Возрождение Русского государства

Василий II (1425−1462) начал отбирать уделы у князей, передавая их своим сыновьям. При нём стали создаваться уезды, в которые князь назначал наместников. Возник боярский совет, который при Иване III становится Боярской думой. Состав думы изменился после того, как в неё вошли бывшие удельные князья и не подчинявшиеся ранее великому князю бояре. Однако теперь они стремились уже не обособиться, а получить в управление хорошее местечко, где местное население должно было оплачивать их «кормление». Началась борьба за места вблизи великого князя, вылившаяся в соперничество аристократов, стремящихся доказать знатность своего происхождения и близость своего рода к великому князю. Теперь уже великокняжеские наместники стремились обособиться и извлечь побольше выгод из своего кормления. При Василии III создаётся Государев двор, в котором выделяются военно-командная структура — Двор и Дворец — система гражданского управления страной. Иван III лишил бояр права перехода на службу к другим князьям, заставляя их давать «клятвенные грамоты» ему на верность. При нём утвердилось местничество — ступенчатая система управления на местах, где каждый чиновник-аристократ получал с прикреплённого к нему местного населения продукты в кормление [36, с. 67, 75−76].

Избавленная от иноземного ига, Русь развивалась в конце XV — начале XVI вв. подобно другим европейским государствам. Крупные земельные собственники (бояре и церковные иерархи), передававшие свои вотчины по наследству (или по должности), как отмечал известный исследователь русского средневековья Н.П. Павлов-Сильванский, были подобны крупным западноевропейским чиновникам: графам и виконтам, и обладали на своей земле правом иммунитета. Бояре и игумены монастырей имели право суда не только при разбирательстве мелких дел, но даже в случае разбоя и душегубства, и право приговаривать виновных даже к смертной казни. При этом они могли учинить расправу не только над своими холопами, но и над живущими на их землях свободными крестьянами [182, с. 288−291].

Русский землевладелец-аристократ (подобно средневековому франку времён действия Салической правды) обладал, как правило, небольшим участком земли, принадлежащим к его двору, обычно близким по размеру к среднему крестьянскому наделу, который обрабатывали принадлежащие ему люди (слуги). Помимо земли, находившейся в хозяйственной собственности господина-аристократа, ему принадлежала ещё пустующая земля, а также земля, обрабатываемая крестьянами как заимка и сдававшаяся в аренду крестьянам. Она находилась под наблюдением господина и как господская земля была свободна от «тягла» (налогов и повинностей). Эта земля могла быть также присоединена к двору аристократа и обрабатываться его людьми. Другие земли, обрабатываемые барщинным крестьянским трудом также не считались принадлежащими двору аристократа [182, с. 293−297].

Хозяйством вотчины управлял назначенный вотчинником приказчик, ключник или посельник (в немецкой марке — мейер.), хотя в крупных боярских хозяйствах у приказчика в помощниках бывали ключники, посельники, биричи, доводчики, заведовавшие отдельными волостками или частями имения. Управитель мог быть как свободным человеком, но чаще феодально зависимым крестьянином или даже холопом своего хозяина-вотчинника. Само принятие ключа от аристократа в домонгольские времена делало человека холопом этого аристократа. Однако заключение ряда с аристократом позволяло оставаться свободным человеком. Впоследствии, согласно Судебнику 1550 г., ключник (приказчик) не становился холопом, и мог стать холопом лишь по договору о самопродаже в холопство. Следует заметить, что положение холопа не соответствовало положению греческого или римского раба, рассматривавшихся подобно вещному имуществу господина, хотя и означало зависимость от него. Кроме того, на Руси существовали формы зависимости условной, временной и добровольной. Во всяком случае «боярский человек добрый» стоял выше и по имущественному и по юридическому положению, чем формально свободный крестьянин или горожанин. Управляющий полностью заведовал собственным хозяйством господина на земле, принадлежащей к господскому двору, наблюдал за трудом на земле, где отрабатывалась барщина, и лишь собирал оброки и подати с земель, находящихся в пользовании крестьян. За работу приказчик не платил налога господину, получал от него в пользование участок земли и часть (чаще натуральных) строго фиксированных сборов с крестьян в свою пользу. Случалось, что управитель получал от вотчинника во владение деревню с половниками (обязанными за ссуду выплачивать половину урожая или более) и подворниками (платящими подати и налоги со двора) [182, с. 297−302].

