Начало процессов модернизации Востока и Юга

Как уже отмечалось, эхо Первой мировой войны, завершившейся двумя революциями в России, отозвалось на всей планете, положив, в частности, начало новому этапу взаимоотношений Запада с Востоком и Югом.

На Востоке наиболее энергично и последовательно в десятилетия между двумя мировыми войнами продолжала идти по пути научнотехнического прогресса Япония — время, прошедшее после реформ 1868 года убедительно показало значение движения страны в этом направлении: она вступила во Вторую мировую войну разгромом американского флота при Пирл-Харборе, а после войны сумела, несмотря на понесенное поражение, не только достигнуть удивительных успехов в зодчестве, дизайне, кинематографе, но так развить самые сложные производственные системы, что ныне успешно конкурирует с США и европейскими странами на международных рынках автомобилей, телевизоров, компьютеров. При этом японцы находят способы соединения научного мышления и индустриальной цивилизации со специфическим строем национальной психологии и внешними формами своей традиционной культуры — точно так же, как Россия, приобщившись к европейской цивилизации, не утратила своего национального своеобразия. Развитие японской культуры в XX веке, а вслед за ней и корейской, и тайской, а сегодня и китайской убедительнейшим образом опровергает убеждение Киплинга в невозможности Востоку «сойтись» с Западом. Опровергает это и развитие советских азиатских и кавказских республик в 20—30-е годы, к великому сожалению, прерванное распадом Союза и повсеместной активизацией националистических настроений и идей, препятствующей продолжению диалога Востока и Запада. Восстание в Чечне — крайняя форма этого печального, реакционного процесса, грозящего, как в талибском Афганистане, лозунгами национальной независимости и верности традициям ислама вернуть общество к средневековому, если не первобытному, варварству.

Выше уже отмечалась переломная роль русской революции в развитии освободительного движения во всех колониальных странах Азии и Африки; это восстания в Египте, Иране, Ираке, Турции, Индии, Афганистане против английских колонизаторов, в африканских колониях против английского, французского, бельгийского, немецкого, итальянского господства. В подтверждение приведу несколько фактов и свидетельств современников. Один из первых актов советской власти — отказ от всех неравноправных договоров царского правительства с Китаем, Турцией, Ираном и другими восточными странами, которые были вынуждены такие договоры заключать. В 1919 году Амануллахан предложил советскому правительству заключить договор о дружественных отношениях России и Афганистана. В 1920 году с аналогичной просьбой установить дипломатические отношения с Турцией и оказать ей необходимую помощь в борьбе за независимость обратился к В. И. Ленину Мустафа Кемаль. В 1921 году Сун Ят-сен обратился к Наркому иностранных дел России: «Я чрезвычайно заинтересован вашим делом, в особенности организацией ваших Советов, вашей армии и образования… Подобно Москве, я хотел бы заложить основы Китайской Республики глубоко в умах молодого поколения».

Дж. Неру писал, что «советская революция намного продвинула вперед человеческое общество и зажгла яркое пламя, которое невозможно потушить», а другой выдающийся деятель индийской культуры С. Пант, один из зачинателей романтического направления в поэзии хинди, вспоминал: «Мое внимание в те годы было прежде всего приковано к марксизму и революции в России». В Китае в 1918 году в журнале «Новая молодежь» Ли Да-чжао провозгласил Октябрьскую революцию торжеством гуманизма, справедливости, демократии и социализма. В Египте подобное движение называлось «египетским обновлением», нечто подобное происходило и в Турции, начиная с 1918 года, и в Иране, и в Индии, в естественной связи с волной национально-освободительного движения.

Конечно, взаимоотношения Востока с советской Россией проходили далеко не гладко: лидеры мусульман утверждали, что «в стране мусульманской не может быть республики», так как власть халифа предначертана Пророком; поэтому движения за независимость от «анархической» Российской Федерации развернулись на Северном Кавказе, в Крыму и Башкирии, в Туркестане и Казахстане. Однако, несмотря на поддержку этого движения белогвардейскими генералами во время гражданской войны, оно потерпело поражение, и вплоть до страшных сталинских репрессий 1944 года с депортацией целых народов отношения между их культурами и славянскими внутри Советского Союза развивались на подлинно интернационалистской основе.

