Исключение из правил?

Открытие конца XX века казалось бы переворачивает наши представления об общественном строе и религии мезолитических людей. В Гёбекли-Тепе в 15 км от города Шанлыурф (античная Эдесса) в юго-восточной Турции в регионе верховьев Тигра и Евфрата был обнаружен, как предположили некоторые исследователи, «храмовый комплекс», относящийся, судя по определенной радиоуглеродным методом дате, к середине 10 — началу 8 тысячелетий до н.э., после чего он был преднамеренно засыпан людьми или сползшим с горы селем. Комплекс состоит примерно из 20 аналогичных сооружений, 4 из которых раскопаны. Сооружения имеют округлую форму. В самом большом из них диаметром в 30 метров с внутренней стороны стены располагаются скамьи, ближе к центру расставлены по кругу каменные Т-образные колонны высотой в 3 метра, а внутри ещё круг из таких же колони высотой в 5 метров. На территории комплекса обнаружены кости оленей, быков, овец, кабанов и птиц, которых, как думают учёные, там приносили в жертву. Изображения этих животных вырезаны на колоннах святилища (Кабаны, лисы и некоторые другие животные представлены также в виде скульптур.) наряду со львами, леопардами, газелями, ослами, лисами, змеями, стервятниками, журавлями, гусями, утками, скорпионами, пауками и тысяченожками, которых, как предполагается, там приносили в жертву. Кроме того, на колоннах вырезаны пиктограммы, очевидно передающие ознакомленным с ними какие-то сведения. Судя по повторению знаков, в данном случае имеет место переход от пиктограммы к иероглифике. Найденные остатки растений и животных не позволяют говорить, что они уже окультурены.

Многие интерпретаторы предполагают нечто невероятное. Предположения о космических пришельцах, культе единого иудео-христианско-мусульманского бога и обсерватории просто не заслуживают критики. По менее фантастическим разъяснениям, «оказывается», что постройки представляют собою храмы, предназначенные богам, связанным с культом плодородия, что предполагает наличие жречества. Тяжесть колонн (до 50 топи) говорит о труде множества людей, число которых достигает якобы 500 и возможно более человек, собранных единым культом из разных племён; хотя, может быть, «необходимость» кормить строителей требует труда ещё многих сотен, а это будто бы указывает на «рабский» труд и, следовательно, на начатки государственности. Отсюда «несомненный» вывод о воздействии развитой религии и социальной дифференциации в эпоху охоты и собирательства на переход к земледелию. Всё в точности наоборот по сравнению с прежними историческими фактами.

Однако открыватель комплекса и руководитель раскопок немецкий археолог Клаус Шмидт считает, что Гёбекли-Тепе — «ранненеолитическая площадка», а её строители возделывали растения и содержали животных. Он также указывает на находки орудий, которые можно использовать для сбора урожая зерновых культур, и большое количество каменных ступок для толчения зерна [269, с. 17, 242].

Следует отметить, что в 30 км от Гёбекли-Тепе в районе горы Каракадаг встречается тот вид дикой пшеницы, который был одомашнен в X тысячелетии до н.э. [см. 66]. К тому же земледелие и животноводство несомненно известны в данном регионе с 9 тысячелетия до н.э. В полутора сотнях километров от Гёбекли-Тепе в северной Сирии на левом берегу среднего Евфрата известно ранненеолитическое поселение Джерф-эльАхмар (9600 — 8500 гг. до н.э.) со складами, где, очевидно, хранилось и зерно. Там были найдены изображения лисы, змеи, зигзагообразные линии и круги очень похожие на изображения в Гёбекли-Тепе [см. 33; 54]. Примерно на таком же расстоянии, также в Сирии у гор Таурус, был обнаружен даже город Телль-Кварамель, относящийся ко второй половине 9 тысячелетия — 8 тысячелетию до н.э. и периоду раннего неолита с домами (снабжёнными канализацией), построенными из блоков из речного ила на каменных фундаментах, с башней диаметром в 7,5 м, высотой в 9 м и толщиной стен в 2 м (что явно указывает на ее оборонное назначение, и, следовательно, либо на эпоху «племенных союзов», либо даже протогосударствеиности). Там также были найдены каменные сосуды и похожие на знаки из Гёбекли-Тепе изображения змей и тысяченожек (см. 104).