Всё взрослые крестьяне в XV в. обычно жили семьями, ведущими собственное хозяйство, если отец позволял им выделиться из руководимой им большой семьи, но иногда даже после смерти отца они сохраняли общее хозяйство, периодически переделяя землю на отдельные полосы, чтобы разные по качеству участки не давали преимущества ни одному из братьев. Кроме того, крестьяне продолжали жить вервями — малыми общинами (очевидно, родового, реже территориального происхождения), составленными из дворов одной деревни (в среднем по 4 двора). В этих общинах участки земли делились по жребию, и чтобы ни у одной семьи не было преимущества или недостатка, обусловленных качеством земли, производились периодические переделы. При общинном выделении участков учитывались трудовые силы работников и их семейное положение. Помимо малых существовали и большие податные общины (очевидно, территориального происхождения), которые, как правило, объединяли крестьян нескольких небольших деревень, составлявших волость. Волостная община возникала либо из разрастания малой общины, но чаще из сложения земель (включая угодья) разных по происхождению малых общин. Пахотная волостная земля могла принадлежать общине или аристократу, который передавал её во владение общине. Помимо этого на территории волости располагались земли принадлежащие аристократу, церкви или самому царю, которые волость могла взять в аренду на оброк. Членами общины были крестьяне-дворохозяева. Остальные считались «захребетниками», жившими за счёт члена общины и освобождались от тягла. Периодически волостная общинная земля измерялась общепризнанной волостной верёвкой нанятым волостью верёвщиком и переделялась между малыми общинами. Все угодья принадлежали всей общине. Часть из них периодически переделялась между хозяйствами, часть постоянно находилась в общем пользовании (Также обстояло дело и в средневековой немецкой и хорватской общине.). Во главе волости-общины стоял староста или сотник (сотский), которого выбирала община. Староста согласно решению всего «мира» (т.е. схода всей общины) осуществлял раскладку податей по различным податным единицам площади (сохам, обжам, вытям или верёвкам) и сбор податей. Например, на рубеже XV—XVI вв. монастырские крестьяне, согласно барщине, должны были пахать 5 десятин земли на себя, а шестую — на монастырь. Внутриобщинные дела рассматривал мирской суд. Уголовные дела и дела, выходящие за рамки общины, решал суд во главе с княжеским наместником, но при непременном участии старосты и «добрых людей», включавших выборных мирских представителей из числа наиболее влиятельных (обычно, пожилых, ведущих своё происхождение от первобытных старейшин) и, часто, богатых крестьян. Иногда в волости имелась съезжая или мирская изба, где собирались все волостные должностные лица. Наместник и его тиуны не только разбирали уголовные дела, но и контролировали сбор податей. В центральном селе общины обычно строили церковь. Нередко в церкви хранились мирские деньги, а на церковную трапезу, например, по случаю престольных праздников собиралась вся община. Иногда в волости был даже монастырь для призрения престарелых [182, с. 54−57, 265−270, 278−286].

Н.И. Павлов-Сильванский, разносторонне изучавший средневековье, постоянно сопоставлял русское, германское и европейское средневековое землевладение, вообще, и пришёл к выводу об идентичности рассматриваемых земельных отношений [182, с. 295]. Он показал, например, что и в русской общине, и в немецкой марке, общинные дела решались на сходке всех членов общины. Общую сумму податей по дворам также распределяла вся община. Судебные дела также рассматривались в общине, а в более высоком суде наряду с представителями государственной власти принимали участие представители крестьян. Марка также строила и содержала церковь, а из её мирской кассы осуществлялась благотворительность. Точно также леса, выгоны и воды находились в нераздельном общем пользовании общины [182, с. 53−54, 295].