В начале века восточная экзотика продолжала привлекать романтически настроенных европейских художников своим контрастом с прозаически-пошлой реальностью буржуазного мира — таково обращение к Востоку в сборнике повестей модного французского писателя П. Лоти «Дымы опиума» или в ставшей весьма популярной опере итальянского композитора Дж. Пуччини «Мадам Баттерфлай». Однако уже с 1920;х годов положение стало существенно меняться — сошлюсь хотя бы на комментарий к поэтической повести Г. Гессе «Сиддхартха» (1919—1922), «индийской поэме», как назвал ее автор в посвящении Р. Роллану: это «опыт моего образа жизни и взгляд на мир моих идей», складывавшихся под прямым влиянием войны, «с осени 1914 года, когда с недавних времен распространившееся духовное удушье стало вдруг ощутимым и мной».. Лозунг «Ех oriente lux!» стал встречать все более широкое признание европейской интеллигенции, разочарование которой в прогрессе цивилизации усиливалось и, соответственно, возрастал романтический интерес к Востоку, не знающему бед надвигающейся на Запад экологической катастрофы.

Примечательно, что новая литература, новое искусство и, тем более, новая философия многих стран Востока складывались в деятельности диаспор в европейских странах и в Америке — например, в США, Канаде и Мексике в первой половине XX века издавалось около 30 арабских газет и журналов; в 1921 году вьетнамский эмигрант Хо Ши Мин организовал в Париже Межколониальный союз цветных народов, издававший на французском языке газету «Пария».

Именно в этом контексте следует оценивать возникшее в 20-е годы на Западе, в кругах русской эмиграции движение Евразийства. Оно обычно рассматривается в узкой, идеологической перспективе дискуссии западников и славянофилов, однако имеет и гораздо более широкий — культурологический — смысл: отношения Европы и Азии перестали рассматриваться как оппозиция, противостояние, психологическая альтернатива, и начало складываться понимание возможности синтеза этих двух культур, Россия же оказалась местом, в котором этот синтез может наиболее естественно, органично и полно осуществиться.

Завершая характеристику данного периода истории культуры XX века, приведу позиции историка А. М. Родригеса, заключившего вводную главу коллективной монографии «Новейшая истории стран Азии и Африки» формулированием «итогов социального развития Востока в первой половине XX в.». К рассматриваемому нами культурному аспекту описанного процесса имеют отношение следующие его выводы:

• 1. Началась «модернизация общества., связанная с индустриальной цивилизацией, новейшими достижениями науки и техники».
• 2. Этот процесс «захватил не все социальное пространство Востока., а всего на 10—20% населения».
• 3. «Как объект колониальной эксплуатации Восток в большей мере был подвержен воздействию извне»; поэтому все «потрясения планетарного или регионального масштаба ощущались Востоком … более глубоко и болезненно», чем Западом.
• 4. Процессу обновления серьезно препятствовали «традиционный груз социального консерватизма., господство этнических, религиозных, кастовых, племенных и региональных барьеров, определяемых ими взглядов, убеждений, догм и требований, культурных традиций и духовного наследия».
• 5. В таких условиях жители городов «не теряли полностью связей с традиционным обществом», а «основная часть крестьян «принадлежала традиционным укладам».
• 6. «К середине века центр тяжести всех социальных (да и прочих) процессов на Востоке постепенно переместился в города…»

Соглашаясь в принципе с этим резюме, замечу, что оно непосредственно относится только к Востоку, к странам Азии, в Африке же общая ситуация была, по понятным причинам, более консервативной. Все же историки отмечают, что и здесь «в период между двумя мировыми войнами… стали возникать политические партии», Национальные конгрессы и ассоциации, афро-христианские церкви и секты. В Южно-Африканском Союзе длительная борьба негритянского населения с расизмом завершилась в 1942 году отказом правительства Я. Смэтса (известного философа, о холистской концепции которого уже шла у нас речь) от расовой сегрегации, а еще в 1939 году ЮАР вступила на стороне Англии в мировую войну.

Перемены эти, несомненно, заслуживают внимания историка, в частности, историка культуры, но их не следует и переоценивать: хотя «с начала XX века, — отмечает В. Б. Мириманов, — стал расти слой местной интеллигенции, однако деревенские жители, составляющие более восьмидесяти процентов населения Тропической Африки, по сей день живут почти так же, как жили их предки». Все же известная динамика бытия существует и здесь, и исследователь имел основания заключить, что «развитие и модернизация», определяющие «общую судьбу стран третьего мира», захватывают и сей наиболее архаичный, регион.

Но об этом разговор пойдет уже в следующей лекции.