Как мезолит, так и развитый неолит и даже начало медного века в рассматриваемом регионе представлены огромным, насчитывавшим (по разным оценкам от 5 до 20 тыс. человек) поселением Чатал-Хююк (прежде огласованным как Чатал-Гуюк), относящимся к 7500−5400 гг. до н.э. (а возможно и к более раннему времени) расположенным в долине реки Коньи в 50 км от города Коньи и в 11 км от города Гурма в Южной Анатолии. Здесь найдены как полудикие виды, так и явно окультуренные 3 вида пшеницы и несколько видов ячменя наряду с другими окультуренными растениями. Земледелию способствовал оросительный канал, прорытый к селению от реки Чаршамба. Жителям Чатал-Хююка было известно также и животноводство, представленное одомашненным крупным рогатым скотом и козами, а также полудикими овцами.

Для выяснения предназначения сооружений Гёбекли-Тепе чрезвычайно важно обратить внимание на находки в Невалы-Чори (Долине Чумы), расположенной недалеко от Гёбекли-Тепе на реке Евфрат у подножия гор Тавра в восточной Турции. Здесь раскопки обнаружили памятники времён раннего неолита второй половины 9 тыс. лет до н.э., включающие поселение и культовое сооружение, напоминающее комплекс Гёбекли-Тепе. В отличие от Гёбекли-Тепе культовое сооружение Невалы-Чори имеет квадратную форму со столбами по стенам и два Т-образных столба посредине. Можно с уверенностью предположить, что оба сооружения предназначались для одной и той же цели. Клаус Шмидт [269, с.77] и другие исследователи [см. 80; 68] приводят 2 рисунка (скорее всего, реконструирующие осуществлявшийся ритуал), на котором изображены столбы Невалы-Чори (а возможно и Гёбекли-Тепе), на которые по приставным лестницам лезут люди. На левом рисунке на столбе лежит человеческая голова, на другом на столб падает безголовое тело человека. На верху каждого столба по бокам от головы и от тела сидят стервятники, готовые клевать и тело и голову. Кроме того, следует отметить, что в Гёбекли-Тепе есть также изображения полулюдей-полугрифов [см. 68].

Любопытно, что и предшествующая Гёбекли-Тепе мезолитическая Натуфийская культура (открытая в Вади-эн-Натуф в Палестине, датируемая 12 500−9500 годами до н.э.) уже знала поселения, мотыги, серпы для специализированного собирательства злаков и зернохранилища, каменные ступки и песты (для растирания зёрен), а также одомашненных собак. Для Натуфийской культуры характерны также нередко встречающиеся человеческие черепа, отделённые от погребённых тел. При этом черепа, украшенные раковинами, хранились отдельно [см. 80]. Учёные справедливо предполагают, что этот похоронный обряд связан с культом предков. Более поздней, чем Гёбекли-Тепе культуре Чатал-Хююка также свойственно нередко встречающееся отделение черепов умерших от тел, а также покрытие их алебастром с раскраской, изображающей лицо, и хранение их в специальных местах. Там же сохранилось и изображение грифов с человеческими ногами, терзающих обезглавленное тело человека [см. 261].

Восприятие комплекса Гёбекли-Тепе как храма возможно только благодаря незнанию теории развитития общества, социальной истории и, особенно, истории религии. В религиозных представлениях людей не может отразиться ничего кроме их (пусть даже идеализированного и нафантазированного) бытия. Охотники и специализированные собиратели эпохи мезолита не знали никаких монархов и не могли создавать богов. Не было богов — не могло быть и жречества. Нельзя полагать, что в конце эпохи мезолита (или в начале эпохи неолита) было развитое земледелие, но нельзя считать, что собирали только дикие растения. Специализированное собирательство предполагает частые посещения мест обильного урожая съедобных растений, уход за ними и, следовательно, улучшение их качеств, поэтому в мезолите ещё нет окультуренных растений, но возделываемые растения уже и не дикорастущие. По этой причине переход от дикости к культурности не позволяет с точностью отнести растения ни к одной из этих категорий. Таким же образом, одомашниваемые животные — уже не дикие, но и не домашние. Однако можно недвусмысленно понять, что серпы, ступы и песты говорят, по крайней мере, о развитом специализированном собирательстве, а хранилища — о запасах продовольствия. Несомненно, что небольшие стычки домезолитических людей из-за дичи, мнимой «порчи», обмана при обмене не могли приносить ощутимой добычи. С запасами еды и вещей грабежи стали приобретать смысл и учащаться. Нападение и оборона потребовали сосредоточения сил и более тесного объединения соплеменников. Это потребовало численого и территориального увеличения поселений. Несомненно, что объединение общин и родов способствовало распространению на них единых культов. Тем не менее, ни богов, ни жрецов, ни развитого культа плодородия не могло быть, хотя изображения женщин и мужчин с преувеличенными половыми признаками ещё как фетиши могли уже почитаться способствующими плодородию, хотя культа плодородия ещё не было. Однако культ предков продолжал развиваться.

