О древнепольском языке до xiv столетия

История языка представляет две стороны: внешнюю (географически-этнологическую) и внутреннюю (грамматическую). Материал для внешней истории языка совпадает в значительной степени с материалом для истории и истории литературы. Для внутренней же истории языка материалом служит сам язык как предмет исследования.

Для того чтобы представить внутреннюю историю языка в полном ее развитии, современная наука обладает следующими средствами:

• 1) Рассмотрение строя и состава теперешпего языка во всем его разнообразии и выделение отдельных слоев его образования.
• 2) Сравнение с родственными языками, и даже — в некоторых случаях — с развитием языка человеческого вообще.
• 3) Рассмотрение явлений, представляющих результат влияния дапного языка на иностранные, и, наоборот, исследование слов и оборотов, заимствованных в данный язык из других языков.
• 4) Изучение памятников прошедшего.

По памятникам известного времепи нельзя судить безотносительно о живом языке того же времени, так как 1) памятники никогда не могут исчерпать всего богатства языка, ограничиваясь только на известные стороны умственной жизни парода, и 2) так как у самого даже неразвитого народа, при совершенном отсутствии литературы в строгом смысле этого слова, все же таки образуется кое-какое правописание, не всегда передающее точно звуки языка, и даже известный прием литературного, торжественного выражения мыслей, различный от выражения их словесного. Поэтому-то языкоисследователь должен, только основываясь на памятниках известного времепи, с помощью других научных средств, находящихся в его распоряжении, воссоздать живой язык этого времени. Это, разумеется, гораздо легче при языках, живущих и в настоящее время, чем при языках, давно окончивших свое существование. (стр. 1).

Вследствие исторических перемен звуков, без нарушения однако ж физиологических условий их образования и развития, произошли в польском языке, как и во всех прочих славянских, известные несовпадения физической природы звуков с их значением в чутье народа. Итак:

• 1) Звук физиологически сложный есть для чутья народа (в механизме языка) простой; таковы именно: с, dz, 6, dz, ? и наконец 6, dz. Одни из них и по происхождению (этимологически) просты: 6—t (перед е и т. п.) и т. и., другие сложны по происхождению: с—tj и т. п.
• 2) Звук физиологически твердый играет в механизме языка роль мягкого; таковы: с, dz, с, dz, г; и наоборот, согласный физиологически мягкий чувствуется в механизме языка твердым: kf, g' …
• 3) Известный звук чувствуется мягким для другого, хотя они образуются в разных местах рта: к—с, к — с и т. п.; и наоборот, 6, dz, мягкие физиологически для твердых (физиологически) с, dz, не находятся с ними в связи этимологической.

Чем объяснить это? Просто тем, что с, dz, с, dz, z, с, dz произошли из звуков и физиологически простых, с, dz, ё, dz, 2— из физиологически мягких, а к g' представляют только видоизменения согласных к и g перед известными гласными: e (=i> или о) и i (=y).

Таким же точно образом объясняется явление, что мягкие (в механизме языка) произносятся совершенно другим органом, нежели соответствующие им твердые: ср. к—с; с, g—dz, dz—z и т. п. Они (переходно-мягкие) произошли от непереходно-мягких того же органа, что твердые. При такого рода переходном смягчении мягкие перешли в другой орган, но соответствующие им твердые остались на прежних местах и чутье их отношения к мягким (к заменителям, представителям мягких) тоже еще не исчезло.

То, что я говорю здесь об отношениях согласных, вполне применимо и к отношениям гласных. (стр. 39).

В собственных именах необходимо различать разпые эпохи, разпые слои их образования. В историческом развитии собственных имен замечается постепенный переход от конкретности к абстрактности, так что, быв когда-то живыми звуками, вызывающими всегда представление известной личности пли местности, они делаются наконец условным знаком того же почти рода, как число или бумажные деньги.

Принципа разделения славянских языков (как и всех языков вообще) следует искать пе в отдельных фонетических различиях, но в общих стремлениях, обуславливающих своеобразное развитие всего механизма языка.

Г1ри самых даже, по-видимому, простейших процессах, совершающихся в языке, необходимо иметь в виду силу бессознательного обобщения, действием которой народ подводит все явления душевной жизни под известные общие категории. («Положения», стр. II).