по профзаболеваниям, изданное в Соединенных Штатах в 1914 г., включало всего 67 наименований токсинов. Стандартный справочник 1969 г. включал уже 17 тыс. наименований. Составляемый сейчас полный список токсинов, применяемых в промышленности, по некоторым оценкам, будет насчитывать 100 тыс. наименований. Ясно, что бурное увеличение количества токсинов обусловлено не столько появлением новых веществ, неблагоприятно воздействующих на живые существа, сколько постоянным изменением самих представлений о том, какие именно вещества должны относиться к токсинам.

Имя может быть неточным. Оно может быть неясным по содержанию. Очевидно, что возможен случай, когда имя оказывается одновременно неточным и неясным. В этом случае оно является, так сказать, «вдвойне расплывчатым».

Например, имя «игра» охватывает очень широкую и разнообразную область, окраины которой окутаны туманом и неопределенностью.

Мы говорим не только об играх людей, но и об играх животных и даже об игре стихийных сил природы. Если брать только игры человека, то игрой будут и футбол, и шахматы, и действия актера на сцене, и беспорядочная детская беготня, и выполнение стандартных обязанностей, предполагаемых такими нашими «социальными ролями», как «роль брата», «роль отца» и т. п., и действия, призванные кому-то что-то внушить и т. д. В случае многих ситуаций невозможно решить, делается что-то «всерьез» или же это только «игра».

Понятие «игры» столь же неопределенно по своему содержанию. Всякая ли игра должна иметь правила? Во всякой ли игре помимо выигравших есть и проигравшие? Оказывается, даже на эти важные вопросы не так просто ответить.

Психологи Ж. Пиаже и Б. Инельдер в книге «Психология ребенка» пишут, что дети, проявляющие эгоцентризм в коммуникативной деятельности, проявляют его и в своих играх. Когда играют взрослые, то все придерживаются правил, известных всем участникам игры, «все взаимно следят за соблюдением правил, и что самое главное — царит общий дух честного соревнования, так что одни участники выигрывают, а другие проигрывают согласно принятым правилам». Маленькие дети играют совсем по-другому: «Каждый играет согласно своему пониманию игры, совершенно не заботясь о том, что делают другие, и нс проверяя действий других… Самое главное заключается в том, что никто не проигрывает и в то же время все выигрывают, поскольку цель игры заключается в том, чтобы получить удовольствие от игры, подвергаясь в то же время стимуляции со стороны группы…».

1Ъворя о содержательно неясных именах, не следует представлять дело так, что неясность — это удел нашего повседневного общения и используемых в нем понятий: «человек», «игра», «пейзаж» или «язык». Неясными, как и неточными, являются не только обиходные, но и многие научные понятия.

Один из источников споров, постоянно идущих в области биологии, особенно в учении об эволюции живых существ, — неясность таких ключевых понятий этого учения, как вид, борьба за существование, эволюция, приспособление организма к окружающей среде и т. д.

Не особенно ясны и многие центральные понятия психологии: мышление, восприятие и т. д.

Неясные понятие обычны в эмпирических науках, имеющих дело с разнородными и с трудом сводимыми в единство фактическими данными. Такие понятие не столь уж редки и в самых строгих и точных науках, не исключая математику и логику.

Например, не является ясным понятие множества, или класса, лежащее в основании математической теории множеств. Далеки от ясности и важные понятия логики: логическая форма, имя, предложение, доказательство и т. д.

Наконец, не является ясным и само понятие науки. Было предпринято много попыток выявить те особенности научных теорий, которые позволили бы отграничить их от псевдонаучных концепций, подобных алхимии и астрологии. Но полной определенности и отчетливости понятию «наука» так и не удалось придать.

Степень содержательной ясности научных понятий определяется прежде всего достигнутым уровнем развития науки. Поэтому было бы неразумно требовать большей — и тем более предельной — ясности в тех научных дисциплинах, которые для нее еще не созрели.

Следует также учесть, что понятия, лежащие в основании отдельных научных теорий, по необходимости остаются содержательно неясными до тех пор, пока эти теории способны развиваться. Полное прояснение таких понятий означало бы, в сущности, что перед теорией нс стоит уже никаких вопросов.

Научное исследование мира — бесконечное предприятие. И пока оно будет продолжаться, будут существовать понятия, содержание которых нуждается в прояснении.

Средством прояснения имени иногда оказывается исследование его происхождения, прослеживание изменений его содержания со временем. Однако значение анализа этимологии слова для уточнения его содержания чаще всего переоценивается. Приведем несколько простых примеров для подтверждения ограниченного значения этимологии имени в разъяснении его содержания.

Один лингвист написал книгу о происхождении и эволюции слова «кибернетика» и представлял эту работу как вклад в науку кибернетику.

Но отношение является скорее обратным. Не этимология имени «кибернетика» делает ясным сто содержание и раскрывает, чем является наука с таким именем. Развитие самой кибернетики и уточнение основных ее принципов и понятий проясняют данное имя и саму его этимологию.

«Феодал» и «феодализм» первоначально были терминами судебной практики. В XVIII в. они стали довольно неуклюжими этикетками для обозначения некоторого типа социальной структуры, довольно нечетко очерченной. Только во второй половине XIX в. эти термины приобрели современное, достаточно ясное содержание.

Слово «капитал» первоначально употреблялось только ростовщиками и счетоводами, и только позднее экономисты стали последовательно расширять его значение… Слово «капиталист» появилось впервые в жаргоне спекулянтов на первых европейских биржах. Слово «революция», появившись в астрологии, означало правильное и беспрестанно повторяющееся движение небесных тел.

Все эти этимологические экскурсы ничего — или почти ничего — не значат для более полного понимания указанных слов.

Обращение к истории слова, к эволюции его значения — в общем-то неплохой прием для прояснения этого значения, и в обычной жизни, стремясь яснее понять что-то, мы нередко прибегаем к такому приему. Однако нужно помнить, что эволюция значения может быть непоследовательной, запутанной, а то и просто противоречивой. Слишком доверчивое отношение к «изначальному» смыслу слова, к его происхождению может подвести в любой момент.