Королевства варваров. 
Средневековье. 
Новое и новейшее время

Идея государственности у варваров

Своеобразие менталитета германцев, отмеченное нами выше, выражалось в том, что само понятие государства в его абстрактном значении им было недоступно. В основе идеи государства варваров лежит понятие gens — народа, объединенного общностью происхождения и языка. Не случайно хронисты варваров с невероятной дотошностью описывают родословие своих королей и происхождение того или иного племени. Хронисты при этом стремятся представить это происхождение более древним, вывести его от какого-нибудь бога или героя, например Александра Македонского. Замечено, что это не простое тщеславие, а попытка придать легитимность власти варваров над покоренными римлянами, что уже отражает возросшую степень культурного развития. Возрастает самосознание хотя бы элиты варваров, подспудно понимающих нелепость собственных действий, превративших цветущую империю в грандиозную помойку. Излишне говорить, что переселение народов, а точнее вторжение варваров в империю, привело к цивилизационной катастрофе — большинство городов были стерты с лица земли и разграблены, население перебито. Уровня развития античной цивилизации Европа достигает только к началу Нового времени — это доказанный факт! Иногда это сознание приобретает наивные формы — римляне сами нас пригласили; это можно встретить у лангобардов.

Однако понятие народа имеет сугубо персоналистский оттенок. Народ — это совокупность, субъектность которой доступна только в форме королевской власти. Есть король — есть государство и народ, нет короля — ни того ни другого нет. Не случайно народное собрание очень быстро деградирует до уровня Мартовских полей, где проводятся ежегодные смотры народного ополчения, но серьезные вопросы уже не решаются. Эта идея могущества короля очень хорошо просматривается в одном из эдиктов короля лангобардов Ротари, где читаем буквально следующее: «Если кто совещался с королем о лишении жизни другого или убил человека по его приказанию, нет ему ни в чем вины, и пусть во все времена ни он, ни наследники его не терпят от того, на жизнь которого покушались, или от наследников его взысканий или беспокойства; ибо мы полагаем, что сердце короля находится в руке Божией [и] невозможно то, чтобы кто-нибудь смог снять обвинение с того, кого король приказал убить» (Ed. Ro. 2).

Тем не менее, власть не должна преследовать откровенно несправедливые цели. Король — это воплощенная добродетель: «гех eris si recte facies, si non facias, non eris» («король тот, кто поступает по справедливости, иначе он не король»), как писал Исидор Севильский. Эта справедливость требует, чтобы законы, издаваемые королевской властью, санкционировались формальным одобрением народа (gentis consultu decrevimus). Не случайно пролог к Салической правде имеет следующие строки: «Было угодно франкам и установлено между ними и их вождями отсечь в целях сохранения внутреннего мира все ненавистные поводы к спорам» (L. Sal. Prologus II). Однако до более сложных конструкций государства остается не менее 600 лет, только европейские юристы XIII столетия приступают к выработке сложных юридических конструкций.