Несомненно, что комплекс построек Гёбекли-Тепе не ограничивался использованием только камня. Т-образные столбы очень подходят для перекрытия их деревом: брёвнами, полубрёвнами, тонкими стволами, тёсом или досками. Неясно, имели ли круговые постройки крыши, но с большой долей вероятности можно предположить, что они имели концентрически расположенные помосты. Вспомним изображения обезглавленных человеческих тел, которых пожирают грифоны или иные стервятники. По-видимому, у протоиранских племён обычай отделять головы от тел и хранить их существовал ещё со времён Натуфийской культуры [см. 173]. Судя по упомянутому изображению [269, с. 72, 77; 80; 68], обезглавливание покойников и скармливание тел стервятникам продолжалось и после Гёбекли-Тепе в Чатал-Хююке [см. 161; 261]. Более того, зороастрийцы (иначе, маздаисты) с VII в до н.э. по VII в. н.э. (а иногда и в наше время) продолжали хоронить своих умерших на круглых башнях — «дакмах» («могилах»), состоящих из трёх концентрических кругов, куда укладывали на наружное кольцо мужчин, на промежуточное — женщин и на внутреннее — детей [240, с. 384; 269, с. 137]. В центре дакмы находился колодец, в который сбрасывали кости умерших. В Гёбекли-Тепе центры округлых сооружений не раскапывались. С течением времени похоронный обряд менялся с возникновением анимистических взглядов и изменением представлений о загробном мире, но оставление тела на растерзание падальщикам оставалось. Ещё палеолитические представления о помогающих и вредящих покойниках требовали, с одной стороны, их задабривать, для чего иногда и хранили их головы, с другой, далеко уносить, прятать, а, порой, расчленять тела (и иногда, как в нашем случае, даже уничтожать), чтобы покойники не могли принести живущим вреда. При этом грифы, возможно, фигурировали в веровании, что они являются культурными героями, научившими людей правильно хоронить умерших. Отсюда свойственное культурным героям (которые позднее превратятся в богов) изображение полуживотных-полулюдей, происходящих от тотемных животных, но в силу антропоморфизации получивших человеческие способности и человеческий облик. Кроме того, можно вспомнить о запрете, согласно старинному «договору» не убивать и не есть тотемных «предков», но раз в году убить и всем родом съесть либо всё тотемное животное, либо его мозг, сердце или иное «сосредоточие силы, сноровки и знаний», чтобы усвоить и приобрести эти замечательные качества. Не исключено, что и тотему надо было предоставить такую же возможность, чтобы связь его с людьми стала ещё более тесной.

Шмидт близок к истине, называя Гёбекли-Тепе «монументом культа мёртвых», и почти тут же отмечая: «Круглоплановые сооружения Гёбекли-Тепе стали идеальными дакмахами для зороастрийской традиции погребения» [269, с. 125,137], а Александр Иванов-Петров, не решающийся атрибутировать комплекс Гёбекли-Тепе, прямо пишет: «Изображения грифов связывают с особенностью местного культа; предполагается, что мёртвых не хоронили, а оставляли на съедение грифам (позже это было принято у огнепоклонников), а их головы отделяли от туловища и хранили как предмет культа предков (как в предшествующей Натуфийской культуре)» [см. 68]. Таким образом комплекс построек Гёбекли-Тепе, скорее всего, является местом совершения похоронного обряда, расположенным на расстоянии от жилищ, в связи с чем, там не найдено ни домов, ни запасов пищи [см. 136].