В наиболее тяжёлом положении оставались бесправные холопы (если они не получали от хозяина-аристократа какой-либо управленческой должности), трудившиеся в домашнем хозяйстве своего господина, хотя случалось, что иногда хозяин сажал холопа на свою землю, заставляя выполнять крестьянскую работу, или находящийся в безвыходном положении человек сам продавался в холопы [182, с. 296].

Иван III для облегчения положения крестьян поощрял переходы крестьян от одного аристократа к другому и на свободные государственные земли, для создания заимок и запашек. Для того чтобы крестьянин мог обосноваться на новом месте, он освобождал его от налогов на несколько лет, иногда на срок до 20 лет. Однако, когда процесс создания единого государства был в основном завершён, в 1497 г. был издан Судебник Ивана III, где право перехода крестьянина от одного хозяина к другому было ограничено неделей до Юрьева дня (26 ноября по старому стилю) и неделей после Юрьева дня, что позволяло помещику получить после сбора урожая с крестьянина «пожилое» на выход, но затрудняло крестьянину уход в холода, и, в конечном счёте, способствовало закреплению крестьян за одним аристократом (В Псковской земле днём ухода «изорников» [арендаторов земли, отдававших за аренду хозяину земли значительную часть урожая] было «Филиппово заговенье 14/27 ноября.). Судебник 1497 г. издавался явно в интересах аристократии, потому что статьями 46, 47, 55, 63 и другими закреплял поместную форму землевладения и особенно жестоко, вплоть до смертной казни, статьями 8−14 наказывал за покушение на жизнь или собственность аристократов. Другие статьи: 1−8, 15−20, 26−29, — ставили центральные (великокняжеский и боярские) суды выше местных, а статьи 37, 38, 43, 45 и другие, — закрепляли контроль с их стороны над наместничьим судом. Процессуальный прогресс выразился в применении расследования вместо состязания сторон на суде. Присоединяя Новгород, Тверь, Вятку, Псков, Смоленск и другие города Иван III и Василий III, иногда одаряли своих сторонников землями, отнятыми у сопротивлявшихся присоединению бояр, переселяя их в центральные районы, но очень неохотно раздавали земли со свободными черносошными крестьянами [36, с. 76; 172, с. 936; 207, с. 68−69].

В конце XV — начале XVI вв. происходило не только возрождение, но подъём культуры, связанный с объединением государства. Летописание приобрело государственный характер. Из многих летописей составлялись своды, где исторические сведения подвергались редактуре, чтобы текст исторически обосновывал право власти московских великих князей над всей Россией. В XV в. при монастырях открывались и расширялись школы, что способствовало распространению грамотности, особенно в городах. В ряде городов и монастырей и даже частными лицами создавались летописные своды. Впервые сербом Пахомием Логофетом был создан «Хронограф», описывающий историю многих стран. Возник ряд героических повестей. Появилось первое описание путешествия «Хождение за три моря «купца Афанасия Никитина. В зодчестве возникли различные школы, например, московская и новгородская. Привлекались иностранные инженеры и архитекторы. Рудольфо Аристотеле Фьораванти выстроил в Кремле главный Успенский собор и создал проект Московского Кремля, в постройке которого участвовали многие итальянские и русские архитекторы. Алевиз Новый (Алоизио Ламберти да Монтаиьяиа) построил собор Архангела Михаила и множество храмов в Москве. В 1489 году псковские мастера выстроили В Кремле Благовещенский собор. Вырабатывался новый московский архитектурный шатровый стиль. В этом стиле в 1532 г. в подмосковном селе Коломенском по случаю рождения сына Василия III Ивана построили каменную церковь Вознесение по образцу деревянных шатровых церквей. Шатровый стиль стал распространяться из Москвы по всей стране. Среди иконописцев работала школа Андрея Рублёва. Успенский собор расписал с помощниками продолжатель традиций Рублёва Дионисий, оставивший ряд прекрасных работ в церквях ряда городов.